Как охота на леонида Ильича перестала быть охотой

Утонул в потоке мыслей
мой бумажный парусник.
Рассвет и селедка.

Ночь, лес, дорога.
Сахар, соль, спички.
Монохромная съемка, которая настолько духовна, что мои взгляды не позволяют мне назвать ее "черно-белой".
Все темное и мрачное, как мысли Троцкого.

По дороге идет Ерж Ксенофоб. Он только что спустился из космоса.

Узнав о героической гибели Лехи, он понял, что действовать нужно незамедлительно. Он вошел в телепатический контакт с Земляным Сомом, и тот согласился отдать Чудо-Шляпу. Место встречи должен указать бюстик Маркса, который незадолго до этого был пойман отрядом космических содомитов и сниспослан на Землю. Ерж Ксенофоб чувствует его приближение.

Ерж Ксенофоб - радикально-положительный персонаж. Он няшечка, он ходит в черном костюмчике с жилеточкой, у него есть няшный галстук, и вообще все ну просто мимими. Кажется, он больше всех других членов Пиратского Оркестра хочет вернуть Герцога Лизергина на Землю, чтобы на всех сниззашла благодать, все были милыми, добрыми, няшными, и чтобы каждый день был престольный праздник.

Ерж Ксенофоб видит, как с неба спускается бюстик Маркса. Он падает в реку около Гдетотама. Ерж Ксенофоб видит в этом счастливый знак - он сможет одновременно добыть два артефакта - Чудо-Шляпу и бюстик Маркса.

Он превращается в земляного сома и прыгает в воду. Но в воде он путается в рыболовных сетях, расставленных мужиками из Гдетотама. Его вытаскивают на берег пьяные матросы из Гдетотама и забивают веслом.

Это самый драматичный момент за всю историю. Всем положено скорбеть не менее 15 минут, при этом очень желательно безутешно плакать, роняя слезы на позвоночник.

В это же время на другом берегу реки высаживается отряд космических содомитов - тех самых, которые охраняют портал. Они видят, что произошло с Ержом Ксенофобом и телепортируют к Гдетотаму Оркестр Кимгуггерхэффиса.

В Гдетотам врывается отряд космических содомитов и Оркестр памяти Кимгуггерхэффиса. Погром и буйство.

Оркестр Кимгуггерхэффиса находит мертвого Ержа Ксенофоба, забитого веслом. Увидев его, Незаметная Настя Огнепоклонница сгорает от злости, и таким образом поджигает Гдетотам.

Цезарь Халупо бежит спасать Чудо-Варежки, забегает в горящий дом, но на него обрушивается потолок и заваливает его прямо около Ковчега Варежек. На шум прибегает Трансатлантический Психоз. Он пытается помочь Цезарю Халупо, но Цезарь говорит, что его уже поздно спасать, и все, что может сделать Трансатлантический Психоз - это вытащить Чудо-Варежки, ведь они могут сгореть в пожаре, и тогда все их усилия будут напрасны - Герцог Лизергин навеки останется в Пространстве, Лишенном Прямых Линий.

Трансатлантический Психоз достает Варежки и выбегает из горящего дома, где они хранились. На улице он встречает Овска Морлюдина. Он отдает Овску Чудо-Варежки и возвращается в дом - он не может бросить в беде друга, пусть это даже и мрачный молчаливый социопат Цезарь Халупо. С этими словами он вбегает в дом - и в этот самый момент горящий дом рушится, погребая под собой и Цезаря Халупо, и Трансатлантический Психоз.

По улицам носятся обезумевшие толпы гдетотамских матросов, свинопасов и заклинателей ежей. Овск Морлюдин, понимая, что необходимо любой ценой спасти Чудо-Варежки, залезает внутрь резиновой женщины и пытается переплыть на другой берег реки.

На середине реки на него нападает гигантская чайка, и он тонет после долгой неравной битвы.

Из реки всплывает Земляной Сом, который хранил у себя Чудо-Шляпу. Он уже нашел упавший в реку бюстик Маркса, и теперь забирает у тонущего Овска Чудо-Варежки. Он пытается спасти Овска, но чайка ранит и его. Из последних сил он доплывает до берега реки, где стоят Олаф, Вальдшнеп и Апатий-торт, и, отдав им все Артефакты, умирает.

Все Артефакты оказались собранными в одном месте.

На холме, около пылающего Гдетотама, стоят Олав, Вальдшнеп, Апатий-торт и Коркодий, главарь отряда космических содомитов. Они видят, что к ним бежит Цицерон Халупо. Он говорит, что чудом смог убежать из горящего города - в битве погибли все космические содомиты. И почти весь Оркестр Кимгуггерхэффиса.

Но, несмотря на это, все Артефакты собраны вместе.

От этого оживает Кимгуггерхэффис.

Теперь дело осталось за Спасителем - Вальдшнепом фон Крендельбергом.

Вальдшнеп помещает бюстик Маркса внутрь Чудо-Шляпы и начинает теперь его Чудо-Варежками. Открывается портал, но теперь его некому охранять - ведь все космические содомиты погибли в битве за Гдетотам.

Из портала выходит Герцог Лизергин. Он лоснится и сияет, предвкушая встречу со старыми друзьями. Но вдруг он меняется в лице, когда видит, что его встречают только Олаф, Кимгуггерхэффис и Цицерон Халупо.

Герцог Лизергин: Пацаны, я счастлив вас видеть! (бросается к друзьям и обнимает их, потом поворачивается в Вальдшнепу) Спасибо тебе, Спаситель! Ты спас меня и открыл дорогу Благодати. (смотрит по сторонам) Но где остальные? Где демонический Овск Морлюдин? Где Леха? Где няшечка Ерж Ксенофоб? Где Настя, где Цезарь? Где все? Где Трансатлантический Психоз? Я ведь так соскучился! (умиляется)

Кимгуггерхэффис (трагично): Герцог, они погибли.

Герцог Лизергин меняется в лице. В его глазах появляются слезы.

Герцог Лизергин: Как погибли? Почему? Скажи мне, неистовый Кимгуггерхэффис, скажи мне, почтенный старый Олаф, как могли погибнуть Достойные?

Кимгуггерхэффис плачет, уткнувшись в мягкую тортовость Апатия.

Олаф: Герцог, они погибли достойно. Они погибли во славу Благодати, и путь их лежит в светлую Вальхаллу. Они геройски сражались за Артефакты.

Герцог садится на землю.

Герцог Лизергин: (поет трагично, но сладкоголосо)

О, Древние Боги!
Как несправедлива судьба,
и как жесток и коварен мир.
Ведь диван был так безбрежен и мил,
когда начинали мы песню свою.

Слышатся шаги, Герцог замолкает и все оборачиваются. На холме появляется Генрих Иосиф Тентакль.

Генрих Иосиф Тентакль (злобно и с издевкой): Что, нечестивцы, воскресили таки своего слащавого певца слащавым ртом? Ха, Герцог, мне всегда казалась жеманной форма твоих губ, а твоя манера одеваться больше подходит моряку-педерасту.

Герцог Лизергин: Генрих Иосиф, ты подлый слизень, мерзкий и осклизлый. Я проклинаю тебя - если бы не твоя мелочная страсть к Карпу Дю Пледу, если бы не твоя сволочная натура, если бы не твои блядские глаза - мир бы полон Благодати, и не погибли бы Достойнейшие!

Генрих Иосиф Тентакль: Ваша благодать безмозгла и несерьезна. Нельзя жить одной только благодатью и безмозглостью!

Герцог Лизергин: Генрих Иосиф, Тентакль, ты мерзок. Ты слишком серьезен и слишком глуп, чтобы принять Безмозглую Благодать и поселить ее в своем сердце. Какая жалость, что я не понял этого прежде.

Генрих Иосиф Тентакль: У меня есть своя благодать - серьезность и пафос!

Герцог Лизергин: Это не благодать, это трагедия!

Генрих Иосиф Тентакль: Вы не знаете, что такое трагедия! Я столькое сделал ради того, чтобы быть вместе с Карпом Дю Пледом, но его убило это чудовище! (показывает на Апатия-торта).

Вальдшнеп фон Крендельберг: Ты сам создал это чудовище! Он был няшкой до тех пор, пока ты не ввалился в наш дом и не превратил его в торт исполинских размеров!

Апатий: Карп Дю Плед с самого начала был нежизнеспособен. Разве может быть жизнеспособен тот, кто носит обтягивающие лосины в красно-желтую клетку, красится и говорит как баба? И погиб он исключительно из-за тебя - ты предал его, ты бросил его, как только почувствовал, что твоей мерзкой заднице угрожает опасность.

Генрих Иосиф Тентакль: Умолкни! Умолкни, отвратительный студень! Я не предал его - я спасал себя! (подбегает к Апатию и толкает его в открытый портал)

У всех ступор. Генрих Иосиф бежит к Чудо-Шляпе. Цицерон Халупо прыгает в открытый портал.

Кимгуггерхэффис: Не дайте ему вытащить бюстик Маркса из Чудо-Шляпы! Если он сделает это, портал закроется навсегда! (встает у него на пути) Стой, отродье!

Генрих Иосиф Тентакль ранит Кимгуггерхэффиса штыком.

Олаф: Нет! (бросается к Генриху, сбивает его с ног и улетает вместе с ним в Портал).

Кимгуггерхэффис падает и роняет шляпу, она катится вниз с холма. Портал начинает медленно закрываться.

В глубине портала виден Цицерон Халупо. Он выталкивает Апатия Крабса из портала, и через несколько мгновений портал закрывается. Апатий-торт падает на землю.

На холме, около сгоревшего Гдетотама, стоят Герцог Лизергин, Вальдшнеп фон Крендельберг, Апатий Краббс в обличьи огромного торта и Коркодий, единственный выживший космический содомит. Рядом с ними на земле лежит мертвый Кимгуггерхэффис, бюстик Маркса и помятая шляпа.

Герцог Лизергин (утирая слезы): Я никогда бы не подумал, что желание наполнить этот прекрасный мир Благодатью может обернуться такой трагедией. Кажется, так давно я и мой чудесный оркестр были сильны, мы путешествовали от города к городу, и в каждом городе нас встречали, как истинных царей. Но нам это было не нужно - мы дарили людям Благодать, и наутро уплывали в следующий город, чтобы подарить Благодать людям там. И мы были счастливы от того, что вместе делали людей счастливыми.

Но теперь... Мы были преданы, мой оркестр погиб. Скорбь моя не знает границ. (плачет) Мы хотели всего лишь дать людям счастья, но итог...

Вальдшнеп фон Крендельберг: Не печалься, мудрый Герцог! Твой Оркестр состоял из поистине Достойных людей, и их гибель только доказала то, насколько сильна и нужна этому миру Благодать, которую ты можешь принести. Ведь если они погибли за ваше общее дело - это значит, что они хотели бы, чтобы оно продолжалось.

Я с радостью буду твоим спутником. Мы создадим новый Оркестр, и вместе принесем людям еще больше Благодати. И мой друг тоже будет твоим спутником, если ты вернешь ему приличный облик.

Герцог Лизергин улыбается сквозь слезы и взмахом руки возвращает Апатию Краббсу человеческий облик.

Коркодий: Мой отряд погиб, сражаясь за Благодать. Я был бы счастлив быть рулевым на вашей знаменитой барже. А еще я умею играть на волынке - не зря же я ношу килт.

Герцог Лизергин (улыбаясь): Спасибо вам, дорогие. Если бы не вы - не видать мне этого прекрасного мира, не нести бы Благодать. Я верю, что вместе мы сможем наполнить мир Благодатью - ведь если сильно захотеть, то ничего невозможного не существует.

Герцог Лизергин, Вальдшнеп, Апатий и Коркодий спускаются с холма к реке, где пришвартована знаменитая баржа Плавучий Ужас. Над рекой встает солнце. Это символизирует.

 

 

Паром?

Дворец Короля Ебалая. Король Ебалай возлежит, рядом с ним стоит Пряничный Василий. На полу сидит Мак Семенович Сатанович.

Сатанович: Почтенный, выслушав все ваши истории, я проникся к вам глубокой личной благостью. И теперь у меня есть только два вопроса, и я надеюсь, что сила вашей благодати будет так велика, что я смогу узнать ответ на них.

Король Ебалай: Что это за вопросы?

Сатанович: Я так впечатлен сущностью ваших идей и вашим государством, что могу спросить лишь одно: могу ли я хоть чем-то помочь в светлом деле возвращении Кальмарского Каганата на то место, где он должен быть?

Король Ебалай: О, как же я давно ждал этого вопроса! О, как же я его ждал!

Конечно же, ты только это и можешь сделать, ведь исключительно за этим ты сюда и пришел. Ты думал, что ты ищешь отца, но скажи, не задавался ли ты когда-нибудь вопросом, почему твой отец пропал задолго до твоего рождения? Не приходил ли тебе в голову такой вопрос?

Сатанович: Признаюсь честно, я не смотрел на этот вопрос с такой точки зрения.

Король Ебалай: А хочешь, я тебе открою страшную тайну?

Сатанович: Конечно!

Король Ебалай: Твоего отца, Семена Сергеевича Сатановича, никогда не существовало.

Сатанович меняется в лице.

Сатанович: Но кто же тогда...

Король Ебалай: Твой отец? Я отвечу тебе - твой отец - Генрих Иосиф Тентакль.

Слышен жуткий крик, по комнате одна за другой проходят 33 женщины.

Сатанович: Но этого не может быть!

Король Ебалай: Все может быть.

Сатанович: Но ведь вы сами сказали, что Генрих Иосиф Тентакль - бесчестный содомит, который предал вас исключительно из мелочной страсти к Карпу Дю Пледу.

 

Король Ебалай: Да, именно так. Но разве это могло бы помешать ему стать твоим отцом?

Сатанович: Но как такое возможно? Ведь содомит не может оставить потомства.

Король Ебалай: Да, не может - именно по этому я буду вечно царствовать в Королевстве Кальмарского Каганата. Я открою тебе еще одну страшную тайну - Генрих Иосиф Тентакль не совсем твой отец. Он купил тебя у цыган, когда кочевал по Румынии в поисках яиц дракона.

Сатанович прячет лицо в ладонь.

Сатанович: Какой позор, какой позор.... Но откуда же тогда взялись записки моего отца, С. С. Сатановича?

Король Ебалай: Это очевидно, их написал Дикий Сармат Адольф.

Сатанович: Но как он мог? Он ведь не слезает с лошади!

Король Ебалай: Все просто - он диктовал записки лошади, а лошадь записывала их под диктовку.

Сатанович: Какая умная у него лошадь!

Король Ебалай: А кто сказал, что у него есть лошадь?

Сатанович: Но я видел, как он ехал верхом на ней!

Король Ебалай: Это был барсук. Огромный сумасшедший барсук, одержимый идеей классовой борьбы.

Сатанович: Но кто же тогда написал записки моего отца?

Король Ебалай: Боюсь, нам это уже не познать. Так же как и не узнать имя безвестного героя, составившего список из 358 запретных слов, при определенных обстоятельствах могущих быть синонимами слова "содомия".

Сатанович: Но ведь именно этот список и был среди записок моего отца!

Король Ебалай: Значит твой отец - этот безвестный герой!

Сатанович: Так вы же только что сказали, что мой отец - Генрих Иосиф Тентакль.

Молчание.

Король с тоской смотрит в потолок.

 

Король Ебалай: У меня есть план. Это очень хороший план, потому что все, что я делаю - хорошо. Ты должен написать сборник духовных стихов Нестора Махно. Пряничный Василий подбросит этот сборник барону Вальдшнепу фон Крендельбергу, который не сможет устоять перед соблазном, и сделает все, чтобы привлечь внимание Пряничного Василия, который принесет ему Чудо-Шляпу, Чудо-Варежки и бюстик Маркса, при помощи которых он откроет портал и извлечет моего славного Герцога Лизергина из Правильного Пятимерного Пространства.

Сатанович: А нельзя ли сделать это проще?

Король Ебалай: Можно. Но мы не будем делать это проще, ибо я не могу поступать проще, потому что проще - значит логичнее, а я неоднократно заявлял о своем отречении от бинарной логики.

Сатанович: Да свершится предначертанное!

 

 

Конец Ильи Ивановича

У конца Ильи Ивановича есть три версии. Каждая из них – верная, но правильная – только одна. Каждый читатель волен выбрать свою версию концовки, потому что у каждого человека есть право выбора.

Однако, выбор какой либо из концовок не мешает вам ознакомиться с оставшимися двумя версиями – вдруг вы сделали неправильный выбор, и концовка другой версии покажется вам лучшей, чем ваш выбор?

Кроме того, вам предлагается самостоятельно выбрать (решить для себя), кому из персонажей принадлежит каждая из реплик в выбранной вами версии конца книги. Мы не будем намекать на истинную принадлежность версий, потому что от вашего выбора в данном случае в сущности ничего не изменится. Однако выбор все равно остается за вами.

Хотя бы потому что у каждого человека должно быть право выбора. Пусть даже этот выбор не имеет смысла.

Вариант 1

 

Господа! Господа! Внимание!
Говорят, с севера к городу приближаются летающие усы! Ткань мироздания трещит по швам, и кто-то забыл закрыть окно!

Некоторые люди говорят, что на улицах видели Древних Удмуртских старцев, и они были дезориентированы в пространстве. А вы все прекрасно знаете, что означает возвращение Древних Удмуртских Старцев.

Все кровати в городе содрогаются на один мотив, и в каждом их движении угадывается «Марсельеза». А над воротами уже сорок четыре минуты висит облако, как две капли воды похожее на Семена Михайловича Буденного. И говорят, что четырнадцать минут назад это облако начало вещать!

 

- И что же оно вещает?

 

- Семен Михайлович Буденный, зависнув над городскими воротами, говорит, обращаясь неизвестно к кому, что приходил к нему ночью, но так и не нашел его дома. И улицы не нашел. И города не нашел. Потому что не существует такого города, по которому мог бы ходить Семен Михайлович Буденный.

 

- А что еще он говорит?

 

- Он говорит, что потом он открыл глаза, и обнаружил, что его окружают несколько старых пальто. Он заблудился в шкафу, и не может найти дорогу назад. Вот что говорит Семен Михайлович Буденный, зависнув над воротами города.

 

- Так он никак о путешествии по Внутреннему Полесью рассказывает? Страшное мероприятие, немногие могли постичь его суть.

 

- А еще Семен Михайлович Буденный говорит, что матросы отказались есть борщ. И что Аннушка уже просыпала печенье, и некому больше его собирать, потому что леса запустели, и реки запустели, и один лишь Илья Иванович плачет в пустом и холодном шкафу.

 

- А почему так?

 

- Говорят, что Ковровый Патриарх решил бороться с Благодатью. Собрал всю армию и отправил ее на дно морское. Никто не вернулся. А потом к берегу пристал Космофлот Аморальности. Гдетотам сгорел, и Пиратский Оркестр погиб в почти полном составе. Но Герцог Лизергин уже извлечен из Пустоты, и Благодать восторжествует.

 

Из пустоты слышится неземной голос:

- Помните, что вы невесомы!

 

- Ох, тщетно бытие!

 

- А еще говорят, что вчера свергли верховного диктатора Электроуглей. И в небе над Электроуглями уже третий день как чудесным образом появляется и исчезает древняя и потерянная героическая фреска «Дети Хоронят Коня».

 

- Все знамения говорят лишь об одном – нас может спасти лишь возвращение Ильи Ивановича.

 

- Каждый приход Ильи Ивановича заканчивается месяцем без бровей.

- И это в лучшем случае!

 

- Неужели Илья Иванович настолько страшен, что брови сбегают, будучи не в силах выдержать его общества?

 

- А вы слышали историю о бровях Брежнева?

 

- Нет, а что с ними?

 

- Ох, это страшная история. Говорят, что все началось с Челки Ильича. Слышали ли вы о том, что у Владимира Ильича Ленина была челка? Давно, очень давно.

Впрочем, нет, все началось еще раньше. Слышали ли вы о бороде Мартина Лютера?

 

- Кинга?

 

- Нет. Просто Мартина Лютера.

 

- Нет, а что с ней?

 

- Да примерно то же, что и с диктатором Электроуглей, но наоборот.

 

- Кажется, я вас понимаю.

 

- Вряд ли вы когда-нибудь сможете меня понять. Просто послушайте, а потом постарайтесь не проснуться не вовремя.

 

- А не вовремя – это когда?

 

- Это когда обидно просыпаться.

 

- Ох… Так что там с бородой Мартина Лютера?

 

- А все просто – в ней жила мышь. И эта мышь…

 

- Хотите, я разбужу для вас Бродского?

 

- Простите, что?! Может быть вы дадите мне закончить речь?

 

- Ой, а это была речь?

 

- Нет, молитва!

 

- Продолжайте, пожалуйста.

 

- Спасибо.

 

- А хотите, я разбужу вас для Бродского?

 

- О, великий заклинатель ежей!

 

- Продолжайте, пожалуйста.

 

- Спасибо.

 

- Так вот, в бороде Мартина Лютера жила мышь. И эта мышь по ночам диктовала ему идеи, которые он записывал и выдавал в своей работе. Без этой мыши Мартин Лютер был бы обычным печником, или лесорубом, или заклинателем маслин. Потом, когда Мартин Лютер умер, его борода исчезла. Впрочем, говорят, ее и не было никогда, но это не совсем верно – борода была, просто ее никогда не изображают на портретах, потому что невозможно изобразить то, что существует вне нашего примитивного восприятия.

Потом эта борода сгинула на несколько сотен лет, чтобы появиться как борода Маркса. Потом Маркс в интимной переписке поделился частью своей бороды с Энгельсом. По этому их бороды похожи. И идеи тоже. Если бы не борода Мартина Лютера – не было бы никакого марксизма!

 

- А какое отношение это имеет к Челке Ильича?

 

- А как вы думаете?! Неужели вы верите в то, что без рассуждения о бороде Мартина Лютера имеет смысл хоть что-то в том, что я только что сказал.

Подумайте сами, пораскиньте мозгами – Маркс и Энгельс поделились с Лениным частями своих чудотворных бород, и он сделал из них себе челку. Прошу заметить, что Крупская здесь была и вовсе не причем. Потом, когда Ленин умер, челка исчезла. А у Сталина появились усы. Не пытайтесь искать связь между этими событиями, потому что связь очевидна.
А потом, сорок лет спустя, усы Сталина появились уже как брови Брежнева. А теперь, когда Брежнева нет, его брови, которые раньше были усами и челкой, летают по миру в поисках нового хозяина для себя.

 

- Мне кажется, это – вольный пересказ сюжета фильма «Охота на Леонида Ильича».

 

- Очень вольный.

 

- Говорят, иногда, в тишине, лунной ночью, можно увидеть Брови Брежнева.

Они выглядят как видение огромного серого кролика, перепрыгивающего через Плутон. И каждый раз, когда миру являются Брови Брежнева, где-то в ночной тишине слышится тихий плач.

 

- Это плачет Илья Иванович…

 

- Господа! Господа! Говорят, с севера к городу приближаются летающие усы! Ткань мироздания трещит по швам, и кто-то забыл закрыть окно! И теперь в окно видна огромная туча. Скоро будет шторм, шторм такой силы, что сорвет все шаблоны и порвет все паруса. Эх, если бы легендарная баржа Плавучий Ужас оказалась рядом, но сейчас же у нас есть только лишь дырявый баркас, сделанный из старого сапога и сумрака предрассудков.

 

- Шторм приближается. Я чувствую его, потому что я старый моряк, и не знаю слов любви. Я вообще не знаю слов ни одного языка, кроме того, который известен мне, но я не знаю, что это за язык, и тем более загадка для меня, почему меня понимают остальные. Но все же…

Нам необходимо сделать что-то – говорят, что даже образовавшийся в небесах лик Буденного надел треуголку, чтобы хоть как-то заслониться от холода и отчаяния.

- С каждым порывом ветра я чувствую, как приближается Неумолимое. Нам необходимо загрузиться в баркас и ждать спасения.

 

- А не думаешь ли ты, что ждать придется слишком долго? Возможно, ожидание будет столь долгим, что после этого мы уже никогда не сможем выйти из баркаса.

 

- Это напоминает мне одну историю. Это история про человека, который постоянно сидел в коробке. Он боялся выйти из коробки, потому что все, кто покидал свою коробку, никогда не возвращались обратно. Но однажды его коробку сдуло ветром – и он обнаружил, что мир снаружи коробки был в сотню раз интереснее, красивее и ярче, чем то, что он видел внутри коробки. Он пытался рассказать об этом тем, кто оставался внутри коробки, но они отказывались ему верить.

 

- Почему?

 

- Потому что они не видели того, что находится снаружи коробки. И не видели этого человека. Для них он уже был одним из не-вернувшихся.

И люди продолжали сидеть в коробках, думая, что те, кто покидает свою коробку, исчезают.

 

- А откуда ты знаешь эту историю?

 

- Я сам был этим человеком.

 

- И что же ты предлагаешь? Если я правильно понимаю твои рассуждения, то нам не следует садиться в баркас, потому что мы будем постоянно ждать приближающегося шторма, но так никогда и не узнаем, настанет ли он на самом деле.

 

- Да, ты понял мои рассуждения именно так, как мог бы понять их человек, который слушал их только одним ухом, стоя на голове и созерцая одно из шести внезапных явлений Ленина на рояле, находясь в полуденном сне, ногами повернувшись на запад, а сердцем – к Духу Старой Школы.

Что я предлагаю?
Я предлагаю сидеть здесь, пить чай, и, глядя на то, как в наши окна бьются обезумевшие совы, ждать.

 

- Чего ждать? Когда шторм, зародившийся на изнанке мироздания и проникнувший к нам в трещине в пространстве, смоет нас в открытое море, наполненное наэлектризованной печалью?

 

- Нет. Я предлагаю ждать, когда придет Илья Иванович. Рано или поздно он придет, и исправит все – заштопает порвавшееся расползающиеся края мироздания, починит астролябию на барже Плавучий Ужас и приведет ее в безопасную гавань, где уже ждем ее мы, и Победа на Морях станет близка как никогда прежде?

 

Все рассаживаются в комнате и ждут. За окном медленно темнеет, и в окно периодически врезаются совы. Слышен стук дождя и отдаленные раскаты грома.

Постепенно к ним примешивается новый звук.

Это плач.

Затяжной и заунывный человеческий плач.

 

Если вы выбрали эту версию конца, и дочитали до этого момента, вам необходимо перейти к концу, который находится на странице 128, чтобы узнать, что же за конец вы выбрали.

Впрочем, вы можете прочесть второй и третий варианты конца – вдруг один из них понравится вам больше?

 

Вариант 2

 

Однажды герцог Лизергин пришел к королю Ебалаю в растрепанных чувствах.

- Король, у меня драма, - сказал он.

- Что такое? - спросил король, оторвавшись от медитации на собственную благостность.

- Я не могу понять, чего я хочу, - ответил печально Герцог Лизергин.

- Это же отлично! - обрадовался король Ебалай. - Если ты не можешь понять, чего ты хочешь, значит ты хочешь чего-то, чего раньше не хотел.

- Почему? - спросил герцог Лизергин.

- Все просто, - ответил король, - если бы ты хотел чего-то, чего ты хотел раньше, то ты бы знал, чего ты хочешь. А если ты хочешь чего-то, но не можешь понять, чего, значит ты не хотел этого никогда раньше. Иначе ты бы знал, чего ты хочешь.

- Ничего не понял, но согласен. - ответил Лизергин и с тоской посмотрел в небо.

Король молчал и концтрировался на собственной благости.

- Король Ебалай, - спросил его снова Герцог Лизергин. - Но как мне понять, чего я хочу, если я не знаю, что это.

Король задумался.

- Вот скажи мне, чего бы ты хотел, если бы был рыбой?

- Плыть?

- А чего бы ты хотел, если бы был птицей?

- Смотря какой.

- Например, гусем.

- Наверное, я хотел бы, чтобы меня не задушили.

- То есть, ты бы не хотел, чтобы тебя задушили?

- Скорее всего, да.

- Замечательно! А чего бы ты хотел, если бы был альбатросом?

- Лететь?

- А чего бы ты хотел, если бы ты был деревом?

- Расти?

- Отлично? А еще?

- Чтобы меня навещал ветер?

- Отлично. А еще?

- Чтобы в меня не попала молния.

- Чудесно. А разве ты бы не хотел этого же, если бы был альбатросом?

- Наверное. Но разве в альбатросов попадают молнии?

- А почему бы и нет?

- Я никогда не слышал, чтобы молния попадала в птицу. В людей, в здания, в деревья - да, но вот в птицу...

- Ну и? Вообще-то, это был риторический вопрос.

Герцог застыдился. А Король продолжил:

- А чего бы ты хотел, если бы был кораблем?

- Плыть.

- А еще?

- Чтобы был попутный ветер.

- А еще?

- Чтобы шторм не потопил меня?

Герцог замолчал, а король снова задумался.

А потом король снова спросил герцога:

- Ты что-нибудь понял из нашего разговора?

- Я что-то понял, но не могу понять, что.

- Герцог, иногда мне кажется, что ты и правда идиот! - разозлился король Ебалай.

- Обоснуй, - ответил Герцог.

- Все просто, мой милый придурок. Я спросил у тебя, чего могут хотеть рыбы, птицы, деревья и прочая поебень, и ты сделал кучу вполне сносных предположений. Неужели так трудно среди этого попытаться найти то, чего хочешь ты?

Герцог Лизергин замолчал и задумался.

- Но я ведь не птица, не рыба и не растение.

- Но разве у вас не могут быть похожие желания? Если ты смог их предположить для них - то почему ты не можешь предположить их и для себя?

Герцог задумался еще больше.

- И ты все еще думаешь, что то, о чем ты рассказал мне – драма? – спросил король.

- Да, ответил Герцог Лизергин.

- Значит, ты просто не знаешь, что такое драма, - сказал король. – Слушай меня внимательно, я расскажу тебе о том, что такое настоящая драма.

 

Люди выдумывают драмы. Но что такое драма?

Зачем люди усложняют большую часть явлений в жизни.
Вот допустим, что есть некоторый набор утверждений. Есть у нас, например, серп, молот и знак Одина в небе. Простые, примитивные вещи. Такие должны быть дома у каждого. И вот мы видим два совершенно разных восприятия этого.
Один человек может сказать: это серп, молот и знак Одина в небе. И все. Просто две железяки и летающая херня. И что, собственно, с этим делать? Посмотрит на них, как на известно что, произведет положенные действия - и уйдет дальше жизни радоваться, не озадачиваясь особо.

А второй посмотрит на них и озадачится. "А что, - будет спрашивать он себя, - если серп это вовсе не серп, а серб, просто особенный? И не является ли молот фаллическим символом, особенно когда рядом с ним знак Одина?" Такой человек наверняка в школе имел "отлично" по литературе, ибо полностью понимал знаменитую концепцию синих занавесок, но правильно ли он поступает?

И здесь речь даже не о молоте как фаллическом символе, а в общем о самой задумке. Нужно ли искать смысл в том, в чем его нет?
Если оставить в стороне рассуждения о возможных знаках со стороны пространственно-временного континуума, ибо я сам частенько люблю объявлять знамениями любые произвольные явления, то можно задаться вопросом - а имеет ли смысл поиск смысла в произвольных явлениях?

И вообще, насколько адекватен может быть по сути своей поиск связей между не связанными между собой явлениями?
Я не знаю, чем можно объяснить такую болезненную любовь к поиску скрытого смысла. Возможно, это наследие марксизма как идеологии, и в частности уроков литературы, где синие занавески на окне могли внезапно стать символом глубокой депрессии автора, возникшей на фоне размышлений о духовном поиске русского народа, хотя на самом деле, хотя у автора не было никакой глубокой депрессии, и духовные поиски русского народа его не сильно заботили - у него были просто синие, черт бы их взял, занавески.
И вот что доводит людей до того, что в синих занавесках они начинают видеть что угодно кроме занавесок?

 

Но поиск смысла в вещах - еще не самое критичное. Бездна ментальной содомии немедленно открывает свои хтонические двери перед теми, кто начинает искать скрытый смысл в действиях людей.
Это вещь настолько же неблагодарная и бессмысленная, как танцы под цилиндр, для танцев не предназначенный.
И вот уцепившись за какую-нибудь ничего не значащую мелочь, человек начинает практиковать усиленное мозгоебство, перебирая все возможные варианты развития событий, и, естественно, игнорируя самый простой.

 

"Ах, почему он мне не пишет?" - ломает голову девица, начиная подозревать свой объект привязанности в куче смертных грехов. "Он уехал в Тбилиси с моей лучшей подругой! Он считает меня жирной дурой! Он разглядел у меня усы! Он гей и сейчас развлекается с моим братом!" - придумывает она, с каждым разом погружаясь все дальше и дальше в бездну ментальной содомии. Хотя на самом деле он просто отравился чебуреком и его отчаянно рвет уже второй день. Но она, естественно, не рискнет позвонить первой и поинтересоваться, куда он исчез, потому что будет уверена, что в момент ее звонка он всенепременно будет предаваться богохульному разврату с кем угодно кроме нее.

 

Или, например, какой-нибудь сопливый школьник окружает себя черными тучами готической печали, завидев свою подружку с одноклассником. Ну естественно он решает, что кроме него его подружка встречается еще с тремя его одноклассникам, рыжим Колей из соседнего дома и всей школьной футбольной командой по очереди. И найдя кучу несуществующих доказательств этому он впадает в пафосную готическую депрессию на три месяца, и все эти три месяца он занимается исключительно тем, что слушает Цой Дивижн и пишет стихи о боли. Конечно, он лучше всех знает о боли, ведь он увидел свою подружку с одноклассником! И теперь он представляет себе, как она встречается с его одноклассником, и еще тремя одноклассниками, и рыжим Колькой из соседнего дома, и всей школьной футбольной командой. И естественно, он не потрудился спросить у нее "Марья, вот зе фак, душа моя? Что ты делала вместе с этим обмудком?" - он ведь все и без нее знает, и вообще больше не будет с ней разговаривать. А на самом деле Марья девушка серьезная, и просто ходит на курсы китайского вместе с его одноклассником. И одноклассник его на самом деле педераст, и вот он-то как раз и встречается с тремя его другими одноклассниками, и рыжим Колькой из соседнего дома, и всей школьной футбольной командой по очереди. Но зачем нашему сопливому школьнику знать об этом, когда проще придумать себе идеальный вариант измены его ненаглядной подруги с одноклассником. Эталонная драма!

 

Или вот, представим себе юную деву с бесконечно богатым внутренним миром, которой не везет на кавалеров - все как один идиоты. Она уже, бедная, всех одноклассников перебрала, и соседний класс проштудировала, а все глухо - один обмудок, второй дурак, третий просто страшен, а четвертый одним своим видом озадачивает вопросом "из каких Карпат это вылезло?". И бедная дева решает стать феминисткой, прийдя к осознанию того, что все мужики - сволочи. Хотя на самом деле она просто не там себе суженого искала. Но ведь это простой вариант, он не подходит. Потому что былинные герои всегда идут в обход.

 

А вот представьте себе, мои дорогие, такую штуку. Представьте, что было бы, если бы все люди вдруг массово стали принимать за идеальное решение проблемы самое простое и очевидное. Вместо того, чтобы ломать голову над занавесками, или превращать мух в слонов, задать прямо вопрос "Вот зэ фак, милейшая"?
Это же вообще был бы идеальный мир!

 

В тех дебильных фантасмагорических примерах, которые я привел, в чем суть драмы? В том, что люди сами усложняют себе жизнь - только и всего.

Вы что-то с кем-то не можете поделить? Не то и не с тем делите.

Форма не всегда соответствует содержанию? Случается дерьмо.

Слоны тяжелые и не летают? Святая правда! Оставляйте их мухами!

Вам не нравится ваша жизнь? Подумайте о том, что в Северной Корее она была бы еще более безрадостной.

Вам не нравится ваша внешность? Посмотрите на фотографии горбатых карликов.

И запомните, наконец, заучите или набейте у себя на руке, рядом с портретом Навального - единственное, что человек не может исправить - это собственная смерть. А остальное - или поправимо, или закономерно, или прямое следствие его поступков. И самое тяжелое, что есть в жизни каждого из нас - это синий кит. И иначе никак.

Хмм... Пожалуй, на одной руке это не поместится.

 

Представьте себе страдающего депрессивного ребенка. Мысленно подойдите к нему и спросите: "Ребенок, что с тобой?". И он скорее всего даст вам предельно точный ответ, характеризующий причины его страданий. "У меня болит живот, - скажет он. - Я голоден, а у моей куклы отвалилась голова" - ответит вам ребенок. И будет сразу понятно, что надо делать, чтобы исправить ситуацию и избавить его от страданий. И ребенок никогда - никогда! - не ответит вам какую-нибудь дрянь вроде "У меня экзистенциальный кризис, а еще я разочарован политической ситуацией в Ливии, и мир уже никогда не будет прежним".

 

У детей все просто и понятно, а то, что не понятно, легко списывается на волшебство. Разве это плохо? Дети просто не знают, что что-то можно усложнять. Для них синие занавески - это просто синие занавески. Впрочем, при определенном стечении обстоятельств они могут быть морем, горами или небом, но потом они станут все теми же синими занавесками. И уж никак они не будут символи