Правительственная деятельность Александра

Последние три года своей жизни (325–323 гг. до н. э.) Александр почти исключительно посвятил этому славному делу. Несмотря на чрезвычайную скудость известных источников именно в отношении к этой деятельности Александра, все же имеется возможность хотя бы в самых общих чертах набросать то, что можно назвать правительственной системой этого великого государя. Собственно противодействия он не встречал уже нигде. В Греции известие о победе при Гавгамелах произвело двоякое действие: одни пришли к убеждению, что судьба изрекла свой последний приговор над дальнейшей историей Греции, и с этим примирились, другие, наоборот, нашли, что окончательное поражение персов должно повлечь за собой окончательную гибель всякой свободы, и потому восстали. Агис, сын Архидама, спартанский царь, человек горячий и увлекающийся, стал во главе этого движения. Но вся затея, которую Александр в шутку называл «мышиной возней», уже весной 330 г. до н. э. после поражения при аркадском Мегалополе была окончательно подавлена наместником Александра Антипатром. С другой стороны, и в самом царстве Александра высшие сановники вскоре на нескольких примерах убедились, что забываться нельзя, что наместник Александра — это не то, что сатрап Дария; и когда некоторые из них дерзнули набрать себе отряды наемников, этим деяниям был положен быстрый конец. Один из них, хранитель государственной казны Гарпал, провинившийся в разных недостойных деяниях, поспешил избежать непосредственно грозившей ему кары и спасся бегством в Грецию со своими сокровищами и отрядом набранных им наемников. Но лишь на весьма короткое время ему удалось найти приют в Афинах, которые в последний раз в этом случае воспользовались своим правом убежища… Последнее, что должен был сделать царь для успокоения царства, это предупредить всякую возможность восстания в войске, которое можно было отчасти совершенно правильно назвать «вооруженным македонским народом». Для достижения этой цели необходимо было соединение той высшей осторожности с непреклонной энергией, которыми отличался Александр, и почти систематически он стал осуществлять план, по которому этот самовольный организм должен был обратиться в деятельнейшее из всех орудий общего, правительственного объединения.

Реформы

Уже в 330 г. до н. э. Александр отдал приказ набрать 30 тысяч мальчиков в Персии и смежных с ней областях для подготовки их к военной службе в будущем. По возвращению из Индии он женился на одной из дочерей царя Дария, Статире. Ближайшего из своих друзей, Гефестиона, он женил на ее младшей сестре, а некоторое количество своих вельмож и 10 тысяч македонских воинов переженил на азиатских женщинах. Этот союз двух наций был отпразднован в Сузах блестящим празднеством. Первый шаг был прекрасно обдуман, и Александр с удивительно ясным, вполне реальным расчетом стал стремиться к тому, чтобы связать с новым порядком вещей возможно большее количество интересов. Другим его шагом по тому же пути было обнародованное Александром повеление всем царским кассам уплатить долги царскому войску, полную возможность к чему давало громадное накопление богатств в государственной казне еще со времен царей из рода Ахеменидов. Весьма любопытно известие, что этот царственный подарок пришелся не по душе многим из военачальников: они подумали, и, может быть, не без основания, что царь этой мерой желает только убедиться в том, кто именно из них живет слишком роскошно, и они даже медлили подавать свои счета.^[38] Но никто не угадал ближайшей цели этого мероприятия: Александр своим царским подарком хотел так повлиять на общее настроение в войске, чтобы задуманные им планы переустройства военной силы не встретили в ее среде слишком больших затруднений. Самой важной мерой в этом смысле была отставка 10 тысяч ветеранов и замена их таким же количеством новобранцев, причем солдаты-персы и другие азиаты были поставлены в ряды фаланги — этого национального македонского войска — и, следовательно, составили с македонянами смешанную военную силу. Когда эту меру предстояло привести в исполнение в Описе (город на левом берегу Тигра) и об этом было объявлено македонским ветеранам, дело дошло до открытого бунта. Александр усмирил бунтовщиков с обычным своим умением, просто запретив посылать свои приказы в возмутившиеся части войска, и, поручив свою личную охрану и все необходимые служебные отправления азиатским частям войска, стал относиться к своим ветеранам вполне равнодушно, как бы порвав с ними все связи.

Македонский гипаспист времен Александра (вверху).

Вооружен пикой-сарисой длиной до 8 м, которую держит двумя руками. Поскольку это оружие было внушительных размеров, около втока оно имело специальный противовес. В остальном вооружение не отличается от гоплитского, за исключением того, что щит снабжен специальной петлей, надевавшейся на шею.

Построение фаланги «щит в щит» (внизу).

Глубина такого построения составляла 8 рядов, каждый воин занимал в строю площадь 0,5x0,5 м. Такая плотность построения с громоздким оружием достигалась только постоянным упражнением, но зато македонская фаланга со сплошным лесом пик имела поистине сокрушительную силу.

Несколько дней спустя бунтовщики уже раскаялись и как милости искали возможности вновь увидеть своего государя. Затем, щедро награжденные деньгами и почетными преимуществами, ветераны двинулись на запад, в отечество, и все остальные македоняне подчинились новым служебным порядкам, благодаря которым войско стало средой, уравнивавшей и сближавшей разнородные национальности, стало деятельным орудием объединения в общем государственном строе. В то же время Александр позаботился о распространении знания греческого языка, которое, конечно, удобнее всего было совершить путем военной службы.

Пелтаст греко-македонской армии (вверху).

Данный тип пехоты был введен афинским полководце Ификратом. Она должна была выполнять функции как тяжелой пехоты для ближнего боя, так и легкой — для дистанционного. От тяжелой пехоты они взяли гоплитское копье и шлем, взамен поножей применялись высокие сапоги, т. н. «ификратиды». От легкой они позаимствовали дротики и плетеный щит-пельту, от которого и произошло название пелтаст.

Тяжеловооруженный македонский всадник. — гетайр (внизу).

Особенностью македонской кавалерии было вооружение сарисами, за счет чего ее отряды обрели повышенную ударную силу. Во время битвы Александр всегда вставал во главе этого отряда.

Положение царя

Царствовать — значит объединять, и невольно изумляешься, видя, как искусно Александр проводил в жизнь то, чего даже величайшие из персидских царей, такие, как Кир и Дарий I, достигали только чисто механически, путем стеснения свободы действий. Первой и важнейшей основой единений в этом царстве была личность самого царя, и в этом всецело выразилось то громадное различие, которое существовало между властью Александра и царственной властью Ахеменидов и всех других восточных владык. Своей личностью он придавал жизненное значение своей власти, в своей личности олицетворял царя. В вопросе о коленопреклонении как соблюдении древнеперсидского придворного церемониала он настоял на исполнении своей воли и сверх того еще приказал, чтобы в будущем эллины посылали к нему своих послов не иначе как в виде феоров, окруженных всей пышностью и облеченных характером посольств, отправляемых для участия в празднествах в честь божеств и храмов. Но он и не помышлял, да и самой природе его было бы это в высшей степени противно, о том, чтобы укрыться в тот мистический полумрак, среди которого персидские цари проводили всю свою жизнь. Напротив, на высоте величия Александр все же оставался всеоживляющим центром — душой всего государственного организма; он был не только прозорливее всех, но и деятельнее. Вот почему он уже очень рано стал пользоваться огромным авторитетом. Этим он был обязан тому редкому соединению качеств, которые в общем и составляли преобладающее величие Александра, столь неудержимо покорявшее ему всех еще задолго до начала его побед. Он был молод и одарен самой счастливой наружностью и сложением; неутомим в беге и во всех иных упражнениях греческого гимнастического искусства. После всех тягот дня, проведенного в битвах, вечером ли, ночью ли, он уже снова был на коне, чтобы лично руководить преследованием неприятеля. Он, подобно Ахиллу в гомеровских песнях, был и по личному мужеству, и по безумной храбрости первым в рядах такого войска, в котором храбрость и жажда славы были развиты в высшей степени. Зоркий глаз был в то время более необходим полководцу, нежели сейчас, но очень многие зоркие глаза немногое умеют видеть, а этому царю был присущ такой взгляд, от которого ничто не могло укрыться. Известный анекдот из юности Александра об усмирении того дикого фессалийского коня, знаменитого Буцефала, впоследствии несшего его на себе к победам, уже характеризует этот здравый, острый взгляд Александра. Еще будучи юношей, он уже способен был подметить в степном жеребце то свойство, которое было упущено из виду опытными знатоками коневодства. Ту же верность взгляда Александр постоянно проявлял и впоследствии, даже в весьма затруднительных положениях, то в выборе деятелей, пригодных для выполнения его предначертания, то в удачном выборе времени для выполнения каждого задуманного им дела. При своей чрезвычайной храбрости он еще особенно привлекал к себе почти суеверное пристрастие своих воинов тем, что успевал видеть больше, чем все другие, а потому и больше, чем все его окружающие, способен был понимать. Так, например, рассказывают, что после победы он первым являлся осматривать раненых и нередко скорее и лучше самих врачей умел оказать им помощь. Этой зоркости и верности взгляда Александра большой помощью была его замечательная память. Особенно же замечательно, что он, этот юноша, этот «мальчик Александр», как называли его в насмешку эллинские патриоты, пока не показал им своей мужественной силы в полном ее развитии, не подчинился влиянию какой бы то ни было страсти и ни одной из них не дал отвлечь себя в сторону. Казалось, что ему была известна только одна страсть — неутомимая деятельность. Он ощущал потребность в обществе, даже в дружбе, как это доказывается непринужденностью его отношения к своим полководцам, вопреки тому персидскому церемониалу, которого он придерживался только для торжественных приемов Современники рисуют его обычно мягким, ласковым, занимательным, даже остроумным в беседе, но в гневе он бывал ужасен. Можно себе представить, как необъятна была подвижность этого человека, который должен был одним взглядом окидывать Афины, Египет, Македонию и Индию и который никогда не отказывался от бесчисленных мелких вопросов, вызываемых внутренним переустройством на этом необъятном пространстве земель. В то же время в своих письмах он не забывает упомянуть о беглых рабах того или другого из своих приближенных или же заботится о посылке своему старому учителю Леониду арабских благовоний, чтобы он не скупился на них при воскурении богам, как в то время, когда Александр был еще мальчиком, а его учитель бранил его за слишком большую затрату благовоний. Особенно плодотворной была его деятельность потому, что он все делал, вникая в суть дела, с полным сознанием цели, к которой стремился, и в этом особенно было заметно влияние его знаменитого воспитателя, грека Аристотеля. Известно, что Александр принимал личное участие в естественно-исторических исследованиях своего воспитателя, что он сам в роще при Таксилах собирал сведения об оригинальных воззрениях индийцев на покаяние, что он часто посещал мастерские художников — Лисиппа, Апеллеса, и если искал развлечений, то чаще всего в оживленной беседе, которая, конечно, представлялась ему в таком разнообразии и в таком выборе, как, вероятно, немногим смертным до него и после него.

Аристотель

Весьма уместно будет здесь отклониться от исторического рассказа, чтобы вкратце ознакомиться с личностью и деятельностью знаменитого учителя и воспитателя Александра. Аристотель родился в 384 г. до н. э. в г. Стагире, греческой колонии, основанной во Фракии при устье р. Стримона. Отец Аристотеля, Никомах, был придворным врачом македонского, царя Аминты II (393–369 гг. до н. э.) и своему сыну также предназначал быть врачом. Предполагают, что этому первоначальному обучению врачебной науки Аристотель обязан опытным направлением своих позднейших философских исследований и наблюдений. Царь Филипп, младший сын Аминты, был дружен с Аристотелем, почти ровесником ему, и потому впоследствии назначил его воспитателем своего великого сына. Семнадцатилетним юношей Аристотель прибыл в Афины и поступил в школу Платона, ученика Сократа, который был поражен талантом своего ученика и называл его «разумом своей школы». Не вполне согласный с понятиями Платона о происхождении идей, Аристотель еще при жизни своего учителя критически относился к его учению, «с некоторой скорбью принося свою личную привязанность в жертву любви к истине», по его собственному выражению. Однако при жизни Платона он не открывал своей школы и был известен в Афинах только своими уроками красноречия. Эти блестящие уроки и выказавшаяся в них необычайная ясность и определенность преподавания, как полагают, и обратили внимание Филиппа на Аристотеля как на педагога. Но до сближения с македонским двором Аристотель много путешествовал, долгое время жил в Малой Азии у своего ученика тирана Гермия в Атарнее, потом даже женился на его дочери и переселился в богатый, прекрасный и просвещенный город Митилену, на остров Лесбос. Предание гласит, что царь Филипп вскоре после рождения у него сына Александра писал к Аристотелю: «Извещаю тебя, что у меня родился сын, но я благодарю богов не столько за то, что они даровали мне сына, сколько за то, что они мне его даровали при жизни Аристотеля, ибо я надеюсь, что твои наставления сделают его достойным наследовать мне и повелевать македонянами». После этого в течение четырех лет Аристотель постоянно жил со своим царственным воспитанником то в Пелле, столице Македонии, то в родном городе Стагире, и это воспитание способствовало развитию ума и характера в юном Александре. Главные науки, которым Аристотель обучал своего воспитанника, были нравоучительная философия, политика, риторика и поэтика. Музыка, естественная история, физика и даже медицина также входили в состав преподавания Аристотеля, насколько это было необходимо для пополнения образования Александра. Многие науки Аристотель излагал специально для своего воспитанника, и Александр впоследствии даже сердился на то, что Аристотель некоторые из этих сочинений обнародовал. С 17-летнего возраста ход учебных занятий Александра часто прерывался, потому что он уже принимал участие в походах отца и даже в битвах; но зато и после вступления на престол он еще три года не переставал заниматься науками под руководством Аристотеля, который, по-видимому, сопровождал Александра в его первых походах. Только с 335 г. до н. э., перед началом похода в Персию, Аристотель переселился в Афины, где и открыл школу философии в Ликее,^[39] недалеко от города. Ученики его впоследствии получили название перипатетиков (от перипатео — гулять), т. к. Аристотель имел обыкновение преподавать свои уроки на ходу, во время прогулки. В высшей степени замечательно то сочувствие и внимание, с которыми Александр, признательный своему воспитателю, постоянно относился к его трудам и неутомимой деятельности. Зная страсть Аристотеля к изучению природы, Александр приказал нескольким тысячам человек заниматься сбором разного рода животных и растений в Азии и пересылать их оттуда Аристотелю. При таком содействии Александра Аристотель имел возможность составить настолько значительную для того времени естественную коллекцию животных, что ученые и до сих пор еще ценят в этом труде наблюдательность и талант его знаменитого автора. При содействии Александра Аристотель составил и другой объемистый труд: обозрение политического устройства всех известных тогда греческих и варварских государств. Кроме того, Александр, по одному современному известию, подарил своему наставнику 800 талантов в виде пособия для его ученых трудов и для составления библиотеки.

Аристотель. Статуя из дворца Спада в Риме

Деятельность Аристотеля в Афинах как преподавателя и многостороннего ученого составляет эпоху не только в истории философии, но и в истории науки вообще. Весьма любопытны некоторые подробности устройства его Ликейской школы, сохранившиеся в различных записках и сочинениях современников о знаменитом ученом. Подобно некоторым из своих предшественников-философов Аристотель ввел в своей школе известную дисциплину, требуя от своих учеников строгого соблюдения правил и училищного порядка. Для наблюдения за этой дисциплиной в ликейской школе был поставлен особый начальник (архонт), который через каждые десять дней чередовался с двумя другими архонтами. Преподавание Аристотеля распадалось на две резко отличные половины: до полудня он занимался с лучшими из своих учеников объяснением труднейших частей науки, после полудня преподавал более обширному кругу слушателей, допуская даже посторонних лиц и выбирая для своего преподавания вопросы, касающиеся общественной и обыденной жизни, стараясь при этом говорить доступным и понятным для всех языком.

Аристотелю было уже за 50 лет, когда он начал свое преподавание в Ликейской школе и внес в него богатый опыт своей разнообразной и плодотворной жизни и деятельности. Он первым из философов и ученых древнего мира мог служить образцом универсального знания, мог делать выводы из обширного круга наблюдений, доставляемых ему основательным знанием нескольких наук, и в течение 30 лет, проведенных в Афинах, создал и написал все те большие творения, которые дошли до наших времен.

После смерти Александра дальнейшее пребывание Аристотеля в Афинах оказалось невозможным. Вожди антимакедонской партии, Демосфен и Гиперид, опасаясь обширного государственного ума и связей Аристотеля, стали преследовать его на все лады и способы. Вероятно, не без их участия Аристотель был обвинен в богохульстве жрецом Евримедонтом и гражданином Демофилом и поспешил удалиться из Афин, остроумно заметив при этом, что «он хочет избавить афинян от вторичного преступления против философии».^[40] Он переселился с большей частью своих учеников в Халкиду на о. Эвбея к своим родственникам со стороны матери, предоставив управление Ликейской школой ученику Теофрасту. В Халкиде он и умер в 322 г. до н. э. незадолго до плачевной кончины Демосфена. Последние свои распоряжения он поручил передать Антипатру, и знаменитый полководец и наместник Александра свято исполнил волю великого ученого. Надо добавить, что при своей жизни Аристотель не забывал родины и постоянно заботился об улучшении участи своих земляков, стагиритов, так же, как и об украшении самого города. При своей жизни он завел в Стагире гимназии и училища, и даже во время Плутарха путешественникам еще показывали в Стагире общественные бульвары с каменными скамьями, устроенные Аристотелем.

Весьма поучительна участь, постигшая драгоценные рукописи, оставшиеся после смерти Аристотеля. Писал он невероятно много, но при жизни обнародовал лишь немногое. Затем рукописи перешли к Теофрасту, его ученику и преемнику в Ликейской школе. От Теофраста эти рукописи перешли к Нелею, наследники которого не соглашались их продать ни за какие деньги Птолемею Филадельфу, желавшему поместить их в Александрийскую библиотеку; точно так же не согласились они уступить их и пергамским царям, когда те задумали превзойти Птолемея в щедрости и любви к собиранию памятников литературы и науки. То, что нельзя было приобрести покупкой, пергамские цари предполагали отнять силой. Тогда владельцы рукописей Аристотеля стали укрывать их в тайных хранилищах, в погребах, и драгоценные рукописи сильно пострадали за это время от сырости и червей. Затем они были куплены Апелликоном Теосским, а от него опять-таки перекуплены потомками Теофраста; Сулла же после завоевания Греции взял и привез их с собой в Рим. Здесь они были рассмотрены и приведены в порядок ученым греком Тираннионом, однако, судя по сохранившемуся каталогу всех сочинений Аристотеля, оказывается, что теперь не сохранилась даже их треть.

Не вдаваясь в перечисление сочинений Аристотеля по логике, физике, в самом общем смысле как науки, занимающейся исследованием физического мира, метафизике и практической философии,^[41] извлечем из обширной области его научных исследований те немногие выводы, которые указывают, как быстро и далеко пошли в это время умозрительные и опытные науки. Вся сущность учения Аристотеля главным образом выражается в его учении о душе, ее свойствах и положении, занимаемом в природе человеком.

«Органическая природа от неорганической отличается жизненной силой, или, — как выражается Аристотель, — душой, в которой заключается внутренняя причина и конечная цель всякого органического движения и развития. На этом основании степень телесного совершенства в каждом органическом существе обусловливается степенью совершенства жизненной силы или души, а не наоборот, как это утверждали некоторые из прежних греческих мыслителей (например, Анаксагор). Образование органических тел идет последовательно, по трем степеням, от общего к особенному, к видовому, разрушение же происходит в обратном порядке — от особенного к общему, к элементарному». В органической природе Аристотель видит как бы оборот, в котором восходящее течение жизни и бытия переходит в нисходящее, но и в неорганической природе Аристотель допускает некоторую степень жизни. «Степеней души», от которых зависит известная степень совершенства в развитии органической природы, Аристотель различает три, а именно: душу растительную, душу животную и душу разумную, или человеческую.

Высшей ступенью в развитии органической жизни Аристотель почитает человека. Что остальная природа есть как бы приготовление к происхождению человека, что ее цель в человеке, доказывается, по мнению Аристотеля, отчасти тем, что все в природе служит человеку, преимущественно же — совершеннейшей формой его жизни, к которой, видимо, стремится вся органическая жизнь по предыдущим ступеням живых существ.

Высшим свойством человеческой души Аристотель признает разум, или душуразумную. Это высшее свойство человеческой души, по отношению к проявлениям в жизни и действительности, Аристотель подразделяет на разум страдательный и разум деятельный. Толкователи Аристотеля не без основания полагают, что под «страдательным» разумом следует понимать низшую познавательную деятельность души (в воззрении, представлении, и воображении), имеющую дело только с чувственными предметами и их образами; а под «деятельным» — чистое мышление, вполне сознающее гармонию жизни со своими собственными законами. В разуме «деятельном», как соединенном с божественной жизнью и сознающем это единство, Аристотель полагает бессмертную часть нашей души. А затем совершенно правильно и верно рассматривает душу, как микроскоп, в котором отражается весь мир. ^[42]

Своим учением о душе и ее бессмертном начале Аристотель более всего повлиял на современников и нашел себе сочувствие в позднейших поколениях ученых и мыслителей, даже в учителях возникшего впоследствии христианского учения.^[43]

Управление государством

Весь внешний механизм управления — дороги, укрепления, почтовые учреждения, финансовое устройство для сбора податей и тому подобное — был уже завещан Александру персидскими царями, и весь этот механизм нуждался только в улучшении, подновлении и усовершенствовании; но для того, чтобы воспользоваться этим механизмом и доставить населению на всем необъятном пространстве царства великие блага порядка и благоустройства государю приходилось со строжайшей последовательностью добиваться одного — объединения власти. Независимые горные племена, самым тягостным образом препятствовавшие свободе и безопасности отношений в государстве, получили весьма внушительное напоминание о том, что они — царские подданные; даже скорбь, вызванная смертью его единственного друга, Гефестиона, не удержала его от такого грозного разгрома племени коссеев, грабивших на пути из Мидии к прибрежьям Евфрата, что некоторые историки, гоняющиеся за эффектами, решаются видеть в этом разгроме даже нечто вроде кровавой тризны над прахом Гефестиона. Сатрапы по-прежнему оставались царскими чиновниками, главноуправляющими, но рядом с ними при новом устройстве стояли еще два чиновника, назначенные царем — для управления военной частью и финансами. Развивалась письменность. Известно, что Кратеру, которому было поручено отвести отставших ветеранов на родину, была дана весьма подробная письменная инструкция; и, кроме того, существуют царские приказы, рассылаемые всем сатрапам, царские журналы и иные письменные документы. Самостоятельность македонской знати отошла в область минувшего; она сама собой с течением времени обратилась в обычную сановную и придворную знать, и ее прежнее независимое положение было уже так поколеблено, что она должна была добиваться почестей и влияния, соперничая с вельможами весьма различных национальностей. Прежний «совет друзей» обратился теперь в совет царский, или государственный, в котором, по воле государя и желанию, мог временно или постоянно принимать участие каждый сведущий человек. Вскоре и грекам пришлось убедиться в том, что Александр уже не тот полноправный стратег, который был возведен в этот сан Коринфской конвенцией, не главнокомандующий созданного некогда военного союза, а действительный их повелитель на суше и на море. Случай с Гарпалом, которого афиняне укрыли и отказались выдать по требованию Александра, хотя он постоянно относился к Афинам благосклонно, ясно указал, какого пути следует держаться по отношению к грекам. Пока сохранялась в прежнем своем значении автономия этих старых греческих городов, каждый мятежник мог найти в них убежище, и, кроме того, Александр не был бы в состоянии так полновластно распоряжаться богатыми силами эллинского мира, столь необходимыми ему в интересах его нового царства. Вот почему он, вслед за первым своим декретом, устанавливавшим церемониал для посольств, присылаемых из Греции в его$7

Этот правительственный механизм и каждому частному лицу представлял некоторое восполнение за безвозвратно утраченные положения выдающихся глав в политических партиях греческих городов, или за титул мелких владетельных князей Македонии, Фессалии и Фракии. Это восполнение представлялось всем в виде государственных и дворянских почестей и знаков отличия и в виде всем открытой и быстрой, блестящей служебной карьеры.

Строительство новых городов

Но этот правительственный механизм был лишь орудием для осуществления дальнейших, более обширных предначертаний. Великий государь вполне сознательно заботился о том, чтобы всеми мерами установить глубокую и прочную связь между частями царства, и ни одной из этих мер не пренебрегал. Он всячески поощрял смешанные брачные союзы между македонянами, греками и азиатскими уроженцами. Планы о переселении азиатских племен на Европу и европейских народов в Азию были найдены после смерти Александра в его бумагах. Он поощрял и введение больших общественных игр на греческий лад, что для восточных народов было новостью и именно потому казалось привлекательным. Но особенно были важны для обоюдного приравнения и сближения задуманное Александром построение новых городов и новое устройство войска. Древние насчитывали около семидесяти таких Александрии, воздвигнутых на пространстве обширного царства в важнейших пунктах, выбранных с величайшей прозорливостью и военным расчетом; той же цели должна была служить новая организация войска, законченная Александром в Вавилоне в 324 г. до н. э., где он поселился на более долгое время.

Значение армии

Еще никогда до этого времени войску не бывала вручена столь великая политическая миссия: оно было предназначено служить делу распространения однородной цивилизации, быть главным орудием тесного сближения национальностей. Само собой разумеется, что эта цивилизация носила на себе греческий отпечаток. Сам Александр сознавал себя эллином, и греческому языку и всему, что на этом языке написано, предстояло занять выдающееся место в новом царстве. Ему предстояло быть языком правительственным, языком военного быта и особенно языком торговли, и таковым он действительно был впоследствии даже несмотря на то, что после смерти Александра поддержка единства в царстве сильно поколебалась. Торговле по преимуществу Александр мог бы предоставить завершение начатого им великого дела, ибо для нее открывались теперь невероятные пространства и нескончаемые торные и мирные пути, в нее вносились теперь капиталы в виде денег и новых человеческих сил, прибывавших отовсюду… Нисейские кони и индийские быки уже проложили себе дорогу в Македонию, и точно так же эллинские произведения искусства и творения писателей нашли бы возможность проникнуть в далекую Индию…