Относительность материалистической точки зрения на мир.

Все мы хорошо знаем, что всякий предмет изменяется сообразно с тем, с какой точки зрения мы его наблюдаем. Так, например, трава с точки зрения лилипута представляется лесом. Лес с точки зрения сказочного великана — травою. Море с точки зрения Микромегаса¹ представляется лужей, гора — кочкой и т. п.

Отчего же мы не допускаем возможности предположить иную точку зрения на вселенную, кроме материалистической?

Почему мы никак не можем допустить, что Мир сам по себе иной, чем каким мы его себе представляем через призму нашего тела. Ведь мир кажется нам материальным прежде всего по той простой причине, что наблюдаем мы его не непосредственно, а через посредство подобного ему предмета — нашего тела. И материальность есть такое же одностороннее и, главное, относительное свойство мира, зависящее исключительно от точки зрения на него, каким представляется плоскость луны и солнца, белизна дальних гор, синева дальнего леca, одинаковая отдаленность от нас всех светил небесных, неподвижность земли в сравнении с их подвижностью.

Поэтому смерть, сводящую человека с материалистической точки зрения на мир и ставящую его на иную, еще неведомую точку зрения, я уподобил бы такому же превращению, какое испытал бы крот, чудесным образом и внезапно превращенный в человека.

¹ Микромегас — герой фантастического рассказа Вольтера.

Внешний и внутренний мир.

Весь видимый, внешний мир, хотя он и внешний, все же находится во мне, потому что я же его располагаю в пространственную перспективу. Внешним же я называю его только потому, что помимо него существует во мне еще внутреннее, более важное в сравнении с внешним, — то, что и располагает этот мир в перспективу. Внутреннее — это располагающее, мало того, — сознающее это расположение, сознающее это сознание и т. д., и т. д. Внешнее же — это располагаемое. Внутреннее — это субъект, а внешнее — объект, как говорят философы.

Разрозненность и единство.

Вместо того, чтобы жаловаться, что при невидимом единстве людей в духе существует видимая разрозненность их, лучше радуйся, что при видимой разрозненности существует невидимое единство. Ибо тогда как все видимое обречено на гибель и тление, все невидимое пребывает вовек и открывается и делается доступным для нас по мере наших усилий.

Современные Никодимы.

Вот что приходится слышать от современных Никодимов по поводу слов Христа о необходимости человеку родиться свыше, — от духа.

— Что это за возрождающий дух, которого и видеть-то нельзя? Не могу верить в то, чего ты не можешь мне0вввввв показать.

Нельзя отрицать существование всего того, чего мы не видим. Вот воздуха мы не видим, однако дышим им. Неизвестно, откуда вдыхаем и куда выдыхаем, — однако попробуй его не признать, попробуй заткнуть рот и нос... и задохнешься. Так же бывает и со всяким, рожденным от Духа. Мы тоже не видим Его и, тем более, не знаем, откуда Он к нам приходить и куда уходит. И однако, если попробуем всецело, т.е. не только на словах, но и на деле отрицать Его, не жить Им, то тоже задохнемся, — задохнемся духовно, лишимся жизни, т.е. дойдем до такого состояния, при котором, благодаря отсутствию духовного блага, и материальные блага потеряют всякую ценность, — жизнь сделается не мила.

— Но откуда приходит к нам животворящий нас Дух? — спрашивает современный Никодим. На это христианин ему отвечает:

— Как поверишь, если буду говорить тебе об источникe происхождения Духа ("о небесах"), коли ты еще не веришь в самый Дух, который тут на земле животворит тебя? Ведь говорить об источнике Духа, — об Отце, — человеку, не признающему еще присутствия Духа в себе, — т.е.Сына, — это все равно, что говорить о воздушном пространстве человеку, не признающему, что он дышит воздухом. Как перенестись мыслью в воздушное пространство может только тот, кто в своих легких ощущает частицу его, — ибо воздух в легких — все тот же воздух, который наполняет пространство, — так и возвыситься до понимания Бога, Отца, "взойти на Небо", по словам Христа, может только тот, кто имеет в себе частицу этого Неба — Сына Божия, или, лучше сказать, кто ощущает в себе жизнь вечную, в нем пребывающую. Ибо как тот воздух, которым мы дышим, есть все тот же воздух, который наполняет пространство, так и тот Сын Божий, тот свет разумения, которым мы живы, есть все тот же Бог, которым живо все живое и который есть сущность мира.

Вот какое важное значение имеет для нас Дух, нас животворящий! Как же не поставить Его выше всего в миpа? Как не возвеличить, не вознести Его подобно тому, как Моисей вознес змия в пустыне?

Ведь во что верит человек, на том и утверждает себя. Утверждает себя в бренном, хрупком, вещественном, временном, и гибнет вместе с гибелью этого хрупкого, проходит вместе с этим преходящим. Если же утверждает себя в вечном, не имеющем ни начала, ни конца, то и сам приобщается этому вечному "в нем пребывающему", по выражению ап. Иоанна (I посл. III, 15), — пребывает вместе с Ним вне времени и пространства.

Творческий процесс в мире.

Так как из одних только физических и химических сил природы нельзя объяснить ни превращение яйца в птицу, ни тот коренной переворот в строю жизни человечества, который суждено совершить человеку под внушением нравственного чувства совести, несмотря на то, что и то и другое происходит, нимало не противореча физическим и химическим законам природы, то ради объяснения того и другого мы должны предположить существование иных, таинственных сил, — сил высшего порядка.

На первый взгляд кажется, что скрытые от нас силы, превращающие яйцо в птицу, и силы, порождающая нравственные чувства в человеке, суть разные силы. На самом же деле обе они имеют своим первоисточником одну и ту же творческую силу, которая ведет мирк своей собственной великой, непостижимой для нас цели, непрерывно обновляя и совершенствуя его.

И эта-то творческая сила и есть Бог.

"Верховное Существо", — сказал Эмерсон, — "не создает природы вокруг нас, но проявляет ее через нас, подобно тому, как жизнь дерева пускает новые ветки через поры старых".

Вот чему подобен творческий процесс в миpе. Мир никогда не переставал твориться, и мы же, люди, представляем из себя непосредственное орудие творения его.

Но наше участие в творческом процессе мира двоякое: пассивное и активное.

Будучи одновременно представителями четырех царств природы, — минерального, растительного, животного и чисто человеческого, — человек участвует в процессе творчества: пассивно, в качестве представителя первых трех царств, и активно, в качестве человека, как такового.

И насколько мы — люди, т.е. существа нравственные, настолько мы должны не то, чтобы нарушать физические и химические законы природы, — не нарушает их, как мы видели, и процесс, превращающий яйцо в птицу, — а должны пренебрегать их требованиями в меру требований законов нравственных. Ибо, по словам апостола Павла, "человек должен видеть в членах своих иной закон, противоборствующий закону ума его", и "плоть желает противного духу, а дух противного плоти" (Посл. к Галат. V, 17; Посл. к Римл. VII, 23).

О том же говорится и в евангелии, в текстах о мире высшей любви, а также в текстах об идеале целомудрия.

Человек, полагающий душу свою за други своя (Иоанн XV, и3), согласно заповедям о любви к Богу и ближнему, не может не пренебречь животными своими потребностями, властно требующими от него сохранения его животной личности. Человек, принявший обет целомудрия и тем сделавшийся скопцом для Царства Небесного" (Mф. XIX, 12), по метафорическому выражению Христа, не может не пренебречь животными своими влечениями, обеспечивающими продолжение рода.

Будем же участвовать в творчестве мира не на низших ступенях этого процесса, — на них мы и без того участвуем и до пробуждения религиозно-нравственных чувств наших и после их пробуждения: в случаях падения нашего с высшей, свойственной нам, людям, ступени, — а будем участвовать в творчестве мира на высшей, вполне доступной для нас ступени религиозно-нравственного сознания. Будем людьми в истинном значении этого слова.

12. Познай себя!

"Человек есть мера всех вещей".

Протагор.

Часто случается, что человеку, едущему вдоль реки на лодке, кажется, что едет не он, а берег, или — человеку, впервые видящему туманные картины, кажется, что картины эти изображены не на стеклянных пластинках, вдвинутых во внутренность волшебного фонаря, а на экране, или, наконец, человеку, провинившемуся в каком-нибудь деле, кажется, что виноват не он, а его ближний.

Отчего все это происходит?

От одной общей причины: от неведения всего того, что находится ближе к нам или в нас самих, и вследствие этого склонности переносить собственные наши свойства или деяния на внешние окружающие нас предметы.

В этой нашей склонности коренится главное наше невежество, состоящее не столько в недостаточности наших знаний, сколько в ложности, извращенности их. Отсюда же проистекают и все бедствия и невзгоды нашей жизни.

Не даром учил Сократ: "познай самого себя", и Христос: "вынь прежде бревно из твоего глаза, и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего" (Лука VI, 42).

И вот, с тех пор как заметили люди, благодаря открытию Коперника, движение собственной планеты вокруг солнца, перестали они приписывать движение солнцу и всему звездному небу вокруг земли.

Благодаря этому, узкий кругозор геоцентрического сменился широким кругозором гелиоцентрического — космического миропонимания.

С тех пор, как появилась критическая система философии, предпославшая изучению внешнего мира изучение собственных познавательных способностей человека ("Критика разума" Канта), перестали люди приписывать абсолютную реальность внешнему, вещественному, миpy, а перенесли ее с материального мира на мир внутренний, духовный.

Благодаря этому, путь, ведущий нас в область божественных сил, был проложен уже не через пространства внешнего мира, а в противоположном направлении, — через тайники нашего духа.

И наконец, когда, вместо того, чтобы начинать с поучения и наставления других, мы примемся совершенствовать себя самих, когда станем открывать и познавать в себе скрытые в нас духовные и нравственные силы и таким путем будем приближаться к совершенству Отца нашего Небесного (Mф. V, 48), тогда перестанем слепо доверять внешнему авторитету других.

Благодаря этому, исчезнет порабощенное состояние людей перед людьми, и они, познав истину сыновности Богу, сделаются свободными служителями Бога.

13. Материализм, спиритизм...

Всё равно как Мороз в сказке не верить, чтобы где-либо существовали теплые края, — ибо где ему ни приводилось бывать, везде он встречал только холод, — так и материалисты не верят в существование духовного начала, ибо во всем, что они исследуют, они видят только материю. Это хотя близоруко, но зато последовательно и потому понятно.

Непонятна мне только ограниченность и непоследовательность спиритов, для которых материальные явления призраков, — материализация душ, как они выражаются — служит доказательством существования духа.

Ведь это все равно, как если бы Мороз принимал производимый им холод за доказательство тепла.

Но если уж считать явления материализации за доказательство существования духа, то разве наши-то тела, — тела людей, еще не умерших, не представляют из себя все ту же мaтepиaлизaцию духа? А если так, то какая причина одну материализацию, — естественную, всеобщую и всем очевидную не принимать за доказательство существования духа, а другую — искусственную, исключительную и далеко не всем доступную, принимать за такое доказательство? Причина этому та же самая, по которой мнимую способность нарушения вечных и неизменных законов считают удивительной и чудесной, действительную же способность проявлять и выполнять их ни во что не ставят.

Причина смерти.

Так как жизнь наша управляется не одними только низшими, физическими законами, а еще и высшими: духовными, моральными, то, следовательно, нельзя допустить, чтобы и смерть наша наступала для нас под влиянием одних только физических причин.

Правда, действия моральных причин, от которых я ставлю в зависимость продолжительность нашего пребывания на земле, не доступны, физические же факторы доступны для нашего наблюдения: пища, воздух, поддерживающее наше существование, пуля, микроб, яд и т. п., прекращающее его.

Но тем не менее, несмотря на кажущуюся случайность чисто физических причин, спасающих или прекращающих нашу жизнь, продолжение или прекращение ее все-таки не может не стоять в причинной связи с моральным фактором, т.е. с нашим духом, с Богом.

Если читателю покажется это невероятным, то пусть он попробует в теле человека или животного найти такую же осязаемую причину, приводящую в движете весь организм, какую представляет из себя пружина по отношению к часам.

Может быть, это сердце? Но ведь сердце действует вследcтвие мускульных сокращений, причина которых вне его.

Так может быть, это один из нервных центров, из которых выходят импульсы для мускульных сокращений? Да, ведь, эти импульсы не могли бы исходить из нервных центров, если бы они в свою очередь не питались кровью, изготовляемою желудком и посылаемою по всему телу сокращениями сердечных мускулов и т. п. — очевидный заколдованный круг, отсутствующий в часовом механизме.

Вот эта-то невозможность найти осязаемую пружину, приводящую в действие чисто животные процессы в человеке, и служит не маловажным основанием для подтверждения моей мысли о том, что нельзя допустить, чтобы смерть наша наступала для нас под влиянием одних только физических причин.

II.
Б о г.