Сон про колокол пресвятой девы

Некоторые сновидения не принадлежат одному человеку, будь то мужчина или женщина. Их универсальная природа проявляется через мифическое содержание коллективного бессознательного. Сон, который приведен ниже, дошел до нас из коллективного бессознательного Запада. Этот сон видел человек в начале тридцатых годов нашего столетия. Сон сообщает нам, как современный западный человек может разрешить свой острый и болезненный конфликт с анимой и романтической любовью.

Я несу колокол, некогда принадлежавший Деве Марии, в высокую просторную базилику, построенную несколько столетий назад. Этот колокол следовало поместить туда, как только он будет найден. Форма колокола давно известна, и возле алтаря для него приготовлена ниша в точном соответствии с его размерами. Все это время пастор находится на месте, столетиями ожидая возвращения колокола. Я вхожу в базилику, спускаюсь по длинному проходу и ставлю колокол перед ожидающим пастором. Вдвоем мы его поднимаем и вешаем на крюк, закрепленный в нише. Колокол оказался прямо на своем месте. Как только колокол Девы Марии будет возвращен, пастору следует находиться в западной части базилики и звонить во все башенные колокола, чтобы весь мир узнал, что колокол найден и возвращен христианам. Ни один колокол этой церкви ни разу не звонил за все время ее существования в ожидании дня возвращения колокола Девы Марии. Я сижу на скамейке, неподалеку от алтаря, пока пастор торопливо идет через базилику, чтобы зазвонить во все колокола.

Что мне делать? Следует ли мне ждать и присвоить себе всю славу и почести, которые заслужил, обнаружив колокол Девы Марии? Или стоит незаметно ускользнуть, избежав всех почестей? Пастор так обрадован, что не обращает на меня ни малейшего внимания, поэтому я могу остаться здесь никем не замеченным. Я так и поступаю.

Как только раздался колокольный звон, и все население города направилось к базилике, я выскальзываю в боковую дверь и отправляюсь в путешествие и в одиночестве покидаю город.

В этом сне на сильном и прекрасном языке символов дан ответ на все наши вопросы, который пришел из глубины бессознательного, и имеет прямое отношение к нашим сегодняшним проблемам. Мы мучаемся вопросом, как современному западному человеку относится к своей душе. Как ему извлечь душу из романтической любви? Как жить с Прекрасной Изольдой, не разрушая отношений с Белорукой Изольдой? Как найти место аниме в своей жизни, выпутав ее из отношений к окружающим его людям, как научиться трепетно относиться к душе, не уничтожив при этом женщины?

Нас ничуть не удивляет тот факт, что частично мы находим ответ в базилике, в великих символах духовной жизни. Нам уже известно любовное зелье, мы видели и дворец из белого мрамора с поющим менестрелем в каждом из тысячи его окон, и священный вигвам, построенный в центре селения, и вот теперь — базилика. Следуя этому пути, в окруженные мощными символами трансформации, мы начинаем ясно видеть все то, что прежде было непостижимо. Путь, ведущий к пониманию романтической любви, неизбежно ведет нас к ощущению религиозного начала, духовной стороне жизни, которой мы так упорно и упрямо продолжаем сторониться.

Мы узнали, что романтическая любовь выплескивается из огромного энергетического резервуара бессознательного, в котором сосредоточена энергия такого масштаба, что имеет смысл о ней говорить на языке, присущем религии и мистике. Мы "обожаем" и "поклоняемся" нашим возлюбленным; когда мы влюблены, мы "совершенны" и обитаем на "небесах", потом мы "умираем". Здесь открывается прямая возможность поиска богоподобия, кары небесной, духовного просветления, смысла и самоосознания. На Западе, как ни в какой другой исторической культуре, эта сила имеет корни не только в религии и мистике, но и в земной любви. Романтическая любовь стала тем руслом и проводником, по которому эта огромная энергия вливается в повседневную жизнь человека.

И тогда возникает вопрос, как мы можем совладать с такой огромной энергией? Как направить ее в нужное русло, чтобы обогатить свою жизнь и в духовной сфере, и в сфере человеческих отношений, не допуская разрушений.

Приведенный выше сон дает нам очень ясный и прямой ответ: "Следует вернуть свою божественную часть обратно в храм, которому она принадлежит, и жить простой земной жизнью в мире, в реальном мире повседневных событий". Мы должны изъять душу из романтической любви и вернуть ее на место во внутренний храм.

Утомленный путешественник, после долгого и трудного пути подходящий к двери базилики, покрытый с ног до головы пылью длительных странствий, устал от неимоверной тяжести ноши, которую тащил на себе столетия. Этот колокол для простого смертного слишком велик и тяжел. Он слишком тяжел, чтобы его могла нести на себе одна личность, его звон слишком пронзителен для земной женщины. Эта ноша слишком велика, чтобы ее нести в браке. Человек уже почти сломался под такой тяжестью. Есть только одно подходящее место, достаточно естественное и надежное для этого колокола — базилика.

С начала двенадцатого века, когда первый Тристан взял из замка колокол и, выпив любовное зелье, стал всячески стараться сохранить эту энергию в границах своей любви, западный человек не прекращал борьбы за право обладания этим колоколом. Он боролся за право нести колокол по пути личной жизни, в браке и создавая мировые империи. Сейчас, почти тысячу лет спустя, он забыл о божественной сущности колокола. Он пожертвовал святыней ради обыденного, и душой — ради эго, причем это произошло так давно, что он даже не может вспомнить, кому этот колокол принадлежит. У нашего современника почти сломан хребет, он смертельно устал под невыносимой ношей, его земные отношения напоминают бойню под давлением тупой и дробящей тяжести, возложенной на них человеком. Но он не знает иного пути. Он не помнит о базилике и не имеет ни малейшего представления о том, где она находится.

Колокол — это наше переживание анимы, это ее голос. Он напоминает нам о словах Женщины — Белого Бизона: "Я иду — и слышен мой голос". Подобно колоколу, голос анимы звучит в надежде, что мы его услышим. Она поет, и эта песня вовлекает нас во внутренний мир. Ее сила состоит в том, чтобы проявить содержание бессознательного, выявить архетипы в виде живых органичных образов, которые переживаются нами как действующие внутренние силы.

Колокол воплощает лирическое познание человеческой души в том же смысле, в каком говорят о лиричности испанцы — это знание, которое возникает в непосредственном переживании, а не интеллектуальной деятельности. Колокольный звон и музыка христианского мира были теми единственными голосами, которыми Запад говорил о духовном, не теряя его в концепциях, абстракциях и понятиях. Колокол посылал в будущее звук чистого чувства, которое, устремляясь за пределы разума, не могло не отозваться в душе.

Подобно колоколу, анима обладает достаточной энергией, чтобы открыть дионисийскую сторону духовного опыта, в котором истина ощущается чувственно, в образах, возникающих из бессознательного, и переживается как реальная встреча с внутренними "личностями". По сути дела, колокола — это часть небольшого наследства, оставшаяся от дионисийского культа в западной культуре. Они влекут нас к музыке, гимну, танцу, ощущению воссоединения с космической драмой жертвоприношения и возрождения. Колокол напоминает нам о том, как танцевал перед Богом царь Давид.

Сон сообщает нам, что этот колокол не принадлежит индивидуальному эго. Подобно священной трубке, он принадлежит внутреннему "народу" или "внутреннему христианскому миру". Известно, что обязанность церкви — сохранить то, что принадлежит всем и в один прекрасный день возвращается в базилику. На символическом языке это означает принадлежность духовной жизни, существующей вне рамок личного. Но именно то, что следовало, благоговея, хранить в глубине внутреннего мира, оказалось утеряно. Речь идет о нашей душе, о Психее. Сначала она затерялась в бессознательном и бродила, время от времени, то появляясь в мире эго, то покидая его; через любовное зелье она проецировалась на личные отношения между людьми. Мы пытались профанировать сверхличное до личного. То, что принадлежало бессознательному, мы пытались превратить в феодальное поместье эго. Но судьба этой силы — быть отвергнутой эго и вернуться в свой внутренний храм.

Нам очень трудно вообразить, что означает возвращение в "храм" жизни. Совсем не обязательно исповедовать ту или иную общественную религию. Это означает делать различие между тем, что принадлежит внешней жизни и тем, что присуще находящейся внутри самости. Это означает взять нечто такое, что мы пытались прожить в отношениях с окружающими и прожить в очень спокойном, тихом месте внутри себя, которое существует только в духовном мире.

У каждого из нас глубоко внутри есть такое место, напоминающее хрустальный покой; "весь усыпанный розами и сияющий утром", величественную базилику, где возвещающие истину колокола ждут, чтобы объявить о возвращении Души после долгого странствия. На уровне сознания возвращение анимы для мужчины означает некую жертву, отказ от претензии проживать свою душу, проецируя ее на женщину. Это означает снять груз этой ноши с реальной женщины, поместить его в соответствующее крепкое сооружение, находящееся внутри и предназначенное для того, чтобы его хранить.

Иногда сны приходят к нам в тот момент, когда мы должны пережить "смерть эго" — то есть, принести в жертву определенные сознательные установки, в соответствии с которыми мы жили прежде, чтобы компенсировать свои страхи и мрачные ожидания. Сны дают ощущение баланса и придают мужества, демонстрируя красоту и благородство наших поступков, которые мы не в состоянии увидеть в жизни, а также блеск жизни, который нас ожидает, воплощая другую сторону принесенной нами жертвы.

Возвращение анимы в базилику — это священнодействие. Каждый мужчина имел не одну возможность прожить свою аниму в отношениях с окружающими. Прекратить такие попытки — значит принести осознанную жертву. Человек должен сознательно пожертвовать одним уровнем своего бытия, чтобы перейти на другой. С точки зрения эго, это напоминает смерть. Устранить в проекции наличие анимы — значит исключить большую часть искусственного накала страсти из отношений. Это означает более спокойное и менее восторженное принятие реальности. Помещение души в храм и прекращение каких бы то ни было попыток прожить ее через женщину означает, что мужчина открывает новую размерность в своей жизни, отделяя ее от отношений с окружающими, воссоздавая ее где-то еще, на ином уровне бытия. На этом уровне он ориентируется не на деятельность во внешнем мире, а только на самого себя. Эго ощущает этот переход как обеднение человеческих отношений и обкрадывание самого себя. Сначала мужчина чувствует, что половина души, вдохновения, наслаждения и страсти ушли из жизни и отношений с другими людьми. Со временем он начинает понимать, что его душа реально никогда не принадлежала сфере личных отношений, и они гораздо лучше развиваются и расцветают без нее. В это время человек ощущает мрак и пустоту.

Точно такое же чувство переживает владелец колокола — человек, который увидел сон. Если он вернет колокол на место, то почувствует, будто лишился чего-то слишком важного в личной, сознательной жизни. То же чувство заставляет страдать индейского охотника после предупреждения не прикасаться к Женщине-Духу. Он почувствовал, что лишился чего-то очень желанного, что на сознательном уровне возбуждало его до дрожи.

Символизм величественной базилики, звон всех ее колоколов, ждавших веками возвращения священного колокола, возвещает о славе и красоте, неизбежно сопутствующими оборотной стороне жертвенности. Эти возникающие во сне образы сообщают нам, что эго не потеряет ничего, поместив душу туда, где ей следует находиться, — во внутренний храм, ибо она — неотделимая наша часть, и то, что кажется потерянным эго, не исчезает, а трансформируется в нечто, находящееся на более высоком уровне и соответствующее беспредельной устремленности вверх величественной базилики; устремленности, которой постоянно сопутствует торжественная красота и высочайший экстатический резонанс колокольного звона. Фактически эго никогда по-настоящему не вторгается в мистерии, не противопоставляет себя колокольному звону базилики.

Мы уже убедились в том, что душа находит путь через огромную щель, существующую в панцире эго, то есть — через романтическую любовь. Вот почему романтическая любовь, странная и весьма притягательная смесь нуминозного и смертного, стала единственной непреодолимой силой, присущей нашей культуре. За отсутствием чего-либо подходящего, она стала тем сосудом, в который мы изо всех сил стремимся собрать все, находящееся за границами владений эго и имеющее отношение к бессознательному: нуминозное, беспредельное, вызывающее благоговение и трепет; иными словами — все то, что заставляет нас преклоняться. Увидевший этот сон человек, близок к тому, чтобы все это понять. Мудрый индейский охотник это осознает при появлении Женщины — Белого Бизона. Он ощущает себя в присутствии посланницы другого мира и понимает, что ему не следует относиться к ней в плоскости эго, ограниченной рамками сознания, а поместить ее на место, специально приготовленное для нее, единственное надежное место, где может сохраниться нечто, принадлежащее другому миру.

Если бы этот сон увидел Тристан, а увидев — смог его понять, изменилось бы тогда его поведение и отношение к любовному зелью? К Прекрасной Изольде? Тогда он мог бы молча и незаметно выйти за дверь, подобно человеку, увидевшему этот сон. Оставив свою божественную часть в храме, он поместил бы человеческую часть в земное измерение и больше никогда их не смешивал. Огромный смысл этого сна состоит в том, чтобы научиться отличать божественное начало от обыкновенного человеческого.

Итак, мы все увидели в символической реальности. Но как нам распознать то же самое в практической, реальной жизни? Как вернуть колокол в храм? Как построить новую обитель для божественной, переполняющей нас эмоциями части, которой мы никогда не интересуемся, но всякий раз обнаруживаем спрятанной за пазухой или навьюченной на спине, подобно колоколу.

Юнг старался как можно быстрее вернуть пациента к религии его предков. Если пациент мог это сделать самостоятельно, он рекомендовал католикам ходить на исповедь и на мессу, евреям—в синагогу, последователям учения Зороастра, фарси обратиться к своим религиозным истокам. Если женщине или мужчине открывается этот путь, он получается самым простым и самым близким для возвращения в храм божественного начала. Однако для многих такой путь оказывается непреодолимым. Ритуалы и символы официальной, вросшей в культуру религии не несут в себе жизненной силы.

Этим людям, — а их становится все больше — следует искать другие пути. Один из них состоит в том, чтобы понять, что конечный пункт, будь то базилика, синагога или храм, находится у них внутри. Потребность существует не столько во внешней, общественной, религии, сколько во внутреннем переживании нуминозной, божественной реальности. Такие люди могут обрести религиозную жизнь и базилику в ежедневной уединенной медитации и символическом ритуале, через активное воображение, взаимоотношение с возникающими в фантазии образами, в этическом диалоге с появляющимися в снах "внутренними личностями".

Такова символическая жизнь, которую имеет смысл принять сознательно и добровольно, с желанием и благоговением, с почитанием и напряженностью, которые были присущи средневековым христианским мистикам в созерцательной молитве, или индуистам, вызывающим образ Шивы, или Дзен-Буддистам, входящим в дзадзен. Такая жизнь, через индивидуальные сновидения, видения и встречи с личностями внутреннего мира, дает возможность обратиться к доисторической духовной основе, из которой выросла религия. Мы можем вернуться к основанию, существовавшему задолго до рождения догм, учений и притч о том, как Иаков боролся с ангелами, апостол Павел обрел видение Христа по дороге в Дамаск, а Гаутама сидел под деревом в бодхи, переживая ощущение единения с вселенной.

Внутренний храм существует, но пути к нему кажутся нам трудными, ибо он пугает нас неизбежностью одиночества. Мы чувствуем себя в нем так, как чувствовал человек, видевший сон, который, водрузив драгоценную ношу на святое место, вышел через боковую дверь храма на пыльную дорогу и не замеченный никем пошел по ней прочь, куда позвала его жизнь.

Возможно, этот эпизод — самый трогательный и сильный во всем сновидении. Решение современного Тристана — не только вернуть колокол на святое место, но и отказаться от силы, преклонения, драмы, гордости своего эго, которые бы он приобрел и сохранил, обладая колоколом единолично. Выход через боковую дверь является истинной и корректной жертвой своим эго, иными словами — истинной трансформацией. Совершенно неожиданно это событие открывает нам, что одна из характерных черт романтической любви — ее покорность, покорность эго, жаждущего ввергнуть свой пустой и раздутый мир вместе со всеми своими субъективными отношениями и установками в драму страстей. Чтобы вернуть божественное начало в храм, необходима безусловная покорность.

Возможно, в те времена Тристан не мог поступить иначе. Западный человек был должен выпить любовного зелья и найти свой путь к аниме и богам, насколько он был способен это сделать. Все прошедшие столетия он провел в лесу Моруа, скитаясь где попало с тяжелой ношей на плечах по запутанным и бесконечным лесным тропам. Он влюблялся и охладевал, предавал и страдал от предательства, он женился на Белорукой Изольде и покидал ее, постоянно таская на себе колокол, поглощенный поисками Прекрасной Изольды в любовных отношениях, стремясь ухватить ее образ в каждой встреченной женщине. В наше время он может научиться у своего прошлого, своего опыта и своих снов. Научившись у своего сна, сегодняшний Тристан сделает Прекрасную Изольду королевой внутреннего мира, воплощением души, которая проведет его в обитель богов. Он введет ее во внутренний храм и поместит на золотой трон. Он соответствует ей вполне, прождав ее много столетий. Он прекратит бесплодные попытки найти ее вовне: в смертной женщине и материальном мире. После того, как Тристан выскользнет в боковую дверь базилики, он спокойно и безмятежно отправится прямо в замок Каре. Там он войдет в покои, где его ждет жена — Белорукая Изольда. И как только он возьмет ее за руку, произойдет чудо. Изольда, которую он возвел на трон в величественной базилике, вновь окажется с ним рядом, в полном соответствии с ее положением и местом, которое она занимает в его жизни: простой смертной женщиной, принцессой Бретани, и одновременно — божеством, а ее покои станут для него святыней.

О земной любви

Люди становятся столь привычными к повторяющимся сюжетам и трагическому концу романтической любви, что начинают сомневаться, существует ли вообще то, что называется "любовью". Безусловно, да. Но мы должны очень сильно изменить нашу установку, прежде чем узнать, что такое любовь и отвести для нее соответствующее место в нашей жизни.

Любовь между человеческими существами — это одна из самых непреложных черт человеческой натуры. Точно так же, как душа, — Психея, — была одной из богинь греческого пантеона, так и любовь, по имени Эрос, занимал там принадлежащее ему место. Ибо греки понимали, что любовь, являясь архетипом коллективного бессознательного, является вечной и универсальной для всего человечества. И поэтому Греки относили Любовь к разряду богов. Поскольку Любовь является архетипом, она имеет свой собственный характер, свои "черты", свою "личность". Подобно богу, любовь ведет себя как личность, живущая в бессознательном, как отдельное психическое существо. Любовь является полной противоположностью моему эго; она пришла в этот мир задолго до появления в нем Эго, и остается там после того, как эго его покинет. Любовь — это что-то или кто-то, живущее внутри меня. Любовь это сила, действующая изнутри, которая позволяет моему эго смотреть на себя со стороны, видеть мою принадлежность человеческому роду, как некоторую ценность, которую следует оберегать, а не использовать.

Таким образом, если я говорю "люблю", это не означает, что люблю именно я, а в действительности есть Любовь, которая действует через меня. Любовь — это не столько то, что я делаю, сколько то, что я из себя представляю. Любовь — это не действие, а состояние бытия — отношение, привязанность к другому смертному, идентификация с ней, или с ним, которая просто возникает внутри меня вне зависимости от моих стремлений и желаний.

Это состояние бытия может выражаться в том, что я делаю, как я отношусь к людям, но оно не может быть сведено до уровня "действия" или поступка. Это внутреннее чувство. Намного более часто, чем мы это себе представляем, любовь совершает свой божественный алхимический процесс, если мы последуем совету шекспировской Корделии: "Люби и храни молчание".

Любовь существует безотносительно к нашему мнению, какой ей следует быть. Неважно, сколько наших собственных моделей или какую часть нашей собственной личность мы вкладываем в понятие "любовь", все равно она сохраняет свой неизменный характер. Ее существование и ее природа не зависят от моих иллюзий, моих мнений и моих притворств. Любовь отличается от тех ожиданий, к которым привела меня моя культура, отличается от желаний моего Эго, отличается от сентиментальной темы и опустошающих страстей, о которых меня научили мечтать. Но любовь оказывается реальностью, она оказывается тем, что я из себя представляю, а не тем, что требует мое Эго.

И нам следует все это знать о любви. Иначе мы никогда не остановимся, чтобы честно взглянуть на свои самообманы. Иногда люди говорят: "Не заставляй меня смотреть на мои иллюзии, у меня ничего не останется!" Нам кажется, что любовь это "дело рук человеческих", как будто мы приобретаем и выдумываем ее у себя в голове. Даже несмотря на то, что романтическая любовь оказывается не тем, чем мы ее себе представляем, тем не менее, она остается человеческой любовью, которая нам свойственна, и эта любовь будет с нами даже после того, как наши проекции и наши иллюзии и наши выдумки канут в небытие.

Человеческая любовь настолько омрачена чрезмерными стараниями и волнениями романтизма, что мы никогда не относимся к любви так, как она это заслуживает. И мы с трудом понимаем, что мы должны искать, отправляясь на поиски. Но по мере того, как мы сознаем черты и установки любви, мы начинаем находить любовь у самих себя, которая открывается в наших чувствах, в спонтанном потоке тепла, направленного на другого человека, в маленьких незаметных актах "привязанности", которые составляют тайную ткань нашей повседневной жизни.

Любовь — это сила, существующая у нас внутри, которая утверждает и ценит другое человеческое существо, таким, какое оно есть. Человеческая любовь утверждает личность, которая действительно существует, а не идеал, который возникает в нашем желании, и не проекцию, рожденную в нашем воображении. Любовь — это внутренний бог, открывающий наши слепые глаза на красоту, ценность и содержательность другого человека. Любовь заставляет нас ценить личность как единую, индивидуальную самость, а это означает, что мы принимаем негативную сторону личности так же, как и позитивную, несовершенства вместе с тем, что нас восхищает. Когда человек подлинно любит другого человека, а не проекцию, он любит и тень этого человека так же, как и все остальное. Человек принимает другого человека всего в целом. Человеческая любовь заставляет мужчину видеть внутреннюю ценностную сущность женщины. Таким образом любовь приводит его к почитанию и служению ей, а не попыткам использовать ее для нужд своего эго. Когда им руководит любовь, он сосредоточен на ее нуждах, ее благополучии, не фиксируясь на своих желаниях и прихотях. Любовь изменяет свои приоритеты. Через любовь мы видим, что другая личность обладает такой же огромной ценностью в космосе, как и мы сами. Она становится для нас настолько важной, что мы желаем, ей целостности, полноты жизни, и ее способности наслаждаться ею, то есть того, чего мы желаем себе в своей жизни. В мире бессознательного любовь является одной из великих сил, обладающих энергией, чтобы трансформировать эго. Любовь является той силой, которая привлекает эго. К существованию чего-то за приделами самого себя, за рамками его планов, его империи, за приделами его безопасности. Любовь связывает Эго не только со всей человеческой расой, но и со всеми богами внутреннего мира.

Значит любовь по своей природе является прямой противоположностью эгоцентричности. Мы слишком свободно оперируем термином любовь. Мы пользуемся им, чтобы придать значимость какому-то количеству требований внимания, власти, безопасности или развлечений, поступающих от других людей. Но когда мы осматриваемся вокруг в поисках удовлетворения наших собственных "нужд", наших желаний и мечтаний и нашей власти над людьми, — это не любовь. Любовь прямо противоположна желаниям эго и силовым играм. Она ведет нас в другом направлении, к доброте, ценностям и потребностям других людей.

В своей истинной сущности любовь является благодарностью, рассматриванием ценности другого человека. Она приводит мужчину к тому, чтобы спросить самого себя, как он может служить ей. И если эта женщина относится к нему с любовью, она будет иметь по отношению к нему такую же установку. Архетипическую природу любви, возможно, нельзя выразить лучше, чем выразил Апостол Павел:

Любовь долго страдает и это благо; любовь не есть зависть; любовь не кичится собой, она не самодовольна,
Любовь не ищет жизни для себя, ее не легко добиться, она не боится зла... переносит все, верит во все, надеется на все и терпелива ко всему.
Любовь не бывает неудачной, но будучи направлена, она не сбивается с пути, будучи на языке она проходит, будучи в мыслях она исчезает.

Вот краткое и очень красивое изречение в отношении разницы, существующей между эго, поглощенного своими собственными интересами, и эго, находящегося под влиянием любви. Мое эго сосредоточено только на самом себе, но " любовь страдает долго и это благо". Мое Эго завистливо, всегда занятое поисками обесценивающих его иллюзий абсолютной силы и власти, но "любовь не кичится собой, она не самодовольна". Мое Эго, поглощенное эгоцентризмом, будет всегда тебя предавать, но "любовь не бывает неудачной". Мое эго лишь знает как укрепить себя и свои желания, но "любовь не ищет жизни для себя". Любовь утверждает все, что существует в жизни: "переносит все, верит во все, надеется на все".

Вот почему мы делаем исключение для романтической любви, и в этом заключается главная противоположность между человеческой и романтической любовью. Романтизм должен по самой своей природе перейти в эгоизм. Романтизм не называет любовью то, что направлено на другого человека. Страсть романтической любви всегда направлена на наши собственные проекции, наши собственные ожидания, наши собственные фантазии. В самом прямом смысле это не любовь к другому человеку, а любовь к себе.

Теперь должно стать понятно, почему в отношениях, построенных на проекции, отсутствует элемент человеческой любви. Влюбляясь, мы не видим личность, а пленяемся ей, ибо она отражает нам образ бога или богини, а это — не что иное, как любовь к самому себе, а не к другому человеку. Несмотря на мнимую прелесть, влюбляясь, мы фактически концентрируем сознание на самих себе.

Реальная любовь начинается лишь с того момента, когда один человек стремится узнать в другом человеческое существо и начинает любить и заботиться о нем как о человеке.

...Быть способным на реальную любовь — значит стать зрелым, имея реалистические ожидания в отношении другой личности. Это означает принимать на себя ответственность за собственное счастье и горе, никогда не ожидать того, что нас осчастливит другой, и не возлагать на него вину за свое плохое настроение и бездеятельность.

(Санфорд. Невидимые партнеры. С. 19-20)

Когда мы сконцентрированы на собственных проекциях, мы сосредоточены на себе. И та страсть и любовь, которую мы чувствуем при наличии своих проекций, является рефлексивной, возвращенной любовью к самому себе.

И опять мы сталкиваемся с парадоксом романтической любви. Он заключается в том, что нам следует любить свои проекции, а потому — следует любить самих себя. В романтических отношениях любовь к самому себе совершенно искажена. Она становится эгоцентричной, теряя свою индивидуальную природу. Однако, научившись искать ее на соответствующем уровне, мы обретаем подлинную любовь к себе. В ней сосредоточен второй великий поток энергии, который питает романтическую любовь: это — архетипический двойник романтической любви, второе лицо Эроса.

Нам следует относиться с почтением к частям своего бессознательного, которые мы проецируем вовне. Когда мы любим свои проекции и преклоняемся перед романтическими идеалами и фантазиями, мы тем самым утверждаем бесценную сущность своего целостного "Я". Весь фокус в том, чтобы, любя себя, не впасть в эгоизм.

Узнав географию человеческой психики, ее многослойную, многоуровневую структуру, мы видим, что в этом универсуме любовь к единому "Я" не может быть центрирована на эго. Любовь к себе означает для эго поиск эго других "личностей", открытие скрывающихся в нас внутренних миров. За этим стоит желание эго увеличить размеры осознанного, его стремление стать открытым для других сфер нашего бытия, иных точек зрения, иных ценностей, иных потребностей.

Понимаемая именно так, любовь к себе может также быть названа божественной, ибо в ней раскрываются наши поиски конечного смысла жизни, искания души, открытие Бога. Такое понимание любви приходит к нам в изречении Климента Александрийского:

Таким образом, из всех дисциплин важнейшей является познание самого себя, ибо если человек знает самого себя, он знает Бога.

Изъян романтической любви не в том, что мы себя любим, а в том, что делаем это не так, как следует. Пытаясь поклоняться бессознательному через романтические проекции на окружающих, мы не замечаем реальности, скрытой за этими проекциями. Мы не видим очевидного факта, что ищем самого себя.

Спасение любви из трясины романтизма начинается с изменения отношения к внутреннему миру. Нам следует пробудить ото сна свой внутренний мир. Мы должны узнать, что такое "любовь к себе" и испытать ее через внутреннее переживание. Только тогда наступит черед снова устремить взгляд на внешний мир, на земных людей и на те отношения, которые мы с ними строим — мы должны постичь законы "человеческой любви".

Много лет тому назад одна моя мудрая подруга дала прекрасное определение земной любви, назвав ее "любовью, перемалывающую муку". Она была абсолютно права: если у нас будет достаточно рефлексии и скромности, то в этой фразе мы обнаружим самую суть человеческой любви. Она дает нам возможность увидеть различие между земной любовью и романтизмом.

Перемалывание муки — очень простая деятельность, которая не бросает в дрожь. Но она символизирует отношение, которое принижает любовь до земли. Оно воплощает в себе желание жить обычной жизнью, найти смысл в решении простых, неромантических задач: как зарабатывать на жизнь, строить семейный бюджет и не выходить за его рамки, убирать дом и кормить проснувшегося среди ночи ребенка. "Перемалывать муку" — значит найти ценность и красоту в повседневной жизни, а не заниматься вечным поиском космической драмы, наслаждения или неземной страсти, где бы то ни было. Перемалывание муки означает открытие сакрального в простом и обыденном. То же самое символизирует процесс очищения риса от шелухи монахами Дзен-Буддистами, вращение колеса Ганди, видение св. Павла.

Юнг как-то сказал, что чувство возникает из малого. Это имеет прямое отношение к человеческой любви. Настоящая, подлинная связь возникает между двумя людьми при совместном решении маленьких задач, в часы спокойного разговора на закате дня, когда оба слышат мягкие слова понимания, в повседневном сотрудничестве, при поддержке в трудную минуту, в маленьком подарке в тот момент, когда его менее всего ждут, в появлении спонтанного жеста любви.

Когда пара по-настоящему привязана друг к другу, она хочет расширить как только можно спектр совместной деятельности. Даже обыденные трудные и нудные занятия люди превращают в радостный и привлекательный компонент жизни. Романтическая любовь, наоборот, длится ровно столько времени, сколько каждый из влюбленных может удержаться "на высоте", пока не закончатся деньги и развлечения перестанут доставлять удовольствие. "Перемалывание муки" означает, что два человека переносят любовь из воздушного пространства ярких несбыточных фантазий в земную, реальную жизнь.

Любовь с большим удовлетворением делает много того, что кажется скучным эго. Любовь готова иметь дело с настроением и непоследовательностью другого человека. Она хочет подавать завтрак и поддерживать семейный бюджет. Любовь желает заниматься перемалыванием всех жизненных забот, так как она связана с личностью, а не с проекцией.

Земная любовь видит в другом человеке личность и строит с ним личные отношения. Романтическая любовь видит в нем лишь исполнителя роли в хорошо известной драме.

Человеческая любовь позволяет мужчине видеть в женщине полноценную и независимую личность и давать ей необходимую поддержку в том, что бы она оставалась самой собой. Романтическая любовь постоянно твердит, какой следует быть женщине с точки зрения романтизма, то есть — идентичной аниме. Пока мужчина находится под властью романтической любви, он поддерживает женщину лишь до тех пор, пока она стремится измениться, чтобы отражать его проецируемый идеал. Романтизм никогда не приносит счастья в отношениях с другими людьми, такими, какие они есть.

Человеческая любовь непременно включает в себя дружбу: дружбу в партнерстве, дружбу в браке, дружбу между мужчиной и женщиной. Если мужчина и женщина — истинные друзья, они знают друг у друга все слабости и острые углы. Они больше настроены на то, чтобы помогать партнеру и наслаждаться любимым, чем выискивать недостатки и промахи оппонента.

Настоящие друзья — это люди, подобные Каэрдину. Они хотят поддержать, а не судить, они нам не потакают, но никогда не концентрируются на наших недостатках. В трудные времена друзья подставляют друг другу плечо, помогают преодолевать жизненные невзгоды и справляться с текущими заботами. Они никогда не подходят друг к другу с завышенной меркой, не ищут идеала и совершенства, а, помогая, не перемалывают друг друга взаимными притязаниями.

В романтической любви дружба невозможна. Романтизм и дружба — абсолютно противоположные силы, ибо являются врагами по своей природе и движутся противоположными мотивами. Иногда люди говорят: "Я не хочу становиться другом своему мужу (жене), ибо дружба сведет на нет весь романтизм нашего брака". Это чистая правда: дружба прекращает искусственную драму и устраняет из отношений страсть и накал, но она же удаляет из отношений эгоизм, заменяя драму чем-то человеческим и земным.

Если мужчина и женщина — друзья, они оказываются одновременно "соседями" и любовниками; их связь по большому счету начинает соответствовать заповеди Христа: "Возлюби ближнего своего, как самого себя". Одно из самых контрастных противоречий романтической любви состоит в том, что каждый влюбленный относится к своим друзьям великодушнее и мягче, чем когда-либо он относился к своему возлюбленному! Когда люди общаются с друзьями, они очаровательны, отзывчивы и великодушны. Но, приходя домой, они очень часто дают волю своему гневу, обидам, настроениям и фрустрациям по отношению к другому.