Гештальт-подход: по направлению к эстетическому видению

 

Гештальт-психология выросла из экспериментального и феноменологического исследования зрительного восприятия. Основатели гештальт-психологии фокусировали свое внимание на принципах работы зрения – на том, как человек организует зрительное поле, на тех факторах, которые влияют на восприятие, и т.д. Их интересовали передний и дальний план, линии, очертания, контуры, приближение, глубина, цвет, движение и пространство. Идея формы – особое понятие гештальт-психологии – было центральным². Коротко говоря, гештальт-психология явилась психологической теорией и методологией, созданной для изучения эстетических норм.

Несмотря на то, что гештальт-психологи направили свое внимание на организацию психологического и географического пространства, они также периодически ссылались на проблему эстетического восприятия³. Таким образом, гештальт-психолог не должен удивляться, узнав, что термин эстетика происходит от древнегреческого слова “воспринимать”.

Отправной точкой развития эстетического видения человеческого общения и терапевтической интервенции в контексте гештальт-психологии стали обычные человеческие ценности, а не такие абстракции, как доброта или красота. Принятие таких ценностей, как, например, восприятие и организация зрительного феномена, было очень важным для гештальт-психологов, особенно для Кёлера⁴.

Для того чтобы в общих чертах описать рабочую гипотезу эстетики человеческого общения в рамках гештальт-теории, мы прежде всего должны дать определение наших ценностей, задавая себе следующие вопросы:

Почему мы предпочли гештальт-подход другим психологическим теориям?

Что в нас самих отзывается в гештальт-терапии? Чего мы ожидаем от терапевтической сессии?

Чем мы руководствуемся в терапевтической работе?

Что означает для нас быть гештальт-терапевтом?

Думая о ценностях гештальт-теории и практики, мы ищем то, что нам особенно важно, ясно, дорого, значимо. Ответы на эти вопросы ведут нас к системе ценностей, заложенной в структуре нашей личности.

Историческое развитие гештальт-ценностей похоже на расцветающий цветок. Вначале все идеи были конденсированы в нежном бутоне ранних работ Фрица Перлза и Пауля Гудмана. Спустя некоторое время, когда цветок распустился, каждое представление придавало цветку собственный живой цвет, детали и красоту. Но развитие продолжается, и в общих чертах его можно разделить на четыре класса ценностей, которые появились в последние десятилетия — родовые ценности, содержательные ценности, процессуальные ценности и системные ценности.

1. Родовые ценности (folk values). Родовая ценность, или, как ее часто называют, “народная мудрость”, является категорическим императивом. Это вполне интроективные лозунги, которые появились на знаменитых перлзовских демонстрациях и в некоторых его поздних работах. Они фактически “озаглавили” личностный рост и субкультуру 1960-х годов. Эти ценности настолько монолитны, что не пошатнулись за все эти годы. Приведу некоторые лозунги, которые выражают гештальт-концепцию:

 

“Будь здесь и сейчас”;

“Перестань думать и начни чувствовать”;

“Я делаю свое, а ты свое...”;

“Живи сейчас, а не завтра”;

“Я и ты, что и как, здесь и сейчас”.

 

Эти высказывания не являются ложными. Они содержали в себе туманные ссылки на глубокую правду и играли для нас в 1960-е годы очень важную роль. Это было время бунта против почтенности, интеллектуальности и академичности ортодоксального психоанализа и других дисциплин. Но их сила постепенно убывала от слишком интенсивного использования (и игнорирования), и вскоре люди забыли, что эти дисциплины тоже были созданы как реакция против раздробленности человеческих мыслей, чувств и действий. В основном Перлз, Хефферлайн и Гудман опирались на человеческие переживания и отрицали фрагментарность. Такие категории они характеризовали как “фальшивое деление” чувств⁵:

 

· Я и внешний мир

· Организм и среда

· Сознательное и бессознательное

· Тело и разум

· Инфантильный и зрелый

· Биологическое и культурное

· Поэзия и проза

· Спонтанный и умышленный

· Личный и социальный

· Любовь и агрессия

· Болезнь и здоровье

 

Перлз, Хефферлайн и Гудман особенно подчеркивали важность контекста и поля человеческого общения. Вот как они описывали свой “контекстуальный” метод: “Единственный полезный метод аргументации – внести в картину общий контекст проблемы, включая в нее условия переживаний, социальную среду и личную “защиту наблюдателя”⁶. Они хорошо понимали теорию поля Левина и выбрали ключевую цитату для подтверждения своей точки зрения на терапию: “Необходимо, чтобы тот, кто предлагает изучать феномен, мог устоять от желания объять необъятное. Реальная задача состоит в том, чтобы изучать структурные свойства данного целого, выяснять его связи и определять границы системы, с которой имеешь дело. В физике есть правило: “Все зависит от чего-то еще”, но оно не годится для психологии”⁷.

Перлз, Хефферлайн и Гудман используют это высказывание особым образом. Они настаивают на том, что мы не учитываем все социальные ценности данной терапевтической ситуации, а фокусируемся на общении пациента и терапевтом в мире пациента и на потенциале саморегуляции организма. Они предупреждают терапевтов от навязывания пациенту своей теории болезни и здоровья, а вместо этого включаются в его процесс переживаний, поставив границы вокруг этого феномена: “Естественно, хотелось бы, чтобы терапия имела поменьше нормативов и могла бы получить побольше от структуры актуальной ситуации “здесь и сейчас”⁸. Поле терапии у Перлза, Хефферлайна и Гудмана выстраивается в границах, очерченных вокруг феноменологии пациента, а также его отношений с терапевтом. Именно в рамках этого поля и проходит психотерапевтическая работа. В то же время это был стандарт эстетики индивидуальной терапии.

В 1950-х годах, даже на горизонте, еще не предвиделось психотерапии супружеской пары, семьи и социальной группы и применения к этим системам принципов формации и деструкции гештальта. Тогда гештальт-теория была только сформулирована. Кроме того, сам Перлз все еще находился под влиянием своих ранних работ по психоанализу⁹.

2. Содержательные ценности. Содержание заполняется материалом личной жизни человека: “предъявленные жалобы, выводы, проблемы”. Мы различаем постоянное содержание, которое отвечает на вопрос “что” в жизни человека, и смысловое содержание, то есть то, что человек переживает и сознательно выбирает в жизни и терапии.

Когда вы наблюдаете малую систему – супругов или семью, – то видите и слышите огромное количество сложного материала. Вас может привлекать и интересовать то, о чем они говорят: обычно это и принято считать содержанием. Содержание успокаивает, оно вовлекает вас, потому что часто возникает из конфликта и несогласия; оно поляризовано и спорно; оно намагничено контрпереносом терапевта. В полемическом несогласии обе стороны либо терпят поражение, либо побеждают. Если они лишь поляризованы (но не обсуждают это), они пребывают в несогласии, но не хотят тратить усилия, чтобы каким-то образом разрешить эту проблему. Если вы продолжите наблюдение за такой системой, то сможете заметить, что, независимо от содержания, здесь существует процесс. Например, вы можете увидеть, что разговоры носят цикличный характер: они ходят по кругу, попадают в тупик и постоянно повторяются. Если вы станете обращать внимание на то, как говорят ваши пациенты, где садятся, кто является раздражителем или “плохим”, а кто “хорошим” и т.д., вы сможете получить много правдивой информации. Но если вы будете фокусироваться на содержании – на материале, который разделяет систему, – то рискуете впасть в следующие характерные заблуждения.

1. Вы непременно обнаружите, что одна сторона привлекательнее, чем другая (эффект контрпереноса).

2. Вы можете выразить желание разрешить эту проблему, предлагая сторонам найти компромисс. Слабость такой интервенции заключается в том, что стороны толком не понимают, где находится источник раздора в их отношениях. Таким образом, разрешив данный конкретный конфликт, вы не оградите их от похожих конфликтов в будущем.

3. Вы можете выразить желание научить их говорить по-другому, предлагая им, например: “Скажите “Я хочу...” вместо “Я должна...”

Прерывание процесса в системе имеет тенденцию повторяться, независимо от возникающей проблемы. Мы не столько заинтересованы в логическом анализе того, как человек приходит к решению и что он чувствует в процессе решения. Мы заинтересованы в том, как делается этот выбор: нам важен процесс, а не содержание.

Обычное будничное содержание заманчиво, потому-то оно так затягивает, но это ловушка: здесь осознавание может быть лишь поверхностным. Обмен мнениями не создает достаточного объема энергии для того, чтобы остановить эту бесконечную дискуссию. Существует масса слов, но никакого движения вперед по направлению к ясности. Если у членов системы нет контакта, у них не будет и чувства завершенности, они наталкиваются лишь на неизбежную фрустрацию, пока не начнут прилагать усилия для того, чтобы что-то произошло. Смысловое содержание, по нашему определению, причинно и соответствует аспекту процесса: что человек делает в данный момент и как он это делает.

3. Процессуальные ценности. Процесс представляет собой действие, которое продолжается и развивается. Процесс подразумевает живое, естественное и спонтанное развитие. Процесс извилист, постоянно меняет направление, непроизволен, неизбежен, приводится в движение с помощью энергии двух или нескольких людей. Процессуальное мышление лишено навязчивости или привязки к определенному содержанию, а также не побуждаемо конкретными целями или результатами. Быть в процессе – значит быть совершенно живым.

Участие в процессе терапевтической сессии почти всегда заменяет содержание того, о чем говорит пациент. Приведу некоторые высказывания Перлза, Хефферлайна и Гудмана о процессуальных ценностях с точки зрения гештальт-подхода:

 

Пациент... находит и делает самого себя.

Собственное "я” – это граница контакта в работе.

Собственное "я” является синтетическим соединением... становится художником жизни.

Работа с осознаванием сопротивления означает работу с творческой энергией человека.

Все контакты являются творческим согласованием организма с окружающей средой¹⁰.

 

В противовес таким категориальным суждениям, как, например: “Человек – это мыслящее животное”, природа человека в рамках гештальт-подхода представляет собой процесс. Такая оценка предполагает развитие: мы постоянно пребываем в состоянии становления, наша природа содержит потенциальные возможности, она не предопределена заранее. Наша сущность – процесс. Мы представляем собой процесс в постоянном движении; наши границы никогда не повторяются. Особенно важным в процессуальной модели Перлз, Хефферлайн и Гудман считали направленное осознавание и концентрацию, которая возникает в контакте терапевта и клиента. Это волнующее место, поле брани, где каждый может видеть и слышать другого, задавать вопросы и делиться наблюдениями, очевидными для терапевта, но не явными и не чувствительными для пациента.

Давайте рассмотрим эти положения на примере. Вы наблюдаете за супружеской парой, которая ссорится по поводу того, как вести дела. Жена собирается планировать дела по крайней мере на три месяца вперед. Муж, со своей стороны, любит подождать и получить побольше информации, прежде чем принять решение. Это и есть их содержание.

А теперь об их процессе. Полемика начала накаляться, и вы наблюдаете феноменологию их взаимодействия. Жена повышает голос, а муж становится все напряженнее и еще больше укрепляется в своей позиции. Здесь очевидно, что в интерактивном цикле опыта (Interactive Cycle of Experience) они находятся где-то в фазе энергии/движения и застряли между энергией и контактом. В таком случае вы можете произвести первую интервенцию.

 

Терапевт. Я наблюдаю за тем, как вы разговариваете в течение десяти минут. Вы разговариваете хорошо и не отклоняетесь от темы, но есть нечто еще. Когда вы, Барбара, повышаете голос, это сильно мешает вам. А вы, Билл, становитесь ожесточенным и более вязким — как психически, так и интеллектуально. Вы когда-нибудь обращали на это внимание?

 

Теперь вы нашли модель, полностью свободную от содержания, но совершенно реальную, ее можно легко увидеть и воспроизвести много раз. Вы выбрали модель, лишенную хаоса, модель, феноменологически достоверную. Пара может задаться вопросом о пользе вашего наблюдения и заметить: “Но какая польза нам от того, что мы будем знать об этом?” На такой вопрос можно ответить следующим образом.

 

Терапевт: Видите ли, если вы зададитесь вопросом, почему вы постоянно застреваете в процессе вашего спора, то сможете преодолеть это, независимо от того, достигнете ли вы согласия по поводу ваших планов на отдых, рабочих дел, времени обеда и многого другого. Если хотя бы один из вас научится изменять свое поведение, например, понизив голос, Барбара, или расслабившись, сидя на стуле, Билл, – вам очень поможет это, какую бы тему вы ни обсуждали.

 

Итак, они “решили попробовать”, но это совершенно новое поведение для них, вам придется немного помочь.

 

Терапевт: Сейчас, Билл, попробуйте снова вернуться в состояние торможения, только теперь постарайтесь не ожесточаться, каким бы злобным тоном ни говорила Барбара. А вы, Барбара, попробуйте немного поработать со своим голосом, когда Билл начнет напрягаться и настаивать на своем.

 

И вот они начинают этот эксперимент – чудо из чудес! Их содержание меняется, а сами они начинают говорить друг с другом в более мирном тоне. Здесь можно использовать метафору, описывающую интервенцию в эстетических категориях.

 

Терапевт: Ваш разговор похож на танец, где оба партнера хотят быть ведущими. Но я прошу вас, забудьте о том, кто ведет в этом танце, просто включитесь в его ритм. Вы можете даже не знать, какой это танец – танго, фокстрот или что-то еще.

 

В данном случае нам важна не столько эстетика интервенции, сколько артистичность супругов. Злобный голос жены и напряженность мужа являются эстетическим выражением того, что “недостаточно хорошо” для них. Терапевт старается достичь лучшей формы.

4. Системные ценности. Гештальт-подход высоко ценит теории систем и полей, потому что они создают рамку для целостного и динамичного понимания событий человеческой жизни. Идея о том, что большинство психологических систем фактически идентичны психологическим полям и психологическому гештальту, является фундаментальной для гештальт-подхода. Перлз, который использовал терминологию теории полей и часто говорил об “отношениях организма и среды”, не терпел теорию, если она не касалась человеческой борьбы и действия. Если бы сегодня Перлз был жив, он стал бы критиковать теорию систем, потому что она показалась бы ему слишком абстрактной. Его внимание всегда было приковано к активной природе человека и ее становлению¹¹.

Приведу в пример одно типичное замечание Перлза, Хефферлайна и Гудмана, сделанное однажды по поводу ориентации гештальт-психологии на поля. Они часто говорили: “...В целостном поле уместно все, кроме факторов человеческой заинтересованности”¹². В силу своей интеллектуальной ориентации, Перлз, Хефферлайн и Гудман не смогли осознать, что в поле человеческих переживаний уместно все, и все это может быть прекрасным.

Они были знакомы с работами Левина и других теоретиков, но прежде всего фокусировали свое внимание на человеке, а не на окружающей среде. Они чувствовали, что индивидуум подстраивал свое собственное "я” под ожидания общества, а общество замышляло недоброе. И, возможно, они были правы, потому что именно в конце 1930-х годов разгорелась глобальная война, и одна из культурнейших наций на земле использовала свои высокие технологии, чтобы уничтожать миллионы людей. Общество не замышляло ничего хорошего, когда согласие с диктатом значило больше, чем добрая воля человечества.

В течение Второй мировой войны и после нее экзистенциалисты, теологи и психологи начали формулировать онтологические заявления о смысле индивидуального развития. Стала популярной феноменология Гуссерля, потому что она предлагала систему для изучения феномена, субъективно переживаемого одним человеком.

Следует сказать, что интеллектуальная атмосфера конца 1940-х годов и до 1960-х, поддерживала свободу индивидуума. В этом контексте Перлз, Хефферлайн и Гудман фокусировали свое внимание на индивидууме и его границах. Только когда схлынула эта волна индивидуализма, мы снова смогли оценить социальное объединение как поддерживающую систему для человека и его роста. Западная система не требовала тотального подчинения индивидуальных потребностей потребностям группы, как это происходит на Востоке. На Западе человек может реализовать себя в семье, в дружбе, на работе. В этом смысле теория систем получила новый смысл и статус.

Феномен границ контакта был расширен от понятия интрапсихического до интерпсихического, до группы, а далее — до мирового сообщества наций и Космоса. На интерпсихическом или семейном уровне, например, подталкивая пациента к выражению гнева по отношению к отцу или матери, можно добиться отторжения кого-то из них и укрепления ригидной адаптивной позиции. Если предложить родителям разрешить ребенку ответить на их гнев, можно дать им возможность прийти к созидательному решению, что улучшит взаимодействие обеих сторон.

Ценности системы глубоко сопоставимы с гештальт-теорией в применении принципов целого и его частей к большим объединениям. Так, мы должны рассматривать целые города, чтобы понять степень их износа, хотя они безусловно различаются в своих частях. Весьма неразумно строить новые дома с целью улучшения условий жизни. Такое решение предусматривает изменение всей структуры метрополии — семейного института, системы образования, социального и экономического статуса, городских парков и музеев, системы социального страхования и т.д. Как подчеркивал Левин, в представлении о том, что в данном поле все зависит друг от друга, существует опасность. Это слишком усложняет исследования человеческого феномена. Левин очень хорошо знал подобные проблемы, так как действительно многие годы исследовал различные социальные феномены.

Учитывая эти ценности, проблема рассмотрения человеческих взаимодействий через призму системного подхода представляется более серьезной. Рассматривая все факторы данной ситуации, мы рискуем стать благодушными релятивистами в своих оценках.

Если мы хотим избавиться от причин и следствий, кто будет отвечать за трагедию, которая может произойти? Что мы сделаем с законом о виновности в преступлении? Для терапевта такая проблема может стать чудовищной. Неужели мы готовы быть благодушными, когда насильник или муж-садист, жестоко избивающий свою жену или детей, рассказывает нам о своих проблемах, потому что мы “понимаем его сложности”? А как насчет мафиози, который убивает себе подобного, – он тоже является “жертвой общества”? Как терапевты, мы должны бороться с результатами сохранения социального порядка. Мы не можем укрываться в наших кабинетах, как в башне из слоновой кости и уподобляться священнослужителям. С чувством сострадания и большого сожаления мы должны сообщать властям об убийствах, насилии, избиениях и других преступлениях против человечности. Почему с сожалением? Потому что мы знаем, что тюремная решетка не решает психологических и социальных проблем. Такие меры являются лишь единственным средством защиты потенциальной жертвы от повторного преступления.

Значит, потенциальный релятивизм системного мышления не освобождает нас от болезненной ответственности за то, что мы можем принять в семье, в нашем обществе, в нашей жизни или в данной терапевтической сессии.

Системная ориентация предлагает некоторые ценности в понимании структуры первичных групп, различных социальных институтов, политических событий, стихийных бедствий, экологических проблем и межнациональных отношений. Системное мышление помогает нам понять сложные проблемы, уклончивые споры или упрощенные решения. Рассматривая мир как всеобъемлющее целое, мы можем использовать эффективные стратегии, чтобы повлиять на него. И если мы сообщаем в полицию о насильнике, то не лишаем себя возможности поговорить с его семьей, возможности повлиять на сотрудника полиции, возможности пообщаться с жертвой насилия и т.д.

Короче говоря, у нас есть шанс повлиять на всю структуру социальной адаптации нашего пациента. Всякий раз, действуя подобным образом, мы оставляем маленький след не только в одной данной семье, но и в части социальной структуры, в которой живем. Такое отношение говорит о повышенной заинтересованности гештальт-терапевта в благополучии сообщества людей, а также в его экзистенциальной свободе и ответственности за свой выбор. Конечно, мы не можем быть уверенными в том, что все терапевты, включая гештальтистов, делают выбор в пользу такой социальной активности, но мы уверены, что большинство поступают именно так.

Несмотря на интерес Перлза к границам контакта, он фокусировал свое внимание в основном на индивидуальных способностях человека к функционированию в этих границах. Он имел в виду скорее некий абстрактный мир, нежели реальные взаимоотношения. В его подходе всегда отсутствовало активное качество мира, то, как мир отвечает человеку, супружескому союзу, семье. Перлз выразил это мнение, когда говорил, что хороший психоаналитик не может быть чистой доской или простым интерпретатором феномена переноса, – есть другие люди, которые позволяют пациенту стать лучше хотя бы в данных отношениях на данном отрезке времени.

С появлением теории систем многие гештальт-терапевты, которых интересовал интерактивный процесс, начали пересматривать концепцию сопротивления как индивидуального переживания. Например, рассуждая о ретрофлексии, Перлз, Хефферлайн и Гудман, говорили: “Когда у человека имеются признаки ретрофлексивного поведения, он делает себе то, что на самом деле делал или пытался сделать с другими людьми или объектами”. Возникает вопрос: почему же этот человек перестает взаимодействовать с окружающей средой? Что происходит со средой?

После некоторых размышлений ученым стало ясно, что сопротивление создается и сохраняется при участии двух или более человек. Например, в ретрофлексивных семьях или супружеских парах “люди не могут найти контакт ни в гневе, ни в теплом участии, ни в интересе друг к другу, ни в попытках взаимного влияния. Когда никто не выражает протеста или настойчивости в его преодолении, сопротивление сохраняется”¹⁴. Люди с ретрофлексией не просят других о помощи, а их партнеры ее и не предлагают: “Все считают, что границы должны быть пересмотрены, но настойчивость считается неуместной”¹⁵.

Постепенно многие гештальт-терапевты поняли, что отнюдь не всегда хорошо соблюдать только свои интересы: “Я делаю свое дело, а ты свое”. Эта народная мудрость, или родовая ценность, является не чем иным, как интроектом. На этом месте собственная автономия перестает являться ответственностью перед самим собой и превращается в бессердечность или безнравственность.

Спустя годы работы с супружескими парами, группами, семьями и корпорациями, мы сосредоточились на прямом или скрытом смысле взаимодействия на границах контакта. Мы начали разрабатывать более согласованный процесс, моделируя концепцию Перлза об индивидуальном восприятии, осознавании, возбуждении, развитии и контакте. Мы создали цикл, в котором один феномен следует за другим как звенья одной цепи, двигаясь от смутного чувственного переживания к формированию гештальта, возбуждению, которое требует удовлетворения, а затем движению и, наконец, к контакту, приносящему удовлетворение. Совершенствуя нашу работу, мы адаптировали ряд ценностей и принципов системной теории к гештальт-подходу. Положение о движении от ощущения к осознаванию, а затем к завершению и удовлетворению стало нашей первой и фундаментальной эстетической ценностью.