На собеседовании с профессором Персом

Приказ ген. Розанова о способах подавления восстаний едва ли не прежде всего был применен в районе Ачинского уезда в самом конце марта и начале апреля 1919 г. О том, что там происходило и как себя там держали правительственные войска, я узнавал от местных крестьян, приезжавших в город по разным делам и там сообщавших все свои новости. Я делал записи с их слов, проверял одни показания другими и, когда картина для меня становилась ясной и не требовавшей дальнейшей проверки, я оперировал этими данными там, где находил это нужным, и преследуя те цели, какие я себе ставил.

Считаю нужным пояснить здесь, что все нижеследующие данные, или почти все из них, мне пришлось между прочим изложить в систематизированной и обобщенной форме в беседе с посетившим тогда Сибирь английским либералом проф. Персом, делегированным к нам английским парламентом и английским правительством, как он об этом публично заявил. Эта беседа имела место 29 апреля 1919 г. в кабинете красноярского городского головы. В числе других лиц я получил приглашение на нее от управляющего губернией Троицкого, так что беседа наша с проф. Персом состоялась по инициативе администрации и носила чисто официальный характер. В ней принимали участие представители решительно всех общественных учреждений Красноярска, – /131/ города, земства, профсоюзов, кооперативов губернского и городского, национальных организаций, союза домовладельцев и политических партий, в числе представителей последних находился пишущий эти строки от партии с.-р.

Кроме того, на том же совещании присутствовали, помимо самого управляющего губернией, один из его помощников, затем прокурор суда и еще несколько официальных лиц. Приглашая всех нас на это совещание, Троицкий полагал, по-видимому, что присутствие представителей власти будет иметь сдерживающее влияние на собеседников и ему удастся все собеседование ввести в надлежащие рамки, сделать его вполне «парламентарным», т. е. безобидным для правительства, а может быть и полезным для него. Расчет этот по меньшей мере не оправдался.

В отличие от Троицкого я полагал, что, наоборот, как раз нужно воспользоваться присутствием административных лиц и заграничного гостя, посланника от демократической Англии, как нам его рекомендовали, для того, чтобы развернуть перед ним безо всяких умолчаний картину творящихся по губернии ужасов и в его присутствии указать прямо на их виновников, а также показать на ряду с этим, какую роль играли в тогдашней Сибири союзники, в частности сами англичане. Проф. Перс хорошо говорил и хорошо понимал по-русски; он схватывал даже оттенки русской речи, так что это облегчало возможность выполнения всей намеченной мною программы. Помог мне также и сам управляющий губернией, так как, лишь я начал говорить, он написал профессору несколько слов для моей характеристики, заставившие профессора быть ко мне очень внимательным. Я был тогда очень тронут этой любезностью г-на управляющего губернией.

Когда наступила моя очередь взять слово, я сказал профессору, что мы, русские, – и в частности мы, сибиряки, – как общее правило, больше знаем о заграничной жизни, в том числе о жизни Англии, чем англичане знают о нас. Кроме того, мы лучше разбираемся в общественных отношениях других стран, хотя бы и очень от нас удаленных, чем иностранцы разбираются в наших, даже столь хорошо подготовленные, как сам профессор. Поэтому, вероятно, многое из того, что я имею сказать, для него покажется странным и даже невероятным, тогда как все это на деле существует у нас, и даже существует давно и очень прочно. Чтобы сразу пояснить это, я решил тут же привести конкретный пример таких «бытовых явлений» нашей жизни, каким в Англии едва ли сразу поверят, хотя реальность их вне сомнений. Профессор только что узнал от управляющего губернией, что я являюсь депутатом в Учредительное Собрание от Енисейской губ., но, быть может, он не знает, какова судьба других моих товарищей, прошедших по одному списку со мной.

Один из них, стоявший по списку первым, был очень известный по губернии общественно-кооперативный работник Нил Валерианович Фомин. Это тот самый Фомин, который являлся одним из организаторов последнего переворота и был в то же время личным уполномоченным премьер-министра Вологодского. Судьба его чрезвычайно трагична – он убит в Омске теми самыми лицами, вместе с которыми он совершал переворот. /132/

Пусть профессор не верит, если ему скажут, что это убийство имело вид простого «офицерского самосуда». Это не верно. Виновники его гибели и его убийцы не офицеры, а генералы, которых профессор и теперь найдет в Омске на высоких постах. Это – ген. Иванов-Ринов и ген. Матковский.

Но члены Учредительного Собрания гибли в Сибири не только этим путем. Еще до того как был убит Фомин, другой участник нашего списка, Портянников, бывший матрос, кандидат в Учредительное Собрание от горнорабочих Южно-Енисейской тайги, был убит около с. Тасеево красногвардейцами, считавшими его врагом народа. Заместитель его по тому же списку, Остриков, старик 53 лет, учитель из с. Ново-Еловского, отдававший половину своего заработка своим ученикам на учебные пособия, убит у себя в селе отрядами Щетинкина, уничтожавшими вообще интеллигенцию.

Едва ли на родине профессора поймут, почему и как это могло случиться, чтобы люди, искренно и глубоко преданные народу, гибли поражаемые ударами прямо с противоположных сторон. Но у нас это обычное, «бытовое явление», и тот, кто не сумеет понять его, вообще с трудом будет ориентироваться в нашей жизни, а может быть и совсем в ней не ориентируется.

Но еще менее понятным для профессора окажется строй нашей жизни, когда от этой гибели отдельных лиц он перейдет к ознакомлению с тем, как у нас гибнут люди целыми массами, поражаемые по приказу лиц, власть имущих. Европейский человек едва ли поверит даже, если ему расскажут хотя бы то, что в той же Енисейской губ. проделывает например, ген. Розанов, расправляющийся с местными крестьянами, как Атилла не расправлялся с своими врагами.

Переходя затем к методам усмирения повстанцев ген. Розановым, я привел профессору целый ряд фактов, полученных вышеуказанным путем, при чем свой обзор я сделал по всей губернии, начав его с событий в Ачинском уезде. Я не могу теперь припомнить, в каком порядке и как я сообщал эти факты проф. Персу, но самые факты я хорошо помню. Я приведу поэтому их дальше вне связи с моим собеседованием с проф. Персом, а самостоятельно, отмечая лишь в отдельных случаях, где это почему-либо потребуется, в каком виде я их передавал этому посланнику английской демократии.