Конец политической биографии П. Столыпина

 

В 1909 г. в Думу внесен законопроект о выборах в Государственный совет по девяти западным губерниям, предусматривавший введение там земств. Целью его было обеспечение русских членов Госсовета от этих губерний (ранее все девять оказывались поляками). Выборы предусматривались по национальным куриям, причем количество выборщиков от крестьян искусственно ограничивалось 1/3; господство русских было обеспечено. В Думе проект был переработан комиссией, состоявшей в основном из октябристов, внесшей ряд поправок, например из двух критериев - земельного ценза и сословной принадлежности был оставлен только ценз, который был уменьшен в 2 раза. В результате в губернских собраниях должно было оказаться от 13 до 27 октябристов националистической партией и лично Столыпиным. Под давлением справа и сверху фракция октябристов фактически распалась на правых и левых- при обсуждении членам фракции было предоставлено право свободного голосования так как к единому мнению не пришли. Вопреки ожиданиям, не поддержали проект и правые крестьяне, “обидевшись” на искусственное ущемление их прав в земствах. Естественно, крайне отрицательно отнеслись к нему левые партии и партии национальных окраин, однако проект был принят Думой в доработанном варианте, для шести губерний, и направлен в Госсовет. В Государственном совете проект был провален, во многом благодаря закулисным интригам. Это стало сильным ударом по положению и репутации Столыпина. Пригрозив отставкой, премьеру удалось уговорить царя распустить Думу и Госсовет на три дня и провести закон по 87-й статье, совершив, практически, еще один государственный переворот. Казалось бы, это подтверждало позиции Столыпина, однако современники назвали его поступок «политическим самоубийством» - он выходил из милости царя, и подобные решительные поступки приближали развязку. Впрочем, до отставки дело не дошло - вскоре Столыпин был убит террористом.

Поскольку Павел Григорьевич Курлов особенно ярко охарактеризовал как бесчисленные интриги, возникавшие в царском окружении и приведшие к гибели его непосредственного начальника Столыпина, так и незапятнанность реформатора интриганством и карьеризмом, считаем необходимым сослаться на его свидетельства о том, что в дни предшествовавшие смерти, Петр Столыпин находился в тесном контакте с должностными лицами, но был изолирован от царя и его ближайшего окружения. Есть такая особенность бюрократии - в коридорах власти всегда сквозит некое отрицательное «мнение», предваряющее падение - как карьерное, так и физическое устранение.

Но можно быть уверенными, что, несмотря на закономерность ликвидации Петра Столыпина как политического деятеля, враждебного политической элите, физическая смерть его не была спровоцирована царем и даже ненавидевшей его «гессенской мухой» - царицей. Не случайно,

Разумеется, лидер такого уровня, к тому же

Шеф МВД, интуитивно чувствовал угрозу. Но и знал, что она неустранима.

Как было показано выше, вплоть до последних дней жизни Петр Столыпин, несмотря на сопротивление элиты в течение нескольких лет постоянно работал над идеями политической реформы, постепенной замены дворянской иерархии в местном управлении на представителей общественности. (Тема, которая в настоящее время чрезвычайно важна как для В.В. Путина, так и для руководства Башкортостана).

Его убийство произошло в Киеве, 1 сентября 1911 г., в театре, в присутствии царя и высокопоставленной публики. Во время антракта убийца - Д. Г. Богров подошел к Столыпину и несколько раз выстрелил в него в упор из револьвера. По показаниям очевидцев, Столыпин перекрестил царскую ложу и упал, Богров был отбит у толпы полицией и арестован. Скончался Столыпин от ран через четыре дня, несмотря на утешительные прогнозы врача.

До сих пор многим не вполне понятны причины и мотивы этого преступления. Достоверно известно, что Богров был жандармским осведомителем, поставлял в полицию материалы о своих знакомых из числа анархистов и эсеров, получая за это 100-150 рублей в месяц. В Киев он приехал, якобы располагая информацией о неком заговоре организации эсеров, вошел в доверие к местным жандармским чинам, от которых и получал допуск на правительственные мероприятия - якобы для агентурной работы - и получил возможность совершить убийство. Следствие всячески пыталось доказать, что убийца был одиночкой - Богров был казнен, жандармы отделались выговорами и понижениями. Однако есть поводы сомневаться в ней - во-первых, слишком быстро прошел процесс и казнь Богрова (менее двух месяцев), как будто заметались следы; во-вторых, в легенде, которой он прикрывался, по его собственному признанию, было «достаточно нелепостей», чтобы проницательный человек это заметил; в-третьих, непонятными выглядят действия жандармов, столь доверчивых, что они, не проверив шитой белыми нитками истории Богрова, предоставили ему полную свободу действий.

Кроме высказанных выше существует и третье предположение, “обывательское”: жандармы провоцировали покушение Богрова с целью предотвратить его и получить награды и повышения, но оно выглядит весьма неубедительно. В настоящей работе наиболее близкой к истине кажется версия заговора, в котором силы полиции направлялись военной бюрократией, о котором знал и Григорий Распутин, многие взгляды которого совпадали со столыпинскими. О нем писал Столыпину Николай еще в октябре 1906 года, и тогда, по просьбе государя, П.Столыпин познакомился с «молитвенным старцем».

Как руководитель полиции, премьер-министр был озабочен неожиданным и последовательно упорным возрастанием значения Распутина при императорском дворе. Об этом писал М. Родзянко: «Столыпин неоднократно указывал императору на гибельные последствия, могущие произойти от близости к царской чете несомненного сектанта». Признавая авторитет Столыпина, Г.Распутин держался осторожно, методично набирая силу. Но П.Столыпин не боялся вести борьбу с ним и добивался высылки «старца». При этом он отлично понимал, что бессилен что-то изменить в отношении царицы к Распутину, напротив, это подрывало положение самого премьера. И все же вызывает уважение эта борьба с проходимцем, в дальнейшем полностью дискредитировавшим царский авторитет. Есть сведения, что именно Распутину удалось подорвать политическое влияние Столыпина при дворе летом 1911 года, и, как минимум, не помешать убийцам. Во всяком случае, летом 1911 года он похвалялся: «Скоро Столыпина сгоню. На его место Коковцова поставлю». И до самого убийства вел себя так, будто знал о нем.

Другое дело, что обвинения Курлова как организатора убийства нам представляются крайне неосновательными. Искушенные в провокациях военно-полицейские чины, несомненно, включающие начальника дворцовой охраны Александра Спиридовича и его зятя, вороватого Николая Кулябко, подставили умного, образованного, но недостаточно опытного в оперативной работе заместителя Столыпина по МВД. А искушеннейший, с двадцатилетним опытом сыска, гроза террористов генерал Александр Герасимов, помощник Столыпина, незадолго до этого в результате интриг был отстранен от руководства охранкой и жандармерией. К тому же за несколько дней до гибели Столыпина Павел Курлов заболел странной болезнью. И все же вначале нейтрализовав, а в дальнейшем, подставив генерала Курлова, убийцы не учли, что у генерала будет возможность оправдаться если не перед царем, то перед судом истории: в своих воспоминаниях он изложил несколько фактов, свидетельствующих о существовании заговора против Столыпина. А в прикрытие операции были вовлечены кроме конкретных участников и порядочные люди, такие как В. Коковцев. В то же время, в нарушение существовавших норм к расследованию не был допущен и.о. министра С. Крыжановский. Как во всяком масштабном деле, были и проколы: уверенные во враждебности Распутина по отношению к Столыпину, они вовлекли его в заговор, а «старец», при всех своих недостатках не будучи гнусным политиканом, это афишировал.

Не случайно революционные партии, вынесшие смертный приговор Столыпину, не восхищались убийцей, а показали его провокаторскую сущность. Как многие серьезные политики возлагали вину за начало войны на царское окружение. К их числу относился и Ленин.

А вот то, что Николай допускал эту смерть и отнесся «к убийству Столыпина поразительно равнодушно», как впрочем, и его супруга, это факт.

После смерти П.А. Столыпина Николай II испытывал, по-видимому, сложный комплекс чувств. Вернувшись из Чернигова в Киев рано утром 6 сентября, он «прямо с парохода поехал в больницу». М.П. Бок пишет: «Он преклонил колена..., долго молился, и присутствующие слыхали, как он много раз повторил слово: «Прости». Потом была отслужена в его присутствии панихида». Он поддержал инициативу земских гласных и националистов Думы начать сбор пожертвований на памятник П.А. Столыпину: «Преклонимся же пред этой редкой, удивительной, геройской кончиной Петра Аркадьевича Столыпина и принесем свою посильную лепту на дело любви и почитания его светлой памяти, на сооружение памятника - достойнейшему».

Вместе с тем не беспочвенными представляются тогдашние разговоры, что царь не придает смерти премьера значение, т.е. не считает особой потерей. Раздражение оставалось «так сильно, что он однажды не удержался от очень резкого о нем отзыва после его смерти министру иностранных дел Сазонову, хорошо зная, что Столыпин и Сазонов были женаты на родных сестрах». Уже через год, желая ознаменовать исцеление наследника «каким-нибудь добрым делом», он решил прекратить дело по обвинению генералов Курлова, Кулябко, Веригина и Спиридовича. Хотя П.Г. Курлова не считал виновным в смерти премьер-министра, «сердился на него за Столыпина». Впрочем, надо отдать должное: хотя П.Г. Курлов, будучи заместителем Столыпина, не раз получал от него выговоры, в своих воспоминаниях он пишет о реформаторе только хорошее, впрочем, как и об императоре.

С течением времени П.А. Столыпин стал восприниматься иначе. Оказавшись в 1916 г. в Киеве, Николай II пишет Александре Федоровне: «Со смешанным чувством я обошел наши старые комнаты. Так ярко вспомнилось прошедшее и смерть несчастного Столыпина». И надо было отречься от престола, чтобы осознать: «Если до Столыпин был жив, этого никогда бы не случилось».