Метафора как способ формирования значения ФИ

 

Проведенный анализ языкового материала свидетельствует о том, что значения ФИ образованы от значений своих прототипов в результате метафорического переосмысления. Таким образом, основная задача данного параграфа состоит в том, чтобы показать метафору в действии, т.е. раскрыть механизмы метафоризации, приводящие к формированию интенсифицирующего значения ФИ.

Как известно, термин метафора используется в двух значениях – как результат и реже как процесс. Именно этот последний, деятельностный аспект метафоры самым непосредственным образом связан с когнитивной деятельностью сознания, с учетом которой и предпринята попытка в нашем исследовании установить и описать основные закономерности метафоризации, описать действие тех механизмов, которые присущи метафоре как тропу. В последние десятилетия центр тяжести в изучении метафоры переместился из филологии, в которой превалировали анализ и оценка поэтической метафоры, в область изучения практической речи и в те сферы, которые обращены к мышлению, познанию и сознанию, к концептуальным структурам, к моделированию искусственного интеллекта. В метафоре стали видеть ключ к пониманию основ мышления и процессов создания не только национально-специфического видения мира, но и его универсального образа. Метафора тем самым укрепила связь с логикой, с одной стороны, и мифологией – с другой.

 О метафоре написано множество работ, попытки создания когнитивных теорий метафоры делались лингвистами разных направлений, как отечественными (В.В.Виноградов, А.А.Потебня, Н.Д.Арутюнова, В.Н.Телия), так и зарубежными (Э.Кассирер, Х.Ортега-и-Гассет, П.Рикер, М.Блэк, Дж.Серль, Дж.Лакофф и М.Джонсон и др.).

Исследование значения ФИ с точки зрения концептуализации действительности предполагает необходимость выбора из широкого спектра теорий метафоры тех, которые разрабатывают проблематику, связанную с формированием концептуальных систем и с прагматическими аспектами метафоры. С этой точки зрения целесообразно остановиться на теории метафоры Дж. Серля и некоторых положениях теории Дж.Лакоффа - М.Джонсона (Searle 1979, Лакофф, Джонсон 1987, 1990).

Теория Дж.Лакоффа и М. Джонсона представляет метафору как средство концептуализации действительности. По мнению создателей этой теории, сущность метафоры состоит в осмыслении некоторых аспектов одного понятия в терминах другого понятия. “Метафора пронизывает всю нашу повседеневную жизнь и проявляется не только в языке, но и в мышлении и действии” (Лакофф, Джонсон 1990: 387), поскольку метафорична наша понятийная система. Ортега-и-Гассет трактует метафору как необходимое орудие мышления, при помощи которого нам удается достигнуть самых отдаленных участков нашего концептуального поля (Ортега-и-Гассет 1990).

Учитывая все это, можно предположить, что метафоризация – это процесс такого взаимодействия указанных сущностей и операций с ними, которое приводит к получению нового знания о мире и к оязыковлению этого знания. “Метафоризация сопровождается вкраплением в новый концепт знаний об уже познанном и названном объекте, отображенных в значении переосмысляемого имени, что оставляет следы в метафорическом значении, которое, в свою очередь, “вплетается” и в картину мира, выражаемую языком” (Телия 1996: 136).

Так как понятия, управляющие человеческим мышлением, управляют также повседневной деятельностью, то они упорядочивают воспринимаемую нами реальность, способы нашего поведения в мире и наши контакты с людьми. Осмысление действительности метафорически можно постигнуть, только уподобив одни понятия другим. “Уподобление – это утверждение сравнения, в которое входят две несходные вещи” (Миллер 1990:254), улавливать и создавать сходство между которыми, призвана метафора. Таким образом, становится очевидным, что метафоризация начинается с “ощущения подобия или сходства” формирующегося типового образа реалии и некоторого в чем-то сходного с ней “конкретного” образно-ассоциативного представления о другой реалии (Телия 1996). Допущение о подобии и сходстве мы, вслед за В.Н.Телия, считаем основным для метафоризации, в результате которой формируется интенсифицирующее значение ФИ. С этого допущения и начинается то движение мысли, которое ищет сходства и подобия, выстраивая их затем в аналогию, а затем уже синтезирует новое понятие, получающее на основе метафоры форму интенсифицирующего значения.

Концепты “подобие” и “сходство”, вербальной экспликацией которых в английском языке являются союз like и его экспонент as, очевидным образом взаимосвязаны. Об этом свидетельствуют толкования этих понятий, данные в толковом словаре русского языка: сходство – “подобие, соответствие в чем – н.”; сходный – “похожий, подобный кому- чему-н.” (Ожегов 1997: 782 - 783). И сходные, и подобные объекты имеют какие - то тождественные признаки. Однако, как считают многие лингвисты, следует разграничивать эти два концепта. И.Б.Шатуновский предлагает рассматривать эти концепты в количественном аспекте (Шатуновский 1996). Различие между ними ученый сводит к двум основным пунктам. Первое различие является объективным, согласно которому, концепт “сходство” представляет собой признаковое тождество некоторого (достаточно неопределенного) ряда, группы, комплекса признаков каких – то фрагментов действительности. Концепт “подобие” указывает на то, что тождественна часть признаков или один признак (но не все!). Концепт “сходство”, рассмотренный с его объективной стороны как бы “соткан” из признаковых тождеств. Само по себе наличие ряда тождественных признаков у сходных объектов, по мнению И.Б.Шатуновского, не является достаточным основанием для заключения об их сходстве. Очевидно, что сходство, как считает ученый, наряду с объективной стороной имеет и субъективный аспект, качественно отличающий его от (полностью объективного) признакового тождества. Этим субъективным моментом, объединяющим разнообразные и разнородные признаки в целостный концепт, является непроизвольная мысленная ассоциация, своего рода “психический разряд, как молния, пробегающая от представления одного фрагмента к представлению другого” (Шатуновский 1996:105). Как представляется, именно об этой ассоциации говорится в определении   сходства у А.Вежбицкой: “Я думаю о Х – я говорю: это мог бы быть Y” (Вежбицкая 1983). Если сходство - это целостное “неразложимое психологическое впечатление, объединяющее в один концепт множество разнородных тождественных черт, то подобие гораздо более рационально. В отличие от сходства, оперирующего на любых признаках объектов, особенно чисто внешних – лишь бы они каузировали ассоциацию между объектами, подобие требует, чтобы признаки, тождественные у объектов, были важными, существенными” (Шатуновский 1996:107). Мы полностью разделяем точку зрения И.Б.Шатуновского на концепты “подобие” и “сходство”. Тем не менее, в нашем исследовании мы не будем пользоваться термином “признак”, чтобы не создавалось впечатление, что речь идет о семантических признаках, поскольку в фокусе данного параграфа - репрезентации знаний, которые являются структурными составляющими репрезентаций сравниваемых сущностей. Вместо этого будем говорить о предикатах. “Предикат” может быть отнесен к чему-либо или предицирован чему-либо; он может репрезентировать знания, представления о чем-либо или установку по отношению к чему- либо. Таким образом, подобие указывает, что тождественна часть предикатов или один, наиболее существенный, а в случае сходства мы можем говорить о тождестве некоторого ряда или группы предикатов.

Сходство и подобие предикатов, как полагает Дж.Серль, имеют отношение к производству и пониманию метафор сходства и метафор уподоблений, а ведь именно таковыми и являются контексты порождения ФИ с высоким уровнем фразеологической абстракции. Свойство механизмов метафоры сопоставлять на основе подобия и сходства, а затем и синтезировать сущности, соотносимые с разными логическими порядками, обусловливает в настоящем исследовании продуктивность метафоры как средства создания значения интенсивности. И в этом важную роль играет наиболее характерный для метафоры параметр – ее антропометричность. Последняя, по мнению В.Н.Телия, выражается в том, что сам выбор того или иного основания для метафоры связан со способностью человека соизмерять все новое для него по своему образу и подобию или же пространственно воспринимаемым объектам, с которыми человек имеет дело в практической деятельности, в жизненном опыте (Телия 1996). Следовательно, основанием антропометричности метафоризации является допущение о подобии и сходстве, которому можно придать статус кантовского принципа или модуса фиктивности, смысл которого выражается в форме “как если бы”. Именно модус фиктивности приводит в динамическое состояние знание о мире, образно ассоциативное представление, вызываемое этим знанием, и уже готовое значение, которые и взаимодействуют в процессе метафоризации. Этот модус дает возможность уподобления логически несопоставимых и онтологически несходных сущностей: без допущения, что Х такой, как если бы был Y-ом, невозможна никакая метафора. “Модус фиктивности и есть “сказуемое” метафоры: разгадка метафоры – это понимание того, что ее “буквальное” значение предлагается воспринимать “фиктивно”. Итак, модус фиктивности – это основной нерв метафоры как процесса и результата” (Телия 1996:137).

 На принципе антропоцентризма основана теория метафоры Дж.Серля (Searle 1979). Серль рассматривает метафору в рамках более общей проблемы – проблемы различия значения говорящего и значения предложения или слова. В общем виде автор представляет свою задачу в том, чтобы объяснить как становится возможным произнося “S есть P” иметь в виду “S есть R” и как это значение может быть передано от говорящего к слушающему. С этой целью Дж.Серлем были разработаны принципы вычисления R исходя из Р, т.е. принципы, в соответствии с которыми произнесение Р может вызвать в сознании смысл R некоторым специфическим для метафоры способом (Searle 1979). Рассмотрим метафору уподобление, представляющую собой контекст порождения ФИ like a shot.

“No, no”- said Scrooge. … “Come back with him in less than five minutes, and I’ll give you half a crown!” The boy was off like a shot. He must have had a steady hand at a trigger who could have got a shot off half so fast (Ch. Dickens “A Christmas Carol”, p. 72 - 73).

При интерпретации метафоры “he was off like a shot” мы воспользовались принципом 2 Дж. Серля, который имеет вид: “Вещи, которые Р, суть условно R” (Searle 1979). После внесения в него некоторых изменений данный принцип может быть представлен следующим образом: “P-отношение, суть условно R-отношение”. Для того, чтобы выяснить возможные значения R-отношения, ищем вероятные черты сходства R-отношения и Р-отношения, а чтобы их найти, мы ищем характерные известные и при этом дистинктивные свойства Р-отношения. Обратившись к своим знаниям о внешнем мире, к знаниям о свойствах прототипа ФИ, мы можем найти такие свойства Р-отношения (т.е. to be off like a shot - умчаться подобно пуле при выстреле), как: “умчаться по прямой, никуда не сворачивая” и “ умчаться быстро”. Это и есть возможные значения R-отношения. Однако, чтобы понять метафорическое высказывание, слушающий должен выбрать то из возможных значений, которое может претендовать на главную роль в метафорической предикации. В этом случае может помочь знание контекста, которое как раз и способствует тому, чтобы сузить круг возможных значений до одного. Единственное истинное значение R задает контекст “ he must have had a steady hand at a trigger who could have got a shot off half so fast”, а точнее, предикат so fast. Таким образом, высказывание “he was off like a shot” употреблено автором для передачи смысла “he was off so fast”. Представляется, что значение ФИ like a shot основано на знании о прототипе этой ФЕ, в котором редуцированы свойства, не вошедшие в подобие, но актуализировано – вошедшее, последним и является быстрота, с которой летит пуля при выстреле. Процесс метафоризации в проанализированном примере являет собой транспозицию идентифицирующей лексики, предназначенной для указания на предмет речи, в сферу предикатов, предназначенных для указания на его признаки и свойства (Арутюнова 1990). Обращение к метафоре, оценка ее удельного веса в развитии семантики ФИ освещает в то же время ту огромную роль, которую играет в этом процессе сравнение, аналогия с его прототипом. “Нет ничего более фундаментального для мышления и языка, чем наше ощущение подобия”, писал У.Куайн (цит. по Арутюнова 1999:367). Метафора возникает тогда, когда между сопоставляемыми объектами имеется больше различного, чем общего. “Метафора – это постоянный рассадник алогичного в языке – позволяет сравнивать несопоставимое” (Арутюнова 1999: 367). Однако метафора демонстрирует не только дар человека улавливать общее в разном. Метафора – это, прежде всего, способ уловить индивидуальность конкретного предмета или явления, передать его неповторимость. Приведем пример метафоры, автор которой передает индивидуальность и неповторимость события, используя ФИ like a bat out of hell.

“You’re goddam right they don’t”, Horwitz said and drove off like a bat out of hell (J.D.Salinger “The Catcher in the Rye”, p.76).

Как и метафорическое высказывание, проанализированное ранее, данная метафора не может достичь цели, не используя процессов воображения. Она также проходит через стадию образности, о чем свидетельствует “изначальная” приложимость принципа фиктивности. Оперирование модусом фиктивности “как если бы” обеспечивает в данной метафоре, согласно теории В.Н.Телия, “перескок” с реального на гипотетическое, т.е. принимаемое в качестве допущения, отображение действительности, что дает возможность уподобления действительно существующих и нереальных, вымышленных сущностей (Телия 1996). Уподобление сущностей в анализируемой метафоре происходит по вполне определенному признаку, каким является быстрота. Образно- ассоциативный комплекс вымышленной сущности, активируемый в сознании ФИ like a bat out of hell (“как летучая мышь из ада”), обретает статус художественного изображения мира – его инобытия.

Однако образ, служащий вспомогательным средством метафоры, сыграв роль фильтра, может уйти и во внутреннюю форму ФИ, становясь способом организации интенсифицирующего значения. В доказательство этого положения, приведем два примера метафор сходства, содержащих ФИ like the devil.  Мы уже упоминали о множественности тождественных предикатов в случае сходства. Комплексность предикатов сходства подтверждается еще и тем, что оно может осуществляться только со сложными, неэлементарными, а порой и вымышленными, мифическими сущностями, такими, например, как “devil”, которая является прототипом ФИ: like the devil  и as the devil – extremely, excessively. Понятие дьявола имеет ассоциированные с ним предикаты, характерность которых варьируется в зависимости от контекста употребления. Рассмотрим примеры:

1. Constable: Just, just! … and then give them great meals of beef, and iron

and steel; they will eat like wolves and fight like devils (W.Shakespeare “Life of Henry the Fifth”, p.432).

2. “The distressed Protestants … over whom they domineered like Divells ”(OED, vol.III, p.285).

 

Метафоричность ФИ like the devil в приведенных высказываниях можно считать наследием, которое язык получил от знания библейских мифов о дьяволе. В религиозной мифологии дьявол – злой дух, противостоящий Богу, сатана, наделенный такими качествами, как: “violence, desperation, cleverness, vigour” (OED). Предикаты: ярость, сила, ожесточенность и отчаяние являются характерными в контексте первоупотребления ФИ like the devil (см. первый пример), они создают ассоциацию между сражающимися англичанами и дьяволами, позволяющую метафоре сходства достичь цели. Метафорическое высказывание “they will fight like devils” употреблено автором с целью передать значение “they will fight vigorously, desperately”.

К другим свойствам, присущим дьяволу как библейскому персонажу, можно отнести “superhuman powers and influence over men” (OED). Эти свойства основаны на наших знаниях библейского мифа о том, что пытаясь отвратить Иисуса от служения, порученного ему Богом, дьявол искушает его, предлагая ему добиться личной власти, власти на земле: “The Devil said to him, “ I will give you all of these kingdoms and all the power and glory which is in them. It has all been given to me. I may give it to anyone I want” (“The Simple English Bible”, Luke 4:6).

Именно такие предикаты, как сверхчеловеческая сила, могущество над людьми являются характерными при сравнении прототипа с субъектами, которые деспотически правят над бедствующими протестантами во втором примере, датированным 1632 годом.

Сравнивая логический способ образования видовых и родовых понятий с формами мифологических представлений, Э.Кассирер обнаружил различные тенденции мышления. В одном случае речь идет о концентрическом расширении круга представлений и понятий; между тем, как во втором случае мы сталкиваемся с противоположным явлением: представление не расширяется, а спрессовывается, сводится в одну точку. В этом процессе отфильтровывается некая сущность, некий экстракт, который выводится в “значение” (Кассирер 1990). По нашему мнению, в данной метафоре сверхчеловеческая сила и есть та сущность, тот предикат, который отфильтровывается в процессе метафоризации и выводится в интенсифицирующее значение ФИ.

Итак, когнитивные аспекты рассмотрения специфики значения ФИ позволяют сделать несколько выводов:

Интенсифицирующее значение ФИ образуется в результате когнитивных преобразований в таких концептуальных структурах, как фреймы и прототипы.

Образование значения ФИ в его типовом проявлении можно представить как такой процесс метафоризации, который синтезирует в себе выводное знание о денотате (никогда не вытекающее из значения слов-компонентов переосмысляемого сочетания слов, но из знаний о свойствах обозначаемого) и ценностную его квалификацию (которая представляет собой погруженное в контекст мнения оценочное суждение о свойствах обозначаемого).

ФИ как знаки не приспособлены к функции обозначения объектов из мира “Действительное”, поэтому их денотация диффузна. Они не описывают мир, а указывают на мир лишь для того, чтобы “приписать” признак обозначаемому. Вследствие этого ФИ обладают функцией предикации. Приспособленность ФИ к функции предикации обусловлена также наличием в их смысловой структуре оценочной и эмотивной модальности, которые “нагружают” ФИ прагматически, что находит выражение в их экспрессивности.

Вместе с тем, основной заряд интенсивности в значение ФИ привносится из дискурса. Вероятно ФИ в целом более чувствительны к дискурсу, чем слова. Для понимания и истолкования ФИ во всей полноте его связей и отношений в дискурсе в исследовании были использованы некоторые положения дискурсивного анализа. Описанию основных положений дискурсивного анализа, а также ряда важнейших теоретических постулатов, положенных в основу исследования ФИ, посвящена очередная глава настоящего исследования.

ВЫВОДЫ  ПО  ПЕРВОЙ  ГЛАВЕ

1. Корпус ФИ можно условно поделить на две группы. Первая группа, более многочисленная, включает ФИ наивысшего уровня фразеологической абстракции. У данных ФИ наличествует разрыв связи между значением идиомы и значением ее компонентов. Такие ФИ заведомо формируются с развитием их классических знаковых функций, достигая высокой мобильности в плане снтаксиса. Вторая группа состоит из ФИ с менее высоким уровнем фразеологической абстракции. Буквальные значения компонентов частично изоморфны переносным значениям. Случаи ремотивации ФИ этой группы показывают, что их знание связано с обоими мирами переживания – метафорическим и прототипическим.

2. В системно – языковом описании ФИ представлены как знаки вторичной предикации, определяющие признаки материи, обслуживающих имена событий, фактов, действий и состояний, т.е. в тех сферах, где предицируются свойства, состояния, события, интерпретируемые через свойства лица.

3. ФИ представляют собой языковые знаки особого рода и наделены целым рядом особенностей, отличающих их от других языковых знаков, таких, например, как слово и свободные сочетания слов (часто неполный компаративный оборот). Эти особенности в основном сводятся к следующим:

1) ФИ в отличие от лексического интенсификатора является сложным

раздельнооформленным языковым образованием;

2) в отличие от свободного словесного комплекса ФИ обладают максимальной степенью фразеологической устойчивости, основными показателями которой являются: устойчивость употребления; устойчивость лексического состава, допускающая подмену компонентов ФИ только в пределах фразеологической вариантности; морфологическая устойчивость, проявляющаяся в наличии у ФИ компонентов с нулевой или неполной парадигмой;

3) от свободных сочетаний слов ФИ отличает их воспроизводимость в готовом виде.

4. ФИ и их лексические синонимы по-разному выражают интенсифицирующее значение. Лексические интенсификаторы употребляются в своих буквальных значениях, в то время как компоненты ФИ полностью утрачивают свои буквальные значения и приобретают целостное интенсифицирующее значение в результате экспрессивного переосмысления, которое у некоторой группы ФИ протекает как процесс метафоризации значения прототипа ФИ.

5. Как и любой языковой знак, ФИ с необходимостью отражает определенные аспекты концептуальной картины миры, или знания о мире, которые, в свою очередь, структурированы в сознании носителя языка в виде прототипов и фреймов. Обозначение некоторого фрагмента действительности происходит в ФИ путем установления подобия и сходства между новым содержанием и свойствами прототипа ФИ или между новым содержанием и той типизированной ситуацией, закрепленной в языковой картине мира, которая выражается внутренней формой ФИ в виде фрейма. Следовательно, процесс образования интенсифицирующего значения представляет собой концептуализацию и вербализацию окружающей действительности, а ФИ – знаки для обиходно-бытовой наивной картины мира, в которых отражены знания и опыт народа.

6. ФИ не описывают мир, а интерпретируют его и создаются для того, чтобы выражать субъективное и, как правило, эмоционально окрашенное отношение говорящего к миру. Таким образом, можно считать, что ФИ - знаки антропометрические.