В помощь слушателю. П исьменны Е источник и и авторские статьи по теме « имена собственные в языке, обществе и правовой культуре »

С темой можно ознакомиться подробнее, прочитав раздел “ Значение и функции имен собственных в языке и обществе ” (язык оригинала – украинский) в учебном пособии: Мозговий В.І. Українська мова в професійному спілкуванні. Модальний курс. 4-те вид., Навч. посіб. – К.: Центр учбової літератури, 2010 – с. 68 - 73, или раздел “ Официальная передача имен собственных в документах ” (язык оригинала – украинский) в учебном пособии коллектива донецких авторов: «Організація діяльності державного службовця: навчальний посібник / О.В. Захарова, О.О. Шумаєва, В.І. Мозговий, Г.Г. Вергазова, О.П. Соловцова, Л.В. Василишина. – Донецьк: ТОВ «ДРУК-ІНФО», 2012. – С.351-358.

Кроме этого, полезно ознакомление с дополнительными материалами по этой теме, расширяющими познавательный диапазон функциональных возможностей языка, а именно:

1. Мозговой В.И. Имя собственное в языке, речи и гражданско-правовом сознании / Первые Международные ономастические чтения им. Е. С. Отина. Доклады. Октябрь, 2015 // Донецк, 2015. – Режим доступа: http://azbuka.in.ua (Донецкая ономастическая школа). – Название с экрана – 0,5 п.л.

Поскольку имена собственные (СИ) «статуируют» в обществе официальную деятельность человека, о них спорят не только ученые, политики или работники паспортных служб, но и самые широкие слои населения, сталкивающиеся с проблемами их точной передачи в документах. Побудительным мотивом и главной причиной этих споров является, как правило, появление вариантных употреблений в разговорной, художественно-поэтической или публицистической речи и попытки филологов, ревностно относящихся к языковой структуре онимной лексики, втиснуть их в прокрустово ложе официального номинативного контекста.

Появление ошибок при передаче СИ, «стихийность» процессов именований и переименований связано, таким образом, либо с отношением к ним как элементам лексической системы языка, либо с внеязыковыми «впечатлениями» о предмете номинации на уровне субъективных оценок и стилистических характеристик: от низких или «табуированных» до высоких, эмоционально-поэтических)[1].

Между тем, обе точки зрения приводят имя собственное в состояние деструкции. Ведь при внешнем восприятии онима исключительно в языковом, как и разговорно-бытовом, политическом или художественно-поэтическом контекстах игнорируется заложенная первичным собственником информация об объекте, заменяясь ничем не ограниченной стихией авторских коннотаций.

В случаях адекватности языковых соответствий они могут иметь резон и не нарушать проприальную оригинальность (Ки ї в – Ки е в от Кий, Доне цк – Доне цьк от Донец, Донець, Кер чь – Ке рч от Корч ев, Юрий Н и колаев – Н і колаєв от Николай, Буд е нн ов ский район – Буд ьо нн ів ський район от Буденн ый), но еще с большей вероятностью – разрушать адресность собственного имени и информативную историю конкретного собственника при неумелом переводе и неуместных переименованиях: г. Николаев (от имени Николай) – Миколаїв (Николаевская обл.); г. Горловка (от фамилии Горлов) – Горлівка, пос. Красный Молочник (от «красивый молочник») – Червоний Молочар, с. Никольское (от Никольская церковь) – Микільське (Донецкая обл.); с. Волчанское (не связанное с волками) – Вовчанське (Запорожская обл.); пос. Столбовое (от «столбовая дорога») – Стовпове, пос. Приятное Свидание (не имеющее отношения к свиданию) – Приємне Побачення (Крым); Михаил, Дарья (русские) – Михайло, Дарина (украинцы), Чорновіл (украинская фамилия) – Черновол (русская), Елизаветград – Зиновьевск – Кирово – Кировоград, вул. Щорса – вул. Євгена Коновальця (Киев)и т.п.

Попытки перенести складывающиеся в языке лексические отношения на собственные имена, как-то: полисемию (рукав рубашки, рукав реки – р. Днепр, г. Днепр), омонимию (бур   «инструмент», бур «вид оружия», бур «название племени» – сн`ежное поле, Сн`ежное, Снежн`ое), синонимию (языкознание, языковедение, лингвистика – Елена, Олена, Алена), антонимию (правда, кривда – Правда, Кривда; плохой, хороший – Мальчиш-Плохиш, Мальчиш-Кибальчиш, Хлопчик-Поганчик) приводят к выводу, что лексическая «прозрачность» сказочных или этимологически родственных имен не может относиться к реальному СИ, указывающему на конкретный объект номинации с присущими только ему адресно-информативными коннотациями. Привязка СИ, имеющих десемантизированную языковую структуру, к лексическим отношениям так или иначе подменяет их отношением к предмету номинации, преобразовывая его конкретную адресно-информативную сущность в условную парадигму субъективного восприятия. Лексическая характеристика подменяется характеристикой денотатов: полисемия превращается в омонимию (Днепр – река, город), межъязыковая синонимия (Керчь – Керч, Донецк – Донецьк) – в политически заангажированную антонимию (только Керчь и только Донецк), ложно воспринятая межъязыковая синонимия (Елена – Олена, Николаев – Миколаїв, Дмитрий – Дмитро) – в онимную паронимию, многочисленные части речи (газета «Правда»; магазин «Хороший»; такси «Всегда», пивбар «Зайди», фирма «Алло!») – в имена существительные: «что это?» (газета, магазин, такси, пивбар, фирма, кафе) и «как называется?».

В этих случаях ономастика должна отмежеваться от обычной лексикологии: от сл`ова, в котором не существует денотата (ср.: мебель вообще, свидание вообще, труд вообще и конкретный магазин «Мебель»,конкретное кафе «Свидание», конкретная газета «Труд»); от названий, граничащих со словами, в которых отсутствует реальный денотат (Баба Яга – Кащей Бессмертный, Онегин – Ленский, Обломов, Печорин, Плюшкин) либо присутствуют стихийные внутриязыковые и межъязыковые «дорисовки» (Дмитрий – Дмитро, Митя, Митяй, Димон, Дима, Демьян, Митечка, Митька; Ласточкино Гнездо – Ластівчине гніздо; Петербург, Ленинград, Питер, Город Петра, Петра творенье, Петроград, Сакнт-Петербург, Северная Пальмира, Северная столица). Ее главным предназначением становится юридическое закрепление нейтрального денотата в исключительно официальных и информативно устойчивых коннотациях: (Евгений – мужчина, русский; Елена – женщина, русская; Євген – мужчина, украинец; Олена – женщина, украинка; Шарик – домашнее животное, дворняжка; Огонек – лошадь гнедой породы; «Огонек» – журнал; Днепропетровск – город в Украине; Петербург – город вРоссии; Сераф`имович – отчество, Серафим`ович – фамилия; Сталинград – город в России, где произошла Сталинградская битва и т.п.). Это, свою очередь, исключает процесс узаконенного переименования «по политическим пристрастям». Тесно связанный с первичной номинацией и идеологической оценкой лиц и событий, он незаконен из-за незаконности субъективно-политической замены одних названий другими.  

В противном случае, все лексические отношения, характерные для слов с их ничем не ограниченными художественными восприятиями (полисемичность, стилистические поэтонимы и коннотонимы в виде синонимов и омонимов, «перекочуют» в правовое поле и превратятся в ономастические паронимы, изменяющие сам денотат (Елена – Олена в официальной «норме» межъязыковые синонимы, а в правовой – паронимы, ибо Елена – русская, а Олена – украинка; Углегорск (укр. Вуглегірськ)и Святогорск (укр. Святогірськ) в официальной ономастике – межъязыковые омонимы с морфемой -гор (укр. -гір), а в правовой – паронимы, поскольку в первом случае речь идет о городе, а во втором – о гор`е, что должно подчеркиваться разными украинскими формами: Вугле гор ськ, но Свято гір ськ).

Будучи первично словами, собственные имена по мере отмежевания от лексики (атропонимизации или топонимизации) все более «пренебрегают» лексическим значением, подчеркивая исключительно денотативную соотнесенность (река Днепр как слово не имеет значения вообще, а фамилии Теплов, Жаров, Огневой, Безруков, Рукастых, Разумовский, Дурнов, Беловол, Черновол – лишенные семантики номинации, указывающие на родовую принадлежность разных людей, но не на их физические или умственные особенности. Оперируя материальными категориями, десемантизированные имена не могут омысливаться исключительно как явления языка или речи и подвергаться переводу, поскольку при этом они становятся объектом стихийного переименования, изменяющего сам денотат.[2]

В связи с этим в структуре ономастики приобретает особую значимость прикладная ономастика, занимающаяся транскрипцией и транслитерацией иноязычных имен, установлением традиционных (по произношению и написанию), переводимых и непереводимых имен, созданием инструкций по передаче «чужих» имен, образованием производимых от иноязычных имен, вопросами наименования и переименования.

 Но и она, опираясь на традицию и абсолютизируя транслитерацию или транскрипцию, не способна ответить на вопросы, поставленные в определении ее предмета. На авансцену науки об именах все настойчивей выдвигаются проблемы права, которые должны решаться методами правовой ономастики, вырабатывающей научно обоснованные нормы наименования, восстановления, переименования и передачи официальных СИ, закрепленные в гражданско-правовом сознании.[3]

Общественная практика бытования СИ в документальном контексте требует четкого закрепления за конкретным собственником его имущественного права в безвариантных разрядах онимной лексики и системного пересмотра принципов ее классификации. Она не должна абсолютизировать ни языковую основу имени собственного, ни его авторские коннотации, работая исключительно с конкретным денотатом и максимально раскрывая его адресно-информативное поле. Языковая оценка норм передачи онимной лексики определяется, таким образом, не лексическими значениями, а степенью правовой защищенности и уровнем информационно-адресной «раскрытости» конкретного денотата, независимо от класса, к которому принадлежат стоящие за ним СИ (класс топонимии, антропонимии, гидронимии, ойконимии, хоронимии, хрононимии, оронимии, хрематонимии, космонимии или астронимии).

С этой точки зрения, одни и те же формы номинаций, имея разную степень адресно-информативной насыщенности, должны иметь разные нормы их презентации в документах: русск. Голубой залив – укр. Голуба затока («залив» – слово, перевод которого необходим), русск. Голубой Залив (населенный пункт) – укр. Голубий Залив, русск. «Голубой Залив» (гостиница) – укр. «Голубий Залив»; русск. ул. Октябрьская   – укр. Октябрьска (важна адресная функция, а не связь с Октябрем – информативность нулевая), но русск. ул. Октябрьской революции – вул. Жовтневої революції (всемирно-историческая значимость с определенной адресной функцией);
русск. р. Днепр, – укр. р. Дніпро (пространственный водный объект, протекающий и в России, и Украины, как и нем. Одер – польск. Одра); русск. Толстой – укр. Толстой (фамилия, принадлежащая только русской культуре), но русск. Бережной – укр. Бережний (фамилии, распространенные и в России, и в Украине), русск. г. Углегорск – укр. м. Вуглегорськ (информация о городе, связанном с угольной промышленностью, актуальная для двух родственных народов), но русск. фамилия Углегорский – укр. Углегорський (информация не об угле, а о фамилии – перевод невозможен).

Условно можно выделить три уровня информативности и три подхода к передаче собственных имен.

1. Высшая степень реально или потенциально существующей для общества информативности (значимости) собственного имени. Она требует особого подхода к передаче такого типа собственных имен, тем более что их сложную структуру часто входят компоненты обычной лексики:

а) перевода, если названия имеют лексический смысл (Красное море – Червоне море, Северные авиалинии – Північні авіалінії, USA – Соединенные Штаты Америки – Сполучені Штати Америки, ул. Павших Коммунаров – вул. (имени) Полеглих Комунарів, бульвар (имени) Шахтостроителей – бульвар Шахтобудівельників, ресторан быстрого питания «Возьми с собой» – ресторан швидкого харчування «Візьми з собою», магазин «Одежда» – магазин «Одяг», праздник Победы – свято Перемоги, United Nations – Организация Объединенных Наций – Організація Об’єднаних Націй – ООН, North Atlantic Treaty Organization – Северо-Атлантический блок – Північно-Атлантичний блок, Великая Отечественная война – Велика Вітчизняна війна, Біла Церква – Белая Церковь, роман «Герой нашого времени» – «Герой нашого часу»;

б) языковых соответствий, выработанных нормами конкретной проприальной культуры: Красная площадь – Красна площа, Париж, Лондон, Венгерская Народная Республика – Угорська Народна Республіка, Великая хартія вольностей – Велика хартія вольностей, Большой каньон – Великий каньйон, Донецкий национальный медицинский університет имени М. Горького – Донецький національний медичний університет імені М. Горького.

При этом устойчивые онимные аббревиатуры, потерявшие первичный смысл, могут не изменять форму презентации в другой проприальной культуре (просп. 25- летия РККА – просп. 25- річчя РККА, North Atlantic Treaty Organization – НАТО) 

2. Межъязыковая информативность, актуальная для родственных языковых культур. Она требует либо выборочного перевода, либо морфемных соответствий при появляющейся неопределенности в информации о денотате: ул. Речная – вул. Рєчна (форма Річна недопустима, т.к. в украинском языке она переводится как «годовая»); ул. Горная в Донбассе – вул. Гірнича (связанная с угольной промышленностью), вул. Гірська в Карпатах – ул. Горная (связанная с горами), ул. Горская – вул. Горянська (где живут горцы);русск. пгт. Константинополь в Донбассе – укр. Константинополь (от греч. «полис Константина»), русск. Константиновка (от слав. «Костя») – укр. Костянтинівка; русск. Доброполье (слав. «доброе поле») – укр. Добропілля, русск. Одесса (от греч. одессос – «путь, дорога») – укр. Одесса; русск. Углегорск («город, в котором добывают уголь») – укр. Вуглегорськ, но русск. Пятигорск – укр. П’ятигірськ (от «п’ять гор»). 

3. Информативность, стремящаяся к нулю, поскольку денотат очерчен пределами физического или юридического лица определенной национально-языковой или региональной культуры. Такая информативность отрицает перевод и применение метода межъязыковой эквивалентности. При передаче собственных имен берутся во внимание лишь фонетико-графические и формально-словообразовательные соответствия (для которых уместно введение понятий фононимы, акцентонимы и графонимы): русск. Елена – укр. Єлена,укр. Олена – русск. Олена, русск. Николай – укр. Ніколай, Ніколайович; укр. Микола, Миколай – русск. Микола, Миколай, Миколович, Миколаевич; Точёная – укр. Точона; русск. Пикин – укр. Пікін; русск. Дьяков – укр. Дьяков, но укр. Дяченко – русск. Дяченко; укр. кафе «Світанок» – русск. «Свитанок»; русск. р. С оленая – укр. Солона; русск. ул. Октябрьская   – укр. Октябрьска; русск. кинотеатр «Победа» – укр, «Побєда»; телепрограмма «Вести» – «Вєсті» и т.п.

 

2. Мозговой В. И. Переименования топонимическмх объектов Донбасса: объективная необходимость или орудие экспансии // Наука и мир в языковом пространстве: сб. науч. трудов Республиканской очно-заочной научной конференции (20 ноября 2015 г.). – Макеевка, 2015. – 644 с.: [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://donnasa.ru/inform.php?lng=r&pid=2468&art=2469.

Топонимия Донбасса занимает исключительное место в истории любого государственного образования, в которое он входил с момента своего осмысления как этнопсихологической общности. Его уникальность была обусловлена как внутренним богатством населяющих этот край народов, выработавших на протяжении тысячелетий опыт бесконфликтного культурно-языкового, бытового и политического общения, так и внешним отношением собственника к объектам номинации, обладающих огромным природно-географическим и культурным потенциалом. В этой ситуации поликультурного созидания, связанного с присущим идеологии Степи состоянием многоликости и внутренней свободы, и его коррекцией со стороны врывающихся в структуру региона внешних собственников вынуждена была формироваться проприальная культура Донбасса, прошедшая в истории своего становления два противоречивых этапа.

 

I. Этап естественного формирования топонимичного фонда Дикого поля на его пути к Донбассу, охвативший два периода:

 

А. Период, связанный с первичной стихийностью внутреннего диалога между многочисленными тюркоязычными племенами Дикого поля (начиная с древнейших времен) и устремленными на Юго-Восток амбициями Московского государства (с 50-х гг. XVII в. до к. ХVIII в.).

Первое направление оставило свой след в современной гидронимии, имеющей тюркоязычные корни, но вписанной позже в «славянский» языковой контекст (русск. Калка, Кальчик, Миус, Кальмиус, Северский Донец, Осерёд, Торец; укр. Калка, Кальчик, Міус (Міюс), Кальміус (Кальміюс), Сіверський Донець, Осеред, Самара, Торець и т.п.), а второе – преимущественно в русской и малорусской топонимии (Святогорская обитель, Лиман, Изюмский перелаз, крепость Тор, Цареборисов, Соляной, Бахмутская слобода, Дружковка, Алексеевская слобода, Андреевский сторожевой пост запорожских казаков, Гродовка, Никитовка, Железное, Сонцовка, Харцызск) – предмет «творчества» монахов и казаков, развивающих здесь соляные промыслы. Немалый вклад в топонимическую историю этого края внесли и приглашенные Москвой для службы в крепостях Украинской опорной линии, находившиеся под гнетом Турции молдаване, волохи, словенцы, болгаре, черногорцы, хорваты и македонцы, основавшие на южных окраинах Дикого поля Славяносербию рядом населенных пунктов: Подгороднее, Суходол, Желтое, Вергунка, Каменный Брод, Ясиноватая, Селидовка, Землянки, Государев Байрак и др.

Б. Период, связанный с осознанным распрострением идеологии индустриализации в Донбассе (к. ХVIII в. – 1917 г.). Он оказался наиболее продуктивным для топонимии и характеризовался планомерным заселением просторов Дикого поля выходцами из России (чаще всего из Белгородской, Курской, Орловской и Воронежской губерний), Европы (Бельгии, Англии, Франции, Италии, Германии) и Крыма (среди бывших «крымчан»доминировали «…греки (румеи и урумы), причислявшие себя к урумам тюркоязычные грузины (гюрджи), армяне и волохи (молдаване)».

Не случайно в это время возникло понятие Донбасс (известны точная дата, автор и место первого употребления этого термина – 1827 г., «Горный журнал», № 2, статья берг-инспектора Е. П. Ковалевского «Опыт геогностических исследований в Донецком горном кряже») и сформировалась большая часть основных разрядов его онимного фонда с многоязычными по происхождению названиями:

– уездных городов и уездов (Бахмут и Бахмутский уезд, Мариуполь и Мариупольский уезд, Славянсербск и Славяносербский уезд, Луганск и Луганский уезд, Славянск и Славянский уезд, Донецкий уезд);

– городских поселков, промышленных и слободских поселений (Юзовка, Горловка, Макеевка, Краматорск, Басэ, Алексеево-Орловка, Катык, Ольховчик, Енакиево, Ханженково);

– сел и хуторов (Зайцево, Городище, Ёвсуг, Марковка, Третья Рота, Софиевка, Раздольное, Староигнатьевка, Анадоль, Янисоль, Бугас, Карань, Каменка, Комар, Константинополь, Марьевка, Данилоивановка, Астраханка, Старая Карань, Старый Крым, Старобешево, Староласпа, Новоласпа, Великоновоселка, Мангуш, Стыла, Урзуф. Чердаклы, Ялта) и хуторов (Щербиновский, Адаман Чалган, Сартана, Каракуб, Карабурга, Старый Керменчик, Остгейм, Грюнталь, Гладкий, Камышеваха);

– поветов и округов (Старобельский повет, Купянский округ, Беловодский военно-коннозаводской округ), военных поселений (Кременная, Новая Астрахань, Сватово, Нижняя Дуванка, Мостки, Шульгинка, Новопсков, Белолуцк);

– железнодорожных станций (Дебальцево, Попасная, Никитовка, Константиовка, Дружковка, Родаково, Карань, Еленовка, Михайло-Леонтьевская);

– улиц (Итальянская, Готфейская, Греческая улицы в Мариуполе, Английская улица в поселке Луганского завода) и т.п.;

– заводов и рудников (Луганский металлургический завод, Петровский (совр. Енакиевский) завод, Донецкий содовый завод, Донецкий стекольный завод фирмы «Веррери де Аманд» в Сантуриновке, Юзовский завод, Лисичанский рудник, Александровский рудник, Щербиновский рудник, Успенский рудник;

– торговых и производственных обществ (Русское общество пароходства и торговли, Съезд горнопромышленников Юга России, Горное и промышленное общество, Русское общество коммерческого пароходства, Новороссийское общество каменноугольного, железного и рельсового производства, Бельгийское общество по разработке угля, Русско-Бельгийское металлургическое общество «Любимов, Кокерилл, Сольве и Ко», Русский Провиданс, Русско-Донецкое общество);

– фирм (Джербулини, Галлеано, Сангвинетти, Мерелло, де Мартино, Мембели, Видович, Ковачевич, Опоренович, Твикович, Фискович, Кавалотти, Драго Поповичей, Великоанадольская образцовая лесная плантация, Огнеупорные материалы и пластичные земли Сьель-де-Анден и Буфью,);

– балок (Балхи, Кунжи, Домаха), урочищ (Алха Тарама, Амал), курганов (Акташ Оба, Аркды-та-Убайда), малых рек (Волноваха, Кашлагач, Сухая Яла, Тарама, Крынка, Волчьи Воды, Мокрая Волноваха);

– железных дорог (Донецкая каменноугольная железная дорога, Курско-Харьково-Азовская железная дорога, Константиновская железная дорога);

– банков (Азово-Донской, Российско-Азиатский, Международный) и т.п.

 

II. Этап осознанной коррекции «новыми собственниками» топонимического фонда Донбасса в актах именования и переименования, охватившей два периода:

А. Период строительства нового Донбасса и «подгонка» топонимического фонда под коммунистическую идеологию «советской» культурно-языковой общности (1917–1991 гг.). Несмотря на коммунистическую заангажированность, большая его часть вписалась в культурно-языковой стереотип донбассовца, формирующегося на началах интернационализма. Так или иначе, им были понятны названия нового типа, связанные с идеализацией коммунистических лидеров или образов новой эпохи (Карло-Либкхнетовск, Счастье, Новый Свет, Золотое, Ленинское), и положительно восприняты переименования, отвечавшие реальностям заселения территории новыми собственниками: Остгейм – Тельманово, Юзовка – Сталино – Донецк, Катык – Шахтерск, Алексеевка – Алексеево-Леоново – Чистяково – Торез, Соляное – Славянск, Лиман – Красный Лиман, Грюнталь – Мичурино, Гришино – Красноармейск, Чермалык – Заможное, Софиевка – Карло-Марксово, Сорокино – Краснодон, Хацапетовка – Углегорск, Тор – Красный Оскол, Петро-Марьевка – Первомайск, Павловск – Мариуполь – Жданов, Новониколаевка – Буденновка – Новоазовск, Луганск – Ворошиловград, Кривая Коса – Седово, Большой Янисоль – Великая Новоселка, Бахмут – Артемовск, Алчевск – Ворошиловск – Коммунарск, Кадиевка – Серго – Стаханов, Михайло-Леонтьевская – Новошахтинск, Старый Керменчик – Старомлиновка и др. Но в то же время при неудобстве, связанном с переименованиями, сами собственники в конце концов возвращали первичные имена (Ворошиловград – Луганск, Артемовск – Бахмут, Коммунарск – Алчевск, Славяногорск – Святогорск, Карло-Либхнетовск – Соледар), оставляя только то, что объективно «вписывалось» в новую национально-историческую парадигму: Тельманово, Донецк, Шахтерск, Торез, Славянск, Красный Лиман, Мичурино, Красноармейск, Заможное, Краснодон, Углегорск, Красный Оскол, Мариуполь, Новоазовск, Великая Новоселка, Новошахтинск, Старомлиновка.

Б. Период внешнего «захвата» Донбасса путем «перевода» топонимов в другую национальную парадигму и массовых переименований (начиная с 1991 г.). Первый механизм был запущен невежественным переводом русских имен собственных на украинский язык как «принадлежащих» Украине (Горловка – Горлівка, Никитовка – Микитівка, Никольское – Микільське, Красный Молочник – Червоний Молочар, Углегорск – Вуглегірськ) или игнорированием адресной функции с акцентом на форму собственности при «вуалировании» юридической сути собственного имени (для этого использовались кавычки в измененной структуре наименования: Донецкий национальный технический университет – Государственное высшее учебное заведение «Донецкий национальный технический университет»). При этом логика конструкции уставного документа («Донецкий национальный технический университет – это государственное высшее учебное заведение») перекочевала в структуру наименования в уродливо измененной формулировке: «Государственное высшее учебное заведение – это «Донецкий национальный технический университет», при которой он превратился в неизвестное учебное заведение государственной формы собственности, способный к перемещению, исходя из прихоти собственника, куда-угодно, например, в Красноармейск, что и было реализовано в условиях АТО.

Второй механизм топонимического «захвата» оказался более «продуктивным»: он апеллировал уже к государственным актам, игнорирующим право на имя населяющих Донбасс народов, и принуждал их к массовым «узаконенным» переименованиям, исходя из новой идеологии узурпаторов, не имеющих никакого отношения к Донбассу. Реальные собственники становились чужими в собственном государстве.

 

 

Противоречивость отношения к Донбассу (внутреннее чувство никем не ограниченной свободы и культурной открытости и стремление «внешних собственников» к юридической «оконтуренности» его исторической судьбы по их сценарию) отразилось на топонимии, которая в новейшей истории подверглась беспрецедентной по своим масштабам экспансии, выразившейся в переименованиях, «переводах» и изменениях структуры наименований с разрушением адресной и правовой информации о первичном собственнике. Так, в соответствии с Постановлением Верховной Рады от 01.09.2015 г. «Об осуждении коммунистического и национал-социалистического (нацистского) тоталитарных режимов в Украине и запрете пропаганды их символики» в Донбассе следовало переименовать 47 населённых пунктов (в Красноармейском районе семь, Добропольском – шесть, Волновахском – четыре, Володарском – четыре, Артёмовском – пять и т.д.) и большую часть улиц, переулков, площадей, Дворцов культуры и т.п. (например, в Красноармейске «по закону» нужно было переименовать 64 улицы, связанные с фактами советской истории: ул. 40 років України должна звучать как Паланкова или Крушельницька. ул. 50 років України – как Квітуча или Торецька, ул. Артема – как Шосейна или Енергетиків,
ул. Ватутіна – как Богдана Ступки или Старицького, пер. Волгоградський – как Скоропадського или Багрянова, ул.Фрунзе – как Мандрика или Героїв Небесної Сотні и т.п.).

Этап субъективного отторжения сложившейся топонимической истории Донбасса знаменовался попытками навязать ему идеологию и культурно-языковые нормы западных регионов Украины: идеализацию унитарности, национальной ограниченности, культурной и языковой однотипности; политику превосходства «украинской» конфессиональности, психологию сельского собственника, истеричного русофобства и идеологической нетерпимости. По мнению авторов такой доктрины, она должна сплотить весь народ Украины в едином порыве для строительства национального государства. Но чужими в этом государстве на самом деле можно считать самых ярких его апологетов, потому что в известном смысле киевские авторы пропагандистско-националистической доктрины «Донбас – це ми» или «Це наш Донбас» противопоставляли и противопоставляют идее развития Донбасса план его историко-топонимического разрушения.

Итак, сегодняшние государственные акты о массовых переименованиях топонимических объектов незаконны, как незаконен сам захват территорий. Предложения по изменению названий должны инициироваться только их собственниками, а затем рассматриваться соответствующими специалистами в области права и ономастики (а не партиями или депутатскими фракциями) и утверждаться в законодательных органах, возвращаясь к согласию на их действия конституционных обладателей «права на имя».

 

Мозговой В.И. Теория и практика функционирования собственных имен в правовом контексте. // Русский язык в поликультурном мире: Х Межд. научно-практ. конф. (8-11 июня 2016 г.) сб. науч.статей. В 2-х т. / отв. ред. Е. Я. Титаренко. – Симферополь: ИТ «АРИАЛ», 2016. – Т.2. С. 166-179.

О том, что правила передачи собственных имен (СИ), представляющих реальные объекты с реальными собственниками (Петербург, Москва, Александр, Константиновка, Маргарэт Тетчер), не могут опираться на нормы, рожденные их субъективным восприятием (Питер, Третий Рим, Саня, Констаха, Железная Леди) или авторской фантазией о вымышленных «героях» (Плюшкин, Печорин, Кощей Бессмертный), написано немало.

Однако это, похоже, никак не отражается на отношении административно-государственных органов к СИ. Они с удивительной легкостью продолжают решать их «судьбу» в документах. Сплошь и рядом на всем постсоветском пространстве узакониваются «национальные» формы антропонимов (только Анна, Николай, Никитовка, Еленовка, Владимир в русской или только Ганна, Микола, Микитівка, Оленівка, Володимир в украинской «традициях»), переименовываются объекты топонимии или восстанавливается их «историческая справедливость». Полагаясь исключительно на личные убеждения и пристрастия, новые «творцы истории» продолжают изменять чужую собственность, объекты номинации или их восприятие: Гришино – Красноармейск – Покровск, ул. Щорса – ул. Евгения Коновальца, Димитрово – Мирноград  и т.п.

«Масло в огонь» подливают «авторитетные» словари и справочники по правописанию, которые, собственно, и формируют подобную политическую «культуру» нынешних руководителей.

Задача данной статьи описать общую теорию функционирования СИ в правовом контексте, обобщив результаты исследований последних лет в этом направлении, и тезисно сформулировать принципы их передачи в разных проприальных культурах.

I. Собственные имена – важнейший атрибут права, без которого невозможно представить себе юриспруденцию и адекватную фиксацию имущественных отношений, возникающих в гражданском обществе. Появившись первично из звуков с целью выделения человека из массы других людей (возможно, из междометий), а позднее – для идентификации семьи или рода при помощи имен-характеристик (Первой, Девятой, Безнос, Добрыня, Ждан, Дорога, Некрас), пройдя этапы религиозно-метафорического или художественного осмысления действительности (Стрибог, Богдан, Святополк; Невский, Темный, Грозный), СИ по мере развития форм собственности все более превращались в механизм правовой регуляции общественных процессов, шагнувших на просторы системно-иерархического устройства всей человеческой цивилизации.

Сегодня за официально закрепленными разрядами проприальной лексики предстают реальные материальные объекты: отдельный человек с его личным именем; основатель семьи, зафиксированный в отчествах; род, представленный в фамилиях; социальные объединения с их принадлежностью к национальным или производственным коллективам (этнонимам, эргонимам), которые совершают бесчисленное множество правовых актов на оконтуренной территории, наполненной продуктами природной (оронимы, гидронимы. зоонимы), материальной (ойконимы, урбанонимы, эргонимы, хрематонимы, ктематонимы) или духовно-исторической культуры (теонимы, хрононимы). [4]

Правовая сущность СИ не позволяет поэтому апеллировать к лексическим значениям слов, входящих в разные части речи (университет, поможем, всегда, алло, загляни на посошок),«впечатлениям» или домыслам: Бабаёшка (БабаЯга), Мишаня (Михаил), Днепр (Днепропетровск), Докуч (Докучаевск), Дендистрит (пр. Ленина в Мариуполе) и т.п. За официальными СИ стоят конкретные объекты, лишь условно относящиеся к именам существительным, исходя из предметной сущности не слова, а денотата: «Университет» (сущ.) – «станция метро» (сущ.), но: Иванов (прилаг.) – «мужчина из русского рода» (сущ.), Межевая (прилаг.)– «поселок» (сущ.), «Поможем» (глагол) – «благотворительная организация» (сущ.), «Всегда» (нар.) – «такси» (сущ.), «Алло!» (межд.) – «магазин связи» (сущ.), «Загляни на посошок» (предложение) – «рюмочная» (сущ.)и т.п.

СИ «привязываются» к денотату своей индивидуально-правовой сущностью и отмежевываются как от обычных слов, имеющих лексическое значение, так и от псевдоназваний, лишенных собственника (купить антоновку, но сорт «Антоновка»; английская соль, но Английская королевская музыкальная академия) или созданных авторским воображением в виде образно-речевых характеристик (Камчатка, Акулина, Вован, Гапка, Петра творенье, Леший, Собакевич) – коннотонимов и поэтонимов. Вот почему традиционное вычленение у СИ девяти функций (номинативной, идентифицирующей, дифференцирующей, социальной, эмоциональной, аккумулятивной, адресной, эстетической, стилистической) проблематично, если речь идет о правовом контексте.

II. Не имея лексических значений и авторских коннотаций, официальные формы СИ выполняют две важнейшие социально-правовые функции: адресную(Михаил – русский, Михайло – украинец, Михеил – грузин, Мишель – француз, Михай – румын, Майкл – англичанин; Донецкий национальный университет – Донецк, а не Винница) и нформативную (русск.-укр. Мариуполь – город от греч. полис, но укр. Тернопіль – город от слав. поле; Никольское – поселок вокруг Никольской церкви) и т.п.

Таким образом, решающим для разграничения нарицательных и собственных имен (и, соответственно, регламентации употребления строчной и прописной букв) становится апелляция к функционально-правовой природе проприальной лексики. НИ оперируют понятиями об однородных предметах и лексическими значениями, а СИ – самими предметами с точным денотатом и информацией о конкретных объектах номинации. Сравни: чердак  – «нежилая часть дома под крышей», пика – «колющее оружие», булат – «марка стали», шевченковский стиль – «художественное своеобразие писателя», но «Чердак» – «ресторан в Донецке»; Пика – «фамилия донских казаков», Булат – «личное имя поэта-песенника Окуджавы», Шевченковская премия – «награда в области литературы им. Шевченко».

Дихотомия «понятие – значение» и «денотат – информация»становится главным мотивом при выборе строчной или прописной буквы. Строчная буква фиксирует слова и слова-названия, имеющие лексические значения, но не соотнесенные с собственником (национальный университет, нефтеперерабатывающий завод, облисполком, варфоломеевская ночь – «кровавая резня», морская губа, солнечная долина, железное дерево, минеральная вода), а прописная – «сигнализирует» о правовой информации, конкретном собственнике и его точным адресом (Национальная академия наук, Украина; «Университет» – станция метро, Киев; Александровский Завод – город, Россия; Донецкий завод резинотехнических изделий, Донбасс; Киевский облисполком – юридический собственник один, Кие