Высокомерная башня над старым городом

 

Может, все башни высокомерные, я не знаю: я со всеми башнями, вообще‑то, не знаком. Да и трудно с башнями знакомиться: пока‑а‑а‑а докричишься! А докричишься – так ещё и не расслышат тебя… придётся сто раз на весь город своё имя повторять, прежде чем башня услышит наконец. И получится, что весь город уже знает, как тебя зовут, а башня так и не знает: никак расслышать не может. И тебе, выходит, опять надрываться надо, да всё без толку!… А на следующий день весь город с тобой здоровается, потому что все знают, как тебя зовут, а башня стоит себе – и не здоровается. М‑да, трудно с ними, с башнями…

А уж с этой – Высокомерной‑Башней‑над‑Старым‑Городом – вообще невозможно было.

Во‑первых, такую высокую башню не в каждом городе встретишь: она практически вся в небе находилась – на земле‑то всего и было, что какое‑то сооружение небольшое, зато уж башню к нему пристроили… хоть стой хоть падай! Правда, Высокомерная‑Башня‑над‑Старым‑Городом всё‑таки предпочитала стоять, а не падать – и довольно здорово, надо сказать, стояла: отовсюду её видно было. По ней тут только и ориентировались: найдёшь башню глазами – и сразу понятно, в какой части города находишься!

А во‑вторых, уж очень Высокомерная‑Башня‑над‑Старым‑Городом неприступная была. Многие считали её имя обидным для башни, но тут уж делать нечего: обидно не обидно, а как ведёшь себя – так и будешь называться. Башня же именно что высокомерно себя вела: ни с кем никогда не разговаривала. Её даже некоторые за это не любили – например, одна Городская Крыса, всегда говорившая:

– Торчит себе, как дура, над городом – и всё!

Только с ней мало кто соглашался, потому что Высокомерная‑Башня‑над‑Старым‑Городом, вообще‑то, красивая была. И на дуру совсем не походила.

Чтобы как‑то оправдать её постоянное молчание, стали считать, что эта башня глуховатая… да нет, просто совсем глухая. Что ни скажи ей – ничего не слышит, потому и не отвечает, когда к ней обращаются.

Как бы там ни было, а Высокомерной‑Башне‑над‑Старым‑Городом почти все завидовали: кто ж не мечтает подняться на такую высоту, откуда всё видно! Говорили, между прочим, что оттуда даже, наверное, видны Дальние Края… а Дальние Края – это такое место, лучше которого ничего на свете нет. Но подниматься на башню было строго запрещено.

Однажды в городе появился Очень Глупый Главный Архитектор: такие часто попадаются среди главных архитекторов. И не успел он появиться, как сразу же распорядился построить в городе высотное здание – прямо рядом с башней. Причем распорядился так грубо, что высотное здание пришлось построить немедленно. И оно даже частично заслоняло башню.

Когда Высотное Здание достроили, то здание это, конечно, сразу же захотело познакомиться с Высокомерной‑Башней‑над‑Старым‑Городом, хоть его и предупреждали заранее, что она неприступная. Ему даже намекнули, что она глухая. Но Высотное Здание всё равно взяло да и обратилось к Высокомерной‑Башне‑над‑Старым‑Городом с такими словами:

– Глубокоуважаемая Башня‑над‑Старым‑Городом, как поживаете? После этого Высотное Здание прождало ответа двое суток, не дождалось – и сказало вслух:

– Фу‑ты ну‑ты!

А когда говорят «фу‑ты ну‑ты», это обычно означает что‑то вроде: «подумаешь, какая цаца!»

И, конечно, все в городе это «фу‑ты ну‑ты» услышали и принялись громко смеяться. А потом стали называть башню не Высокомерная‑Башня‑над‑Старым‑Городом, а Башня Фу‑ты Ну‑ты. Например: «Мы где сегодня встречаемся?» – «Да у Башни Фу‑ты Ну‑ты!» Или: «Мне куда Вам лучше документы подвезти?» – «Подвезите, пожалуйста, к Башне Фу‑ты Ну‑ты…» и так вот обидно далее.

Продолжалось это недолго – в один весенний день Высокомерная‑Башня‑над‑Старым‑Городом вдруг как расплачется!… Все, конечно, удивились, потому что раньше Высокомерная‑Башня‑над‑Старым‑Городом не только ни разу не заплакала, но и вообще ни звука не проронила. А когда она вот так вот расплакалась, весь народ, конечно же, стремительно прибежал к ней, чтобы узнать, в чём дело. Тогда‑то Высокомерная‑Башня‑над‑Старым‑Городом и сказала:

– Вот вы все только дразните меня там внизу да называете то высокомерной, то глухой. Или завидуете, что отсюда Дальние Края видны… А никто ведь никогда не спросил, каково мне тут!

Всем сразу стало стыдно, и они поспешили спросить:

– Каково Вам там?

– Спасибо, очень плохо! – ответила Высокомерная‑Башня‑над‑Старым‑Городом. – А потому мне плохо, что я с детства больше всего на свете боюсь высоты. Но – надо же было такому случиться! – меня прямо со дня рождения сюда вот и взгромоздили… Я ещё, между прочим, с тех пор ни одной ночи спокойно не спала… Каждую минуту умираю от страха и ни о чем другом не могу думать, как только о том, что вот‑вот упаду! И голова у меня всё время кружится. И тошнит. А когда голова кружится и тошнит, не до разговоров… сами‑то попробовали бы сюда взобраться!

Тут, конечно, всем стало очень стыдно за свое поведение – и у Высокомерной‑Башни‑над‑Старым‑Городом сразу принялись просить прощения. Между прочим, даже Высотное Здание прощения попросило, причем одним из первых, но Высокомерная‑Башня‑над‑Старым‑Городом только кивнула ему (дескать, прощаю, конечно, что ж с Вами делать!) и даже не взглянула в его сторону.

А ночью, когда все ушли спать, Высотное Здание тихонько кашлянуло и сказало Высокомерной‑Башне‑над‑Старым‑Городом:

– Послушайте… если Вы когда‑нибудь вдруг действительно начнёте падать, я сразу же подхвачу Вас и спасу, можете быть уверены.

Потому что я люблю Вас с тех самых пор, как в мой фундамент был заложен первый кирпич.

Высокомерная‑Башня‑над‑Старым‑Городом ничего не ответила, но в первый раз за всю свою жизнь заснула спокойным сном – и спала до утра, видя чудесные, чудесные сны.