Страсть к психологическим исследованиям (часть 2)

Незадолго до конца долгой и плодотворной жизни известного русского психолога Ивана Павлова группа студентов попросила ученого написать небольшую статью для их журнала о том, что необходимо, чтобы стать великим психологом. Павлов написал, что нужны три вещи — систематическое обогащение своих знаний, скромность и страсть. Павлов писал: «Большого напряжения и великой страсти требует наука от человека. Будьте страстны в ваших исканиях!» (Babkin, 1949, р. 110)

Из главы 1 вы вкратце узнали о двух известных ученых-психологах: Элеанор Гибсон и Б. Ф. Скиннере, и узнали о радости, которую приносят совершаемые в ходе психологических исследований открытия. Я постарался подчеркнуть, что наилучшая причина заниматься психологическими исследованиями — это получаемое от них удовольствие. И проводить их стоит, несмотря на случайные неудачи и разочарования, несмотря на огромное затраченное на них время. Это вновь и вновь подтверждается биографиями ведущих психологов-исследователей нашего времени. Примерами могут служить Элиот Аронсон — ученый из Стэнфорда — и Элизабет Лофтус из Вашингтонского университета.

Элиот Аронсон

Попросите психологов назвать имена самых выдающихся социальных психологов, и имя Элиота Аронсона будет в верхней части каждого списка. Среди психологов-исследователей он известен своей долгой и плодотворной работой в различных областях, начиная от фундаментальных исследований человеческих предрассудков, убеждений, когнитивного диссонанса до прикладных исследований (борьба со стереотипами, использование презервативов, экономия сил). Когда недавно АРА вручила ему «Премию за крупный вклад в науку», последнее предложение документа о награждении гласило: «Видение Аронсоном социальной психологии как строгой науки, нужной человечеству, является маяком для будущих поколений ученых» (Award, 1999, р. 873). Он также знаком многим студентам — социальным психологам, так как, скорее всего, они занимаются по его учебнику. Работа Аронсона «Общественное животное» (Aronson, 1999a), получившая государственную награду в сфере средств коммуникации АРА, выдержала восемь изданий и с каждым становится все совершеннее. Вы уже встречались с его именем в этой книге — именно он указал на различие между экспериментальным и жизненным реализмом (глава 3).

Аронсон был учеником выдающихся психологов. Будучи студентом университета, он случайно зашел на вводную лекцию, посвященную психологии предрассудков, которую читал известный психолог-гуманист Абрахам Маслоу. Тема привлекла внимание Аронсона — он вырос в рабочем городке Ривиэ в штате Массачусетс и нередко сталкивался с тем, что к нему, еврею, люди относятся, мягко говоря, предвзято. Поэтому Аронсон меняет специализацию на психолога и впоследствии близко сходится с Маслоу. Позже, получив степень магистра в Веслианском колледже, вместе с Дэвидом Мак-Клелландом (см. вставку 9.3) он уехал на запад — в Стэнфорд-ский университет, куда он поступает в тот же год, когда Леон Фестингер начал в нем свою преподавательскую деятельность. Именно в это время Фестингер занимался разработкой своей известной теории когнитивного диссонанса, с которой вы вкратце

познакомились при обсуждении метода наблюдения участников исследования (вставка 12.1). Аронсон стал самым известным студентом Фестингера, а теория диссонанса стала центральной темой его дальнейших исследований. Аронсон и его ученики внесли большой вклад в разработку этой теории. Главным открытием Аронсона, сделанным в 1960 г., стала мысль о том, что когнитивный диссонанс наиболее силен и быстрее всего возникает, когда под угрозу ставится какой-либо важный аспект нашего представления о себе и когда мы делаем нечто (например, списываем на экзамене), противоречащее строгим убеждениям, которые мы считаем своими (например, «Я — честный человек») (Aronson, 1999b).

Как вы помните из главы 3, иногда идеи исследований приходят ученым-психологам во время будничных наблюдений, а иногда разрабатываются на основании дедуктивного анализа теорий. Аронсон находил свои идеи и тем и другим образом, нередко выводя гипотезу исследования в рамках теории диссонанса из наблюдения. Когда его спросили, как рождаются идеи его исследований, он указал на два источника: во-первых, «просто жизнь, в которой ты замечаешь любопытные вещи», и, во-вторых, «теории и пересмотренные теории» (Aronson, частная беседа, 2000). Однажды, например, он испытал чувство беспомощности, заметив, насколько неэффективны даже в эпоху СПИДа рациональные доводы при попытках убедить весьма неглупых студентов колледжа пользоваться презервативами. Расширенная теория диссонанса навела его на одну мысль. Предположив, что большинству людей не нравится чувствовать себя лицемерами, Аронсон разработал ряд исследований (например, Aronson, Fried, & Stone, 1991), в которых студенты участвовали в публичных дискуссиях о необходимости презервативов. Студенты, вынужденные аргументировать рациональную точку зрения, испытывали дискомфорт, поскольку сами презервативами не пользовались. Возникал диссонанс, который студенты устраняли, начиная пользоваться презервативами.

На протяжении всей долгой научной деятельности энтузиазм Аронсона не ослабевал. На вопрос о том, что помогает ему в исследованиях, он ответил просто и элегантно: «Три вещи. Во-первых, я страстно интересуюсь поведением людей в обществе, во-вторых, мне нравится делать открытия, способные улучшить жизнь людей, и наконец, сам процесс исследований — это большое удовольствие» (Aronson, частная беседа, 200).

Элизабет Лофтус

Работа Элизабет Лофтус воплотила совершенный синтез идеалов фундаментальных и прикладных исследований, которые описаны в главе 3. Как ученый она внесла огромный вклад в расширение наших знаний о фундаментальных процессах человеческой памяти и в то же время показала, как эти принципы соотносятся с явлениями обычной жизни, например воспоминаниями очевидцев происшествий. Сама Лофтус охарактеризовала этот синтез как наиболее интересный аспект своей исследовательской работы: «Я делаю интересные теоретические открытия и в то же время применяю их и другие психологические знания к практической жизни людей» (Loftus, частная беседа, 1993).

Элизабет Лофтус занимается изучением факторов, влияющих на долговременную память, и является, возможно, лучшим в мире специалистом по памяти очевидцев. Благодаря общепризнанной компетентности в этом вопросе она дала сви-

детельские показания в более чем 100 судебных процессах, для исхода которых показания очевидцев были решающими (Loftus, 1986). Как вы помните, одно ее исследование упоминалось в предыдущей главе, когда я предостерег вас от полного доверия к информации, почерпнутой из воспоминаний отдаленного прошлого. Лофтус вместе со своими коллегами и своей исследовательской группой провела десятки изысканий в области искажений воспоминаний действием информации, воспринятой между самим событием и его последующим припоминанием. Большинство из этих исследований было посвящено непосредственным воспоминаниям очевидцев. В последние годы внимание Лофтус привлек следующий эмпирический вопрос: могут ли воспоминания о сексуальных домогательствах, пережитых в детстве, сохраняться без изменений на протяжении многих лет. По ее мнению может возникнуть и возникает серьезное искажение таких воспоминаний.

Интерес Лофтус к исследованию памяти сформировался к концу курса ее обучения в Стэнфорде. Ее докторской диссертацией стал фундаментальный исследовательский проект, озаглавленный «Анализ структурных переменных, определяющих трудности в решении проблем, связанных с компьютерным телетайпом» Если у вас потемнеет в глазах, когда вы прочитаете такое название, Лофтус не обидится. Ближе к концу проекта она также «немного устала от всего этого» (Loftus & Ketch-man, 1991, p. 5). К счастью, она изучала социальную психологию у Джона Фридмана, который пробудил в ней интерес к более практическим аспектам проблемы памяти. Лофтус написала об этом так:

В последние шесть месяцев учебы в университете я проводила каждую свободную минуту в лаборатории Фридмана, подготавливая экспериментальные планы, работая с испытуемыми, составляя таблицы данных и анализируя результаты. Когда проект стал принимать определенные очертания и мы поняли, что близки к тому, чтобы сделать новое открытие о работе мозга, я начала считать себя психологом-исследователем. О! это были прекрасные слова — я могла разработать эксперимент, подготовить и провести его. Я впервые почувствовала, что стала ученым, и я абсолютно точно знала, что именно этим я и хотела заниматься в жизни.

Loftus & Ketchman, 1991, p. 6

Есть одна черта, общая у Гибсон и Скиннера (см. главу 1) и у Аронсона, Лофтус и других психологов-исследователей. Павлов указал эту общую черту, когда посоветовал своим студентам страстно отдаваться работе. Если вы внимательно прочитаете выбранные мною цитаты в этой главе и главе 1, вы обнаружите слова именно об этом чувстве. Например, в высказываниях Гибсон и Скиннера встречается слово «замечательно». У Гибсон в первом пробном исследовании визуальной пропасти «все работало замечательно», когда Скиннер вернулся к застопорившемуся прибору для выдачи кусочков еды, он обнаружил «замечательную кривую». И Аронсон, и Лофтус, говоря о «страстном интересе» к социальному поведению людей и о «прекрасных словах» «психолог-исследователь», выразили то же самое сильное чувство.

В наших знаниях о законах поведения гигантские пробелы, а следовательно, перед людьми, движимыми страстью, подобной той, которая двигала Гибсон, Скиннером, Аронсоном, Лофтус и огромным количеством других исследователей, простирается широкое поле деятельности. Что может быть лучше, чем заниматься делом, постоянно приносящим радость и удовлетворение и помогающим понять сложность поведения и мыслительных процессов? Добро пожаловать!

ПРИЛОЖЕНИЕ А