Особенности «арийской» кухни

 

Много дней прошло с тех пор,

Как напал на Терю жор:

Всех ребят пообъедал –

Дуб заметно исхудал.

Рита Дуба повстречала,

Головой лишь покачала:

«Да чего же вы все ждете?

Вы ж от голода помрете!

У меня тут есть идея...».

Теря ждал обеда, млея.

С Ритой во главе «арийцы»

Накормили друга пиццей.

Теря был доволен очень,

Он сказал: «А между прочим,

Из чего она, скажите...».

«Все вопросы к Маргарите!»

Рита отвечала: «Нет!

Это фирменный рецепт.

Ладно, слушай эту муть:

Пыли ангельской чуть-чуть,

Дождь кислотный, пара скальпов,

Мозг а-ля «герой асфальта»,

Вроде брали чье-то сердце,

Крылышки Икара в перце,

Ну, и мяса попросили

У матросиков из «Штиля».

Звать «Арийский беспредел»...

Теря вдруг позеленел,

Испустив протяжный стон,

Быстро грохнулся под стол.

Рита улыбнулась мило:

«Я про кровь сказать забыла!».

У Холста отвисла челюсть:

«Боже мой, какая прелесть!

Рита, а давай с тобою

Ресторан крутой откроем

Вкусной и здоровой пищи!

Щас название подыщем...».

Все смеялись, чуть не плача,

Долго празднуя удачу.

Только Теря заболел –

С того дня совсем не ел.

Испугавшись, все «арийцы»

Отвезли его в больницу.

Дуб заплакал: «Доигрались!

Слишком мы перестарались!

Мы друзья ему плохие –

Ведь у Тери дистрофия!».

Все закончилось отлично:

Теря ест вполне прилично,

Кстати, точно по часам,

И готовит только сам.

 

 

Часть VIII

О вреде гостеприимства

 

АРИЯ который вечер

Отмечала с Удо встречу,

Ну и запись новой песни.

Удо выглядел чудесно!

Привязался он к Валере:

«Что молчим мы, в самом деле?

А давай споем с тобою

Что-то светлое, родное,

Чтобы душу защипало...

Ну давай про каннибалов?».

Тут уж Теря не сдержался:

«Снова старый хрыч нажрался!

Он про этот пароход

В тридцать первый раз поет!

У Валеры нервный тик!

Мы с тобой! Держись, старик!».

«Пусть, раз мужику неймется.

Про корабль там поется,

Теря, не про пароход! –

Холст зевнул во весь свой рот. –

Знаешь, разница какая?»

Дуб сказал, слегка икая:

«Наплевать ведь пароходу

Штиль там или непогода;

Это значит там народ

Просто так людей не жрет!

У меня, поверьте мне,

Не опилки в голове!..

Холст, а что ты, между прочим,

На меня так странно смотришь?».

Холст немножечко замялся:

«Ты в моих глазах поднялся!

Дуб, ты интеллектуал!..».

Удо «польку» танцевал

И, коверкая слова,

В сотый раз «сходил с ума».

«Как говаривал ваш Пушкин,

Выпьем с горя, где же кружка?

Наливайте поскорей!»

Удо торопил друзей.

Маня глупо улыбался:

«Где он слов таких набрался?!».

«Это ж ты ему вчера

Спьяну лекции читал!

Вот теперь его и слушай!» -

Холст заткнул руками уши.

Дуб в истерике забился:

«Чтоб, алкаш, ты отрубился!».

Удо радостно кивал:

«Да, я тоже не устал!

Я, мой дорогой Валерий,

Погашу еще неделю!..

А давай с тобой вдвоем

Мы еще разок споем?».

Съежился Валера в кресле:

«Кто придумал эту песню?!

Не прожить вам этот год...».

«Боже, что нас дальше ждет?!» -

Дуб спросил ребят печально.

Удо сохранил молчанье...

Часть IX

……

Часть X

Страшная месть

 

Как-то, после пьянки в клубе,

Маня шел проведать Дуба.

Дуб с трудом приполз из ванной,

Выглядел он как-то странно.

«Кто тебя огрел поленом?»

Дуб махнул рукой на стену:

«Да дверной замок я утром

С той розеткой перепутал!

Думал, все сейчас бабахнет...».

«Но зато здесь вкусно пахнет!

Как бараньей отбивной...

У тебя загар крутой

И отличный ирокез!..»

«Хватит ржать уже, балбес! –

Возмущенно Дуб кричал. –

Ты себя не ощущал

В этой жизни хоть на миг

Как электропроводник?!»

Маня отвечал: «Все ясно!

Да тебе и впрямь ужасно!

Мой совет: пей очень редко

И не суй ключи в розетку:

Дерево проводит ток!..».

Дуб от ярости весь взмок:

«Ты даешь для мести повод!

Як твоим тарелкам провод

Эдак в двести киловольт

Подключу под Новый год!

Чтоб потом всю жизнь отныне

Ты стучал тридцать вторыми

И искрился очень долго,

Словно праздничная елка!».

«Ой, сейчас он будет драться!

Надо срочно убираться!» -

Думал Маня, весь дрожа,

В поисках дверей кружа.

«У меня идея есть:

А давай устроим месть, -

Дуб сказал, подумав крепко. –

Мы с тобой убьем розетку!»

Маня лишь пожал плечами:

«За итог не отвечаю!..».

Днем пришли Валера с Терей:

Черный дым валил из двери.

«Вовремя мы подошли!

Вы тут что, Холста сожгли?

Или в панков здесь играли?!»

«Мы с розеткой воевали,»

Маня с легкою улыбкой

Тряс химической завивкой;

Дуб зубами рвал подушку...

Ток, ребята, не игрушка!

 

Часть XI

Про Химеру

 

У Холста спросил Валера:

«Что такое, Холст, Химера?».

«Ну, — задумался Володя. –

Есть такая живность вроде!»

Стал Кипелыч в тексте рыться:

«Что там в песне говорится?

Типа «цель твоя - Химера»...

Я пою про браконьера?!».

«Ну а ты чего хотел?

Ты про них и раньше пел:

Зверя в песне ведь убили?

И шакала замочили!

Ну а здесь прибьют Химеру,

Нам с тобой какое дело?» —

«Что ты мелешь всякий вздор?!

Ты, Володя, живодер!»

«Да не я, а Рита наша,

А теперь и Елин Саша.

Вот заразная болезнь!..»

А Валера к Дубу лез:

«Что такое, Дуб, Химера?».

«Надо знать, Кипелыч, меру!

Говорили ведь друзья:

Больше ста тебе нельзя!» -

Строго Дуб сказал Валере.

Тот пожаловался Тере.

«Да не слушай их, Кипелыч,

Сто граммулек — это мелочь!

Надо выпить больше втрое,

Чтоб приглючилось такое!

Значит так: Химеру может

Гексоген лишь уничтожить?

Это точно не лягушка

И, наверно, не зверушка...

Надо думать, что попроще:

Может, он писал про тещу?!»

«Бедный, бедный Саша Елин! –

Говорил Валера Тере. –

Видно, старая пила

До кондрашки довела!

Надо бы ему помочь!» —

«Да ведь я и сам не прочь!

Где же и на что в обмен

Мы достанем гексоген?!»

Маня подошел поближе:

«Я случайно вас услышал.

Теря, ты мозги не парь;

Вот толковый вам словарь.

Только без диверсий больше,

И оставь в покое тещу!..».

 

 

Часть XII

……

Часть XIII

О нововведениях

 

Холст пришел к Валере с Маней:

«Знаете о новом плане?

Хватит, Господи прости,

Сцену хаером мести!

Это все равно без толку:

Даром делаем уборку!

Я давно уже боюсь –

На шампуне разорюсь!».

«Надо требовать, ребята,

Дополнительную плату!» ~

«Ну, а если не дадут?» -

«Мы тогда устроим бунт!»

Покачал Холст головой:

«Что вы! План у нас другой:

Может, нам разрушить стоит

Эти старые устои?

Пред ударной установкой

Мы поставим подтанцовку!

Это современно вроде...

Или кто-то будет против?».

Маня буркнул: «Очень рад.

Что другие говорят?».

Стал Валера возражать:

«Кто же будет танцевать?!».

«Кто да кто... Да ты, конечно! –

Холст заговорил поспешно. –

Мы когда играем соло,

Ты же бегаешь по полу?

Вот, не будешь больше бегать...»

Маню затрясло от смеха;

А Валера побледнел,

На пол медленно осел:

«Нет уж, вы танцуйте сами...

Черт, кто прыгает над нами?!

Штукатурка обвалилась!». –

«Что же наверху случилось?

Может, там живут слоны?» -

«Маня, ты упал с луны!

Все у нас гораздо круче:

Танцевать Дуб Терю учит!»

Тут Валере стало плохо...

«Может, он не вынес грохот?

Эй, устройте перерыв!!!»

Маня замер, рот открыв...

Дуб вошел, держась за двери,

Следом вполз несчастный Теря:

«Все, я умываю руки,

Не под силу эти трюки!

Холст, какой здесь альтруизм?!

Это садомазохизм!».

«Да, — кивнул согласно Дуб. –

Этот план был очень глуп!

Мы оставим все как есть...

Дайте же куда-то сесть!

Не расстраивайся, Холст,

Я тебе шампунь принес!

Хошь, могу еще и мыло...»

Пусть все будет так, как было…

 

«Тribute to Aria»

Р.S.Часть I (XIV)

……

Р.S. Часть II (XV)

«Арийцам» посвящается...

 

Я не верю в пыль легенды,

В Бога, в вечную любовь,

Но я слышу зов из бездны,

Той, где полыхает кровь;

Той, где в бешеной молитве

Слово плавило свинец,

Где в едином диком ритме

Бились тысячи сердец.

Звуки рая, звуки ада —

В горле, венах и глазах;

Хлопья каменного града

Разметали мысли в прах;

А душа рвалась без муки

На погибель под струну

И, вонзаясь в эти звуки,

Превращалась в тишину.

Ну а вы, шутя наверно,

Снова били, как во сне,

Медиатором по нервам,

Пульсом мерили размер.

И, молчанье стен разрушив,

Уходили в темноту,

Прихватив сердца и души,

Оставляя пустоту. Так сейчас...

Так будет снова;

Сквозь века, огонь храня,

Вечны Музыка и Слово,

Значит вечны вы... и я.

ПРИЛОЖЕНИЕ III

 

Это очень грустный рассказ... В 60-е годы прошлого века (как странно звучит: «прошлый век», ведь случилось- то все только вче­ра!) мои волосатые друзья обязательно превратили бы Бориса в один из лучей солнца, не стали бы придумывать историю с таким кладби­щенским концом, с авиакатастрофой и похоронами. Человек доб­рался до Солнца на серебристой машине, чтобы стать частицей ве­ликого светила... Но... что написано Николаем (а так зовут автора рассказа, почта от него приходит под грифом «barmaley», а вообще-то он Alone Angel), то написано. Есть некоторые погрешности, кое-что я подправила, но в целом постаралась сохранить в том виде, в ко­тором это произведение было мне прислано. Спасибо автору этой облаченной в слова печали за то, что он так близко принял к сердцу эту «арийскую» песню.

 

Путь к Солнцу

Alone Angel

«...Улететь бы птицей

Прочь от проклятой земли,

С небом чистым слаться –

Вот о чем мечтаешь ты..»

АРИЯ

 

Почему человек, отправляясь в дорогу, по большей части так пе­чален? Почему дорога вызывает такие странные размышления и вос­поминания? Особенно если человек отправляется в путь один. Или если он уезжает куда—то надолго. Что такого в дороге? Почему?

Боря садился в самолет. Он взошел по трапу. Было тихо. В смыс­ле погоды. Вокруг было много народу, и все шумели. Все старались побыстрее залезть по трапу в самолет. А погода молчала - ни ветра, ни дождя. А так хотелось бы ливня, грома, молнии, сильного ветра, чтоб срывало шляпы и шапки, сносило людей. Но ничего этого не было. Тишина и духота.

Боря привык не обращать внимания на окружающий мир, он все­гда жил в своем. Его скромность плюс богатая и развитая фантазия создали для него еще один параллельный мир. Это был мир, где все, что он хотел, сбывалось, не без усилий, конечно, но все же. Это был мир, где все время светло и светит солнце, однако в это же время не стихает ветер, разнося повсюду запах свободы. Где он не скучает от одиночества, но где нет никого кроме него. Внешне этот мир, как впрочем и его создатель, ничем не отличался от обычного мира, но было в нем что- то, что отличало его от обычного: незаметное с пер­вого взгляда и, наверное, известное только самому Боре.

Он, не торопясь, прошел по салону и нашел свое кресло. Это бы­ло 22- е место, рядом с окном. Боря специально выбрал это место, когда заказывал билеты. Это было единственное, к тому времени, свободное место у окна. «Интересно, кто будет соседом?» - подумал он, ставя под ноги сумку и доставая отгула книжку «По ту сторону добра и зла», а также блокнот и ручку. Борис любил читать, но не все что попало. Ему нравилась фантастика, такая, как писал Ник Перумов. Борису доставляло удовольствие читать про разные миры, осо­бенно про звезды. А также ему нравились философы, но не все. Ма­ниакальное увлечение чтением книг началось у Бориса где- то с одиннадцати лет. Когда человек начинает впервые соприкасаться с миром вокруг. Однако Борису не понравилось то, что он увидел: мир был каким- то серым и злым, ребята грубыми, девчонки пошлыми и вульгарными. Он стал читать книги о других мирах, он много о них читал, и именно из-за этого у него в воображении рождался свой собственный мир: он объединял то, что нравилось Боре в книжках, и была одна деталь от земного, реального мира. Всего одна - ветер. Теплый и сильный. Вечный и свободный. Еще там было солнце, но это Боря не относил к деталям земного мира. Такая несхожесть с родным миром, миром, где он был рожден, вызвана тем, что Бориса всегда тянуло вверх к звездам и солнцу. Ему всегда в жизни хотелось тепла. Сначала может показаться странным - тепла, а тянет к «хо­лодным» звездам. Но вспомним, что такое звезды. Это те же солнца, только гораздо дальше. Так что тут нет ничего непонятного. Но если быть до конца честным, то сначала не было в Борином мире солнца, было синие небо и звезды, а тепло доставлял ветер, проникающий везде и всегда, живущий в тебе. Не было, сначала... Борис облоко­тился на спинку сиденья и прикрыл глаза.

Это случилось зимой, на горке. Он со своим другом Ильей при­шел покататься. И начали кататься, было весело. Но чуть позже Илья подошел к нему с каким-то парнем. Это был Коля. Человек, который стал другом Бори на долгое время, и до сих пор им остает­ся. Человек, который помог разобраться в себе и с собой. Они ката­лись до вечера, а после разошлись по домам. Ничего не предвещало крепкой дружбы, но летом Коля достал для своей Sega игрушку Rock’n’Roll Racing. Это была чумовая вещь. Гонки на выживание, на семи различных планетах. То есть все, что нужно было Боре: скорость, ветер, свобода, борьба - значит есть цель, да еще в космосе, на-разных планетах. И тогда Боря часто стал заходить к Коле, они гоня­ли эту игру часами, потом шли на полтора часа гулять — просто бро­дить по улицам или к Боре в гости. Они проводили время, обсуждая моменты игры. Заразились ею на долгое время. Так и завязалась са­мая крепкая дружба в Бориной жизни. Через пару месяцев игрушку пришлось отдать. Хозяин картриджа тоже любил гонять по планетам. Но их уже ничто не могло разлучить. Однако ближе к вопросу о солнце. Как—то раз, гуляя по улице, Боря вдруг остановился и сузил глаза, прислушался.

- Что такое? - спросил Коля.

- Да так, показалось.

- Показалось что?

- Мне показалось, что где-то играет эта музыка, как, помнишь, в Racing на Марсе? - ответил Боря.

- Помню, а что - понравилось? - сказал Коля.

- А у тебя она есть? - сказал Борис, выдохнув почти всей грудью. Музыка на Марсе была просто отпадной. Бешеный ритм гонок попадал в такт с барабанными партиями, мотор и выстрелы слива­лись с гитарой (непонятно только - две их было или одна). Музыка становилась как бы фоном для игры. Она сливалась с ней и, каза­лось, была так незаметна, но так важна для полного удовольствия. Как небо над землей. Как будто незаметное, но как же без него? Тог­да Коля сказал: «Я посмотрю, у меня есть что-то похожее, но в оте­чественном варианте, принесу завтра, поглядишь». Борис не мог спокойно есть и спать. И все утро ждал звонка в дверь. Когда Коля пришел, он не спеша разделся, прошел в комнату и сунул в мафон кассету. «Ну что, ты готов? - спросил он. - Это нечто очень похожее, но русский вариант и с вокалом. Я бы посоветовал тебе не обращать на него внимания сначала». Он нажал кнопку Play. Удары барабанов, потом гитара, слышался бас - это был тот же ритм, да сама музыка" была другой, но ощущения от нее были такими же. Тот же летящий со скоростью ветра звук, не знающий преград. Музыка влетала в уши, разливалась по венам, попадала в сердце, взрывалась там, ос­тавляя эхо, заставляя выделять больше адреналина. Сосуды были го­товы взорваться от мошной энергии. Сначала Боря не обращал вни­мания на вокал, но потом он врезался в его мозг словами»... Я король дороги, я король от бога... Жить, как все, мне скучно, мне и смерть игрушка...». Это был нокаут. Боря пребывал в состоянии прострации в течение десяти минут после окончания песни, когда Коля остановил пленку и выжидающе глянул на него. У Бори в ушах все еще ле­тел бешеный и неудержимый звук гитар, и звучал вокал. Наконец он прошел к столу и сел на стул. Коля сел рядом.

- Ну как? — спросил Коля.

- Что это было? - спросил Борис, глядя на магнитофон.

- Русский рок, группа АРИЯ, знакомься, — сказал Коля, протя­гивая ему коробку от кассеты.

Боря взял ее и начал разглядывать, читать. Потом Коля ушел, но оставил Боре кассету, и Борис гонял ее целый вечер, как когда-то они с Колей гоняли Rock’n’Roll Racing. Что-то в этой музыке его сильно задевало. Возможно, неординарность текстов или музыка, или и то и другое. После этого Борис по очереди брал альбомы груп­пы АРИЯ у Коли и переписывал себе. И как— то вечером случилось это... Опять удары барабанов, но уже другой ритм. Та же глубина мысли и песни, но тема другая. В ней звучала безысходность жизни, желание достать, дотронуться до чего-нибудь теплого, светлого. Го­товность обменять всю жизнь на один лишь момент, стать ближе к солнцу. Разорвать порочный круг. «...Беги, беги за солнцем, сбивая ноги в кровь. Беги, беги, не бойся играть с судьбою вновь и вновь...». Присутствие вечного ветра: «Ветер в твоих волосах, тот же, что веч­ность назад...». Стремление к полету, к свободе, игра с судьбой по­ставили эту песню и эту группу на особенное место в Бориной жиз­ни. Он крутил ее снова и снова, даже сделал сторону на кассете из одной этой песни. Естественно, что эта страсть понемногу улеглась. Но след в душе был оставлен навечно. На следующий день в его ми­ре появилось Солнце...

Рядом с ним уже раскладывала вещи какая- то женщина, а с ней еще какой-то парень, ее сын. Они суетились, пихали сумки под си­денья, клали куртку на верхнюю полку, усаживались. Он отвернулся от них. Ничего нового, все та же суета и спешка. За окном вечерело, прошло уже около тридцати минут после того, как все сели в само­лет, но он не двигался с места. Скорее всего опять задержки из- за опоздавших или технических неполадок. Боря не любил самолеты, но это был единственный способ оторваться от земли, подняться над землей. Как говорил Черчилль»... Демократия - скверная штука, но ничего более приемлемого человечество еще не изобрело...». Такого же мнения Борис был о самолетах. Его самой большой мечтой было создание космического корабля, чтобы отправиться в космос, — навечно, - подлететь поближе к солнцу, полетать по галактикам. Оста­вить этот мир, и отправиться в путешествие, как в книге «Двадцать тысяч лье под водой». Собственно говоря, к этому он сейчас и стре­мился, он сейчас летел именно к этой мечте. Борис поступил в Туль­ский Аэрокосмический Университет, на специальность «конструк­тор», и именно там, в Туле, как он считал, он найдет свой путь к солнцу и к звездам.

- Можно вашу ручку?

- Что?

- Можно вашу ручку? - спросила женщина, - мой сын забыл свою, знаете, он так часто все забывает, это у него, наверно, еще с детства, от отца.

- Конечно, - ответил Борис.

И поспешил отвернуться к окну. Он знал, чем это чревато. Болт­ливая попалась. Вернее не болтливая, а очень разговорчивая. Как за­велась сразу, с самого начала. Давай втирать про сыночка, да еще все недостатки на папашу скидывать, «стрелочница». Если бы Борис не отвернулся, то его бы ждал долгий диалог с этой особой. Отвертеть­ся от таких не просто. Он много знал о людях и их характерах. Он много их видел и во многое вникал. Он смог изучить основы поведе­ния людей, основные характеры и повадки. Как у индивидуума, так и у толпы. Борис много читал, об этом уже известно. Он не всегда читал фантастику, вернее не только ее. После того как в его мире по­явилось солнце, он стал все больше и больше сближаться с Колей. Он узнавал о нем много нового, и тот сильно повлиял на него. Но нельзя сказать, что Боря все принимал, что бы нового он ни нашел. Нет. Какие- то стороны и части Коликой жизни и его быта были Бо­ре непонятны и иногда даже чужды. Но факт остается фактом, Коля стал самым близким Бориным другом. Коля был единственным че­ловеком, которого Борис пустил в свой мир. Однако Коля признал­ся Боре, что в этом смысле он его, конечно, понимает, но его точка зрения уже твердо определена. Этот мир - это наш мир, и значит мы его хозяева. И мы должны его менять,- и делать таким, каким он ну­жен нам. То же самое касалось и жизни. Коля сказал Боре: «Извини, я тебя, конечно, понимаю, но, по-моему, ты просто недостаточно силен, чтобы принять все как есть, и изменить то, что тебе не нра­вится, в свою сторону». (Вот именно это Боре в Коле и нравилось, он никогда не лицемерил. Кто-то считал Колю зверем, бескультурным человеком или вообще не человеком. Боря относился к этому по-своему: может, он и зверь, но он говорит правду в глаза, а не за глаза, Я всегда уверен, что он говорит правду.) Боря ответил, что согласен и что он вообще никогда не говорил, что он очень сильный человек, что для него гораздо проще создать свой мир, нежели менять этот... Зачем? Если есть воображение. Борис признался, что просто не по­нимает этого мира и его людей, и потому живет в другом. «А ты пы­тался понять?» - спросил Коля. Тут Бориса как по голове стукнуло. Нет. Коля сказал, что сам-то он тоже не понимает людей вокруг, но все же, прежде чем включать воображение, он почитал книги по пси­хологии. Конечно, они не смогли открыть всего, что творится в этом мире и внутри человека, поскольку это всего лишь фундамент, а строить на этом фундаменте дом предстоит уже самому человеку. И чем лучше ты вникнешь в эти книги, чем глубже сможешь заглянуть в человека, тем крепче будет твой фундамент. Коля назвал книги, ка­кие- то из них он принес, а какие-то Боря достал потом в библиоте­ке. Он прочитал их все, но остался при своем мнении. Он несколько приблизился к этому миру, но все же не хотел менять его, а по-преж­нему жил в своем. Но то, что он узнал о характере человека, помогло ему помогло в том смысле, что ему стало легче общаться с людьми. Он с какой-то легкостью мог при общении с человеком слегка при­поднять его оболочку и заглянуть внутрь. Иногда он, глядя со сторо­ны на человека, мог сказать, какие у того взгляды на жизнь. Это по­могло ему проще переносить общение с окружающим миром, чужим для него. Впоследствии он без труда при знакомстве с человеком мог выделить в нем превалирующие черты. И если они ему не нравились, то он просто сжигал мосты или, в крайнем случае, старался помень­ше общаться и видеться с этим человеком. Благодаря этим книгам Борис понял, что все те парни и девчонки, которые ходят на диско­теки, сильно стараются выделиться и при нахождении в обществе работают «на публику», тоже имеют свои комплексы и стесняются, так же, как и он, если не больше. Он понял, почему большинство людей такие серые. Не у всех хватает сил и смелости бросить вызов обществу. Пойти против обычаев и стандартов, а проще - делать то, что нравится. Следовать толпе проще. И тогда, наконец, Боря по­нял, как ему повезло, повезло, что он не один из тех «серых», что он не такой, как все, что ему хватает сил сказать всем «пошли к черту» и жить по-своему в своем мире. Боря понял, почему у него не было Друзей. Но вот он нашел еще одного «не серого» человека, и теперь надо было ухватиться за эту дружбу. С тех пор они были вместе, и ни разу так и не поссорились, не поругались и редко расставались. Это был очень странный дуэт. Сначала казалось, что тут такого: два от­шельника, отбились от остальных и теперь вместе, просто потому, что их никто не понимает, лишь они друг друга. Но если приглядеться поближе, то тут возникают некоторые различия. Один - это чело­век не от мира сего, живет в своем мире с ярким солнцем. Очень за­мкнут, держит все в себе и раскрывает себя лишь второму отшельни­ку. Мечтает о полете в космос, подальше от земли, в свой мир, кото­рый пока только в его воображении. Второй же - земной человек, не создает для себя иллюзий, живет в этом мире и всю жизнь только иделает, что отстаивает свое право быть личностью. Теперь бросим взгляд на их мечты.

Первый мечтает о полете в космос - навсегда, да не создано та­кого корабля, который помог бы ему осуществить свою одиссею. Но он только тем и занимается, что собирает его. Он готовит себя к по­ступлению в универ, где он смог бы научиться строить космические корабли и воплотить свою мечту в жизнь. А второй живет на земле, мечтает о ветре, рвущем плоть. О сладком ощущении свободы. И что у нас получилось? Один рвется в космос, в нереальный мир, но у не­го есть вполне реальный способ достижения этой мечты. Второй же живет на земле, но имеет несколько неопределенную и абстрактную мечту - свобода. И путем ее достижения является вечный бой - то­же довольно неоднозначное понятие. В общем, сладкая парочка...

Его слегка подбросило на сиденье. Боря приоткрыл глаза, само­лет начинал набирать высоту. За иллюминатором вечерело - он сам не заметил, как задремал. Земля медленно отдалялась. Все, что на ней было, становилось маленьким и еле различимым. Борис, не от­рываясь, смотрел в иллюминатор. Ему нравился процесс набора вы­соты. Он представлял, как он когда-нибудь будет смотреть из иллю­минатора, земля будет уменьшаться, все, что на ней, будет стано­виться микроскопическим... Спустя несколько минут, все, что было, и вовсе превратится в один шар, на котором будет все. что совсем не­давно окружало его. Все эти люди, все их проблемы - все. Где- то там среди них будет искать свою свободу Коля, как всегда борясь против устоев общества. Все это будет там. внизу, а он поднимется над этим всем, над этой суетой. Он вернется к тому, с чего все нача­лось, - к пустоте. И ничто, ничто не заставит его вернуться назад. Борис точно знал, что он сделает первым делом, я может быть и по­следним. Прежде чем отправиться далеко вглубь Вселенной, он при­близится как можно ближе к солнцу и постарается ощутить его лучи на себе, либо выйдя в космос, либо прикоснувшись к иллюминато­ру. Борис не знал, что так тянет его туда, к теплу. Он знал, что при­коснуться к солнцу ему не удастся, но солнце будет максимально близко от него. А после этого - если его корабль не расплавится - далеко- далеко, прочь отсюда, от следов умирающей цивилизации... Но сейчас звезды не появились, самолет поднялся над облаками и дальше летел только прямо. Стюардесса объявила, что вскоре пас­сажирам будет предложен холодный завтрак. «Хорош завтрак в семь вечера», - подумал Боря. Он протянул руку, чтобы взять блокнот, но его там не оказалось. Только сейчас он заметил, что его блокнот чи­тает парень, тот самый сынишка, для которого мамаша просила руч­ку. Борис слегка нахмурил брови, его смутило такое нахальство, и он уже собирался что- то сказать, но тут, словно угадав его намерения, заговорила мамаша.

- Ой, вы извините, конечно, просто мне нужен был листик, и я подумала взять у вас один из блокнота. Вы не против?

- Да нет в принципе, — ответил Боря с каким- то безразличием.

- Я случайно заметила, что у вас там написано, и дала сыну почи­тать, редко в наших молодых детях живет талант.

- Да я бы не сказал, что талант, - сказал Боря, - просто увлече­ние.

- Не стесняйтесь, мой сын почитает и отдаст.

- Ну хорошо, только обязательно пусть отдаст.

- Конечно, конечно.

- Ну вот и славно, - Борис заметил, что впроходе появилась стюардесса с тележкой, на ней были напитки, — просто замечатель­но.

На самом деле Боря соврал. То, что было у него в блокноте, не бы­ло его увлечением, это была самая настоящая страсть. Писать, причем не просто писать, а писать стихи Боря любил. Это помогало ему выразить на бумаге свои чувства, как хорошие, так и плохие.

- Что желаете? - стюардесса поравнялась с Борей.

- Можно, пива и сок... а что вы будете? - спросила у Бори его со­седка.

- Кола есть?

- И стакан колы.

Стюардесса налила в один стакан колы и передала Борису, во вто­рой - соку и отдала сыну мамаши, и в последнюю очередь достала с нижней полки тележки бутылку пива и протянула ее женщине. «Спасибо», - сказала мамаша. «На здоровье», - ответила стюардес­са. Боря слегка поперхнулся и еле заметно улыбнулся. «Ну, ну, на здоровье», - повторил он про себя. Он не знал, почему ему это пока­залось смешным. Вроде обычный диалог, и совсем обычные фразы. Но... что—то было не так, видеть в обычных вещах какие- то незаметные стороны - в этом его достоинство и беда, как он сам считал. Давать пиво и говорить «на здоровье» - это все равно, что, протяги­вая медленный яд, говорить «долгой вам жизни, сэр». Да, может, пи­во и безалкогольный напиток, но Наполеон умер от мышьяка, кото­рым его медленно травили. Кто сказал, что мышьяк содержится в ал­коголе? пет? Конечно, необычное или даже странное мнение, но, как говорится, какая жизнь - такие песни, какой человек - такие мысли. В это время парень, прочитав стихи в блокноте, водрузил его на место вместе с ручкой. Боря глянул на него, за стеклом уже стем­нело, и ничего не было видно. Лишь отражение салона на стекле ил­люминатора. Это как в жизни: ты живешь и видишь окружающий мир, кто- то видит сам себя. Причем так получается, что всех окру­жающих видно хорошо, а себя нет. Трудно в потоке жизни разглядеть себя. И никому, почти никому, лишь немногим удается разглядеть, что там за стеклом. За стеной молчания, при жизни это почти невоз­можно, но вот когда ты заканчиваешь путь, когда мир вокруг тебя гаснет, ты четко видишь, что творится там, по ту сторону жизни. Ты видишь все отчетливо потому, что сам туда попадаешь,.. Самолет дернуло, и Борис ударился лбом о стекло. Это вывело его из размы­шлений. Он вновь посмотрел туда, где лежал блокнот, книга, ручка.

Ручка, блокнот. Блокнот был уже почти полностью исписан. Что там было? А много разного, адреса, зарисовки того, что Борис назы­вал мечтой, но, в основном, это были песни и стихи. Эта страсть - а это действительно страсть - появилась у Бори давно, после знаком­ства с АРИЕЙ и после появления в его мире солнца.

Зачинщиком этой болезни был все тот же зверь. Коля тоже писал стихи, но он их писал где—то с девяти лет, Боря начал писать совсем недавно. Плюс ко всему у них были разные темы и стили написания. У Бори - звезды, небо, а у Коли - ветер и свобода. Но у обоих были стихи, посвященные любви. Правда, они были разными по настрое­нию. Боря пел о любви как о романтическом чувстве, в его стихах была любовь ко всему: звездам, небу, девушке - ко всему. У Коли в стихах фигурировала любовь в понимании любви между полами. Бо­рис считал, что это потому, что у Коли не было девчонки. В Бориных стихах любовь воспевалась, у Коли высмеивалась. Боря много раз старался объяснить Николаю, что любовь бывает не только между парнем и девушкой, и вообще не только любовь человека к человеку. Он приводил пример, говоря о том, что ему нравятся звезды, а Коле - ветер, свобода. Коля всегда соглашался, но в стихах все же основ­ное ударение делалось на любви между парнем и девушкой. Борис считал, что все это потому, что у Коли не сложилось в этом отноше­нии, и поэтому он так скептически к любви относится. Вот так они и писали - каждый о своем, давали читать свои стихи друг другу. Иногда их стихи попадали в руки их родителей или еще кого- то из окружающих их людей. Но если родители их понимали, то осталь­ным этого не удавалось. Вскоре Борис стал увлекаться не только сти­хами, но и философией. Он видел книги у Коли дома и брал их чи­тать. Хотя потом признавался, что многие из них он не понимает. Вернее он не понимал многих книг, но у этих книг был один автор -Фридрих Ницше. Борис никак не мог понять его мыслей, хотя и ста­рался. Коля с этим справлялся. Он не только понимал этого немецкого философа, но мог - что особенно нравилось Боре - применять какие-то его мысли и фразы в обыденной жизни. Борис читал дру­гих философов, таких, как Гете, Вольтер, или еще Альбера Камю «Падение». Это была, по Бориному мнению, замечательная книга. И песня, стихи для которой написала Маргарита Пушкина, Борис счи­тал гениальной. И в том, и в другом случае Коля был с ним согласен. Небо было розовым, из-за горизонта показалось солнце. Боря не ложился спать, всю ночь он читал. А потом, как только показались лучи, он вдруг взялся за ручку с блокнотом и начал что- то писать. Его соседка спала, а се сын спал, облокотившись на ее плечо. Боря сидел и, положив блокнот на коленку, писал что-то на бумаге, то и дело поглядывая на появившееся солнце. Вдруг самолет сильно дер­нуло, ручка скользнула по листку и оставила за собой неровный шлейф. «Чтоб тебя!» - подумал Боря. И только хотел опять начать писать, как самолет снова дернуло, и он наклонился влево. Потом что- то загудело, самолет выровнялся, но гул не прекратился. Про­снулась его соседка и ее сын. Она наверняка хотела спросить, что случилось, но ее опередила стюардесса. «Дамы и господа, просим со­блюдать спокойствие. Левый мотор поврежден и отказал, но наш пи­лот сможет посадить самолет и на трех двигателях». Тут самолет сно­ва дернуло, ион начал терять высоту. Что тут началось... Все вскочи­ли со своих мест и бросились к люкам. Но это ничего не меняло, они толкались и пихались, кто- то падал и ударялся о стенки, кого- то топтали ногами. Борис сначала тоже хотел вскочить, но потом он расслабился и опустился в кресло. Как бы там ни было, самое безо­пасное место сейчас - это здесь, в кресле. Ведь велика возможность того, что тебя просто затопчут или ты ударишься головой о что—то твердое. А Борина соседка так не считала, она вскочила, и вместе с сыном и толпой они сначала пробежали до одного люка, потом – до другого. После этого все сборище направилось к кабине пилота. На-. коней первый шок прошел, и люди стали более или менее сообра­жать. Они бы так и дошли до кабины пилота, если бы их не остано­вил голос стюардессы. «Дамы и господа, пожалуйста, не надо пани­ки. У самолета отказал один двигатель, но пилот сможет посадить са­молет и на трех. Как только будет подходящее место. Спасибо за внимание. А теперь займите свои места». Самые упрямые еще про­стояли с полминуты, а потом сели и они. В самолете воцарилась ти­шина. Был слышен только шепот какой-то бабушки, которая ти­хонько молилась, да мамы, которая успокаивала ребенка. Стало ти­хо «как в могиле». Борина соседка села на свое место, потом посмо­трела на него и удивленно спросила, в ее глазах все еще отражался испуг,

- А вы здесь все время сидели?..

- Ну да.

- А почему...а? - соседка хотела что— то спросить, но запнулась.

- Почему не подскочил с места? А смысл?

- Вы что совсем не боитесь? - недоумевала соседка.

- Тот, кто говорит, что не боится, либо трус, либо просто боится признаться, - ответил Боря.

- Но вы совсем не испугались!

- Я боюсь, но не этого, - сказал Боря. - Ра