Об отмене карточной системы.

Товарищи! В чем смысл политики отмены карточной системы?

Прежде всего в том, что мы хотим укрепить денежное хозяйство.

Мы хотим укрепить денежное хозяйство в советских условиях и во всю развернуть товарооборот, заменив системой товарооборота нынешнюю систему механического распределения продуктов, когда считаются не с потребностью района и не с живыми людьми, а с абстрактным человеком.

Теперь с потребителем не считаются. Распределили столько‑то товаров, столько‑то хлеба – бери, не возьмешь – все равно пропадет. Этот принцип надо изменить. Мы уже стали на почву товарооборота, но надо стать обеими ногами, крепко на почву учета потребностей живых людей, на почву приближения к потребителю.

У нас сейчас с потребителем не считаются. Дали тебе паек – живи, как знаешь, плохо ли, хорошо ли. Этот принцип, который имел свое оправдание, пока у нас не хватало хлеба, сейчас должен быть заменен.

Нам нужно развернуть во всю товарооборот во всей хозяйственной деятельности, во всей своей сфере через денежное хозяйство. Товарооборот – это не есть просто товарообмен. Нам нужно укрепить денежное хозяйство.

Денежное хозяйство – это один из тех немногих буржуазных аппаратов экономики, который мы, социалисты, должны использовать до дна. Он далеко еще не использован, этот аппарат. Он очень гибкий, он нам нужен, и мы его по‑своему повернем, чтобы он лил воду на нашу мельницу, а не на мельницу капитализма.

Развернуть товарооборот, развернуть советскую торговлю, укрепить денежное хозяйство – вот основной смысл предпринимаемой нами реформы.

У нас имеется довольно неплохо организованная промышленность, мы можем производить продукты, товары.

У нас имеется также довольно неплохо организованное сельское хозяйство, мы можем иметь сельскохозяйственные продукты.

Но всего этого мало. Надо установить встречу этих продуктов – обмен между городом и деревней. А обмен между городом и деревней установить при наших условиях без товарооборота, без купли‑продажи немыслимое дело.

Сейчас мы находимся на той стадии, когда смычку промышленности с сельским хозяйством, обмен между городом и деревней товарами, изделиями и продуктами можно производить только через товарооборот.

Есть у нас в партии отдельные «левацкие» элементы, которые думают, что можно с места в карьер, сразу перейти на продуктообмен. Это глупость. Сколько раз пытались сделать это отдельные товарищи и каждый раз лоб расшибали.

 

Отмена карточной системы в области хлебных продуктов, крупы, – очевидно, то же самое мы сделаем по картофелю, по сахару и по мануфактуре, – означает, что по части смычки, товарной смычки, между городом и деревней, механическому, слепому, канцелярскому распределению, пайковому распределению продуктов кладется конец.

Вкусы, потребности, пожелания отдельных районов, отдельных потребителей должны учитываться нашими торгующими организациями как в смысле получения известного количества товаров, так и, особенно, в отношении качества этих товаров.

Это значит, что торговые организации имеют дело не с абстрактным потребителем, а с конкретным, в зависимости от района, от области, от отрасли промышленности, от отрасли торговли.

Только после того, как наши торговые организации научатся учитывать все и всяческие специфические особенности каждого района и каждой области и наладят богатейшую товаропроводящую сеть, – только после этого можно будет попытаться поставить вопрос о переходе от товарооборота к продуктообмену без денег.

Пока мы этого не сделали, пока и третьей доли этого товарооборота не использовали, говорить об уничтожении денежного хозяйства, о замене товарооборота продуктообменом – значит говорить глупости, вещи абсолютно антиленинские, антимарксистские, ничего общего с марксизмом не имеющие.

Так вот, именно для разворота товарооборота, для укрепления денежного хозяйства в наших советских условиях, при торговле без капиталистов и без спекулянтов, именно для этого, прежде всего и главным образом, проводится отмена карточной системы.

Карточная система подрывает основы товарооборота, торговлю заменяет простым распределением, абсолютно не считается с ценами на рынке[ooooooooo]. Она вверх дном переворачивает все возможности товарооборота и, таким образом, мешает нам установить нормальную, живую, органическую связь между городом и деревней, между промышленностью и сельским хозяйством, между городскими изделиями и сельскохозяйственными продуктами.

 

Может показаться странным, что социалисты, ставшие у власти, организовавшие уже социалистическую промышленность, организовавшие социалистическое хозяйство, имеющие такие производственные возможности, хватаются за старый инструмент буржуазии – товарооборот. Но ничего странного в этом нет. Не один и не два инструмента буржуазии, буржуазной экономики мы использовали. И этот инструмент, наиболее живучий в денежном хозяйстве, мы используем во‑всю, если у нас не будет всяких карточных систем. В этом теперь гвоздь вопроса.

 

Так вот, повторяю, в целях дальнейшего развертывания товарооборота, дающего связь между городом и деревней, торговую связь, и в целях укрепления денежного хозяйства в наших условиях, так как товарооборот без денег немыслим, мы прежде всего и уничтожаем карточную систему по хлебу, по этому основному товару, потому что хлеб тянет за собой все остальное. Именно с этого звена надо начать.

Вот первое и основное значение этой реформы.

 

Во‑вторых, значение реформы, которую мы проводим, в том, чтобы поставить на реальную базу, на настоящую реальную базу политику снижения цен по всем товарам и по всем продуктам.

У нас ведь как теперь? Каждая торгующая организация старается сделать накидку везде. Ежели трудное дело, то все хотят решить его тем, чтобы повысить цены. Вот этому хаосу, скорее всей этой вакханалии в политике цен, должен быть положен конец. Смысл реформы состоит в том, что мы начинаем ставить на реальную базу политику снижения цен по всем товарам и по всем продуктам. Сама эта реформа снижает цену на хлеб.

Мы начинаем снижение цен с хлеба потому, что цены на хлеб складываются на рынке и рынок не считается с той пайковой ценой, которая не была собственно ценой, а представляла собою нашу классовую политику по отношению к рабочему классу. Брали дешево хлеб, продавали дешево, по существу не продавали, а дарили. Так надо понимать.

Значит смысл реформы состоит в том, что мы начинаем действительную, реальную политику снижения цен с хлеба.

В дальнейшем пойдет у нас последующее снижение цен и на хлеб и на все другие товары.

Вот увидите, с января месяца начнется у нас торговля хлебом без пайков и цена на рынке на хлеба упадет, Как теперь крестьянин хлеб продает и как тогда будет продавать – увидите. Обязательно пойдет снижение цен на хлеб на рынке, крестьянин в первую очередь снизит.

Стало быть, мы организуем действительную и реальную политику снижения цен, начиная с хлеба, и дальше эта политика у нас должна пойти по всей линии.

Старой вакханалии прыжков по линии цен у нас больше не должно быть. Реформа представляет подведение базы под политику снижения цен, начиная с хлеба и затем на все остальные продукты.

Это нам очень важно и с точки зрения животноводства, с точки зрения разрешения мясной проблемы.

Крестьяне только тогда начнут заниматься животноводством, когда цены на хлеб упадут, когда они поймут, что лучше зерно провести через скот и продавать мясо, чем продавать хлеб.

Только после снижения цен, только после падения цен на хлеб, только после этого развернется как следует само производство хлеба и начнется переход от продажи хлеба к продаже мяса, т.е. начнется расходование хлеба на кормежку скота, настоящую кормежку скота.

Так что политика снижения цен на хлеб рикошетом дает и тот благой результат, что у нас закладывается реальная база для развертывания животноводства, потому что зерно пойдет также и на развитие животноводства.

 

В‑третьих, смысл реформы состоит в том, что подсекаются возможности спекуляции хлебом.

Когда имеются в жизни две или три цены на хлеб – спекуляция абсолютно неизбежна.

Политика цен – очень интересная штука, у нас мало занимаются этим делом. Когда мы продавали МТС керосин по 10 коп. килограмм, а крестьянину через кооперацию по 70 коп., то, конечно, работники МТС спекулировали: покупали керосин по 10 коп., а продавали по 70. После того, как мы установили на керосин одну цену, спекуляция керосином была подорвана. То же самое и здесь. Если коммерческая цена на хлеб 1 р. 50 коп., а рабочий платит за килограмм по 50 коп., то, конечно, он часть хлеба продает. Если даже за рубль продаст, то 50 коп. выигрывает. И это делают рабочие. Я их не виню, потому что сама система двух – трех цен такова, что самый честный человек должен продавать хлеб и на этом оборачиваться. Вот до чего гнилой стала карточная система. Возьмите Ленинград, где передовые рабочие, это вы знаете по опыту; там продается коммерческого хлеба раз в десять меньше, чем продавалось раньше, продается хлеба меньше, чем в Харькове, хотя население вдвое больше. В чем дело? Рабочие конкурируют с государством: пайковый хлеб продают много дешевле, чем государство, и в коммерческом хлебе нет уже такой нужды. И это – везде, и в Москве, и в других крупных городах.

Мелкую спекуляцию оживляет эта система, мелкая спекуляция создает богатую почву для мелкого и вообще всякого воровства, создает почву для всякой спекуляции, и для крупной и для мелкой: раз я тут дешевле покупаю хлеб, а там продаю его дороже, – я на этом наживаюсь. Отмена карточек означает установление одной цены на хлеб в пределах такой‑то зоны. Двух или трех цен на тот же сорт хлеба не будет в пределах данной зоны.

В пределах каждой зоны цена на хлеб такого‑то сорта устанавливается одна и та же, единая цена. Тут спекуляция затруднена.

Вот в чем еще смысл этой реформы – затруднить спекуляцию и не толкать честных людей из рабочих на спекуляцию.

 

Вот три основных момента хозяйственного порядка, на которые я хотел указать потому, что, по‑видимому, не все товарищи ясно представляют, для чего мы уничтожаем карточную систему.

Как это отразится на состоянии наших торговых организаций?

Ясно, что наши торговые организации должны будут почиститься. Нельзя так вести дело, как до сего времени велось оно: установили тебе паек – хочешь бери, хочешь не бери, а не возьмешь – потеряешь.

По‑новому придется ставить вопрос и о качестве хлеба, – чтобы он был свежий, чтобы его утром приносили.

Протестов будет много и все что угодно, и мы будем «чесать» все торговые организации, если они не откажутся от операций с абстрактным потребителем, если они не будут считаться с живым человеком, который уже за деньги будет покупать хлеб, за настоящую цену.

Так что деньги пойдут в ход, пойдет мода на деньги, чего не было у нас давно, и денежное хозяйство укрепится. Курс рубля станет более прочный, бесспорно, а укрепить рубль – значит укрепить все наше планирование и хозрасчет.

 

Никакой хозрасчет немыслим без сколько‑нибудь стойкого курса рубля.

Ничего абсолютного на свете не бывает, я не говорю об абсолютной стойкости курса рубля, но некоторый более или менее устойчивый курс рубля должен быть, если хотите, чтобы у нас был хозяйственный расчет, если хотите, чтобы наше планирование было не канцелярским, а реальным.

Это даст громадный плюс, и это четвертое, что мы получаем от реформы. Это громадный хозяйственный плюс, результаты которого невозможно исчислить, плюс для всего нашего хозяйства, для всего нашего планирования, для организации промышленности и сельского хозяйства, для всего.

 

И пятый плюс – то, что наши организации почистятся, поаккуратнее начнут работать и начнут, наконец, уважать потребителя, признавать в нем человека, – это тоже большой плюс.

Пока не научатся торговые организации уважать в нашем потребителе человека, того рабочего и крестьянина, о ком они болтают очень много, никакой базы у нас для продуктообмена не будет.

Некоторые работники из Госбанка толкуют о том, что от такой реформы мы выиграем в деньгах. По‑моему, это неверно, это чепуха. Неверно, будто бы мы получим два или даже три миллиарда. Наркомфин высчитывает, люди думают, что рабочие будут покупать столько же хлеба, сколько покупали пайкового. Это неверно. Пайковой хлеб делал то, что рабочие и служащие набирали родственников, приписывали их карточки и половину хлеба продавали. Теперь двух цен не будет. Набирать им родственников незачем. Теперь на деньги надо покупать. Они экономнее будут расходовать деньги и купят меньше.

Если взять промышленные пункты – Москву, Ленинград, Харьков, Киев, Баку и т.д., где имеются действительно более или менее квалифицированные рабочие, – люди со вкусом, которые умеют жить, зарабатывают как следует, они будут меньше хлеба покупать, потому что теперь нужно считать на деньги, не то что раньше, когда даром покупали. Стало быть, на этом мы проигрываем. Цена на хлеб повышается с точки зрения пайковой цены, Но, во‑первых, мы это возмещаем, хотя не полностью, – возмещаем минимум на ³/₄, во‑вторых, рабочие станут покупать меньше хлеба, значит минус у нас. А наши банковики считают, что рабочий столько же будет покупать. Неверно это. Он будет покупать меньше.

Кто будет больше покупать? Те рабочие и служащие, которые в провинции живут, которые не 800 граммов хлеба получали, а меньше и прикупали коммерческий хлеб. Они‑то и выигрывают, ибо платили полтора рубля, а теперь будут платить один рубль или 90 копеек. Они будут покупать больше, но по цене меньшей, чем за коммерческий хлеб. Эти люди жили коммерческим хлебом. Теперь они, может быть, вдвое больше будут хлеба брать, но по низкой цене, по рублю или по 90 коп. Опять минус у нас получается.

Я уже не говорю о том, что нам приходится возмещать производителей технических культур.

Что мы тут выигрываем, сколько проигрываем? Вообще здесь ничего нельзя рассчитывать заранее, так что гадать насчет того, что эта реформа даст нам плюс денежный, это значит, по‑моему, писать вилами на воде. Может быть, будет денежная выгода государству от реформы, но скорей всего не будет выгоды. Тут гадать нельзя.

 

А теперь о тех областях, которые отстали по части хлебопечения. Вот Урал, Ивановская область, еще кое‑где поотстали. Это очень плохо, товарищи. Надо наверстать это дело. тов. Кабаков тут доклад читал, что того ему не дают, другого, третьего. У нас вообще ничего не дается, тов. Кабаков, а берется, надо уметь брать. А тем более вы на Урале. Ведь с вашими возможностями построить среднего типа хлебозаводы, хлебопекарни – чепуха это. Уралмашзавод построили, видите ли, а не могут организовать хлебопечение. Это значит – очень мало заботы на Урале о рабочем.

Вообще должен сказать, за что ни возьмешься на Урале, все говорит о том, что там нет никакой заботы о быте рабочего, ну прямо удивляешься, как там люди живут? Сколько грязи! Быт какой ужасный, средневековый. тов. Кабанов, так жить нельзя. Если бы вы хотели, при тех возможностях, которые дает уральская промышленность, у вас было бы гораздо больше хлебопекарен и хлебозаводов, чем в Москве, у которой было меньше возможностей.

 

 

По‑новому работать, по‑новому руководить

 

Таковы, товарищи, новые условия развития нашей промышленности.

Значение этих новых условий состоит в том, что они создают для промышленности новую обстановку, требующую новых приемов работы, новых приемов руководства.

Итак:

а) Выходит, таким образом, что нельзя уже рассчитывать больше по‑старому на самотек рабочей силы. Чтобы обеспечить промышленность рабочей силой, надо ее набирать организованным порядком, надо механизировать труд. Думать, что можно обойтись без механизации при наших темпах работы и масштабах производства, – значит надеяться на то, что можно вычерпать море ложкой.

б) Выходит, что нельзя дальше терпеть текучесть рабочей силы в промышленности. Чтобы избавиться от этого зла, надо организовать зарплату по‑новому и сделать состав рабочих на предприятиях более или менее постоянным.

в) Выходит, что нельзя больше терпеть обезличку в производстве. Чтобы избавиться от этого зла, надо по‑новому организовать труд, надо расставить силы таким образом, чтобы каждая группа рабочих отвечала за работу, за механизмы, за станки, за качество работы.

г) Выходит, что невозможно больше по‑старому обходиться тем минимумом старых инженерно‑технических сил, который мы унаследовали от буржуазной России. Чтобы поднять нынешние темпы и масштабы производства, нужно добиться того, чтобы у рабочего класса была своя собственная производственно‑техническая интеллигенция.

д) Выходит, что нельзя по‑старому валить в одну кучу всех специалистов и инженерно‑технические силы старой школы. Чтобы учесть изменившуюся обстановку, надо изменить нашу политику и проявить максимум заботы в отношении тех специалистов и инженерно‑технических сил старой школы, которые определенно поворачивают в сторону рабочего класса.

е) Выходит, что нельзя по‑старому оборачиваться на старых источниках накопления. Чтобы обеспечить дальнейшее развертывание промышленности и сельского хозяйства, нужно добиться того, чтобы пустить в дело новые источники накопления, ликвидировать бесхозяйственность, внедрить хозрасчет, снизить себестоимость и поднять внутрипромышленное накопление.

Таковы новые условия развития промышленности, требующие новых приемов работы, новых приемов руководства хозяйственным строительством.

 

Что требуется для того, чтобы наладить руководство по‑новому?

Для этого требуется, прежде всего, чтобы наши хозяйственные руководители поняли новую обстановку, изучили конкретно новые условия развития промышленности и перестроили свою работу сообразно с требованиями новой обстановки.

Для этого требуется, далее, чтобы наши хозяйственные руководители руководили предприятиями не «вообще», не «с воздуха», а конкретно, предметно, чтобы они подходили к каждому вопросу не с точки зрения общей болтовни, а строго деловым образом, чтобы они не ограничивались бумажной отпиской или общими фразами и лозунгами, а входили в технику дела, вникали в детали дела, вникали в «мелочи», ибо из «мелочей» строятся теперь великие дела.

Для этого требуется, далее, чтобы наши нынешние громоздкие объединения, имеющие иногда в своем составе 100-200 предприятий, – разукрупнить немедля и разбить на несколько объединений.

Понятно, что председатель объединения, имеющий дело с сотней и больше заводов, не может по‑настоящему знать этих заводов, их возможностей, их работы. Понятно, что, не зная заводов, он не в состоянии руководить ими. Стало быть, чтобы дать возможность председателям объединений по‑настоящему изучить заводы и руководить ими, надо их разгрузить от излишка заводов, надо разбить объединения на несколько объединений и приблизить объединения к заводам.

Для этого требуется, далее, чтобы наши объединения перешли от коллегиального управления к управлению единоличному.

Сейчас дело обстоит так, что в коллегиях объединений сидят по 10-15 человек и пишут бумаги, ведут дискуссию. Управлять так дальше нельзя, товарищи. Надо прекратить бумажное «руководство» и переключиться на действительную, деловую, большевистскую работу. Пусть остается во главе объединения председатель объединения и несколько заместителей. Этого будет вполне достаточно для управления объединением. Остальных членов коллегии лучше было бы спустить вниз – на заводы и фабрики. Это было бы куда полезнее и для них и для дела.

Для этого требуется, чтобы председатели объединений и их заместители почаще объезжали заводы, подольше оставались там для работы, получше знакомились с заводскими работниками и не только учили местных людей, но и учились у них. Думать, что можно руководить теперь из канцелярии, сидя в конторе, вдали от заводов, – значит заблуждаться. Чтобы руководить заводами, надо почаще общаться с работниками предприятий, надо поддерживать с ними живую связь.

 

Наконец, два слова о нашем производственном плане на 1931 год.

Существуют некоторые околопартийные обыватели, которые уверяют, что наша производственная программа нереальна, невыполнима.

Реальна ли наша производственная программа? Безусловно, да!

Она реальна хотя бы потому, что у нас есть налицо все необходимые условия для ее осуществления.

Она реальна хотя бы потому, что ее выполнение зависит теперь исключительно от нас самих, от нашего умения и нашего желания использовать имеющиеся у нас богатейшие возможности.

Чем же иначе объяснить тот факт, что целый ряд предприятий и отраслей промышленности уже перевыполнил план? Значит могут выполнить и перевыполнить план и другие предприятия и отрасли промышленности.

Было бы глупо думать, что производственный план сводится к перечню цифр и заданий. На самом деле производственный план есть живая и практическая деятельность миллионов людей.

Реальность нашего производственного плана – это миллионы трудящихся, творящие новую жизнь.

Реальность нашей программы – это живые люди, это мы с вами, наша воля к труду, наша готовность работать по‑новому, наша решимость выполнить план.

Есть ли у нас решимость? Да, есть. Стало быть, наша производственная программа может и должна быть осуществлена. (Продолжительные аплодисменты.)

 

 

Значение стахановского движения (Речь на Первом Всесоюзном совещании стахановцев 17 ноября 1935 года)

 

Товарищи! О стахановцах здесь, на этом совещании, так много и так хорошо говорили, что мне, собственно, мало что остается сказать. Все же, раз меня вызвали на трибуну, придется сказать несколько слов.

Стахановское движение нельзя рассматривать как обычное движение рабочих и работниц.

Стахановское движение – это такое движение рабочих и работниц, которое войдет в историю нашего социалистического строительства как одна из самых славных ее страниц.

 

В чем состоит значение стахановского движения?

Прежде всего в том, что оно выражает новый подъем, новый, высший этап социалистического соревнования.

Почему новый, почему высший?

Потому, что стахановское движение выгодно отличается от старого этапа социалистического соревнования.

В прошлом, года три тому назад, в период первого этапа социалистического соревнования, социалистическое соревнование не обязательно было связано с новой техникой. Да тогда у нас, собственно, и не было почти новой техники.

Нынешний же этап социалистического соревнования – стахановское движение, наоборот, обязательно связан с новой техникой. Стахановское движение было бы немыслимо без новой, высшей техники. Перед вами люди, вроде товарищей Стаханова, Бусыгина, Сметанина, Кривоноса, Пронина, Виноградовых и многих других, люди новые, рабочие и работницы, которые полностью овладели техникой своего дела, оседлали ее и погнали вперед. Таких людей у нас не было или почти не было года три тому назад. Это – люди новые, особенные.

Стахановское движение – это такое движение рабочих и работниц, которое ставит своей целью преодоление нынешних технических норм, преодоление существующих проектных мощностей, преодоление существующих производственных планов и балансов. Преодоление – потому что они, эти самые нормы, стали уже старыми для наших дней, для наших новых людей.

Это движение ломает старые взгляды на технику, ломает старые технические нормы, старые проектные мощности, старые производственные планы и требует создания новых, более высоких технических норм, проектных мощностей, производственных планов. Оно призвано произвести в нашей промышленности революцию. Именно поэтому стахановское движение, является в основе своей глубоко революционным.

 

Здесь говорили уже, что стахановское движение как выражение новых, более высоких технических норм представляет собой образец той высокой производительности труда, которую может дать только социализм и чего не может дать капитализм. Это совершенно правильно.

Почему капитализм разбил и преодолел феодализм?

Потому, что он создал более высокие нормы производительности труда, он дал возможность обществу получать несравненно больше продуктов, чем это имело место при феодальных порядках. Потому, что он сделал общество более богатым.

Почему может, должен и обязательно победит социализм капиталистическую систему хозяйства?

Потому, что он может дать более высокие образцы труда, более высокую производительность труда, чем капиталистическая система хозяйства. Потому, что он может дать обществу больше продуктов и может сделать общество более богатым, чем капиталистическая система хозяйства.

 

Некоторые думают, что социализм можно укрепить путем некоторого материального уравнения людей на базе бедняцкой жизни. Это неверно. Это – мелкобуржуазное представление о социализме. На самом деле социализм может победить только на базе высокой производительности труда, более высокой, чем при капитализме, на базе изобилия продуктов и всякого рода предметов потребления, на базе зажиточной и культурной жизни всех членов общества.

Но для того, чтобы социализм мог добиться этой своей цели и сделать наше советское общество наиболее зажиточным, необходимо иметь такую производительность труда, которая перекрывает производительность труда передовых капиталистических стран. Без этого нечего и думать об изобилии продуктов и всякого рода предметов потребления.

Значение стахановского движения состоит в том, что оно ломает старые технические нормы как недостаточные, перекрывает производительность труда передовых капиталистических стран и открывает практическую возможность дальнейшего укрепления социализма в нашей стране, возможность превращения нашей страны в наиболее зажиточную страну.

Но этим не исчерпывается значение стахановского движения. Его значение состоит еще в том, что оно подготовляет условия для перехода от социализма к коммунизму.

Принцип социализма состоит в том, что в социалистическом обществе каждый работает по своим способностям и получает предметы потребления не по своим потребностям, а по той работе, которую он произвел для общества. Это значит, что культурно‑технический уровень рабочего класса все еще невысок, противоположность между трудом умственным и трудом физическим продолжает существовать, производительность труда еще не так высока, чтобы обеспечить изобилие предметов потребления, ввиду чего общество вынуждено распределять предметы потребления не соответственно потребностям членов общества, а соответственно работе, произведенной ими для общества.

Коммунизм представляет более высокую ступень развития. Принцип коммунизма состоит в том, что в коммунистическом обществе каждый работает по своим способностям и получает предметы потребления не по той работе, которую он произвел, а по тем потребностям культурно развитого человека, которые у него имеются. Это значит, что противоположность между трудом умственным и трудом физическим уже исчезла, а производительность труда поднялась на такую высокую ступень, что может обеспечить полное изобилие предметов потребления, ввиду чего общество имеет возможность распределить эти предметы соответственно потребностям его членов.

 

Некоторые думают, что уничтожения противоположности между трудом умственным и трудом физическим можно добиться путем некоторого культурно‑технического уравнения работников умственного и физического труда на базе снижения культурно‑технического уровня инженеров и техников, работников умственного труда, до уровня среднеквалифицированных рабочих.

Это совершенно неверно. Так могут думать о коммунизме только мелкобуржуазные болтуны. На самом деле уничтожения противоположности между трудом умственным и трудом физическим можно добиться лишь на базе подъема культурно‑технического уровня рабочего класса до уровня работников инженерно‑технического труда.

Было бы смешно думать, что такой подъем неосуществим. Он вполне осуществим в условиях советского строя, где производительные силы страны освобождены от оков капитализма, где труд освобожден от гнета эксплуатации, где у власти стоит рабочий класс и где молодое поколение рабочего класса имеет все возможности обеспечить себе достаточное техническое образование.

Нет никаких оснований сомневаться в том, что только такой культурно‑технический подъем рабочего класса может подорвать основы противоположности между трудом умственным и трудом физическим, что только он может обеспечить ту высокую производительность труда и то изобилие предметов потребления, которые необходимы для того, чтобы начать переход от социализма к коммунизму.

Стахановское движение знаменательно и в том отношении, что оно содержит в себе первые зачатки, правда, еще слабые, но все же зачатки такого культурно‑технического подъема рабочего класса нашей страны.

В самом деле, присмотритесь к товарищам стахановцам. Что это за люди? Это главным образом молодые или средних лет рабочие и работницы, люди культурные и технически подкованные, дающие образцы точности и аккуратности в работе, умеющие ценить фактор времени и научившиеся считать время не только минутами, но и секундами. Большинство из них прошло так называемый технический минимум и продолжает пополнять свое техническое образование. Они свободны от консерватизма и застойности некоторых инженеров, техников и хозяйственников, они идут смело вперед, ломая устаревшие технические нормы и создавая новые, более высокие, они вносят поправки в проектные мощности и хозяйственные планы, составленные руководителями нашей промышленности, они то и дело дополняют и поправляют инженеров и техников, они нередко учат и толкают их вперед, ибо это – люди, вполне овладевшие техникой своего дела и умеющие выжимать из техники максимум того, что можно из нее выжать.

Сегодня стахановцев еще мало, но кто может сомневаться, что завтра их будет вдесятеро больше? Разве не ясно, что стахановцы являются новаторами в нашей промышленности, что стахановское движение представляет будущность нашей индустрии, что оно содержит в себе зерно будущего культурно‑технического подъема рабочего класса, что оно открывает нам тот путь, на котором только и можно добиться тех высших показателей производительности труда, которые необходимы для перехода от социализма к коммунизму и уничтожения противоположности между трудом умственным и трудом физическим?

Таково, товарищи, значение стахановского движения в деле нашего социалистического строительства.

 

Думали ли об этом великом значении стахановского движения Стаханов и Бусыгин, когда они приступали к ломке старых технических норм? Конечно, нет. У них были свои заботы, – они стремились к тому, чтобы вывести предприятие из прорыва и перевыполнить хозяйственный план. Но, добиваясь этой цели, им пришлось разбить старые технические нормы и развить высокую производительность труда, перекрывшую передовые капиталистические страны.

То же самое можно сказать о тех рабочих, которые впервые организовали в нашей стране Советы рабочих депутатов в 1905 году. Они, конечно, не думали, что Советы рабочих депутатов послужат основой социалистического строя. Они только оборонялись от царизма, от буржуазии, создавая Советы рабочих депутатов. Но это обстоятельство нисколько не противоречит тому несомненному факту, что движение за Советы рабочих депутатов, начатое в 1905 году ленинградскими и московскими рабочими, привело в конечном счете к разгрому капитализма и победе социализма в одной шестой части мира.

 

Корни стахановского движения

 

Мы присутствуем сейчас у колыбели стахановского движения, у его истоков.

Следовало бы отметить некоторые характерные черты стахановского движения.

Бросается в глаза прежде всего тот факт, что это движение, началось как‑то самопроизвольно, почти стихийно, снизу, без какого бы то ни было давления со стороны администрации наших предприятий. Более того. Это движение зародилось и стало развертываться в известной мере вопреки воле администрации наших предприятий, даже в борьбе с ней.

Товарищ Молотов уже рассказывал вам о том, какие муки пришлось пережить товарищу Мусинскому, лесопильщику в Архангельске, когда он тайком от хозяйственной организации, тайком от контролеров вырабатывал новые, более высокие технические нормы. Судьба самого Стаханова была не лучшей, ибо ему приходилось обороняться при своем движении вперед не только от некоторых членов администрации, но и от некоторых рабочих, высмеивавших и травивших его за «новшества». Что касается Бусыгина, то известно, что он за свои «новшества» чуть было не поплатился потерей работы на заводе и лишь вмешательство начальника цеха товарища Соколинского помогло ему остаться на заводе. Как видите, если и имело место какое‑либо воздействие со стороны администрации наших предприятий, то оно шло не навстречу стахановскому движению, а наперекор ему. Стало быть, стахановское движение зародилось и развернулось как движение, идущее снизу. И именно потому, что оно зародилось самопроизвольно, именно потому, что оно идет снизу, оно является наиболее жизненным и непреодолимым движением современности.

 

Следует, далее, остановиться еще на одной характерной черте стахановского движения. Стахановское движение разнеслось по всему лицу нашего Союза с какой‑то невиданной быстротой, как ураган.

С чего началось дело? Стаханов поднял техническую норму добычи угля впятеро или вшестеро, если не больше. Бусыгин и Сметанин сделали то же самое, один – в области машиностроения, другой – в области обувной промышленности. Газеты сообщили об этих фактах. И вдруг – пламя стахановского движения объяло всю страну.

В чем тут дело? Откуда взялась такая быстрота в деле распространения стахановского движения? Может быть, Стаханов и Бусыгин являются большими организаторами с большими связями в областях и районах СССР и они сами организовали это дело? Нет, конечно, нет! Может быть, Стаханов и Бусыгин имеют претензию быть великими фигурами нашей страны и они сами разнесли искры стахановского движения по всей стране? Это тоже неверно. Вы видели здесь Стаханова и Бусыгина. Они выступали на совещании. Это – люди простые и скромные, без каких бы то ни было претензий на то, чтобы стяжать лавры всесоюзного масштаба. Мне даже кажется, что они несколько смущены тем размахом движения, которое развернулось у нас вопреки их ожиданиям. И если, несмотря на это, спички, брошенной Стахановьм и Бусыгиным, оказалось достаточно для того, чтобы все это дело развернуть в пламя, то это значит, что стахановское движение является делом вполне назревшим. Только движение, которое вполне назрело и ждет толчка для того, чтобы вырваться на волю, только такое движение могло распространиться так быстро и нарастать, как снежный ком.

Чем объяснить, что стахановское движение оказалось делом вполне назревшим? Где причины того, что оно получило такое быстрое распространение? Каковы корни стахановского движения?

Их, этих причин, по крайней мере четыре.

1) Основой стахановского движения послужило прежде всего коренное улучшение материального положения рабочих. Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее. А когда весело живется, работа спорится. Отсюда высокие нормы выработки. Отсюда герои и героини труда. В этом прежде всего корень стахановского движения.

Если бы у нас был кризис, если бы у нас была безработица – бич рабочего класса, если бы у нас жилось плохо, неприглядно, невесело, то никакого стахановского движения не было бы у нас.

Наша пролетарская революция является единственной в мире революцией, которой довелось показать народу не только свои политическ