Критика со стороны Троцкого и Розы Люксембург

 

Ссылки Ленина на фабричную дисциплину стали одной из тем, к которым Троцкий также обратился в 1904 году в своей известной книге «Наши политические задачи». В ней он предсказывал, что ленинские методы ведут к такому положению, когда «партия „подменяется“ партийными органами (аппаратом), партийные органы – центральным комитетом и, наконец, центральный комитет – „диктатором“»[875]. Полемизируя с «Шаг вперед, два шага назад», где, несомненно, была выражена иная позиция, нежели в «Что делать?», Троцкий писал:

 

«Согласно новой философии Ленина… для пролетариата достаточно пройти через „фабричную школу“, чтобы преподать интеллигентам, которые, между прочим, играют командную роль в своей партии, уроки дисциплины… Тот самый пролетариат, который вчера, как вы говорили, стихийно катился по пути „тред-юнионизма“, сегодня призван давать уроки политической дисциплины. И кому? Той самой интеллигенции, которая вчера должна была привносить извне политическую сознательность пролетариату!»[876]

 

В своей статье «Проблемы организации русской социал-демократии», появившейся в 1904 году как на страницах «Нойе цайт», так и в «Искре» (руководство которой уже контролировали меньшевики), Роза Люксембург также критиковала отношение Ленина к фабричной дисциплине. «Рабской покорности угнетенного класса» она противопоставляла «организованное восстание класса, борющегося за освобождение», и «добровольную самодисциплину социал-демократии»[877].

Она обвиняла Ленина в «ультрацентрализме» и в том, что он выбрал якобинско-бланкистский тип организации партии, основанный на «слепом, абсолютистском подчинении отдельных органов партии авторитету центрального органа и расширению решающих санкций этого последнего до самой отдаленной периферии партийной организации»[878]. Признавая необходимость того, что задача социал-демократической организации – вносить «политическое сознание» в классовую борьбу[879], Роза Люксембург прежде всего заботилась о «прямых и самостоятельных действиях массы»[880] и настаивала на них. Самые положительные тактические повороты в России за последние десятилетия «были всякий раз стихийным результатом самогó движения»[881].

Как и Ленин, Роза Люксембург и Троцкий отождествляли себя с активным марксизмом и открыто противопоставляли себя марксизму II Интернационала. Поэтому в конце концов после войны и русской революции они присоединились к коммунистической партии. Однако в период, предшествовавший обоим событиям, оба они отказывались видеть в ленинской концепции организации партии ключ борьбы против оппортунизма. Роза Люксембург считала, что это «чисто техническая сторона социал-демократической деятельности», и противопоставляла ей «сознательность и политическое воспитание масс в ходе их борьбы»[882]. В то же время, как это ни парадоксально, она писала, что в таких партиях, как французская и немецкая, «более строгое проведение нейтралистского принципа в организации и более жесткая формулировка параграфов устава о партийной дисциплине» могли бы послужить «своевременной защитой от оппортунистического течения»[883].

В книге «Шаг вперед, два шага назад» Ленин, повторяя замечание Троцкого на II съезде о том, что «оппортунизм создается более сложными (или: определяется более глубокими) причинами, чем тот или другой пункт устава», подчеркивал: «Не в том дело, что пункты устава могут создавать оппортунизм, а в том, чтобы сковать при помощи их более или менее острое оружие против оппортунизма. Чем глубже его причины, тем острее должно быть это оружие»[884]. Приводя эти слова Ленина, Роза Люксембург подчеркивала, что оппортунизму может способствовать как чрезмерный централизм, так и децентрализация[885]. И, явно намекая на немецкую партию, выделяла «исключительно консервативную… роль» социал-демократического руководства в том, что касалось тактических новинок, а также отмечала в «буржуазном парламентаризме… особый культурный слой настоящего оппортунистического течения в социалистическом движении Западной Европы»[886].

Учитывая несомненную разницу в подходе к этой теме Розы Люксембург и Ленина, необходимо, однако, рассматривать это в связи с различиями в национальной обстановке, на что они оба в то время обращали особое внимание. В 1904 году и в последующие годы для Розы Люксембург самой важной борьбой внутри партии, в которой она приняла активное участие, была борьба против застывшего бюрократического консерватизма и парламентского оппортунизма немецкой социал-демократической партии. Для Ленина, который пытался создать действенную подпольную партию с централизованным руководством, исходя из «бесформенного конгломерата местных партийных организаций»[887], проблема представлялась диаметрально противоположной.

Именно эти специфические русские проблемы подчеркивал Ленин в одной из ответных статей Розе Люксембург, а также Каутскому («Искра» напечатала письмо Каутского, где он одобрительно отзывался о позиции меньшевиков[888]). В своем ответе Розе Люксембург, который Каутский отказался опубликовать в «Нойе цайт»[889], Ленин обвинил ее в том, что она «величественно игнорирует конкретные факты нашей партийной борьбы и великодушно занимается декламацией…». Отказываясь принимать во внимание ее обвинения в «ультрацентрализме» и «бланкизме», он утверждал, что речь шла не о «рабской покорности» или «слепом подчинении»: «спор у нас велся, главным образом, о том, должны ли ЦК и ЦО представлять собой направление большинства или не должны»[890].

Кроме того, то, что именно он представлял себе «партию в виде фабрики», писал Ленин, просто смешно. Тот, кто это утверждает, «смешивает две разные стороны фабричной дисциплины». «Соотношение между якобинством и революционной социал-демократией „смешивает“ с отождествлением самих этих направлений»[891]. Истина всегда «конкретна», настойчиво повторял Ленин, и «лекция» Розы Люксембург «об оппортунизме… в странах парламентаризма» ничего общего не имеет с разновидностями русского оппортунизма, о которых идет речь в его книге. К тому же, продолжал Ленин, «я никогда и нигде не говорил подобной бессмыслицы – что устав партии является оружием „сам по себе“»[892].

 

Образец массовой партии

(1905 – 1907)

 

Реакция Ленина на значительную временную свободу после революции 1905 года показывает, что его организационная практика не могла удержаться в рамках консерватизма и безынициативности, свойственных руководству немецкой социал-демократии. До сего времени он отдавал предпочтение узкому составу партии в противовес широкому, за который выступали меньшевики; теперь же он настаивал на необходимости отбросить всякие предосторожности и привлекать в партию новых членов, расширяя ее состав, несмотря на оппозицию большевистских комитетчиков, замерших на прежних позициях. Уже в феврале 1905 года Ленин говорил о необходимости привлечения молодых сил:

 

«…надо только шире и смелее, смелее и шире, еще раз шире и еще раз смелее вербовать молодежь, не боясь ее … Бросьте все старые привычки неподвижности, чинопочитания и пр. …Давайте право любому подкомитету писать и издавать листки без всякой волокиты… Надо с отчаянной быстротой объединять и пускать в ход всех революционно-инициативных людей»[893].

 

В марте 1905 года в статье «Новые задачи и новые силы» он писал:

 

«…мы должны приспособляться к совершенно новому размаху движения… надо сильно расширить состав всевозможных партийных и примыкающих к партии организаций, чтобы хоть сколько-нибудь идти в ногу с возросшим во сто раз потоком народной революционной энергии… Нужно создавать… не медля ни минуты сотни новых организаций»[894].

 

Теперь это был лучший способ, с помощью которого партия могла ответить на задачу вести за собой класс, «руководить классом, быть его организатором». Естественно, все это не означало, «чтобы следовало оставить в тени выдержанную подготовку и систематическое обучение истинам марксизма»[895]. В мае 1905 года на III съезде партии, в котором меньшевики не участвовали, поскольку собрались на параллельной конференции, Ленин дал бой большевистским комитетчикам, защищая свое предложение (которое с самого начала было обречено на поражение) ввести в партийные комитеты по восемь рабочих против двух интеллигентов, поскольку «у рабочих есть классовый инстинкт»[896]. В ноябре он уже требовал, чтобы «на одного члена партии из социал-демократической интеллигенции приходилось несколько сот рабочих социал-демократов»[897].

Насколько изменилось его отношение к этому вопросу по сравнению с тем, что он говорил в «Что делать?», показывает статья «О реорганизации партии», появившаяся в ноябре 1905 года, где он писал: «Рабочий класс инстинктивно, стихийно социал-демократичен, а более чем десятилетняя работа социал-демократии очень и очень уж немало сделала для превращения этой стихийности в сознательность»[898]. Статья отвечала также на возражения, выдвинутые против его проекта массовой партии:

 

«Не забывайте, что во всякой живой и развивающейся партии всегда будут элементы неустойчивости, шатания, колебаний. Но эти элементы поддаются и поддадутся воздействию выдержанного и сплоченного ядра социал-демократов»[899].

 

С такой же гибкостью и восприимчивостью к народной инициативе Ленин поддержал в отличие от многих петербургских большевиков стихийное образование местного Совета. «Мне сдается, – писал он в ноябре 1905 года, – что для руководства политической борьбой равным образом безусловно необходимы в настоящее время и Совет… и партия»[900]. Во время революции 1905 – 1907 годов партия с нескольких тысяч выросла до более чем 30 тысяч членов, которые в апреле 1906 года выбрали своих кандидатов на IV (Объединительный) съезд, затем достигла максимального роста почти в 150 тысяч членов, представленных на V съезде в мае 1907 года[901]. Таким образом, партия подошла к этапу, на котором Ленин мог утвердительно констатировать, что большевики стали «массовой» партией[902]. Однако вскоре эта тенденция в связи с наступлением реакции пойдет в обратном направлении.