Максима: вещи — наши первые и лучшие учителя

Я ставлю себе задачу: дать восприятие идеи холода по сравнению с идеей тепла.

(И достаточно! Идеи не конфеты, которые можно глотать одну за другой. Это высшие психические явления, очень сложные, усваивающиеся не вдруг.)

Еще одна цель: развить чувство сострадания и жалости к несчастным, которым зима причиняет столько бед. Я уже не раз пыталась пробудить это чувство в учениках. (Все вышесказанное — только для меня, все дальнейшее — для детей.)

– Дети, как нам хорошо здесь! Все чисто, все на своих местах. Я люблю вас, и вы любите меня… Не так ли?

– Я да! Я да! (Поправляю: я тоже.)

– Скажи мне, Гино, тебе холодно? Вот ты сказал: нет. Чудесно! На самом деле, нам здесь так хорошо. Здесь в углу есть одна вещь, которая дает нам столько…

– Тепла! Это печка!

– Но снаружи до самого горизонта (детям уже знакомо это слово) нет печки, нет тепла…

– Там холодно! (Ответ ясный, благодаря противопоставлению.)

– Сегодня ночью, пока мы спали, а ваши мамы, возможно, штопали вам одежду (наши дорогие мамы, как они добры!), сегодня ночью тихо-тихо падали с неба белые хлопья…

– Снег! Снег!

– Говорят: хлопья снега. Снег — это так красиво! Пойдем посмотрим на него?

– Да! Да!

– Но снег так хорош, что захочется взять чуть-чуть для себя. Это можно? Снег чей? (Я не получаю ответа.) Кто его купил? Кто сделал? Вы? Нет. Я? Нет. Мама, папа? (Дета смотрят на меня пораженные. Я задаю такие странные вопросы.) Значит, снег общий. Если так, можно взять горсточку? (Очевидные знаки радости.) Я вам сейчас раздам (у детей нет парт, куда бы они могли складывать свои работы) коробочки, которые вы сделали вчера (самое верное средство продемонстрировать полезность труда). В них можно положить чудесный снег.

Двигаясь, я продолжаю говорить, чтобы внимание детей не рассеивалось.

– Я тоже беру коробочку. Я делала ее с вами вчера. Она больше ваших. Куда влезет больше снега: в мою или в ваши?

– В вашу!

– Итак, чудесный белый комок поместится в ваших коробочках. Замечательно! (уходя) Подождите минутку! Как нам хорошо здесь! Коснитесь рукой своего лица. Щека теплая и рука теплая. Посмотрим, останутся ли руки теплыми после того, как мы потрогаем снег.

– Они станут холодными!

– Конечно! (выходя) Как красиво! Снег падает с небес. Небо дарит земле одежду совсем…

– Белую!

В этот момент мои ученики, привыкшие к разумной свободе, важнейшему условию формирования их характеров, трогают снег, собирают его. Некоторые рисуют что-то на снегу. Я не мешаю им некоторое время, а затем привлекаю их внимание.

– Дети, я тоже хочу взять немного снега, только одновременно со всеми вами. Подождите… Посмотрите на меня… Берем маленький кусочек большого белого одеяния. Кладем в коробочку. Сделано! (возвращаясь в класс) Как холодно! Детям, плохо одетым, еще холоднее. Бедные! А те, у кого дома нет этой штуки, полной горящих углей…

– Печки!

– Как им холодно! Быстро! Рассаживайтесь! Поставьте коробочки на стол. Какой холодный снег! Вы почувствовали, какие от него стали холодные руки? А недавно были теплыми.

– У меня холодные руки! И у меня!

– Я видела во дворе, Каролина взяла комок снега, а потом вдруг бросила его. У нее не хватило сил терпеть такой холод. Но она попробовала еще раз, и у нее получилось.

– И я положил ее (поправляю: его) в коробочку.

– Дети, очень сильный холод, такой, как от снега, называется мороз. Скажи, Гвидо, как это называется? А ты, Жанетта? А снег, очень холодный, как называется, кто угадает?

– Замерзший!

– Скажи: снег замерзший. Мы вернулись, потому что на улице мороз. А внутри…

– Тепло!

– Мы принесли с собой замерзшую вещь, которая называется…

– Снег!

– А что нам дает печка? Вы помните?

– Тепло!

– Хочешь сказать, Мария? А ты, Пеппино? Знайте, что рот тоже дает тепло. Откройте рот. Не слишком широко. Поставьте ладонь перед губами, правую… Выдохните, как я… еще раз… дышите… Подуйте еще на ладонь… Хорошо! Почувствовали, что рот тоже дает немного…

– Тепла!

– Давайте попробуем положить в рот немного снега. Чуть-чуть. Тепло исчезло. Исчезло от прикосновения замерзшего снега.

– Теперь рот холодный.

– Верно! Очень холодный! А сильный холод называется…

– Мороз!

– Может Жозеф не знает? Он ничего не сказал мне, как другие. Скажите еще раз, чтобы Жозеф мог сказать вместе со всеми. Еще раз… Довольно! Молодец, Жозеф! Итак, ваш рот стал…

– Замерзшим!

– Давайте съедим еще один крошечный комок снега. Во рту снег становится водой, потому что он весь из воды. Хлеб тоже сделан из воды, но не только… Сможет ли пекарь замесить тесто для хлеба без…

– Муки!

– А еще что нужно?

– Соль!

– А еще?

– Дрожжи!

– Я вижу, что Луи опять ест снег. И Пьер, и Альфонс… Всем нравится снег?

– Да!

– Однако не ешьте его слишком много. Вы можете заболеть. Снег такой замерзший! (Я повторяю это слово, потому что оно выражает идею, которую я хочу преподать.) Когда идет снег, очень холодно. Подумайте, у многих детей и взрослых, у которых нет ни теплой одежды, ни печки в доме. Они бедны и очень страдают. Некоторые даже умирают. Бедные люди! Мы-то счастливы. У нас столько возможностей (детям уже знакомо это слово) согреться. Печка дома и в школе… Какое счастье!

– А у меня нет печки дома.

– Я знаю. И у тебя нет, Эмиль. Меня это огорчает. Дети, любите Жозефину и Эмиля, даже больше, чем других ребят, потому что они…

– Бедные.

– Вы съели весь снег? — Нет!

– Тогда пойдем во двор и выбросим остальной снег. Затем поставим коробочки на этот стол, чтобы они просохли. А завтра я покажу вам чудесную гравюру, где нарисован снегопад.

Все в природе физической и духовной едино, тесно связано. И серьезный толчок развитию личности может дать отдельная образовательная ситуация, потому что нельзя разъединить то, что соединено святым вечным законом.

На этом уроке мы хотели, чтобы дети поработали только с двумя ощущениями: холода и тепла. И мы предоставили ученикам почти полную свободу, правда, свободу продуманную.

На самом деле очень трудно дать представление только о двух ощущениях. Ведь мы находимся в мире, перенасыщенном всевозможными раздражителями, переполненном образами, предметами. Если поставить перед собой такую цель, надо попытаться по мере сил исключить все остальные раздражители, кроме тех двух, о которых идет речь, и сосредоточить именно на них внимание учеников так, чтобы в их сознании все остальные образы остались в тени.

Вот один из способов, которым мы пользуемся на наших уроках сенсорики. Та же идея тепла и холода.

Ребенка сначала надо приготовить, как бы отключив его чувства. Им завязывают глаза, усаживают в тихом месте, чтобы он сосредоточился именно на термическом ощущении. Перед ребенком лежат два одинаковых на ощупь предмета: одинакового размера, веса, формы, упругости. Например, две одинаковые резиновые грелочки, наполненные одинаковым количеством воды и совершенно сухие снаружи. Единственная разница заключается в температуре воды, налитой в грелки. В одной, скажем, это 60-градусная вода, в другой 10-градусная. Сосредоточив внимание ребенка на объектах, мы кладем его руки сначала на теплую грелку, потом на холодную (глаза ученика Завязаны). Кладя руку ребенка на теплую грелку, мы произносим: «Тепло». Мы произносим: «Холодно». Урок окончен!

На уроке было произнесено только два слова, им предшествовали долгие приготовления, чтобы у ребенка по возможности не возникло никаких иных связей с этими словами, кроме соответствующих ощущений. На все остальные органы чувств детей (зрение, слух) не действовали никакие раздражители, между предметами на уроке не было никакой разницы, кроме температуры. Только так мы можем до некоторой степени сформировать представление о двух противоположных ощущениях.

Вы скажете: «А как же детская свобода?»

Что ж, мы признаем, что любой урок ограничивает свободу ребенка, и поэтому наш урок длился несколько секунд, время, необходимое для внятного произнесения двух слов: «Тепло. Холодно». Но под влиянием приготовлений, которые прежде всего изолировали органы чувств детей, их сознание словно затемнилось, и на этом фоне, как на экране волшебного фонаря, возникли только два образа. Так ребенок получает психологический опыт. В ситуации свободного успешного выбора, в повторении упражнений, как и в успешной спонтанной созидательной деятельности, ребенку можно предоставить свободу. Это для него больше, чем урок, ибо он получает целенаправленный опыт контакта с внешним миром. Именно научная целенаправленность придает опыту особое значение, отличая его от спонтанного опыта, постоянно получаемого из окружающей среды. Многообразный спонтанный опыт создает хаос. Целенаправленность приобщает ребенка к порядку. Благодаря технике изоляции органов чувств, он начинает отличать одну вещь от другой.

Наши уроки основаны на принципах экспериментальной психологии, существенно отличающейся от спекулятивной психологии прошлого, на которой до сих пор строится методика преподавания в современной школе.

Гербарт, воспользовавшись положениями философской психологии своего времени, разработал систему педагогических правил. Из личного опыта он вывел якобы универсальную методику развития интеллекта и на ее основе сформулировал психологические принципы методики обучения.

Немецкая система, которая (усилиями Кредаро, профессора педагогики Римского университета, затем министра образования) должна была реформировать начальное образование Италии, дает единую схему урока, состоящую из четырех этапов: осознание, ассоциация (выстраивание связей), классификация, практическое применение (метод).

Поясним, что имеется в виду. Представление объекта и его исследование — осознание. Логические рассуждения и сравнение с другими объектами окружающей среды или мыслительными образами — ассоциация. Определение объекта, основанное на предыдущих рассуждениях, — классификация. Новые принципы, которые возникают из новой идеи и могут быть применены на практике, — метод.

Учитель должен привести детскую мысль к определенным выводам, не подменяя при этом детские рассуждения своими. Заставить ребенка размышлять самостоятельно. Так, например, на этапе выстраивания связей учитель не должен говорить: «Посмотрите на тот или иной предмет, насколько он похож на другой…» Педагог должен спросить учеников: «Что вы видите? Нет ли здесь чего-нибудь, похожего на…» То же и с определениями. Учитель не скажет: «Птица — это позвоночное животное, покрытое перьями, две конечности которого превратились в крылья». Наводящими вопросами, подсказками, уточнениями он заставляет детей самостоятельно сформулировать то же самое определение. Для эффективной работы схемы Гербарта нужно, чтобы ребята были заинтересованы в данной теме. Только интерес позволит запомнить информацию, или, как гласит педагогическая наука, укоренить в сознании ребенка идею и включить ее в систему других идей. Значит, необходимо возбуждать и поддерживать интерес детей в течение всего обучения. Поэтому последователи Гербарта добавляют к четырем этапам еще один — первый: возбуждение интереса. Он соединяет новое знание со старым, идя от знакомого к неизвестному. Ведь совершенно новое не возбуждает интереса.

Заинтересовать, то есть стать интересным для того, кто нами не интересовался, — трудная задача. Но удерживать интерес час за часом, годами, и не одного, а многих людей, не имеющих с нами ничего общего, отличающихся даже по возрасту, — невыполнимо. Однако именно это — задача учителя, или, как принято говорить, его искусство. Разумеется, если он хочет, чтобы собрание малышей, вынужденных сохранять неподвижность по соображениям дисциплины, следило за его рассуждениями, понимало его слова и запоминало. Мышление — интимный процесс, который невозможно контролировать, как позу ученика, сидящего за партой. Но педагогу приходится это делать, возбуждая и поддерживая детский интерес. Искусство вести урок, по словам Ардиго, в том и состоит, чтобы знать, насколько и как удержать внимание ребенка. Самые опытные учителя никогда не утомляют свой класс чересчур, чтобы внимание детей не ослабевало.

Еще сложнее, стимулируя собственные рассуждения ребенка, привести его не туда, куда он сам может прийти, а туда, куда надо учителю. Не говоря прямо о своих намерениях. Подталкивая детей к якобы спонтанным ассоциациям, на самом деле придуманным педагогом, заставить учеников слово в слово сформулировать то определение, которое взрослый уже знает, но не признается в этом. Многие до сих пор считают подобные фокусы или магию искусством педагога.

Когда Лев Толстой в 1862 году изучал школы Германии, он был поражен подобной системой и описал в своих педагогических заметках один такой урок.

 

 

Ясная Поляна, 1862 год

Смело, самоуверенно он (учитель) садится в классе, инструменты готовы: дощечки с буквами, доска с планочками и книжка с изображением рыбы. Учитель оглядывает своих учеников и уже знает все, что они должны понимать; знает, из чего состоит их душа и много еще другого, чему он научен в семинарии.

Он открывает книгу и показывает рыбу. «Что это такое, милые дети?» Это, изволите видеть, наглядное обучение. Бедные дети обрадуются на эту рыбу, ежели до них уже не дошли слухи из других школ и от старших братьев, каким соком достается эта рыба, как морально ломают и мучают их за эту рыбу. Как бы то ни было, они скажут: «Это рыба». — «Нет», — отвечает учитель. (Все, что я рассказываю, есть не выдумка, не сатира, а повторение тех фактов, которые я без исключения видел во всех лучших школах Германии и тех школах Англии, где успели заимствовать эту прекрасную и лучшую методу.) «Нет, — говорит учитель. — Что вы видите?» Дети молчат. Не забудьте, что они обязаны сидеть чинно, каждый на своем месте и не шевелиться. «Что же вы видите?» — «Книжку», — говорит самый глупый. Все умные уже передумали в это время тысячу раз, что они видят, и чутьем знают, что им не угадать того, чего требует учитель, и что надо сказать, что рыба не рыба, а что-то такое, чего они не умеют назвать. «Да, да, — говорит с радостью учитель, — очень хорошо, книга». Умные осмеливаются, глупый сам не знает, за что его хвалят. «А в книге что?» — говорит учитель. Самый бойкий и умный догадывается и с гордою радостью говорит: «Буквы». — «Нет, нет, совсем нет, — даже с печалью отвечает учитель, — надо думать о том, что говоришь». Опять все умные в унынии молчат и даже не ищут, а думают о том, какие очки у учителя, зачем он не снимет их, а смотрит через них и т. п. «Так что же в книге?» Все молчат. «Что вот здесь?» Он указывает на рыбу. «Рыба», — говорит смельчак. «Да, рыба, но ведь не живая рыба?» — «Нет, не живая». — «Очень хорошо. А мертвая?» — «Нет». — «Прекрасно. Какая же это рыба?» — «Картина». — «Так, прекрасно». Все повторяют: это картина, и думают, что кончено. Нет, надо сказать еще, что это картина, изображающая рыбу. И точно таким же путем добивается учитель, чтобы ученики сказали, что это есть картина, изображающая рыбу. Он воображает, что ученики рассуждают, и никак не догадывается, что ежели ему велено заставлять учеников говорить, что это есть картина, изображающая рыбу, или самому так хочется, то гораздо бы проще было заставить их откровенно выучить наизусть это мудрое изречение.

(Л. Толстой «О методах обучения грамоте»)

 

 

Наряду с этим древним уроком, увиденным Толстым в немецкой начальной школе, можно описать урок, предлагаемый известным педагогом, французским философом, чьи тесты стали классическими во французских и зарубежных школах, в том числе в итальянских. Речь идет о, как сказано на обложке книги, «Уроках, предназначенных для подготовки педагогов и граждан, сознающих свои обязанности, полезных семье, родине и человечеству». Предлагаемый урок — практическое применение принципа проводить занятия, задавая вопросы (сократический метод). Тема нравственная: право.

– Скажите, дети, путали вы когда-нибудь вашего друга Поля с этим столом или деревом?

– Нет!

– Почему?

– Стол неживой и ничего не чувствует. Поль живой, у него есть чувства.

– Хорошо, если вы ударите стол, он ничего не почувствует, вы не причините ему вреда. Но имеете ли вы право сломать стол?

– Нет, это значило бы разрушить чужое имущество.

– Что уважаете вы в этом столе? Бесчувственное дерево или чужую собственность?

– Чужую собственность.

– Имеете ли вы право ударить Поля?

– Нет, мы причиним ему зло, ему будет больно.

– Что уважаете вы в нем? Чужую собственность или самого Поля?

– Самого Поля.

– Значит, вы не имеете права ни бить его, ни запирать, ни лишать пищи?

– Нет, иначе нас арестуют жандармы.

– А! Вы боитесь жандармов? Только ли из страха вы не причините вреда Полю?

– Нет, господин учитель. Мы любим Поля, мы не хотим, чтобы ему было больно, мы не имеем права причинять ему вред.

– Значит, вы думаете, что в Поле нужно уважать его жизнь, его чувства, потому что жизнь и чувства необходимо уважать?

– Да, господин учитель.

– Только ли это можно уважать в Поле? Подумайте хорошенько.

– Его книги, его рубашку, ранец, бутерброды, которые там лежат?

– Достаточно. Что вы хотите сказать?

– Мы не имеем права рвать его книжки, пачкать рубашку, отнимать ранец и бутерброды.

– Почему?

– Потому что все эти вещи принадлежат Полю. Нельзя отбирать чужую собственность.

– Как называется действие, заключающееся в изымании чужой собственности?

– Воровство.

– Почему воровство запрещено?

– Потому что посадят в тюрьму.

– Опять страх перед жандармами? Поэтому нельзя воровать?

– Чужую собственность нужно уважать, как ее хозяина.

– Превосходно! Собственность — это продолжение человека и должна уважаться, как и он.

– А что еще вы уважаете в Поле, кроме его тела, его книг и тетрадей?… Ничего не находите?… Ничего?… Я укажу вам направление: Поль — старательный ученик, искренний, услужливый товарищ. Вы все его любите и цените. Как назвать уважение, которое мы к нему испытываем, наше доброе мнение о нем?

– Честь… Репутация…

– Хорошо, эту честь, репутацию Поль заслужил, завоевал своим хорошим поведением, манерами. Это тоже принадлежит ему.

– Да, господин учитель, мы не имеем права их отбирать.

– Замечательно! Как называется кража чести, репутации? Но прежде — как их можно украсть? Разве это вещь, которую легко положить в карман?

– Нет, но можно сказать о Поле что-то плохое.

– Например?

– Что он ударил друга… что он украл яблоки в соседском саду… что он нагрубил кому-то…

– Неужели, говоря подобные вещи, вы украдете честь Поля?

– Люди поверят в нашу ложь, будут плохо думать о Поле, его высекут, отругают, посадят в карцер.

– Хорошо ли рассказать такое про Поля, если он не совершал ничего подобного?

– Нет, господин учитель, Полю будет плохо, это злой и дикий поступок.

– Именно так, дети, ложь, желание очернить человека — злой, дикий поступок, он называется клеветой. Я вам позже объясню, что люди называют злословием, если кто-то рассказывает о других неприятные вещи, которые произошли на самом деле. Я вам покажу ужасные последствия клеветы и злословия. Давайте подведем итоги сегодняшнего урока. Поль — живое существо, наделенное чувствами. Мы не имеем права причинять ему боль, обкрадывать, клеветать на него. Мы должны его уважать. Все, что мы уважаем в Поле, называется его правами и делает его существом моральным. А необходимость уважать права называется долгом. Справедливостью называют долг, необходимость уважать права других. Справедливость — по-латыни юриспруденция. Это слово происходит от латинского выражения соблюдение прав. К чему же сводится наш справедливый долг? Мы называли эти вещи.

– Не бить… не причинять боли… не воровать… не клеветать.

– Обратите внимание, вы все время говорите частицу «не», а следом начальную форму глагола. Что значит подобная конструкция?

– Обязанность… приказ… запрет.

– Хорошо, объясните: обязанность уважать, приказ соблюдать права, запрет их ущемлять — к чему это сводится?

– Не делать зла.

(F. Alengry «L'Educazione sulle basi dellapsicologia delta morale»)

 

 

Наука приходит в школу

Науку пригласили в школу, как в хаос, где необходимо отделить свет от тьмы. Как в разрушенную страну, которая нуждается в немедленной помощи.