Марк разбирает почту, а Гарри опять скрывается в ванной.

 

М а р к (набирает номер телефона).

Алло, Голда?.. Как вы там?.. Девочки ещё не проснулись?.. Рано? Ах да, конечно.... Нет, на улице очень жарко.... Жилет? Конечно на мне.... Да, Голда, я всё помню и скажу, как ты меня учила.... Не волнуйся, я это куплю у Мейтельса, там дешевле.... Я тебе позвоню ещё из конторы.

 

Марк опять углубляется в бумаги, щёлкает на старомодных счётах, делает какие-то выписки. Гарри, всё так же в пижаме и тапочках, проходит на кухню и гремит там посудой.

 

Гарри (появляясь из кухни и продолжая прерванный разговор).

А если говорить серьёзно, то я уже привык всё делать сам. Вспомни, в Гемаре сказано: безделье ведёт к безумию.

 

Он пытается делать зарядку. Все его движения настолько нелепы, что вызывают жалость и смех.

 

М а р к (отрываясь от бумаг).

Судя по счетам и последним новостям с биржи, ты стал богаче ещё на несколько тысяч. С тех пор, как твоё состояние перевалило за три миллиона, при твоей осторожности и расчётливости, Гарри, процесс обогащения стал для тебя необратим. Мне кажется, что я в этом уже не играю никакой роли.

Гарри (прихлёбывая из принесённой чашки).

Что ты этим хочешь сказать?

 

М а р к.

Я не случайно завёл сегодня разговор о твоём одиночестве.

 

Гарри.

Но мне так удобно. Я не хочу, чтобы, в конце пути, меня кто-то подталкивал в спину. Я привык к одинокой жизни.

 

М а р к.

Жизни, Гарри, именно жизни.

 

Гарри.

Ах, вот ты о чём... Ну, я намного старше тебя, Марк, и надеюсь, что ты...

 

М а р к (резко поворачиваясь к нему).

Мы уезжаем, Гарри.

 

Гарри.

Что?!

 

Марк.

После Пасхи мы уезжаем в Израиль. Моя Голда хочет жить там, где похоронены её родители. Да и дети должны...

 

Гарри.

Ты хочешь уехать, Марк?

 

Марк.

Да. Мы все хотим.

 

Гарри.

Но, это совсем не дёшево, уехать в Израиль и начать там всё с нуля. "Камни в стране Израильской тяжелее, чем в других". У тебя ведь, кажется, трое детей, так?

 

Марк.

Да, если не считать Цилю, жену Фроима и Лизу. А всего пятеро.

 

Гарри.

Им же надо заново учиться. Они не знают языка.

Марк.

Моя Голда всегда говорит с ними на иврите. А внучка Лиза даже знает несколько стишков.

 

Гарри.

Вот видишь, - внучка. Она же совсем кроха.

 

Марк.

Ей уже пять лет, Гарри.

 

Гарри.

Неужели? Как летит время! И тебе не страшно с целой кучей детей...

 

Марк.

Моя Голда уверена, что всё будет хорошо. Служа у тебя, я получал неплохую зарплату. Спасибо тебе. При нашей семейной бережливости, мы сумели скопить кое-что за эти годы. Да и дети не сидели, сложа руки... В общем, нам хватит.

 

Гарри.

Но почему ты не говорил мне об этом раньше? Почему ты молчал? Прожить столько лет в Америке...

 

Марк.

Я говорил тебе об этом, Гарри, но ты не принимал мои слова всерьёз.

 

Гарри.

Разве? Не помню. Но, зачем тебе это нужно? Вам что, плохо здесь? Ты хоть понимаешь, что твоим близняшкам сразу дадут в руки автоматы вместо скрипок? Там каждый день приходится доказывать своё право на эту каменистую землю. Разве ты мало испытал за свою жизнь, Марк? Ты чудом остался жив тогда, в Варшаве. Или ты всё забыл?..

 

Марк.

Нет, я ничего не забыл. В том-то и дело, что я слишком хорошо это помню.

 

Гарри.

Тогда объясни. Твоя Голда разумная женщина, и мне тем более кажется странным...

 

Марк.

Мы давно уже всё решили, Гарри.

 

Гарри.

Ну, хорошо, у неё там похоронены родители. Если не ошибаюсь, они прожили в Израиле года три. Так?

 

Марк.

Нет, Гарри. Отец Голды, реб Хаим Гехт тяжело болел ещё в Польше и умер через месяц после приезда, а мамеле Лея, олеохашолем – мир её праху, едва ли прожила год после его кончины.

 

Гарри.

Ну, вот! Они даже не успели познакомиться с соседями.

 

Марк.

Они поехали, чтобы умереть на этой земле.

 

Гарри.

Нет, я отказываюсь это понимать!

 

Марк.

Тебе нельзя нервничать, Гарри. Давай поговорим о другом.

(Некоторое время они молчат.)

Гарри.

Скажи, Марк, а кто тогда сообщил Голде, что ты здесь, в Америке?

 

Марк.

Не помню. В те годы многие уезжали в Израиль. Кто-то встретил её там и сказал, что я жив, и она приехала, чтобы увезти меня отсюда.

 

Гарри.

Однако вы задержались.

 

Марк.

Да, ты прав. Сначала мы хотели уехать через год после свадьбы, но... вдруг родился Фроим. Потом... девочки... серьёзно занялись музыкой. Однажды утром, когда я звонил в Тель-Авив, чтобы сообщить о дне нашего приезда, забеременела Циля.

 

Гарри.

Значит, ты тоже хочешь уехать, чтобы умереть там?

 

Марк.

Да... Но сначала жить.

 

Гарри.

И всё-таки, почему, Марк?

 

Марк.

Я еврей, Гарри.

Гарри. (Удивлённо).

А я, по-твоему, кто?! Обрезанный алеут? Разве не меня моя бедная мать назвала при рождении Гершелем? Да, я уже давно не хожу в синагогу, за работой я частенько забываю о святой субботе, но ты же знаешь, сколько я помогал иешивам и Толмуд-Торам. Разве не через твои руки проходили счета в помощь синагоге и тому же Израилю?

 

Марк.

Конечно, Гарри, конечно. Наша община благодарна тебе. Нет еврея щедрее тебя в этом городе, но...

 

Гарри.

Что, но?..

 

Марк.

Не обижайся, Гарри, но... ты, всё-таки, стопроцентный американец. (Торопливо) Вернее, я хотел сказать, американский еврей.

 

Гарри.

А ты, значит, еврей еврейский?!

 

Марк.

Ну вот, ты и обиделся.

 

Гарри.

Я не обиделся, Марк, но ты мне так и не объяснил, что заставляет тебя срываться с насиженного места и ехать на другой конец земли.

 

Марк.

Боюсь, что ты посчитаешь мои слова несколько высокопарными...

 

Гарри.

Так-так...

 

Марк.

...но... мы ждали две тысячи лет, чтобы вернуться туда.

 

Гарри.

Должен сказать, что ты неплохо сохранился, старина.

Марк.

Я так и знал.

 

Гарри.

Что?

Марк.

Что ты будешь смеяться.

 

Гарри.

А что мне остаётся делать? По твоим словам, вы две тысячи лет лелеяли мечту об Эрец-Исраэле, а я в это время оплачивал экспедицию Колумба. И что теперь? Мне уготована роль Вечного Жида, а вы столбите участки на кладбищах "Земли Обетованной". Так, что ли?

 

Марк (улыбаясь).

Это не мои слова, Гарри. Я всего лишь хотел сказать, что ты никогда не уедешь отсюда.

 

Гарри.

Ну вот... Это почему же?

Марк.

Разве ты сможешь бросить их?

 

Гарри.

Кого? Я плохо тебя понимаю, Марк.

 

Марк.

Вы с Розалией прожили вместе почти тридцать лет.

 

Гарри.

Но она ушла, ушла от меня за четыре года до своей кончины. Понимаешь?! Она бросила меня!!!

 

Марк.

У вас было двое детей, Гарри.

 

Гарри.

Да, Марк, и мне очень больно, что я ещё жив, а они уже ушли из этого мира. Ты сам не раз летал со мной в Бостон на могилу моего мальчика. Вместе с талантом хирурга, Бог дал ему больное сердце, унаследованное от матери и, как врач, Билл прекрасно понимал, что его жизненные часы идут значительно быстрее. Он даже не мог создать семью. Ему приходилось сторониться женщин, мечтавших об этом.

 

Марк.

Не надо, Гарри. Прости, что я завёл этот разговор.

 

Гарри.

Ты здесь ни причём. С годами я всё чаще думаю об этом. Мне очень жаль, что у меня были сложные отношения с Сильвией. Да, она не была мне родной, но разве я не любил её как собственную дочь?

 

Марк.

И она любила тебя, Гарри.

 

Гарри

Она всегда ревновала ко мне свою мать... и это было мучительно для всех нас.

 

Марк.

Это легко понять. Было бы глупо обижаться на неё.

 

Гарри.

Может быть, поэтому она так поздно вышла замуж? Сильвия не прислала мне ни одной открытки из Канады, куда они переехали с мужем.... А потом... эта страшная катастрофа над океаном, когда они возвращались из отпуска. У меня нет даже её могилы.

 

Марк.

У тебя есть её сын, твой внук, Гарри.

 

Гарри.

Да, мой внук Лео. Его так долго скрывали от меня, боясь, что я предъявлю на него права, что я даже не видел ребёнка.

 

Марк.

О, этому ребёнку уже двадцать три!

 

Гарри (оживляясь).

Я хочу признаться тебе, Марк. Не так давно, я разыскал его где-то в Ванкувере, по-моему...

 

Марк.

В Калгари.

 

Гарри.

Да, в Калгари. И позвонил туда. И знаешь, что он мне ответил, когда я назвал себя?

 

Марк (улыбаясь).

Что же?

 

Гарри.

Он сказал, что если это действительно звонит тот самый придурочный Бен-Гурион, то он готов прислать мне несколько сотен долларов на дорогу в Россию, с которой, как он уверен, нет телефонной связи.

 

Марк (заливаясь смехом).

Но, почему в Россию? Разве мать не говорила ему, что ты выходец из Польши?

 

Гарри.

Скорее всего, для него это одно и то же.

 

Марк.

Да... парень увлекается автогонками, и не удивительно, что у него ветер в голове.

 

Гарри (с подозрением).

Скажи, это, случайно, не ты подсунул мне газету со статьёй об этом шалопае?

 

Марк.

Нет-нет, что ты.

 

Гарри.

Ты, к тому же, ещё и лгун, Марк. А ведь когда-то ты собирался стать раввином.

 

Марк (со вздохом).

Увы, в Америке не станешь раввином, если не научишься играть в бейсбол.

 

Гарри (задумчиво).

Знаешь, Марк, а ведь меня предупреждали перед свадьбой, что Розалия больна.

 

Марк.

Ты любил её.

 

Гарри.

Да, я любил её.

 

Марк.

И она любила тебя.

 

Гарри.

Она ушла от меня.

 

Марк.

Она ушла, когда ты связался с этой монгольской штангисткой.

 

Гарри.

Это была японка, Марк.

 

Марк.

Ну, это в корне меняет дело.

 

Гарри.

Но до этого она мне прощала подобные грехи.

 

Марк

Она была святой.

Гарри.

Не смеши меня, Марк. В гневе она становилась фурией. Тебе ли этого не помнить?

 

Марк.

Она была святой фурией. Даже в больнице она держала около себя твои письма. Да, да, можешь спросить об этом у Голды. Я знаю, Гарри, ты умел писать письма женщинам. В каждом из них было столько поэзии...

 

Гарри.

А тебе-то, откуда это известно?

 

Марк.

Как?! А разве не я исправлял в них твою чудовищную орфографию? Помню, как в письме к обожаемой тобой Мерилин Монро ты сделал две ошибки в одном только слове «эрекция».

 

Раздаётся звонок в дверь.

 

Гарри.

Кого там ещё несёт? Неужели опять эта старая миссис Хелперт пришла искать у меня своего кота? Господи, сколько раз я уже говорил ей, что у меня аллергия на кошек. Поговори с ней, Марк, а я пока сварю себе овсянку. К тому же, (он показывает на свои пижамные штаны) я ещё не успел надеть галстук.

(У дверей кухни он останавливается).

Напрасно ты хочешь помирить меня с мёртвой Розалией? Зачем? Когда настанет время, уж поверь мне, найдется, кому спуститься за мной оттуда, СВЕРХУ (Показывает пальцем вверх), чтобы показать дорогу.