Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Увеличивать или нет - Вот в чем вопрос

Поиск

 

Мысль о хирургическом вмешательстве с целью даже небольшого изменения фигуры всегда волновала меня, но вовсе не из-за того, что Долли Партон выгля­дит сногсшибательно. Ей не дашь и сороковника, а ей, должно быть, уже все двести. Меня всегда беспокои­ло то, что врачи могут ошибиться и уменьшат одну грудь донельзя или забудут про ноздрю или что-то там еще. Конечно, я такая же девушка, как и все осталь­ные, и я понимаю, как важно выглядеть так, чтоб са­мой себе нравиться. Однако на это можно посмотреть и по-другому: стоит увидеть на улице сногсшибатель­ного парня и сказать подруге: «Посмотри на него!» — она всем своим видом покажет - урод. Наши вкусы настолько разнятся, что кто-то может, увидев тебя, воскликнуть: «Обалдеть!» — вопреки тому, что ты сама думаешь о своей внешности. Просто научись воспри­нимать себя глазами других.

ВАШИ ПИСЬМА

Дорогая Сплетница, слышала, что тебя уже приняли в «Брин-Мор»и ты в восторге, оттого что тебе нравится ходить в школу с девочками и ты просто хвастливая лесби. Пока, пока.

-Дорф

 

Привет, Дорф.

Кстати, что это за имя такое «дорф»? Я не могу ни снизойти до твоего юмора, ни рассказать тебе о том, куда поступаю, но представляешь, и моя мать, и сестра учились в Бринморском коллед­же, и знаешь что? Обе они очень сексуальные.

- Сплетница

Нужно смотаться домой и проверить почтовый ящик, вдруг там уже лежит конверт, которому суждено пре­допределить все мое ближайшее будущее. Пожелай­те удачи!

Сами знаете, вы от меня без ума.
ВАША СПЛЕТНИЦА

Парень из приличной семьи пытается достать травку

 

Когда наконец-то закончилась по­следняя пара французского, Нейт Арчибалд про­изнес стремительное а demain (фр. До завтра), обращаясь к сво­им одноклассникам из школы св. Иуды, и поспе­шил в пиццерию на углу Мэдисон-авеню и 86-й улицы, где работал торговец марихуаной по име­ни Митчелл, ему можно было доверять. Нейту по­везло: школа св. Иуды была старейшей школой для мальчиков в Манхеттене, а потому придержива­лась традиции, согласно которой занятия закан­чивались в 14.00 как в средних, так и в старших классах, хотя в большинстве других школ горо­да только в 16.00. В школе считали, что при та­ком расписании у учеников оставалось больше свободного времени на занятия спортом и на выполнение громадного домашнего задания, с кото­рым они уходили из школы каждый день. Это время они также тратили на то, чтобы снова взяться за наркоту и побалдеть до, после и во вре­мя занятий спортом и выполнения домашнего задания.

Когда Нейт видел Митчелла в последний раз, вечно иронизирующий торговец в шляпе «Кэнгол» сообщил ему, что собирается вернуться до­мой в Амстердам. И вот сегодня у Нейта был по­следний шанс заполучить огромную сумку сладкой перуанской травки от Митчелла. Блэр постоян­но жаловалась на то, что Нейт курил марихуану, когда они бывали вместе, она плакалась ему, го­воря, что нет ничего скучнее, чем наблюдать за тем, как он в течение десяти минут пристально смотрит на персидский ковер в ее комнате, хотя в это же самое время они могли дурачиться или тусоваться на какой-нибудь вечеринке. Нейт же всегда отговаривался, что привычка его — всего лишь каприз. Точно так же кто-то любит шоколад — когда захочешь, можно всегда бросить. И чтобы доказать это самому себе — Блэр теперь ничего доказывать больше было не нужно, — он собирался завязать сразу после того, как выкурит последний лист марихуаны из той огромной сумки, которую он сегодня купит. Если он будет поаккуратней, содержимого этой сумки ему хватит на добрых восемь недель. А до тех пор Нейт пред­почитал ни о чем таком не думать.

— Два обычных куска, — сказал Нейт лысеющему долговязому шеф-повару в ярко-фиолетовой футболке с надписью: «Welcome to Loserville». Он облокотился на прилавок, отделанный красным линолеумом, слегка отталкивая локтем пластиковую банку с чесночной солью, хлопьями красно­го перца и орегано.

— Где Митчелл?

Левый заработок Митчелла не являлся секре­том в пиццерии. Шеф-повар поднял свои густые черные брови. Его, кажется, звали Рей, но даже после тех нескольких лет, что он покупал здесь пиццу и марихуану, он не был уверен.

— Митчелл уже уехал. А вы по нему скучаете? Нейт ощупал задний карман своих армейских камуфляжных штанов, куда он засунул толстый бумажник «Коуч». Его охватила паника, и к горлу подкатывал неприятный ком. Конечно же, он не подсел, но ему ужасно не понравилось, что он ос­тался совсем без травки, тогда как хотел скру­тить толстенький косяк, чтобы скоротать вече­рок, и точно так же провести следующий...

— Что? Вы хотите сказать, он уже уехал в Ам­стердам?

Рей — или, может, это был Рой — открыл свер­кающую хромом дверцу духовки и движением профессионала отправил два горячих куска пиц­цы на двойной слой бумажных тарелок и толк­нул их через весь прилавок в направлении Нейта.

— Извини, друг, — сказал он слегка сочувствен­ным тоном. — Но с этих пор мы продаем только пиццу и содовую, и только пиццу и содовую. По­нятно?

Нейт взял тарелку с пиццей и затем поставил ее назад на прилавок. Он не мог поверить, что ему так не везло. Раскрыв бумажник, он достал из пачки десятидолларовую банкноту и положил ее на прилавок.

— Сдачу оставьте себе, — пробормотал он, уно­ся с собой пиццу.

Оказавшись на улице, Нейт бесцельно побрел и направлении парка, чувствуя себя брошенной собакой. Он ведь покупал травку у Митчелла < восьмого класса. Однажды в один из майских деньковНейт и его приятель Джереми Скотт Том-кон зашли в пиццерию перекусить, и Митчелл подслушал, как Джереми подговаривал Нейта украсть банку с орегано, чтобы раскурить его дома. Митчелл предложил им купить нечто, что в сто раз лучше поднимает настроение, и с тех пор он с приятелями постоянно возвращался в эту пиццерию. Что же теперь ему делать? Пойти и купить травы у кого-нибудь из тех парней, которые торгуют в Центральном парке и похожи на жуликов? Большинство из них продавали дерьмомую сухую техасскую фигню, а у Митчелла всегда была сочная зеленая трава, которую он получал прямо от дяди из Перу. Да и к тому же продавцы в Центральном парке были в основном агентами Федерального бюро по наркотикам, и они-то наверняка поджидали таких парней, как он, чтобы сдать их полиции.

Выбросив остатки недоеденной пиццы в ближайший мусорный бак, Нейт пошарил по карманам своей куртки морского офицера от Хьюго Босс в поисках завалявшейся самокрутки. Ког­да же такая нашлась, он перешел на другую сторону Пятой авеню и нагнулся к скамейке в парке, чтобы прикурить ее, не обращая никакого внимания на группу хихикающих десятикласс­ниц в темно-синей школьной форме из «Констанс Биллар», которые, проходя мимо, строили ему глазки.

Благодаря каштановым волосам с соломен­ным оттенком, изумрудно-зеленым глазам, заго­релой коже, улыбке, выражающей уверенность в своей привлекательности, умению строить па­русники и участию в регате, что не могло не воз­буждать, Нейт Арчибалд был самым желанным парнем Верхнего Ист-Сайда. Ему не нужно было искать девушек. Они сами шли к нему в руки.

С наслаждением посасывая горящую самокрут­ку, Нейт достал из кармана мобильник. Он знал, что все его приятели по школе: Джереми Скотт Томпкинсон, Чарли Дерн и Энтони Авульдсен — тоже покупают траву у Митчелла. У Митчелла она была лучше всего. И он решил выяснить, ус­пел ли кто из них затариться травой до того, как их продавец смылся. Джереми ехал на такси в теннисный клуб на 92-й улице.

— Извини, кореш, — потрескивал в трубке го­лос, — но я был весь день занят, мать приняла боль­шую дозу антидепрессанта золофт. А что бы тебе просто не купить себе травы у какого-нибудь тор­говца в парке или еще где-нибудь?

Нейт пожал плечами. Покупать траву в парке было таким... отстоем.

Ну давай, — сказал он Джереми. — До завт­ра.

Чарли был в гипермаркете «Верджин», он покупал ди-ви-ди-диски со своим младшим бра­том.

— Облом, — сказал он, когда Нейт обрисовал ему ситуацию. — Но ты ведь сейчас возле парка, так что и купи там себе травы.

— Да, ну, давай, — ответил Нейт. — До завтра. У Энтони был урок вождения: на прошлые выходные родители подарили ему новый спортивный БМВ М-3 к его восемнадцатилетию.

— Проверь аптечку матери, — посоветовал
он. — Родители — это последний шанс.

— Я посмотрю, — ответил Нейт. — Позже.
Он выключил телефон и затянулся в последний раз от своей малюсенькой сигаретки.

—Черт, — выругался он, бросая сгоревшие остатки в грязный снег под ногами. Этот семестр

должен был превратиться в бесконечную вече­ринку. В ноябре он пережил ужасное собеседование в Браунском университете и был уверен, что комиссия будет в отпаде от его заявления, и он точно поступит. И потом, он уже не встречался с малышкой Дженни: она, конечно же, мила, и грудь у нее что надо, но на нее уходила уйма времени. До выпускного он собирался курить грану и вообще балдеть, но без продавца, кото­рому можно было доверять, план его и гроша иного не стоил.

Нейт откинулся на спинку зеленой деревянной и скамейки и пристально посмотрел на рос­кошные многоэтажки, облицованные известняком, которые тянулись вдоль Пятой авеню. Справа на углу 72-й улицы он увидел дом, в котором жила Блэр. Наверху, в пентхаусе, на розовом пле­де Блэр растянулся Китти Минки, кот породы русская голубая, в ожидании того, когда вернет­ся домой Блэр и почешет ему грудку своими крас­новато-розовыми ногтями. Нейт непроизвольно нажал несколько клавиш своего сотового и по­звонил Блэр. Он услышал шесть гудков, прежде чем она ответила.

— Привет, — четко произнесла Блэр. Она си­дела в новом салоне «Гарренз» на Пятьдесят седь­мой Восточной улице, который был стилизован под турецкий гарем. Тонкие шелковые платки, розовые и желтые, свисали с потолка, а огром­ные подушки тех же цветов были разбросаны по всему салону, чтобы клиенты могли посидеть и выпить чашечку турецкого кофе в ожидании своей очереди. Напротив рабочих мест стилис­тов висели огромные зеркала в золоченых рамах. Джанни, новый парикмахер Блэр, только что расчесал ее волосы, влажные от мытья и конди­ционера. Прижав к мокрому уху телефон, Блэр уставилась на свое отражение в зеркале. Насту­пил решающий момент: решится ли она на ко­роткую стрижку?

— Привет, это я, Нейт, — шептал старый зна­комый голос ей в ухо.

Блэр была ошарашена и не могла ничего от­ветить. Они не виделись с самого Нового года, да и последняя встреча ничем хорошим не кончилась. С какой это стати Нейт звонит ей имен­но сейчас?

—Нейт? — удивилась Блэр, переполняемая не то нетерпением, не то любопытством. — Это прав­да очень важно? Я сейчас не могу говорить. У тебя очень плохие времена?

—Да нет, неважно, — ответил Нейт, пытаясь придумать хоть какое-нибудь разумное объясне­ние своему звонку. — Я просто подумал, что тебе, может, интересно узнать, что я решил завязать. Ну, ты понимаешь — завязать с травой.

Он пнул ком замерзшей грязи. Он вовсе не был уверен, что так оно и обстоит на самом деле. Завяжет ли он? Чего ради?

В замешательстве Блэр схватила свой теле­фон за другой край. Нейт всегда вел себя спонтанно, но не до такой степени. Джанни нетерпеливо провел черепаховым гребнем по ее волосам.

— Ну, ты молодец, — ответила она наконец. Послушай, мне надо идти.

Ее голос звучал как-то растерянно, а Нейт даже не знал, почему он ей позвонил. Увидимся, — пробормотал он и спрятал телефон в карман куртки.

— Пока.

Блэр бросила свой блестящий розовый телефон «Нокиа» в красную сумку для боулинга и выпрямилась, сидя на вращающемся кожаном стуле. Я готова, — сказала она Джанни почти уверенно. Помни, что я хочу короткую стрижку, но не под мальчика.

На загорелых щетинистых щеках Джанни по­явились складки, выражающие изумление. Он подмигнул темно-карим глазом так, что стали за­метны его длинные ресницы.

— А, как у Катерины Хепберн, да?
Приехали.

Блэр затянула пояс бежевого халата, который ей выдали в салоне, и взглянула на зеркальное от­ражение чрезмерно напомаженных волос Джан­ни. Она молилась о том, чтобы он делал свое дело не так глупо и непрофессионально, как говорил. Конечно, это могло быть связано лишь с языком.

—Нет, не Кэтрин Хепберн. Одри Хепберн. Ну, помнишь «Завтрак у Тиффани»? «Моя прекрас­ная леди»? «Забавная мордашка»? — Блэр прокру­чивала в голове, пытаясь вспомнить кого-нибудь из знаменитостей с достаточно короткой стриж­кой.

—А может, как у Сельмы Блэр, — отчаянно до­бавила она, несмотря на то что у Сельмы причес­ка была более мальчиковая, нежели та, какую хо­тела она.

Джанни ничего не отвечал. Вместо этого он проводил пальцами по мокрым распущенным во­лосам Блэр.

— Такой красиф фолос, — сказал он с тоской
в голосе. Потом взял ножницы и, собрав волосы
в хвост, без какой-либо суеты, одним резким дви­жением отсек весь пучок.

Блэр закрыла глаза, когда волосы падали на пол. «Пожалуйста, сделай так, чтобы я была кра­сивой, — молила она про себя, — и оригинальной, элегантной, и стильной». Она открыла глаза и замерла в ужасе, уставившись на отражение в зеркале. Ее мокрые космы, едва достающие до ушей, торчали в разные стороны.

— Не фолнуйтесь, — заверял ее Джанни, меняя большие ножницы на маленькие. — Теперь подрофпяем.

Глубоко вздохнув, Блэр запаслась терпением. Отступать было все равно поздно. Почти все ее волосы лежали на полу.

— Ладно, — выдохнула она.

Вдруг снова зазвонил мобильник, и она потя­нулась к нему.

— Подожди, — сказала она Джанни. — Алло.

— Это Блэр Уолдорф? Дочь Гарольда?

Блэр рассматривала себя в зеркале. Она никак не могла понять, в кого она превратилась. Она больше была похожа на вновь прибывшего заключенного, чем на известного адвоката Гарольда Уолдорфа, который развелся с ее матерью два назад и теперь живет в замке во Франции, где вместе со своим спутником жизни держит Виноградник. Оценив свое беспокойное состояние, Блэр была не против оказаться кем-то совсем другим — это одна из причин, по которой она решила довериться рукам Джанни. Она уже согласна и на Катрин вместо Одри, поскольку выглядела совершенно по-новому..

—Да, — слабым голосом ответила Блэр.

—Хорошо, — сказал парень низким голосом очень учтиво, так что трудно было догадаться, сколько ему лет — девятнадцать или тридцать пять. — Это Оуэн Уэллс. Я многим обязан ваше­му отцу. Когда-то мы вместе работали в одной фирме, а еще раньше учились в Йельском универ­ситете, и я понимаю, что вы заинтересованы в том, чтобы самой попасть туда.

Заинтересована? Блэр была не просто заинте­ресована, это было для нее смыслом жизни. За­чем же, блин, тогда ей понадобились пять лиш­них курсов, дающих дополнительные баллы при поступлении?

— Это так, — писклявым голосом выдала она.
Она взглянула на Джанни, который мурлыкал себе под нос слова отвратной песни Селин Дион, до­носившейся из колонок стереосистемы. — Но я как бы облажалась на собеседовании.

И правда, на собеседовании она поведала слез­ливую историю своей жизни, а напоследок чмок­нула мужика, который задавал ей вопросы, это, типа, и было самой лажовой фишкой.

— Именно поэтому я и звоню вам, — ответил Оуэн Уэллс, чей голос звучал очень сексуально, может, оттого, что резонировал так же, как зву­чащая в басу виолончель. — Поддержка вашего отца очень много значит для университета, и они хотят дать вам еще один шанс. Я вызвался про­вести с вами повторное собеседование, и прием­ная комиссия уже согласилась, что при рассмот­рении вашей кандидатуры они будут опираться на характеристику, которую предоставлю им я.

Блэр была просто ошеломлена. Еще один шанс — это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Устав ждать, Джанни положил ножницы на рабочий столик на колесиках рядом с креслом Блэр, взял с ее коленей последний номер «Вог» и засеменил к коллегам, чтобы жаловаться на свою клиентку.

— Когда вы свободны? — настаивал Оуэн Уэллс.
«Сейчас», — хотелось выкрикнуть Блэр. Но она

просто не могла попросить Оуэна прийти сюда и лицезреть, как Джанни стрижет ее, пока она будет отвечать на все занудные вопросы, какие обычно задают на собеседовании, типа: «Кто боль­ше всего влияет на вашу жизнь?»

— В любое время, — визгливо ответила она.

Вдруг пришло в голову, что она не должна по­калывать, в сколь безнадежном положении нахо­дится, особенно теперь, когда решила изобразить из себя одаренного ребенка с бешеным расписанием. — Вообще-то сегодня я занята, да и завтра тоже будет сумасшедший день. Вот в среду или в четверг после школы было бы в самый раз.

—Я обычно работаю допоздна, а вплоть до среды у меня каждый вечер встречи. Как насчет вечера четверга? Около половины девятого?

—Замечательно, — ответила Блэр.

—Хотите, я приду к вам в офис?

Оуэн немного помедлил. Блэр слышала скрип его стула, она представила, как он осматривает свой офис в «Трибеке» с видом на Нью-Йоркскую гавань, пытаясь решить, насколько подходит его кабинет для встречи. Он виделся ей высоким блондином с загаром, как у всех игроков в теннис, такой же был у ее отца. Но Оуэн Уэллс наверняка лет на десять моложе ее отца и поэтому выглядит гораздо лучше. Интересно, задумывался ли он, как круто иметь по букве «у» в имени и фами­лии?

— Почему -бы нам не встретиться отеле Комптон»? Там есть небольшой бар, вполне уютное местечко, — засмеялся он. — Я куплю вам колу, хоть ваш отец и говорил мне, что вы предпочи­таете «Дом Периньон».

Блэр вспыхнула. «Этот, блин, папаша — что он там еще порассказал?»

— Да нет, кола — это замечательно, — немного запинаясь, произнесла она.

—Хорошо. Увидимся в четверг вечером. На мне будет галстук с эмблемой Йельского универ­ситета.

—Буду с нетерпением ждать. — Блэр пыталась выдержать деловой тон, несмотря на все, что она нафантазировала себе про Оуэна. — Спасибо за звонок.

Она выключила телефон и посмотрела в ви­севшее прямо перед ней золоченое зеркало. Те­перь, когда у нее на голове почти не осталось во­лос, ее голубые глаза казались больше, а цвет их насыщенней.

Если бы она была актрисой, снимающейся в фильме о самой себе — ей всегда нравилось меч­тать об этом, — то этот день стал бы кульмина­цией: именно сегодня она изменила свою вне­шность и начала репетировать более значитель­ные роли в своей карьере. Она взглянула на часы. Осталось лишь полчаса до того, как она должна быть на уроке физкультуры в «Констанс Биллар». Она не видела причины, по которой ей стоило нестись назад в школу, тем более «Бенделз» на­ходился всего через три дома, и там ее ждало пла­тье для встречи с Оуэном. Конечно же, стоило заколоть физру, если новая прическа и новое пла­тье помогут ей попасть в Йель.

Джанни пил кофе и кокетничал с мойщиками волос. Блэр угрожающе посмотрела на него, тем самым провоцируя его на то, чтобы он напорта­чил с ее прической.

— Как только вы будете готовы, мисс, — отозвался он скучающим голосом, будто ему все рав­но, стричь ее или нет.

Блэр глубоко вздохнула. Она избавлялась от прошлого: от несложившихся отношений с Нейтом, от внушающего отвращение нового мужа матери и ее возмутительной беременности, от заваленного собеседования в Йельский — и зано­во создавала свой образ. Йель дал ей еще один шанс, и с этих самых пор она будет хозяйкой своей собственной судьбы: будет писать сценарий, режиссировать и играть в фильме под названи­ем «Моя жизнь». Она уже представляла себе за­ток статьи о ее прическе в рубрике «Стиль» в «Нью-Иорк таймз»: «Коротко для дебюта в Йельском».

Ее лицо расплылось в победной улыбке, кото­рую она репетировала для интервью с Оуэном Уэллсом в четверг вечером.

— Я готова.

 

 

Стихи о сексе исполнены лжи

— Итак... — сказала Ванесса, похло­пывая Дэна коленкой по бедру. Они лежали об­наженными на спине и, в изумлении от произо­шедшего, пристально разглядывали потрескав­шийся потолок его спальни.

— Как тебе?

Ванесса уже несколько раз попробовала, что такое секс. Это было с ее бывшим дружком Клар­ком, взрослым барменом, с которым она недолго встречалась осенью. Дэн тогда (подобно другим более или менее предсказуемым представите­лям мужского пола) был полностью поглощен мечтами о Серене Ван-дер-Вудсен и не мог за­метить, что Ванесса влюблена в него. Но даже если бы секс для нее был новым ощущением, она отнеслась бы к нему прозаически, потому что так она относилась ко всему. Дэн же, напро­тив, никогда ни к чему не относился прозаиче­ски. Тем более когда только что лишился дев­ственности. Ей не терпелось узнать о его реак­ции. — Это было... — Дэн не моргая уставился на серую выключенную лампочку, свисающую с по­толка, он был одновременно недвижим и пере­возбужден. Их ноги соприкасались под тонкой красной простыней, и казалось, что между ним и Ванессой проходил электрический ток, кото­рый отдавал у Дэна в пальцах ног, в коленях, в пуп­ке, в локтях и на концах волос. — Неописуемо, — в конце концов ответил он, потому что у него действительно не было слов, чтобы описать то, что он почувствовал. Было бы невозможно напи­сать стихотворение о сексе, не прибегая к зануд­ным избитым метафорам, таким, как взрываю­щийся фейерверк или музыкальное крещендо. И даже они были неточны. Они не могли пере­дать ни то, что он в действительности ощутил, ни то, что секс для него был процессом позна­ния мира, в течение которого все обыденное ста­новилось совершенно удивительным. Возьмем, к примеру, левую руку Ванессы. Ничем не при­мечательная рука: мягкая, бледная, покрытая ко­ричневатыми волосками и то тут, то там разбро­санными родинками. Но когда они занимались сексом, она уже не была той знакомой рукой, ко­торую он знал и любил с тех самых пор, как в де­сятом классе их с Ванессой не пустили на вече­ринку, она была изящной драгоценностью, кото­рую он целовал без устали, чем-то новым, вос­хитительным и вкусным. О боже. Понятно? Все, с помощью чего он пытался описать секс, было похоже на неубедительную рекламу нового сухо­го завтрака. Даже само слово «секс» было невер ным, а от выражении «заниматься любовью» от­давало дешевой мыльной оперой.

«Электрический» — вполне подходящее сло­во для передачи того, что такое секс, но опять же у него слишком много отрицательных конно­таций, связанных с такими словосочетаниями, как «электрический стул» или «электрическая изгородь». «Экзальтированный» — тоже неплохо, но что оно точно означает? «Трепещущий» зву­чало несколько изысканно и уничижительно, боль­ше подходило для испуганного мышонка. Если же он когда-нибудь и написал бы стихотворение о сексе, то ему хотелось бы возбуждать мысли физически привлекательных зверей, таких, как львы и олени, а мыши здесь ну совсем не к месту.

—Спустился с небес? — спросила Ванесса и до­тянулась пальцем до его мочки, приподняла ее и отпустила.

—Вершина, — бессмысленно пробормотал Дэн. — Прозрение.

Ванесса нырнула под простыню и сильно ду­нула на бледный впавший живот Дэна:

— Эй! Ты, типа, в шоке?

Дэн ухмыльнулся и придвинулся к ней так, что­бы поцеловать ее широко улыбающийся рот и под­бородок с ямочкой.

— Давай еще.
Ухты!

Ванесса хихикнула и провела носом по его коричневым бровям.

— Так тебе понравилось?

Дэн поцеловал ее правый глаз, а потом левый.

— Ммм, — простонал он, все его тело изныва­ло от удовольствия и желания. — Я люблю тебя.

Ванесса опустилась к нему на грудь и зажму­рила глаза. Она была не очень женственной, но какая девушка не растает, услышав впервые эти три слова.

—Я тоже тебя люблю, — прошептала она в ответ.

Дэну казалось, что все его тело улыбается. Кто знал, что этот обычный февральский понедель­ник окажется просто офигенно... потрясным?

Вот и все яркие описания и красивые слова.

Вдруг они услышали потрескивание вибриру­ющего мобильника, который лежал прямо на тумбочке у кровати, в двух шагах от их распро­стертых тел. Дэн был уверен, что звонит его сес­тра Дженни, чтобы пожаловаться на школу. Он повернул голову, чтобы прочитать номер на ма­леньком экране. На нем высветилось «Личное», эта надпись появлялась лишь тогда, когда Ванес­са звонила с домашнего телефона.

— Твоя сестра. — Приподнявшись, Дэн оперся на локоть и потянулся к телефону. — Может, она не может дозвониться на твой? И хочет сказать тебе, чтобы ты наконец, блин, ответила, — пошутил он. — Как мне быть?

Ванесса закатила глаза. Она делила квартиру в бруклинском районе Нью-Йорка со своей двадцатидвухлетней сестрой Руби, которая играла на гитаре. На Новый год она дала три обещания: заниматься каждый день йогой, пить зеленый чай вместо кофе и больше внимания уделять воспитанию Ванессы, так как их родители были хиппи, помешавшиеся на искусстве, и им было не до воспитания дочери, да и жили они в Вермон­те. Ванесса была уверена, что Руби звонит толь­ко для того, чтобы узнать, когда она будет дома, чтобы к тому времени приготовить мясной рулет и картофельное пюре, но звонить на мобильник Дэна во время школьного дня было совсем не в правилах Руби, поэтому она не могла не ответить. Она взяла телефон у Дэна и открыла его:

—Да? Как ты узнала, где меня искать?

—Во-первых, добрый день, сестричка, — радо­стно защебетала Руби. — Ты что, не помнишь, я ведь повесила твое расписание на холодильник, чтобы знать, где ты находишься и о чем думаешь в Течение всего дня. Это как благотворительная организация «Старшие сестры», новая и улучшен­ная версия «Старших братьев». В общем, я хотела тебе сказать, ЧТО принесли почту, и в ней был подозрительный конверт из университета Нью-Йорка на твое имя. Я не смогла удержаться и распечатала его. И знаешь что? Тебя взяли!

—Да нет, блин! — Тело Ванессы и так уже пе­реполнял адреналин от «я тебя люблю», а теперь это. Просто оргазм!

Она вовсе не была уверена в том, что может поступить с первым потоком, и, чтобы просто продемонстрировать приемной комиссии уни­верситета свои художественные таланты и дока­зать, насколько серьезным было ее желание стать режиссером, она послала им небольшую докумен­тальную ленту о Нью-Йорке, которую засняла во время рождественских каникул. Отправив ее по почте, она тут же заволновалась: не дай бог они подумают, будто она чересчур старается. Но те­перь конец всем ее волнениям. Она им пришлась по вкусу! Они захотели ее! Ванесса наконец-то сможет сбросить оковы идиотской школы «Кон­станс Биллар» и сосредоточиться на своем ремес­ле в заведении, которое рассчитано на людей, се­рьезно занимающихся искусством, как и она сама. Дэн смотрел на нее, лежа на кровати. Казалось, его масленые карие глаза светятся теперь не так исступленно, как несколько мгновений назад.

—Я так горжусь тобой, дорогая, — почти про­пела в трубку Руби, тихо, по-матерински. — Ты будешь дома к ужину? Я просматриваю книги по восточноевропейской кулинарии. Хочу пригото­вить пироги.

—Конечно, — тихо ответила Ванесса, вдруг вспомнив о Дэне. Он еще не успел никуда подать заявление. Дэн был таким чувствительным. По­добная новость могла ввергнуть его в депрессию, связанную с потерей чувства безопасности: ему начинало казаться, что ему грозит опасность, и тогда он запирался в своей комнате и писал сти­хи о том, как он погибает в автокатастрофе или еще где-то.

—Спасибо, что дала знать, — сказала она бы­стро Руби. — Увидимся позже, ладно?

Дэн все еще смотрел на нее, не сводя глаз, явно ожидая чего-то, когда она отключила телефон и бросила его на кровать.

— Ты что, поступила в университет Нью-Йорка? — спросил он, безуспешно пытаясь скрыть обвинительные нотки в своем голосе. Как же глу­по, малодушно и неадекватно он повел себя в тот момент! Не то чтобы он не был рад за нее, но Ванесса уже была без пяти минут студенткой, а он просто костлявым парнем, которому нрави­лось писать стихи и который, может быть, никог­да не поступит в колледж. — Вот это да, — резко добавил он. — Это здорово.

Ванесса плюхнулась на кровать и натянула на них простыню. В комнате стало прохладней, ког­да пот страсти на их телах охладел.

— В этом нет ничего особенного, — убеждала она, преуменьшая восторг, который испытала, услышав новость. — Зато чьё-то стихотворение скоро окажется на страницах «Нью-Йоркера». Во время рождественских каникул Ванесса без ведома Дэна отправила его стихотворение «Шлюхи» в «Нью-Иоркер». Стихотворение при­няли и должны были опубликовать в приложе­нии, посвященном Дню святого Валентина, а он ведь на будущей неделе.

— Надеюсь, — неуверенно произнес Дэн, пожимая плечами. — Но я все еще ничего как бы не знаю... о своем будущем.

Ванесса обвила руками талию Дэна и прижа­лась щекой к его бледной груди. Неужели осенью она пойдет в университет? Она верила, что это была судьба. Дрожа всем телом от возбуждения, она попыталась сосредоточиться, ей хотелось утешить Дэна.

— Ты много слышал о семнадцатилетних подростках, чьи стихи публиковали в «Нью-Иоркере»? Это просто поразительно, — нежно пробор­мотала она. — И как только в приемной комис­сии, куда ты подашь документы, станет об этом известно, тебя сразу же примут, а может, даже и там, куда ты не подашь.

— Может быть, — как-то глухо ответил он. Лег­ко говорить Ванессе с такой уверенностью, ее-то уже взяли!

Ванесса приподнялась на локте. Был только одни проверенный способ поднять настроение Дэну, ну хотя бы на какое-то время.

— Помнишь, чем мы занимались до того, как позвонила Руби? — промурлыкала она, словно озорной черный котенок.

Дэн насупился. Ее черная бровь была соблаз­нительно приподнята, а ноздри расширились. Он думал, что не сможет еще раз, но собствен­ное тело удивляло его. Дэн притянул к себе Ванессу и стал ее страстно целовать. Что еще могло заставить парня чувствовать себя львом, а не мышью, как не мурлыканье?

Мяу.

 

 

Все имена и названия изменены или сокращены до первых букв, чтобы не пострадали невиновные. То бишь я.

 

Народ!

КРИЗИС СТАРШЕКЛАССНИКА

Я много раз слышала выражение «кризис старше­классника», но точно не знала, что оно означает. Те­перь мне это ясно как божий день. Кризис старше­классника - это когда ты закалываешь уроки после обеда и идешь к кому-нибудь из друзей, чтобы от­ведать вегетарианской лапши ло-мейн, попить шардоне и выкурить сигаретку, когда оказываешься в по­стели с парнем в три часа дня, когда уходишь с тре­тьей пары, чтобы прикупить себе шелковое платьи­це от Дианы фон Фурстенберг, когда спишь до деся­ти в какой-нибудь четверг. Черт. В прошлом семест­ре мы были такими пай-девочками, настоящими лю­бимицами учителей. В этом же мы просто хамы. Мы еще вволю не набесились. Уверена, что во время урока физкультуры половина девушек нашего клас­са целовались с парнями на ступенях музея «Метрополитен», вместо того чтобы выделывать разные выкрутасы в спортзале, уцепившись за переклади­ну. Продолжайте, девочки, не останавливайтесь! Цеплять парней - упражнение гораздо более по­лезное!

 

НАБЛЮДЕНИЯ

 

Дж и высокая веснушчатая девица с неудавшейся при­ческой хихикали во время урока танцев в «Констанс Биллар». Кажется, у Дж появилась новая подруга. Ни его приятели заказывали китайский чай в «Старбаксе» в надежде, что к нему подмешано нечто, что мо­жет поднять настроение. В магазине университета Нью-Йорка В купила кружку, толстовку и бейсболку, все с эмблемой университета. А потом она еще гово­рит, что не любит подобного рода штучки. Д тщатель­но изучал местный газетный ларек в поисках свежего номера «Нью-Йоркера». С и А, как обычно, целова­лись на людях. У нее никогда не было парня дольше пяти минут. Что ж, посмотрим, надолго ли хватит ее на этот раз...

Ну ладно, признаюсь: я сейчас тоже закалываю уро­ки. Обещайте, что никому не расскажете!

Сами знаете, вы от меня без ума.
ВАША СПЛЕТНИЦА

 

С в пюбпена

Аарон Роуз стоял на небольшом ут­рамбованном сугробе возле школы для девочек «Констанс Биллар» на 93-й Восточной улице и ждал, когда, громыхнув ярко-синими дверями школы, выйдет Серена и окажется в его объя­тиях. Рядом с ним, часто и тяжело дыша, сидел Муки, его пес породы боксер коричнево-белого окраса, на нем была собачья куртка в черно-крас­ную клетку, которую вчера в «Бёрберри» ему ку­пила Серена. Аарон держал в руках два стакан­чика из «Старбакса», от них исходил пар. С тех пор как они стали встречаться — сразу после той дикой новогодней вечеринки, которую шесть не­дель назад устраивала Серена, — это стало их ма­леньким ритуалом. Аарон встречал Серену после школы, они шли под руку вниз но Пятой авеню, пили кофе латте и то и дело останавливались для поцелуев. Новый год прошел для них под деви­зом: «Блин, если мы оба в драйве, почему бы нам не познакомиться поближе?» И вот они уже месяц как вместе, не упуская ни одного мгновения встретиться после школы, и теперь их все знали как самую привлекательную и влюб­ленную пару — нет, тройку, если не упустить Муки, — Верхнего Ист-Сайда. Луч яркого зимнего солнца озарил белокурую головку Серены, не успела она открыть дверь шко­лы. Она сбежала вниз по ступенькам в своих ко­ричневых замшевых ботинках «Стефани Келайн» и темно-синей морской куртке от Леза Беста и ока­залась на заснеженном тротуаре. Ее лицо свети­лось в ангельском восторге, лишь только она за­метила Аарона и Муки.

— Привет, собака! — взвизгнула она, как толь­ко Муки завилял хвостом и прижался носом к ее рукам, облаченным в кашемировые перчатки. Она села на корточки и стала гладить пса по го­лове, позволив ему лизнуть ее в лицо.

— Ты сегодня такой красавец.

Аарон наблюдал за ними с чувством гордости. «Да, это моя девушка. Ну разве она не великолеп­на?»

Серена встала и заключила его в объятия. Воз­дух вокруг них наполнился опьяняющим арома­том сандала и пачули — она всегда пользовалась маслом с таким запахом.

— Знаешь, о чем я весь день думала? — быстро сказала она, целуя его тонкие темно-красные губы своими пухлыми губами персикового цвета.

Аарон вывернул наружу ступню, чтобы не упасть и не разлить кофе.

— Обо мне? — догадался он. Серена была из тех, полностью отдается предмету своего интереса, а в данный момент для пес существовал только Аарон. До него это вроде дошло.

Она закрыла глаза, и они снова поцеловались, на этот раз страстно. Им было наплевать, что из школы выбегали девушки в опрятных шерстяных пальто и высоких кожаных сапогах и, оказавшись на улице, начинали легкомысленно шуметь. Не­которые тусовались кучками и с замиранием сер­дца глазели на целующихся.

— Боже мой, — прошептала одна восьмикласс­ница, впадая в экстаз от такой невозмутимости. — Неужели вы не видите то, что вижу я?

Муки топтался на снегу и нетерпеливо скулил. Серена терлась щекой о колючую шерсть альпаки, из которой была связана шапочка Аарона, она купила ее в прошлые выходные в «Кирна Забете» в СоХо. Ей нравилось, как из-под отворота шапки торчат его клевые темно-каштановые дреды. Все в Аароне было настолько очарователь­ным, что ей захотелось съесть его ложкой!

— Ну, конечно же, я думала о тебе, — сказала она, забирая свой кофе. Серена с треском сняла крыш­ку и стала дуть на сладкую горячую жидкость. — Я тут подумала, почему бы нам с тобой не сделать себе татуировки? — произнесла она и замолчала, ожидая ответа Арона, но его мягкие карие глаза выглядели озадаченными, поэтому она решилась продолжить: — Ну, что-то типа наших имен. Что мы принадлежим друг другу. Она отпила не­много кофе, при этом облизнув свои красивые соблазнительные губы. — Мне всегда хотелось иметь татуировку, так, чтобы только я одна знала о ней, понимаешь? Где-нибудь в интимном месте.

Улыбка Аарона выражала сомнение. Ему очень нравилась Серена. Она офигенно красива, про­сто идеальная возлюбленная и при этом совер­шенно нетребовательная. Она была на голову выше всех девушек, которых он когда-либо встре­чал. Но он вовсе не уверен в том, что хочет иметь татуировки с ее именем по всему телу. По правде говоря, он всегда считал тату таким же проявле­нием жестокости, как и клеймение скота, а буду­чи строгим вегетарианцем и растафарианцем, он противился любому проявлению жестокости. Аарон рассмеялся.

— Ты слишком много тусуешься с Блэр.

Его сводная сестра все превращала в роман­тическое черно-белое кино п



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-04-06; просмотров: 440; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 44.200.122.214 (0.023 с.)