Я могла бы подружиться со старшими ребятами, но меня связывал десятилетний

Мальчик, вечно плетущийся в хвосте, мрачно и постоянно молчащий.

Все кончено! Путь отрезан немцами…

Нас высаживают из поезда вечером и для ночлега дают грузовики. «Тетки со своими родными детьми, забираются в грузовик, погружают свои вещи и удобно устраиваются.

Воспитателям малышей милостиво отводят крошечный уголок. Мама и ее приятельницы берут маленьких ребятишек на колени, устраиваются кое-как, между

Нераспакованными вещами, а моим «большим» ребятам «тетки» предлагают устроиться прямо на земле (вещи их уже запихнули в грузовик). И тут во мне просыпается, не подчиняющийся моему разуму, вояка.

- Ребята! – неожиданно ору я, - сбрасывайте все барахло с грузовика, тут разберемся, чье, пусть все устраиваются, как хотят на своих вещах.

Моя «гвардия» восторгом полезла на грузовик.

- Не надо, не надо! – завопили «тетки». – У нас есть фонарик, мы выдадим вашим

Ребятам их вещи, пусть распорядятся своими вещами, пусть устроятся на травке, еще не холодно, а вы можете переночевать с нами.

- Ладно, - согласилась я, - сгружайте мешки моих ребят и мой рюкзак, мы тут переночуем.

  Утром нам дали завтрак – моей команде – особый, питательный.

Для того чтобы объяснить это особое отношение, придется вернуться к эпизоду

Нашего путешествия, когда нас еще не вернули вспять.

Как-то поздним вечером, когда взрослые воспитатели опоздали к назначенному времени ужина, «тетки» объявили им, что ужина они не получат, поварихи устали.

 И тут во мне проснулся воин, который до того момента спал непробудным сном.

Я влетела в кухню, как разъяренная тигрица и заорала так, что кастрюли на плите задребезжали: «Вы тут обжираетесь, а воспитатели голодными спать ложатся!»

Эффект был потрясающий. Вместо того чтобы вытурить меня из поезда, как самозванку, не имеющую воспитательского опыта, мои врагини, заслонив своих детей, лениво жующих котлеты с макаронами, которых мы и во сне давно не видели,

залепетали:

«Сейчас, сейчас, все сделаем, накормим ваших воспитателей, мы просто пошутили!»

Мама и ее подруги, которые целый вечер успокаивали и утешали малышей, оторванных от своих мам, не понимающих, куда их везут, неожиданно получили роскошный ужин – те самые, отвергнутые детками поварих котлеты с макаронами.

Я вернулась к своим ребятам, доедать «баланду» - блокадный суп, состоявший из

Трех крупинок риса и тех «лесных даров», которые мы сами насобирали.

До меня донесся шепот маминых подруг: «Мы думали, Ваша Катя – скромница,

как это она решилась…»

«Я сама удивляюсь», - шепотом ответила мама. – «Катя застенчива до дикости…»

Мне не захотелось слушать дальнейшее обсуждение моего поведения. Я сама удивлялась своему «нахальству» и чувствовала себя неловко. Но моим ребятам эта

Сцена доставила явное удовольствие, и мой престиж вырос необычайно. Потому и в

Дальнейшем, они так охотно выполняли мои распоряжения. А мой «одинокий воин» уже спал, но, видно, вполглаза.                                                                                                                                       Когда на обратном пути нашей группе дали «шикарный» завтрак – кофе и

Бутерброды с тоненьким слоем масла и кусочком сыра, ко мне пришла одна из «взрослых» воспитательниц, с жалобой: «А нашим детям дали жиденький чай с крохотным кусочком булки».

И тут опять проснулся мой наглый воин: «Защищайте своих детишек, они же

Маленькие, за них заступиться некому. Не могу я одна воевать за всех – кто я такая?»

Эта вылазка моего дремлющего воина привела меня в ужас. Так разговаривать со

старшим, уважаемым мною человеком! Я долго извинялась – сама, мол, не понимаю, что болтаю.

Значительно позже, набравшись житейского опыта в чудовищных условиях войны, я поняла, что поговорка «Один в поле не воин» не вполне верна.   Бывают случаи, когда слабый человек побеждает сильных. Но – для этого нужны два условия: 1) Он должен драться не за себя, а за других, и 2) Он должен быть уверен в том, что борется за справедливость.

В моей литературной жизни я не раз использовала своего одинокого вояку, но уже

Осознанно и продуманно.

В первый раз это случилось, когда я еще была очень молодым членом Союза Писателей. Мы с одной опытной писательницей готовили вместе книгу стихотворений юных поэтов. Самыми талантливыми были стихи школьника с фамилией, которая могла вызвать тогда неприязнь у некоторых авторов.

«Выкинут его стихи», - мрачно сказала моя соратница, которая должна была показывать стихи кому-то ответственному.

«А давай я пойду», - предложила я. – «Не посмеет он сказать незнакомому человеку – выкиньте эти стихи, у автора национальность неподходящая.»

- Он не скажет, он намекнет.

- А я не пойму, я дура. Пусть он мне скажет – почему стихи надо выкинуть. Не посмеет, я уверена.

- Ну, попробуй, - пожала плечами моя соредакторша.

И вышло по-моему. Человек, который мог меня самою выкинуть из Союза Писателей, не посмел возразить мне, когда я сказала, что нахожу стихи N самыми талантливыми, и подборку его стихов надо дать полностью.

Я думаю, что люди, проповедующие неправое дело, всегда трусы, с ними можно