Глава 32. Одна последняя просьба

Ночь перед посвящением. Это время многие молодые львы старались провести со своими матерями, чтобы последний раз в жизни сказать друг другу добрые слова. Но Мабату был еще не готов, и каждая минута была на счету. Поэтому Иша не пошла на охоту, а осталась с Мабату, рассказывая об охоте, бое и других навыках.

В основном он предполагал выживать за счёт падали, и надеялся на то, что сможет отгонять гиен, если ему вообще удастся выжить. Поэтому Мабату должен был знать их слабые места, и сколько их он может благополучно разогнать. Надежда, что он станет великим охотником, была невелика. Иша, как никто другой, понимала это — ее охотничьи навыки уступали только навыкам Узури. Она всегда любила Мабату и отчаянно старалась сделать все, что в ее силах.

— Ты должен обратить внимание на захваты, — объясняла она. — Укусом за лапу в это место можно обездвижить жертву, — Иша осторожно взяла в рот его лапу повыше локтя. — Ты можешь вцепиться сюда, в бок. Но захват горла один из самых важных… — она положила лапу ему на спину. — Ты набрасываешься вот так и наваливаешься своим весом. — Она навалилась на него. — Важно использовать свой вес. Затем вцепляешься в горло и душишь его, — она открыла рот и осторожно поласкала сильное горло Мабату.

Через мгновение она отпустила и посмотрела на львенка.

— У тебя сердце бьется, как молот. С тобой все в порядке?

Он не сводил с нее глаз. Его ноздри подрагивали от теплых потоков воздуха его вдохов и выдохов.

— Иша…

— Я не хотела тебя оскорбить. Извини.

— Не извиняйся. Это я оскорбил тебя.

— Глупости, — сказала она, уткнувшись в него носом.

Мабату страстно потерся об нее мордой, ущипнув за ухо, и посмотрел на удивленное выражение ее лица.

— Не злись на меня. Ты не знаешь, как долго я ждал этого. Очень долго.

— Нам надо вернуться к охоте, — запинаясь, сказала она, глядя на его дрожащий подбородок. — У нас мало времени.

— У нас мало времени, — повторил он. — Я должен охотиться сейчас. Потом у меня может не быть возможности, которой я ждал так долго. Теперь я должен оставить укрытие и броситься к тебе.

— Даже, несмотря на то, что я гожусь тебе в матери? Я польщена. Честно. Но, когда ты станешь взрослее, ты найдешь кого-нибудь своего возраста. Тогда тебе будет смешно вспоминать об этом.

— Ты знаешь, что я никогда не стану взрослее. Меня приносят в жертву ради общего блага, и ты понимаешь это.

Она была потрясена.

— Я не хочу, чтобы ты так говорил.

— Но ты не отрицаешь этого.

— Разве я могу?

— Я люблю тебя, Иша. Я всегда тебя любил. Помнишь, я сказал, что когда вырасту, женюсь на тебе. Тогда ты рассмеялась, но если ты рассмеешься сейчас, я умру. Пока жизнь удерживает мои душу и тело вместе, я буду любить тебя. Даже после смерти я буду любить тебя.

— После смерти? — она прижалась к нему. — Не думай о смерти. Ты жив.

— Разве я жив? Я никогда не жил. Если бы я только мог быть близок к тебе, пусть даже только этой ночью, тогда бы я жил, Иша.

Она посмотрела ему в глаза, затем нежно ударила лапой. Он ответил тем же. Иша двигалась вокруг него, ища, откуда напасть.

— Если ты охотишься на большую дичь, готовься приложить усилия.

Она накинулась, обхватив его лапами вокруг шеи, и начала бороться с ним, приложив всю сноровку. Смеясь и тяжело дыша, она почти уложила его на лопатки. Он замолотил по ней лапами, но настолько нежно, что не разбудил бы даже львенка. Иша свалила его с ног.

Мабату поднялся и набросился снова. Он попытался своим весом свалить ее, но она была тяжелее и с легкостью вывернулась. Иша обхватила лапами его плечо и стала наваливаться на него. Его ноги начали подгибаться от напряжения. Но когда уже казалось, что львица свалит его, она остановилась. Он просунул голову под Ише под лапу, повалил ее в траву и, оказавшись сверху, посмотрел на нее.

— Попалась!

Она смотрела глубоко в его глаза. Ее челюсть дрожала.

— Вот теперь ты поймал меня, — она замурлыкала, — делай, что пожелаешь.

— О боги! — он страстно терся об нее мордой, щипая ее уши и лаская лапой ее щеку. — Иша, любимая!

Иша: Настала ночь. Мы в ласковой тени
Забудем обо всем; а сладостный момент,
Что мимолетен, мягок, нежен, пусть
Продлится до зари, и встретим мы рассвет.

Мабату: Умчалось прошлое, не знаю, что нас ждет;
Осталось только то, что я делю с тобой.
Ты к сердцу прикоснись, его тебе дарю,
Пока луны свет не будет поглощен зарей.

Вместе: Подарим теплые объятия друг другу
И, посмотрев в глаза, признаемся в любви.
Моментом насладимся, что продлится до рассвета,
Любви раскроем тайну, что в глазах горит.

В серебряном свете луны она прошептала:

— Пойдем, мой любимый, туда, где нас скроет ночь.

Он поцеловал ее и поднялся. Иша последовала за ним, прислонив голову к его совсем редкой гриве, и так, бок о бок с ним, скрылась в тени.

Глава 33. В долгий путь

Еще недавно Кейко надеялась, что ее сын однажды станет королем Скалы Прайда.

Но обстоятельства повернулись против них, и вместо пышного и торжественного королевского представления была проведена очень скромная церемония в тишине восточного луга. Здесь, окруженная великолепием цветов, Кейко познала печаль большинства львиц, имеющих сыновей. Церемония должна была быть радостной: она служила началом большого приключения, и поэтому Кейко старалась совладать со своими чувствами и тепло улыбалась.

— Куда делся мой маленький львенок? Я вижу только этого льва.

— Я всегда буду тебе сыном, — ответил Баба, и уткнулся в нее носом.

— Не забывай обо мне, — сказала она. — Когда станешь великим королем, помни, что я вскармливала тебя молоком.

— Когда ты уйдешь к праотцам, молись за меня.

Слова встали комом в его в горле. Он знал, что снова увидит ее, только когда они оба предстанут перед Айхею.

— Я буду молиться за тебя, — сказала она, и ее хвост безвольно повис. — О боги, мой сынок, мой маленький сынок!

— Не плачь, мама, — он смахнул поцелуем ее слезы. — Ты должна быть сильной ради меня. Я пронесу этот момент через всю свою жизнь.

— Извини, — она шмыгнула носом и улыбнулась. — Так или иначе, мы встретимся снова среди звезд, и тогда ничто не сможет разлучить нас. — Она погладила его по щеке. — Пусть улыбается тебе Айхею. Пусть будет мягкой трава под тобой. Пусть берегут тебя великие короли. Пусть будут с тобой любовь и безопасность, куда бы ты ни пошел.

— Со мной все будет хорошо, — сказал он. — Боги на моей стороне.

Подошла Иша. Она посмотрела на молодого льва, и слезы побежали по ее щекам. Это не прошло незамеченным для Кейко.

Мабату подошел к ней, смахнул поцелуем слезы и прошептал:

— Я вернусь за тобой. Если Айхею даст мне выжить, я найду место для нас. Ты будешь ждать меня?

— Я буду, клянусь.

— Я всегда буду любить тебя. Если я погибну, посмотри на звезды. Я буду смотреть на тебя оттуда.

Мабату прижался к Кейко. Он хотел запомнить ощущение ее шерсти, ее запах, звуки ее дыхания. Он посмотрел ей в глаза.

— Мама.

— Мой сынок.

Она в последний раз поцеловала его.

Без лишних слов Мабату повернулся и пошел на север. Он шел, не оборачиваясь: от этого было бы только хуже. Он шел к тому месту, где кончались деревья, затем пробирался по темной тропинке бонго к тайному лугу, куда многие львы уходили умирать. Из луговой травы на него слепо выглядывал безмолвный череп — все, что осталось от старой Малоки. Мабату не обратил на него внимания, а кинул взор на дальнюю часть луга. Там была граница Земель Прайда. Мабату смотрел на нее с некоторой грустью — он никогда раньше не был за пределами Земель Прайда, а сейчас стоял у границы Большого Мира. Он сделал глубокий вдох, задержал дыхание и медленно выдохнул. Затем он вошел в лес, и тень деревьев скрыла его подобно занавесу.

Глава 34. Расплата

Шембек из укрытия наблюдала за посвящением Мабату. Оно жалом вошло в ее сердце.

— Из-за меня он умрет. Я не могу на это смотреть — он такой неопытный, такой молодой.

Гиена пошла назад к Скале Прайда укрыться от солнца и поговорить с Мокпил. По дороге она пыталась придумать хоть что-то, что отличало бы ее от убийцы. Достаточно ли для оправдания того, что ей было приказано солгать, даже если сама Ро’мок отдала такой приказ?

Мокпил ждала ее. Как это прекрасно — видеть будущее до того, как оно наступит! С глубокой печалью и завистью Шембек спросила у Мокпил, что будущее несет с собой.

— Я вижу тебя стоящей у пересохшего русла реки, — сказала Мокпил и поцеловала Шембек. — Ты испытаешь радость.

Шембек знала мало радости, особенно в последние дни. Но каким-то образом она поняла, что Мокпил говорит правду. Это было слабым отголоском ее былой великой силы.

Шембек поспешила из пещеры. Обычно гиены не разговаривали со львицами. Вот почему Узури была удивлена, когда Шембек обратилась к ней. Она сказала Узури, что ни она сама, ни боги не хотели заставить Таку остаться на Скале Прайда. Это было желание Шензи, как и многое другое в последнее время. То же и с Мабату. Его надо найти и вернуть домой, прежде чем смерть заберет его.

Узури была возмущена и не отнеслась к ней с доверием.

— За такие речи тебя могут убить, если, конечно, это не очередная хитрость.

— Ну да, «хитрость», — провидица горько засмеялась. — Твоя кровь превратилась бы в пыль, узнай ты хотя бы половину «хитростей», которые провернули над тобой. Моя сила исчезла. Из-за того, что я лгала, истина покинула меня, и единственное будущее, которое я могу видеть, — мое собственное.

Шембек молча побежала прочь.

Она подошла к краю ущелья, где Така когда-то убил Муфасу.

— Я признала свою вину. Позволь мне еще один раз увидеть истину своими глазами, — она плотно закрыла глаза и сделала глубокий вдох, затем медленно выдохнула. По ее лицу пробежала улыбка. — Да, Всевышний. Спасибо. Мэйму кофаса, Мути! Ро’каш нэй набу!

Она присела и прыгнула с обрыва. Несколько секунд она падала свободно, затем столкнулась со стеной ущелья и покатилась по валунам в крови и с переломанными костями, пока ее тело, наконец, не остановилось.

Глава 35. Львята Иши

Когда пришло время, Иша родила троих львят. Сына она назвала Хабусу, а дочерей-двойняшек — Джоной и Миншасой.

Некоторые львицы приходили посмотреть на них, но больше из любопытства, чем от радости. Что важно, среди них не было Кейко.

Хотя Иша и не была изгоем общества, почти не было сомнений, кто отец львят и каковы обстоятельства их зачатия. Чувствовалась напряженность ситуации и неодобрение членов прайда, пришедших посмотреть на львят, понюхать их, прикоснуться к ним, сказать что-нибудь приятное, только для того чтобы затем уйти посплетничать. И, несомненно, Иша с ее великолепным слухом услышала за день немало неприятных вещей.

Отношение со стороны окружающих было неприязненным.

— Она будет хорошей матерью, — сказала одна из львиц. — Она так любит детей.

Когда смущение представления, которое Иша хотела бы пропустить как можно быстрее, было позади, пришла главная охотница.

Любовь Узури к Ише была полной и безоговорочной. В ее глазах не было ни тени осуждения, способного испортить радость принесения жизни. Она осмотрела каждого львенка, нежно понюхала их, и коснулась языком.

— Хабусу так похож на Мабату, когда тот был в его возрасте, очень красивый. Иногда я беспокоюсь о Бабе: где он, что он делает, скучает ли он по тебе. Тебе надо молиться за него.

— Я молюсь, — Иша уткнулась в нее. — Я люблю тебя, Узури.

— Почему? Что я такого сделала?

— Ничего — и в то же время все. За то, что ты есть ты.

Когда Узури ушла, Иша поднесла львят к своему теплому животу и дала им молока. Пока они сосали, она с любовью проводила по ним лапой.

— Мне все равно, что думают другие. Вы мои дети, и вы замечательные. Вы дети Мабату. Наши дети. — Она прикрыла глаза. — Мой маленький Мабату. Где бы ты ни был, я надеюсь, что ты знаешь, как они прекрасны.

Заглянул сам Така.

— Посмотрите на этих ангелочков, — заворковал он. — Разве они не прекрасны?

— Дети Мабату, — сказала она. — Ты ведь поэтому пришел?

— Мабату, — тихо сказал он. — Я буду до конца жизни горевать о нем. Он был мне сыном и всегда им останется.

— Тогда почему ты позволил ему уйти?

— Я не должен тебе говорить, но я скажу. Ты одна заслуживаешь знать правду, — он вздохнул. — Провидица сказала мне, что если он останется, его ждет злая судьба. Я люблю Мабату. Я люблю его настолько, что предпочел дать ему маленький шанс, чем вовсе никакого.

Его голос звучал правдиво. Иша увидела печаль на лице Таки, когда он вспомнил своего друга.

Он посмотрел на ее сына.

— Как его зовут?

— Хабусу.

— Хабусу, ты сын моего сына. Ты будешь моим наследником и единственным истинным королем. Я не провидец, но я предсказываю, что тебя не будут так ненавидеть, как меня. Ты подарил мне хоть какое-то умиротворение. Это не так-то просто сделать.

— Это честь для меня, — она выглядела немного обеспокоенной. — Пожалуйста, пока не говори гиенам.

Когда он спросил почему, она ответила:

— Если их провидица такая хорошая, то пусть она и скажет.

Он хихикнул, изумившись.

— Да. Пусть скажет. Но разве тебе совсем не интересно, что ожидает его в будущем?

— Интересно. Вот почему я собираюсь увидеть будущее не раньше, чем оно наступит. Всем нам придется терпеть боль и страдания, и всем когда-нибудь придется умереть, но не лучше ли не знать, как и когда?

Така удивленно посмотрел на нее.

— Иша, да ты философ.

— Все матери философы.

Провожая его взглядом, Иша вспомнила о своей сестре Бисе. Она тоже некогда была философом. К счастью у нее был только один львенок, о пропитании которого надо было беспокоиться, — дочь по имени Лисани. Удочерив ее после смерти Бисы, Иша заботилась о племяннице, как о собственном ребенке. Как и Узури, она не делала различий, если дело касалось детей. Возможно, когда-нибудь Лисани полюбит Хабусу. Возможно, Айхею проявит милость и подарит им всем будущее. Затем мысли Иши вернулись к настоящему. Так она сохраняла здравомыслие.

Глава 36. Боль и страдания

Когда львята Иши подросли, и им было дозволено гулять без маминого присмотра, они обнаружили, что есть и другие львята, и у них тоже есть мамы. Но в то время как другие львята могли завязывать дружбу с кем угодно, перед детьми Иши вставали странные проблемы, как только дело доходило до согласия родителей.

Обычно львят вежливо избегали. Гобисо вышел и сказал:

— Мама сказала, что мне нельзя играть с вами.

Поэтому дети Иши росли в убеждении, что все львята большую часть времени проводят со своей мамой. Эта выдумка помогала перенести боль неприятия.

Но Узури всегда приходила повидаться с ними, дружелюбно беседуя с Ишей и с любовью заботясь о маленькой Лисани. Мисс Лисс, как её называли, получила прозвище Мисс Присс за утонченность и ум. Хабусу тоже был вежлив и мягок, и они с Мисс Присс прекрасно ладили. Они были не только кузенами, но и молочными братом и сестрой. Узури всегда старалась, чтобы Хабусу чувствовал, что ему рады и его любят. В то время как его сестренки предпочитали играть друг с дружкой, Хабусу ласкался к Узури, как ко второй маме, и всюду бегал за Лисани как щенок.

Но в конечном итоге Хабусу захотел играть с другими мальчикамм. Его внимание привлекли сыновья Узури — близнецы Того и Комби. Теперь пришла очередь Иши беспокоиться, поскольку Того и Комби имели репутацию озорников. Это знали все, кроме, конечно же, их матери.

Но, несмотря на все встреченные им трудности, Хабусу был бесконечно любим своей матерью, Узури и еще несколькими друзьями. Даже король и королева любили его.

Впервые он повстречался со смертью, когда ему было два с половиной месяца. У его сестры Миншасы, всегда слабенькой, начали проявляться симптомы дол сани; она могла бы выжить, если бы не постоянное недоедание. Иша беспомощно наблюдала за ухудшением ее здоровья. Наконец, после недели мучений, Миншаса тихо умерла во сне.

После первой смерти к львицам вернулось сострадание к Ише, хотя упрямая Тамека и сказала:

— Да, это ужасно. Но она сама напросилась.

Спустя луну, когда пневмония забрала и Джону, упрекали уже Тамеку. Возвращение симпатий и сострадания было спонтанным и искренним — все видели, как страдает Иша. Горе сделало божественными ее и без того прекрасные черты лица. Она дорожила единственным оставшимся у нее сыном как сокровищем, и в этой заботе все видели что-то чудесное, что раньше ускользало от их внимания.

Но и он начал слабеть. Така запаниковал. Он чувствовал злое проклятье, которое хочет лишить его того немного, что у него оставалось. Некоторые львицы помогали Ише носить тайком травы от Рафики, чтобы укрепить его здоровье и помочь справиться с болезнью. Даже Така позволил Ише есть из королевской доли, чтобы у нее было больше молока.

Но, несмотря на все это, у Хабусу по-прежнему было мало друзей, с которыми он мог поиграть. Хотя он был вежлив и воспитан, то, что Така или Эланна проводили с ним время, было черной меткой. Иша не знала, что с этим поделать и как это объяснить, потому что любила Таку не больше Узури или Сарафины.

Дети Узури, которые были старше Хабусу, играли с ним, потому что дружба их матери с Ишей не позволила бы возникнуть и тени предрассудка. После смерти сестер дружба Хабусу с ними и Мисс Присс стала еще более важной для него.

Сыновья Узури, Того и Комби, были старше Хабусу и грубо обращались с ним еще с тех пор, когда он был маленьким, но он терпел это. Он перенимал их дурные привычки, которые одна за другой искоренялись Ишей при помощи настойчивого, но мягкого воспитания. Единственное, что поставило под серьезную угрозу их дружбу, был тот ужасный случай, когда Того и Комби сказали Хабусу, что он незаконнорожденный.

Хабусу не знал, что это такое. Тогда они сказали ему, что его отец был всего лишь подростком, который сбежал от его матери.

— Спроси кого угодно.

Хабусу заплакал. Иша увела его в сторонку и, тщательно подбирая слова, объяснила ему, что случилось. Что она любила его папу, вышла за него замуж, и что он обещал однажды вернуться за ними. Что он будет любить своего сына, и заботиться о нем. Она не знала, жив ли Мабату, но не сказала об этом Хабусу.

Той ночью она вглядывалась в небо, ища его звезду, и все гадала, нашла ли.

Она не могла добраться до Рафики и попросить его помощи, и в отчаянии пошла к Мокпил.

— Пожалуйста, будь честна со мной. Пожалуйста. Я знаю, что в прошлом мы были врагами, но не зря же боги дали тебе твой дар. Пожалуйста, используй его во благо. Не лги мне.

— Ложь стоила мне лучшего друга, — сказала Мокпил. — Она была моим единственным другом. Я не буду лгать, как она.

— Я буду тебе другом, — сказала Иша.

Скептически, но с готовностью Мокпил посмотрела Ише в глаза.

— Да, в тебе есть истина. Доброта, которую я не ожидала увидеть. Дружба с тобой — честь для меня.

Мокпил не пользовалась водой для предсказаний. Она просто закрыла глаза и испустила слабый высокий вой.

— Я вижу. Да, твой муж жив. Но как он живет, я не знаю.

К Ише вернулась надежда, и от радости она погладила Мокпил лапой.

— Возможно, он вернется ко мне. Возможно, он потребует то, что по праву принадлежит ему.

Глава 37. Поиски Налы

После двух лет правления короля, Засуха Таки, как ее стали называть, выпила всю кровь из Земель Прайда. В выжженной саванне стоял очередной сухой жаркий день, и львицы в который раз переворачивали камни и разрывали норы, пытаясь найти хоть что-нибудь. Никто не был глуп настолько, чтобы нападать на слонят — Узури позаботилась об этом. Любая львица, уличенная в нарушении правил, будет отстранена от охоты на месяц, и ей придется полагаться на щедрость других.

Нала помнила лучшие времена, но с тех пор, как она повзрослела, охотиться стало почти не на что. Так или иначе, она не теряла надежду, что пройдет дождь, и наступит день, когда ей пригодится все то, чему мать учила ее о гну и других антилопах.

Голубые, мерцающие из-за жары лоскуты неба выглядели как прохладные озера над сухой саванной. Деревья, казалось, дрожали, на шерсти Налы выступал пот. Она часто и тяжело дышала.

— Нала, отдохни в тени, — сказала Узури.

Это была не просьба, а приказ. Узури была строга, но только от искренней заботы о ней. На охоте она была для всех матерью, и должным образом использовала свою родительскую власть.

Налу оставили ненадолго, чтобы дать ей отдохнуть. Она свернулась в тени акации и собиралась вздремнуть. Жара буквально высушила ее.

Большой кузнечик забрался на вершину травинки. От отчаяния она уже собиралась накрыть его лапой.

— Не время прохлаждаться, Нала, — сказал голос.

От неожиданности Нала обернулась. На нее, добродушно улыбаясь, смотрела львица.

— Моя маленькая Нала, как ты выросла.

Лицо было знакомым, но Нала принюхалась — тщетно, у незнакомки не было запаха.

— Кто ты?

— Разве это имеет значение? — Львица легла рядом с ней. — Какой жаркий день. А ты пытаешься найти змей и ящериц под камнями. Ты когда-нибудь убивала крупное животное?

— Ну-у, нет, — уж чего-чего, а наглости у гостьи хватало. — А ты?

— Большое, маленькое — какое угодно. Более того, я знаю, где ты можешь найти то, что ищешь. Я знаю все хорошие места для охоты. С моей помощью ты можешь стать спасением Земель Прайда.

— Не раньше, чем ты скажешь, кто ты.

Львица нежно погладила ее лапой.

— Да ты же знаешь меня — просто отказываешься поверить в это. Посмотри внимательнее.

Нала слегка задрожала.

— О боги, Биса!

— Я раньше никогда не слышала, чтобы ко мне так обращались, — она весело засмеялась. — Почему ты думаешь, что я стала противной и мерзкой? Только потому, что умерла?

— Но ты не противная, и не мерзкая.

— Так чего же ты, голубушка, боишься? — Биса коснулась ее теплым влажным языком. — Скажи, что рада меня видеть. Где твое воспитание?

Нала погладила ее лапой и уткнулась в нее.

— Старая добрая Биса! Я скучала по тебе.

— Так намного лучше, — она тоже прижалась к ней. — Следуй за мной, дитя. Я отведу тебя в джунгли, где ты найдешь свою судьбу.

— В джунгли? Но Узури сказала, чтобы я…

— О ней не беспокойся. Она не видит ни меня, ни тебя.

Биса встала, потянулась и вышла на солнце. Нала последовала за ней через саванну в тень деревьев.

Глава 38. Совещание клана

За два года правления Землями Прайда Така нажил много врагов. Но больше всего он боялся самого старого из них. Однажды ночью, в очередной раз пойманный в удушающие объятия постоянно повторяющегося кошмара, Така начал дергаться и стонать. Даже во сне мучения ясно отражались на его лице, он скалился. Эланна зашевелилась и повернулась к нему. Его стенания привлекли ее внимание, и она принялась будить его.

— Така?

Он проснулся в леденящем ужасе, едва не укусив ее.

— Это я. Эланна. Все хорошо. Успокойся, дорогой.

— Гиены, — запинаясь, сказал он. — Всегда одно и то же. О, если бы только боги позволили мне бродить по земле день и ночь, не нуждаясь во сне. Я пытаюсь убедить себя, что это только сон, но не могу проснуться, и меня разрывают на куски, разрывают на куски живьем.

Он пронзительно посмотрел ей в глаза. От этого взгляда ей всегда становилось не по себе.

— Как это — спать? Просто лечь и спать без страха?

Она зевнула.

— Это чудесно. Сама хочу попробовать, — она снисходительно поцеловала его. — Завтра тебе надо сходить к Рафики и спросить, что значит этот сон.

— Рафики ненавидит меня, — сказал Така. — Он солжет, только чтобы меня убили. Как он хотел бы видеть меня растерзанным гиенами! Он бы поэтически назвал это правосудием. Из-за него все началось. Я не такой дурак, чтобы еще раз довериться этой обезьяне.

— Тогда почему ты не убьешь его?

— Боги защищают его. Его сила слишком велика. Еще эта Мокпил, она слишком близка к Шензи. Ей я тоже не доверяю.

— Если все против тебя, то почему ты все еще здесь? Я пойду за тобой куда угодно — ты прекрасно знаешь это. Мы все можем начать заново. Только мы вдвоем.

— Мы нигде не будем в безопасности. Истинная провидица сказала это, и я ей верю, — он прижался к ней. — Эланна, ты должна жить вечно. Ты все, что у меня осталось. Поклянись, что никогда не оставишь меня.

Она уткнулась в него, гладя лапой его напряженное тело.

— Ты все, что у меня есть. Я все бросила ради тебя. Я не могу родить тебе ребенка. Ты больше не позволяешь мне охотиться, да и не похоже, чтобы остальные выносили меня. Така, оставь свои сомнения у входа в эту пещеру. Разве ты не знаешь, что я никогда не оставлю тебя?

— Я знаю, — он поцеловал ее. — Мне приходится тебе верить. Если бы ты предала меня, я бы покончил с собой. Ты единственная причина, по которой я цепляюсь за это жалкое существование.

— Не говори так, Така. Ты знаешь, какие мучения мне это причиняет. Я хотела бы, чтобы каждый видел тебя таким, каким вижу я, — она лизнула его. — Прекрати эти глупые детские разговоры и ложись спать. Я обниму тебя лапой, и просплю так всю ночь. Если почувствую, что что-то не так, то сразу же разбужу тебя.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Така опустил голову, и она покровительственно обняла его, поглаживая его гриву. Скоро его спокойное, медленное дыхание возвестило о том, что он безмятежно спал.

Два глаза гиены сверкнули во тьме, и кто-то беззвучно выбрался из пещеры.

Скалк направлялся на экстренное совещание клана, посвященное Шраму. Шензи тепло поприветствовала его и призвала к тишине.

— Наши уши вернулись. Что они слышали?

— Не зря моя мать назвала меня Скалком, что означает «совершенный шпион». Меня никто не слышал и не видел, но я слышал все, — польщенный наступившей тишиной, он продолжил: — Похоже, нашего короля мучают кошмары, ужасные кошмары, в которых его разрывают на куски гиены. Не раз и не два, а ночь за ночью, и всегда одно и то же. Теперь я спрашиваю вас, сон опасен?

Они смотрели на него, не зная, что ответить.

— Сон очень опасен, — грозно сказал Скалк. — Особенно, если он думает, что это видение — знак!

— Ему надо быть актером, — прошептал Банзай. Шензи шикнула на него.

— Я говорю вам, Шраму нельзя верить. Он бросит нас, как только почувствует опасность.

— Что же нам тогда делать? — спросил Банзай.

— Мы можем напасть, когда преимущество будет у нас.

— Даже, если бы мы смогли напасть на него и победить, львицы могут встать на его сторону, только чтобы избавиться от нас.

— Логично, Банзай. Но неужели ты думаешь, что я безрассудный дурак? — его насупленные брови убедили Банзая не отвечать. — Он пустая скорлупа, сухая шелуха. Его жизнь висит на волоске.

— Твои речи принесут нам смерть, — выкрикнул кто-то.

— Скажи это мне в лицо, и это точно принесет тебе смерть!

Воцарилась гробовая тишина. Скалк представлял собой прекрасно сложенную машину для убийства.

— Я остановился на том, что я слышал своими ушами, как Шрам говорил Эланне, что если потеряет ее, то покончит с собой.

Замечание сопровождалось несколькими возгласами удивления.

— Когда с ним будет покончено, мы сможем действовать более продуктивно. Возможно, львицы договорятся с нами. Мы знаем львенка-подростка, который будет более расположен к сотрудничеству и захочет нашей помощи. Он станет следующим королем. Он будет обязан нам, но в отличие от Таки этот львенок рассудительный парень, который знает свой конец туши.

Бри возразил:

— Если мы тронем Эланну, он попытается отомстить нам, а только потом покончит с собой. Мы не можем на это полагаться.

— Согласен, но если это будет выглядеть как несчастный случай? Или как будто она ушла от него к другому льву. Это может сработать.

— Несчастный случай? — переспросила Шензи. — Он дышать ей свободно не дает, какой тут может быть несчастный случай.

— Я позабочусь об этом.

— Но разве это не измена? — спросил Бри.

Скалк: Загадкой был его рассудок, а теперь он потерял его —
Он тени собственной уже боится, лишь наступит ночь.
Мой друг, как ни прискорбно это говорить, но он сошел с ума;
Король не прав, как говорится, что воду попусту толочь.

Банзай: Тебя прекрасно понимаю — наш Король свихнулся, и давно;
Пусть временами он ведет себя, как подобает Королю,
Пять сотен фунтов весит он, опустошит он все вокруг себя
И разнесет все в пух и прах — тебе с уверенностью говорю!

Хор: Он одержим, он помешался,
Он бестолков и слаб на ум,
Он принесет нам только горе,
Он туп как мышь и тугодум.

Бри: Что такое?
Скалк: Все вверх дном, да и у Шрама с головой не в порядке.
Бри: Это измена!
Скалк: Понятное дело! И помни, что услышал об этом впервые здесь!

Банзай: Он обещал нам пир, взамен же достается страшный голод нам,
Терпения последняя же капля — помешался он!
Мурашки у меня по коже, даже если спит он — вот дела!
Настало наше время, король наш окружен со всех сторон!

Шензи: Мы слишком долго выжидали свой момент, сидя в тени…
Чего дождались? Что лишился своего рассудка наш Король.
Все, с нас достаточно. Король забыл про обязательства.
Настало время вам, мои надежные друзья, пойти за мной!

Хор: Он одержим, он помешался,
Он бестолков и слаб на ум,
Он принесет нам только горе,
Он туп как мышь и тугодум.

— Знаете, он понемногу сходит с ума, — сказал Скалк. — Он думает, что сон вещий, и, возможно, он прав.

— Вы не должны творить зла, — закричала Фабана. — Он добрый.

— Кто эта старая дура? — спросила Шензи. — Кто-нибудь заткните ее.

Она не сообразила, что это была ее мать.

— Нам помогут, — старалась перекричать гвалт Шензи. Внезапно снова стало тихо. — Несколько львиц не откажутся помочь.

Фабана сделала замечание, которое выглядело в глазах остальных вполне разумным, хотя она не была сильна в эти дни.

— Если Така должен умереть, позвольте мне убить его.

Шензи широко улыбнулась.

— Вот видите, мама хочет сдуть этот одуванчик не меньше всех нас. И этот союз был именно ее идеей.

— Это была не моя идея, — сказала Фабана. — Он много страдал в жизни. Пожалуйста, не вынуждайте его лишать себя жизни от отчаяния. Если Така должен умереть, сначала я сделаю так, чтобы он был счастлив. Я скажу ему все, что он хочет услышать, и когда его сердце будет радоваться, я дам ему что-нибудь от Рафики, чтобы он заснул. И когда он мирно уснет, я придушу его. Это будет быстро и милосердно. Он заслужил это.

Шензи посмотрела на свою мать с некоторым уважением.

— Это может сработать, — она задумалась на мгновенье. — Но Эланна найдет его. Она всегда с ним, когда он спит. Извини, но этот вариант отпадает.

— Ты не понимаешь. Он маленький измученный щенок, физ’лоу, которого богам следовало бы забрать, пока он был невинен и питался молоком.

— Ты советуешь богам?

— Нет, я советую своей дочери. Я усыновила Таку — он мне сын, и истинный последователь нашей веры. Ты дашь ему такие же права, как каждому из нас. Права по нашим законам. Мы не можем мучить его. Если он умрет, то пусть умрет благородно. Мы должны по очереди биться с ним.

— И только из-за пустого, натянутого предлога, что король — мой брат? — она вздрогнула. — Не согласна. Я не давала таких клятв. Этот твой львенок опасен. Он бросит тебя. Тебе лучше не пытаться предупредить его, если ты дорожишь своей жизнью.

— Ты права. Он тебе не брат, потому что тогда бы ты была мне дочерью, — она повернулась к Шензи спиной и задними лапами отбросила немного земли. — Перед лицом Ро’каш, я отрекаюсь от тебя.

Гиены открыли рот от удивления.

Ужас Шензи быстро сменился яростью.

— Ты была моей матерью, и только поэтому ты оставалась здесь, старая надоедливая дура. Может быть, ты и Рафики усыновишь? Ты проведешь остаток своей жизни внутри его баобаба. — Шензи повернулась спиной к матери и отбросила землю в ее сторону. Перед лицом Ро’каш, я отрекаюсь от тебя.

Банзай и Эд были напуганы и пошли за своей сестрой, повернувшись спиной к матери, хотя ничего не сказали.

— Охрана, уведите эту гиену к баобабу, да смотрите, чтобы не убежала, — ее лицо не выражало уже никаких чувств. — Так, перед тем как меня так грубо прервали, я собрала вас здесь, чтобы поделиться исключительно важными новостями. Шраму осталось недолго. Да, мы в шаге от могущества и независимости, которым все будут завидовать. У нас есть план, о котором наши дети и дети наших детей будут слагать легенды. Если мы будем действовать вместе, мы не проиграем. Совещание закрыто.