Лавровый Лист, разочарованный в жизни

 

Не каждый мог похвастаться таким прошлым, как у Лаврового Листа. Были времена, когда из него сплетали венки и венчали ими победителей. Победители въезжали в Древний Рим на слонах и тут же подставляли головы народу, который обожал возлагать на эти головы лавровые венки, что означало славу. А до славы победители были просто сами не свои. И понятно, что ни одна победа в древности не обходилась без Лаврового Листа.

А вот уж как оно случилось, что с голов победителей Лавровый Лист угодил прямо в суп, – до сих пор остаётся загадкой. Это как если бы вдруг горностаевыми мантиями, которые так любили носить короли, вдруг начали полы мыть… Но что случилось, то случилось – ив настоящее время Лавровый Лист был полностью разочарован в жизни.

– Ах, я полностью разочарован в жизни! – то и дело доносились его вздохи из кастрюли с супом. – Жизнь теперь лишена для меня всякой прелести.

– А какая же такая прелесть была в Вашей жизни раньше? – с любопытством спросила его Поварёшка, зависшая над кастрюлей.

– Вас, скажите‑ка Вы мне, как зовут? – поинтересовался Лавровый Лист, присматриваясь к ней.

– Поварёшка, – не задумываясь, ответила Поварёшка.

– По‑ва‑рёш‑ка? – ужаснулся Лавровый Лист. – А полное имя… простите?

– Это какое Вы имеете в виду? – начала задумываться Поварёшка.

– Полное! – строго повторил Лавровый Лист. – Например, у Книжки полное имя Книга, у Ножки – Нога, у Кочерёжки – Кочерга, а у Вас?

– Наверное, Поварёга… – совсем уже задумалась Поварёшка. – Или Поварга. Или… Нет, Вы знаете, мне кажется, что Поварёшка – это и есть мое полное имя!

– По‑ва‑рёш‑ка… – ещё раз повторил Лавровый Лист и содрогнулся. – Боюсь, что с таким именем, как у Вас, не следует интересоваться моим прошлым… Я, видите ли, благороден. Благороден и вечнозелен.

Поварёшка перестала задумываться и, в упор глядя на Лавровый Лист, бестактно заметила:

– Что‑то в данный момент Вы не вечнозелены. Вы, скорее, болотны. И скрючены. Но, может быть, данный момент не относится к Вечности!

– К Вечности относятся все моменты, в том числе и данный, – наставительно произнёс Лавровый Лист и добавил: – К сожалению… Ибо как раз в данный момент жизнь и лишена для меня всякой прелести.

– Ну, давайте уже наконец про прелесть, – устало взмолилась Поварёшка, всё ещё вися над кастрюлей и не решаясь зачерпнуть супа.

– Да Вам бесполезно рассказывать! – вздохнул Лавровый Лист. – Вы никогда не поймёте, как это больно – упасть с головы героя в кастрюлю с супом…

– Конечно, не пойму! – согласилась Поварёшка. – Я часто падаю в кастрюлю с супом – это совсем не больно.

– Но Вы же не с головы героя падаете в кастрюлю с супом!

Тут Поварёшка опять ненадолго задумалась и призналась:

– Нет, не с головы… А Вы зачем росли на голове героя?

– О‑о… – застонал Лавровый Лист. – Я, конечно же, не рос на ней, глупая Вы Поварёшка! Я её, простите, венчал!

– Вы её, простите, – что?

– Венчал! То есть был возложен на неё, украшал её собою – понимаете?

– Не понимаю… – честно сказала Поварёшка. – Я не понимаю, как Вами, таким… таким малосимпатичным, вообще можно кого‑либо украсить! А уж на голову Вас положить… – это, я извиняюсь, полный идиотизм!

– Идиотизм? – взревел Лавровый Лист из кастрюли. – Да за одно моё прикосновение ко лбу люди каких‑нибудь две тысячи лет назад готовы были всё отдать!

– Две тысячи лет назад? – опешила Поварёшка. – Значит, Вы такой несвежий?

Лавровый Лист выдержал долгую паузу и, даже не взглянув на собеседницу, сказал:

– Вы дура, Поварёшка!

– Ах, дура? – возмутилась та и, подцепив Лавровый Лист, вылилась в первую же подставленную ей тарелку.

После того как Поварёшка кончила своё дело, её погрузили в кастрюлю, и она не могла больше следить за обедом. А когда её вынули из кастрюли и понесли мыть, она на всякий случай обвела глазами стол и увидела на одной из тарелок прилипший к краешку Лавровый Лист.

– Там ему и место! – удовлетворённо сказала сама себе Поварёшка, которая всё‑таки в душе побаивалась: а не окажется ли вдруг этот малосимпатичный Лавровый Лист на голове одного из гостей после обеда!