Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь FAQ Написать работу КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Струклгурный метод в гуманитарных науках (М. Фуко)Содержание книги
Поиск на нашем сайте
Структурализм — общее название направлений в соци-ально-гум'анитарном познании XX в., которые связаны с приемом логических структур, объективно существующих за многообразными явлениями культуры. Эти структуры не лежат на прверхности, а должны быть открыты исследователями и являются продуктом сознательной и бессознательной деятельности человека. Задача структурализма состояла в широком применении структурных методов (выработанных первоначально в лингвистике) в исследовании самых различных продуктов человеческой деятельности с целью выявления логики порождения, строения и функционирования сложных объектов духовной культуры. Наибольшее распространение структурализм (как комплекс научных и философских идей, связанных с применением структурного метода) получил во Франции в 60—70 гг. XX в. Наиболее видные его представители — французские ученые К. Леви-Строс, М. Фуко, Ж. Лакан, Р. Барт. Основная специфика структурализма заключалась прежде всего в том, что его сторонники рассматривали все явления, доступные чувственному восприятию, как «эпифеномены», т. е. как внешнее проявление («манифестацию») внутренних, глубинных и поэтому «неявных» устойчивых структур, вскрыть которые они и считали своей задачей. В решении этой задачи весь пафос структурализма был направлен на придание гуманитарным наукам статуса наук точных. Отсюда его стремление к созданию строго выве- ренного, точно обозначенного и формализованного понятийного аппарата, широкое использование лингвистических категорий, тяга к формальной логике и математическим формулам, объяснительным схемам и таблицам. Структура выступает не просто в виде устойчивого «скелета» объекта, а как совокупность правил, следуя которым можно из одного объекта получить второй, третий и т. д. При этом обнаружение единых структурных закономерностей некоторого множества объектов достигается не за счет отбрасывания отличий этих объектов, а путем анализа динамики и механики взаимопревращений зафиксированных различий в качестве конкретных вариантов единого абстрактного инварианта. Из этого общего инварианта структуралисты и стремились вывести логические структуры — языковые, речевые, культурные. Для решения этой задачи необходимо применять структурный метод. Основными процедурами структурного метода являются следующие: а) выделение первичного множества объектов (например, текстов), в которых можно предполагать наличие одинаковой или сходной структур; б) расчленение объектов (текстов) на элементарные части (сегменты), в которых типичные повторяющиеся отношения связывают разнородные элементы; в) раскрытие отношений преобразования между сегментами, их систематизация и построение абстрактной структуры путем синтезирования или математического и формально-логического моделирования; г) выведение из структуры всех возможных теоретических следствий (конкретных вариантов) и проверка их на практике. С помощью структурного анализа были изучены структуры сознания, психики, мышления, языка, а также структуры человеческих действий. Любой процесс или явление объяснялись прежде всего, исходя из такой структуралистской методологии. Такому же объяснению подвергалась человеческая культура, история, современное общество. Один из крупнейших представителей французского структурализма Мишель Фуко (1926—1984) в своих работах «Слова и вещи. Археология гуманитарных наук» и «Археология знания» предпринял попытку создать на материале гуманитарного знания особую дисциплину — «археологию знания», предметом которой должны были стать исторически изменяющиеся системы мыслительных предпосылок познания и культуры. Эти предпосылки, по мнению Фуко, определяются отношениями «слов» и «вещей». Эти отношения расположены между эмпирическим и теоретическим уровнями познания, в «основополагающем» пространстве, предшествующем «словам, восприятиям и жестам». Исторически изменяющиеся "структуры, которые обусловливают возможность мнений, теорий, отдельных наук в конкретный исторический период, Фуко называет эпис-темами. «Эпистема, — пишет он, — это не форма знания и не тип рациональности, который проходит через науки, манифестирует обособленные единства субъекта, духа или эпохи; эпистема — это, скорее, совокупность всех связей, которые возможно раскрыть для каждой данной эпохи между науками, когда они анализируются на уровне дискурсивных закономерностей»1. Таким образом, эпистема не только предпосылочное, но и формообразующее начало познавательных полей культуры. Эпистема — это общее пространство знания, способ фиксации «бытия порядка», скрытая от непосредственного наблюдения сеть отношений между «словами» и «вещами», на основе которой строятся свойственные той или иной эпохе коды восприятия, практики, познания, порождаются отдельные идеи и концепции. Фуко выделяет три скачкообразно сменяющие друг друга познавательных поля (эпистемических образования) в европейской культуре: Возрождение (XV—XVI вв.), класси- ' Фуко М. Археология знания. Киев, 1996. С. 190. ческий рационализм (XVII—XVIII вв.) и современность. В эпистеме Возрождения «слова» и «вещи» сходны или даже тождественны, в классической — опосредованы мыслительными представлениями, в современной — связаны такими онтологическими факторами, как жизнь, труд, язык. При этом философ отмечает, что его анализ данных эпистем не есть история идей и наук, а знания не будут им рассматриваться в их развитии к объективности. Распространяя структурный метод на область истории, Фуко ищет в ней не эволюции тех или иных идей и представлений во времени, но их связной структуры в каждый исторический период. Его интересуют при этом не поверхностные различия между теми или иными мнениями, но их глубинное родство на уровне общих мыслительных структур данного периода. Эти структуры («конфигурации») являются не историей нарастающего совершенствования познания, а историей условий их изменчивости: «то, что должно выясниться в ходе изложения, это появляющиеся в пространстве знания конфигурации, обусловившие всевозможные формы эмпирического познания»1. Главная задача «археологии знания» и заключается в том, чтобы изучать исторически изменяющиеся системы мыслительных предпосьшок познания и культуры преимущественно на материале основных областей гуманитарного знания. Большое внимание в книге «Слова и вещи» Фуко уделяет вопросу о роли и месте гуманитарных наук в современном эпистемологическом поле, посвящая этому вопросу последнюю главу своей книги. Рассмотрим основные его идеи по этой проблеме. 1. Область современной эпистемы — это «обширное открытое трехмерное пространство». В одном из его измерений находятся математические и физические науки, в другом — науки о языке, о жизни, о производстве и 1 Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. СПб, 1994. С. 35. распределении богатств, в, третьем — философская рефлексия. Между первыми двумя измерениями находится «некая общая плоскость», для которой характерно либо поле применения математики и эмпирических наук, либо то, что поддается математизации (в лингвистике, биологии, экономике). 2. Гуманитарные науки как бы растворены в указанном «эпистемологическом трехграннике» и располагаются в пробелах между этими областями знания. Иначе говоря, они находят свое место в том самом объеме, который очерчен этими тремя измерениями. 3. Такое растворение делает задачу определения места гуманитарных наук очень сложной и затрудняет выявление их связей с другими формами знания. Цель этих наук — «осуществить или хоть как-то использовать на том или ином уровне математическую формализацию»: они «развиваются в соответствии с моделями или понятиями, заимствованными из биологии, экономии и наук о языке; наконец, обращаются они к тому способу человеческого бытия, который философия стремится помыслить на уровне его коренной конечности, тогда как сами они стремятся охватить его лишь в эмпирических проявлениях»1. 4. Свое собственное «поле действия» гуманитарные науки находят там, где «ставится вопрос о самом пространстве слов, о наличии или забвении их смысла». Поэтому человек для гуманитарных наук — это не просто живой организм особой формы, и не человек, с начала своей истории «обреченный на труд», а это такой живой организм, который обладает способностью строить представления — о жизни и своем месте в ней, об обществе и других людях, об экономике, языке и т. д. «Таким образом, объект гуманитарных наук — это не язык (хотя лишь люди владеют языком), но то существо, которое, нахо- 1 Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. С. 367. дясь внутри языка, окруженное языком, представляет себе, говоря на этом языке, смысл произносимых им слов и предложений и создает в конце концов представление о самом языке»1. 5. Область наук о человеке занята тремя «науками» (эпи-стемологическими областями) с их внутренними расчленениями и взаимными пересечениями; области эти определяются трехсторонним отношением гуманитарных наук вообще к биологии, экономии и филологии. В таком случае следует выделить: а) «психологическую область»; б) «социологическую область», где трудящийся, производящий и потребляющий индивид составляет представление об обществе, об индивидах и группах и т. п.; в) область, где царят законы и формы языка. В этой области осуществляется исследование литератур и мифов, анализ разнообразных речевых проявлений и письменных документов, т. е. анализ словесных следов, оставляемых после себя культурой или отдельным индивидом2. 6. На основе указанных трех областей гуманитарных наук (их трех моделей) «вырисовывается» их история, начиная с XIX в. Сначала царит биологическая модель, потом наступает царство экономической модели, а в дальнейшем — царство филологической и лингвистической моделей. В ходе своей истории гуманитарные науки все более насыщаются моделями языка. 7. История гуманитарных наук показывает, что «проблема бессознательного — его возможности, его места, его способа существования, средств его познания и выявления — это не просто одна из внутренних проблем гуманитарных наук, на которую они случайно натыкаются на своих путях: это проблема, которая в конечном счете сопряжена со всем их существованием. Трансцендентальный взлет, 1 Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. С. 372-373. 2 См.: там же. С. 374-375. оборачивающийся «разоблачением» неосознанного, — это основополагающий акт всех наук о человеке»1. 8. История образует «среду» гуманитарных наук, каждой науке о человеке дает опору. Она определяет временные и пространственные рамки того места в культуре, где можно оценить значение этих наук. Однако вместе с тем история очерчивает их точные пределы и неукоснительно разрушает их притязания на какое бы то ни было универсальное значение. 9. Психоанализ и этнология не являются рядовыми гуманитарными науками, скорее, они охватывают целиком всю область этих наук, везде предлагая свои методы расшифровки и интерпретации. Ни одна гуманитарная наука не может с полной уверенностью ни сравняться с ними, ни остаться вполне независимой от их возможных открытий, ни быть уверена, что она так или иначе им не подчинена2. 10. Важнейшая функция, которая внутренне присуща всем гуманитарным наукам — это их критическая функция. В работе «Археология знания» Фуко продолжает развивать и существенно корректировать свои идеи, изложенные в книге «Слова и вещи». В «Археологии знания» дается более тщательная и методологически отчетливая проработка историко-культурного материала, выявляются некоторые новые аспекты структурного метода. Фуко не исследует «историю идей» (хотя, разумеется, ее не отвергает), не ищет общих принципов, под которые можно было бы подвести все единичные события, а стремится выявить взаимодействия между различными видами речевых (дискурсивных) практик, а также между дискурсивными и недискурсивными (экономическими и политическими) практиками. Термин «дискурсивный» в «Археологии знания» не всегда является синонимом терминов «рациональный», «ло- 1 Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. С. 383. 2 См.: там же. С. 397. гический» или «языковый». Дискурсия — это срединная область между всеобщими законами и индивидуальными явлениями, это область условий возможности языка и познания. Как пишет сам Фуко, его задача в «Археологии знания» (в отличие от «Слов и вещей») больше не состоит в том, «чтобы трактовать дискурсы как совокупности знаков (означающих элементов, которые отсылают к содержанию или репрезентации), а как практику, которая систематически формирует объекты, о которых они (дискурсы) говорят. Безусловно, дискурс — событие знака, но то, что он делает есть нечто большее, нежели просто использование знаков для обозначения вещей. Именно это «нечто большее» и позволяет ему быть несводимым к языку и речи»1. Дискурсивные практики, по Фуко, не исключают других видов социальной практики, но, напротив, предполагают их и требуют выявления взаимосвязей между ними. Сам же дискурс является сложной и дифференцированной практикой, подчиненной определенным правилам. Философ отмечает, что если традиционная история (идей, науки, философии и т. д.) основное внимание уделяла периодам больших длительностей (эпох, веков), выявляя их закономерности, особые тенденции и т. п., то современная история свой фокус внимания смещает к исследованию и раскрытию феноменов прерывности (пороги, разрывы, изъятия, изменения, трансформации), выделяя для этого соответствующие единицы описания (наука, произведение, теория, понятие, текст). По мере того, как взгляд историка проникает в глубинные структуры, в его поле зрения вовлекаются все новые области, а указанные прерывности выступают в качестве «скрытого начала», «основы обновления основ». При этом «исторические описания неминуемо соотносятся с актуальным уровнем знания в целом, множатся с каждой сво- Фуко М. Археология знания. Киев, 1996. С. 50. ей трансформацией и, вместе с тем, никогда не перестают порывать с самим собой»1. Итак, понятие прерывности, согласно Фуко, занимает важнейшее место в исторических дисциплинах. Если раньше прерывность «вытравляли» из истории, то теперь она стала одним из основополагающих элементов исторического анализа. В этом анализе она играет троякую роль: обусловливает преднамеренные действия историка; является результатом самоописания; представляет собой необходимый концепт, которому ученый придает все новые и новые спецификации. Тем самым она одновременно является и инструментом, и объектом исследования. В этом исследовании новая историческая наука сталкивается с методологическими проблемами, многие из которых возникли еще до ее появления, а ныне характеризуют именно этот тип дискурса (т. е. превращение прерывности из препятствия в практику, ее интеграция в дискурс историка). Среди этих проблем: установление массы документов, обоснование принципа их отбора, использование статистических и количественных методов, формализация, интерпретация, аналогия, анализ функциональных и причинных связей и др. Разъясняя замыслы «Археологии знания», Фуко предупреждает, что в своем методе исторического анализа он намерен освободиться от «антропологических примесей», от использования категорий культурных целостностей, от навязывания истории наперекор ее природе некоторых приемов структурного анализа и повернуться к «развитию, истории и становлению структур». «Археология знания» начинается с критического пересмотра таких традиционных понятий как «влияние», «тра- диция», «развитие», «эволюция», «автор», «книга», «произведение», «наука», «философия», «литература», «история» и т. д. 1 Фуко М. Археология знания. С. 8. «Археология знания» внедряется в толщу разнородного материала и представляет разнообразные факты в соизмеримой форме. Единица такой соизмеримости — речевое событие, факт «высказывания». Это не языковая фраза, не логическое суждение, не психологическое намерение, а особая «функция существования» знаков, определяющая саму возможность знаков и их сочетаний в конкретном историческом материале. При этом важно попытаться разглядеть за самими высказываниями интонацию говорящего субъекта, активность его сознания (то есть то, что он хотел сказать), вторжения бессознательного, происходящие помимо воли говорящего в его речи и т. п. Описание способов построения высказываний, поля объектов, оснований для выбора того или иного пути познания дает в совокупности «дискурсивную формацию». При этом Фуко обращает внимание на то, что дискурсивные формации нельзя отождествлять ни с науками, ни с научными дисциплинами, ни, наконец, с формами, изначально исключающими всякую научность. Кроме «дискурса», «дискурсивная формация» важными понятиями «Археологии знания» являются: «позитивность» (единство во времени и пространстве материала, образующего предмет познания); «историческое априори» (совокупность правил и условий, позволяющих позитивности проявиться в тех или иных высказываниях); «архив» (перечень высказываний, порождаемых в рамках позитивнос-тей по правилам, задаваемым историческими априори). При этом Фуко отмечает, что «позитивность» — это такая общность сквозь время и пространство, которая характеризует дискурс вне индивидуальных произведений, книг и текстов. «Историческое априори» и «формальное априори» — явления разных уровней и разной природы. Под «архивом» следует понимать не «сумму всех текстов», а системы высказываний (событий, с одной стороны, вещей — с другой). Архив, по словам философа, — это совсем не то, что копит пыль высказываний; архив — это прежде всего закон того, что может быть сказано, система, обусловливающая появление высказываний как единичных событий. При построении своей «Археологии знания» Фуко, во-первых, отделяет себя от истории идей (отказываясь от ее постулатов и принципов); во-вторых, пытается выявить специфику применяемого им метода, который не был бы ни формализаторским, ни интерпретативным, т. е. обращается к любому методологическому инструментарию; в-третьих, показывает, чем археологический анализ отличается от других способов описания. Специфику археологического анализа (описания) французский философ выражает в следующих четырех основных принципах. 1. Археология стремится определить не мысли, репрезентации, предметы размышлений, навязчивые идеи, которые скрыты или проявлены в дискурсах; но сами дискурсы — дискурсы в качестве практик, подчиняющихся правилам. Она не рассматривает дискурс как документ, а обращается к нему как к памятнику. 2. Археология не стремится найти непрерывный и незаметный переход, который плавно связывает дискурс с тем, что ему предшествует, его окружает и за ним следует. Ее проблема — определить дискурс в его специфичности, ее задача — следовать по пятам за дискурсом и, в лучшем случае, просто его очертить. 3. Археология не является ни психологией, ни социологией, ни, что важнее, антропологией творения. Она лишь определяет типы и правила дискурсивных практик, пронизывающих индивидуальные произведения. 4. Археология является перезаписью, трансформацией по определенным правилам того, что уже было написано в форме внешнего; это систематическое описание дискурса — объекта. Характеризуя взаимоотношения между археологией, знанием и наукой, Фуко отмечает, что археология занимается не только науками, и ее объектом является не только научный дискурс, поскольку существуют знания, независимые от наук, но не может существовать знание, лишенное дискурсивной практики. Фуко считает, что дискурсивная практика не совпадает с научным развитием, которому она может дать место; науки появляются в элементе дискурсивной формации и на основе знания. Поскольку в любой дискурсивной формации существет частное отношение между наукой и знанием, то археологический анализ должен показать, каким образом наука может функционировать в элементе знания. По его мнению, одна из основных областей изучения для археолога — это различные точки появления дискурсивных формаций: пороги позитивности, эпистемологизации, научности и формализации1. В своей «Археолргии знания» Фуко не обходит вниманием проблему противоречия, считая ее важной для своей концепции. Наиболее интересные идеи по данной про-блеме таковы: 1. Существуют случайные противоречия — видимость, погрешность, дефекты, ошибки, «ложная наружность скрытой или скрываемой цельности» и фундаментальные (взаимоисключающие постулаты, экономические и политические конфликты и т. п.), которые составляют закон существования дискурса. 2. История идей различает два уровня противоречий: случайные и разрешимые в рамках дискурса и фундаментальные, дающие повод для самого дискурса. 3. Дискурс — это путь, ведущий от одного противоречия к другому. Проанализировать дискурс — это значит разрешить старые и открыть новые противоречия. 4. Следуя за течением дискурса, противоречие, таким образом, действует как основа его историчности. 5. Археология предназначена для выявления «альтернативных ответвлений» противоречия, для описания различных «пространств разногласия». 1 См.: Фуко М. Археология знания. С. 181—184, 194. 6. Археология должна различать внешние противоречия (противоположности между двумя дискурсивными формациями) и внутренние, которые присущи и развиваются в самой дискурсивной формации, и в то же время, будучи порождены в единой точке системы формаций, вызывают появление подсистем. Для археологического анализа существенны именно такие внутренние противоречия («оппозиции»). 7. «Оппозиции» — это всегда предопределенные функциональные моменты: одни из них обеспечивают дополнительное развитие поля высказываний и открывают последовательность различных объяснений, опытов, проверок и выводов. Другие же вызывают реорганизацию дискурсивного поля. Третьи играют критическую роль. 8. Дискурсивная формация — это пространство множества разногласий, единство различных противоположностей, для которых можно выделить и уровни, и роли. 9. Археологический анализ не должен нивелировать все противопоставления в общих формах мышления и насильно примирить их посредством принудительного априори. Речь идет о том, чтобы сохранить дискурс со всеми его шероховатостями и, следовательно, закрыть тему решительного и всегда возрождающегося противоречия в недифференцированной стихии Логоса1. В заключение анализа воззрений М. Фуко отметим, что он не проводил строгих разграничений между наукой и ненаукой и придавал законный познавательный статус качественно своеобразным (в том числе «древним», «неразвитым» и т. п.) мыслительным образованиям (например, мифам). Тем самым, по его мнению, наука по существу не исключает донаучных уровней знания: она опира-ется на весь слой познавательного материала, первоначальную расчлененность и структурированность которого изучает «Археология знания». 1 Фуко М. Археология знания. С. 149—156. § 8. Особенности социального познания и его методов (общая характеристика) Выше мы уже говорили о некоторых своеобразных чертах социально-гуманитарного познания по сравнению с естественнонаучным, приводили высказывания мыслителей разных направлений на сей счет. Систематизируем сказанное в общем виде. Еще раз подчеркнем, что все науки (независимо от критериев их классификации) в силу их единства имеют много общего. Так, все они так или иначе опираются на «Монблан фактов», осуществляют на их основе первичные обобщения, стремятся «добраться» до законов и причин изучаемых явлений, строят идеализированные объекты, используют одну и ту же логику, выдвигают многообразные гипотезы, стремясь либо превратить их в теории, либо отвергнуть и т. п. Иначе говоря, все науки используют многообразные и доступные средства работы с наличным научным материалом. Единство всех форм и видов познания предполагает и определенные (относительные чаще всего) различия между ними, отражающиеся в специфике каждой из них. Каковы же основные особенности социального познания в целом, каковы его наиболее важные специфические характеристики? 1. В самом широком смысле предмет социального познания— сфера человеческой деятельности в многообразных ее формах. Еще Гегель справедливо отмечал, что есть две основных формы объективного процесса: природа и целесообразная деятельность людей. Эта сфера есть единство объективного (социальные законы) и субъективного (индивидуальные интересы, цели, намерения и т. п.). Иначе говоря, это «мир человека» как созидателя культуры, вторая форма объективного процесса (целесообразная деятельность людей) в отличие от первой — природы как предмета естествознания. Тем самым, гуманитарное знание — это знание о чисто экзистенциальных ценностях, это — целостный континуум субъективной реальности, составляющий достояние и внутреннее богатство индивида, который творит, сохраняет и распространяет культурные ценности. 2. Социальное познание ориентировано прежде всего на процессы, т. е. на развитие общественных явлений, на выявление законов, причин и источников этого развития. Главный интерес тут — динамика, а не статика социальных явлений. В этой связи следует указать, что возможны два основных варианта отношения познания к своему предмету — реальной действительности: а. Сам предмет существенно не изменяется, а теория, познание его развивается достаточно быстро. Это ситуация, характерная для естественных наук: например, темпы эволюции Галактики и сроки познания людьми этой эволюции, б. Сроки развития предмета сравнимы со сроками развития теории, вследствие чего эволюция знания, науки уже сама по себе отражает эволюцию объекта. Это типичная особенность, свойственная познанию социальных явлений и процессов. Вот почему здесь особую значимость приобретает принцип историзма — рассмотрение явлений как процессов, в их возникновении, развитии и преобразовании. Особая роль историзма для познания социальных явлений обусловлена как тем, что «общество почти лишено стационарных состояний», так и тем, что «происходящие в обществе процессы развития, благодаря присущей им стохастике и непрерывной череде бифуркаций, приобретают необратимый, малопредсказуемый и все более разнообразный характер»1. Из подчеркивания важной роли историзма в социальном познании отнюдь не следует, что этот принцип не 1 Моисеев Н. Естественнонаучное знание и гуманитарное мыш-д:низ // Общественные науки и современность. 1993. № 2. С. 71. характерен для естествознания. Вся современная (пост-неклассическая) наука, как было показано ранее, буквально пронизана пафосом становления, развития самоорганизующихся целостных систем, фактор времени все шире внедряется в частные науки. Рассматривая особенности развития социальных систем, некоторые авторы полагают, что закономерности функционирования и развития общества в целом по-прежнему «покрыты мраком» — в силу прежде всего их чрезвычайной сложности. Если развитие социальной системы внутри конкретного ее этапа детерминируется ее структурой, то в период изменения последней возникает высокая неустойчивость и неопределенность. Характеризуя общие закономерности эволюции систем (социальных в том числе), И. Пригожий и И. Стенгерс пишут: «...траектория, по которой эволюционирует система при изменении управляющего параметра, характеризуется чередованием устойчивых областей, где доминируют детерминистические законы, и неустойчивых областей вблизи точек бифуркации, где перед системой открывается возможность выбора одного или нескольких вариантов будущего»1. Содержательно бифуркация представляет собой скачкообразную перестройку системы, изменение ее структуры вследствие плавных изменений определенных параметров. В точке бифуркации невозможно предсказать направление дальнейшего развития системы даже при известном изменении параметров — спонтанный выбор нового состояния характеризуется принципиальной неопределенностью. Такая спонтанная структуризация характерна для всех социальных систем. 3. Акцент познания на единичное, индивидуальное, уникальное на основе общего, закономерного. Это и есть то, что Вебер называл культурно-значимой индивидуальной дей- 1 Пригожий И., Стенгерс И. Порядок из хаоса: Новый диалог человека с природой. С. 227—228. ствительностью. Гегель в свое время обращал внимание на то, что всякое явление есть «цельность», «тотальность», а закон — часть явления, так как он выражает в нем только существенное, прочное, «идентичное, спокойное». Поэтому, справедливо полагал немецкий философ, «явление богаче закона», так как содержит в себе не только его, но и еще более — «момент самодвижущейся формы», т. е. то, что не «покрывается» законом, который всегда «узок, неполон, приблизителен». В этой связи отметим следующее. а. В гуманитарной сфере (как и в природе) существуют объективные законы, их выявление и использование — важнейшая задача социального познания. Однако это «неточные», «расплывчатые» законы, «законы-тенденции», которые довольно сложно «извлечь» из предмета последнего ввиду его исключительной сложности (внутренний мир человека, его духовная среда и т. п.). Отсюда — трудности обобщения, генерализации в этой сфере. В связи со сказанным заслуживает внимания постановка В. В. Ильиным вопроса о возможности существования гуманитарных законов наряду с обществоведческими, формулируемыми в экономике, истории, социологии, политологии и т. п. «Описание мира человеческой субъективности со стороны сущности достигается путем апелляции к двум типам законов: обществоведческим, отвечающим общесоциологическому критерию повторяемости, — законам культурно-исторического процесса, и экзистенциальным, данным в научно-психологическом анализе личностных характеристик в строгом соответствии с реалиями эпохи»1. Эти законы автор называет «общими правилами творения себя и друг друга». Взятый единосущно, индивид как таковой — всегда тайна, загадка, проблема. Сам по себе он иррационализируем и неконцептуализирован. Вмещать человека в узкий горизонт рационального 1 Ильин В. В. Теория познания. Введение. Общие проблемы. М., 1993. С. 82. — большая натяжка. Однако причастность к человеческому делает его внутренний мир понимаемым. б. Уникальность социально-исторических явлений не «отменяет» необходимости выявления общего, закономерного в этой сфере. Дело в том, что, во-первых, всякое единичное есть так или иначе общее, содержит его в себе как момент, а всякое уникальное включает в себя элемент универсального. Во-вторых, в чистом виде, само по себе уникальное не существует, а всегда в определенной системе взаимодействия. в. Поскольку гуманитарный материал достаточно сильно индивидуализирован и слабо поддается структурированию и типологизации — это сильно затрудняет его выражение в «точном языке», его унификацию и категоризацию. Однако эти процедуры применяются и в этой сфере, хотя их осуществление сталкивается с большими трудностями. По мнению В. В. Ильина и некоторых других авторов, языковый фонд гуманитарного познания состоит из двух слоев. Первый — коллективный фонд обществоз-нания, предназначенный для объяснения, второй, включающий терминологический арсенал теории культуры, антропологии, психологии и т. д. предназначен для герменевтической деятельности. В обществознании — в том числе на высших теоретических его этажах — широко используется аппарат естественного языка. Последний присущ также и естествознанию — «вихри» Декарта, «демоны» Максвелла, «кирпичи» Гильберта и др. 4. В предмет социального познания постоянно включен субъект, человек. Поэтому это не только субъект-объектные, но и субъект-субъектные отношения (общение, коммуникации и т. п.). Тут люди и авторы и исполнители своей собственной драмы, которую они же и познают. От присутствия субъекта в предмете социального познания «отделаться» и даже отвлечься нельзя. Поэтому главная задача этой формы познания — понять чужое «Я» не в качестве некоего объекта, а как другого субъекта, как субъективно-деятельное начало. Включенность субъекта в предмет социального познания придает этому предмету — «культурно-значимой индивидуальной действительности» (Вебер) — исключительную сложность. Здесь тесно переплетаются и взаимодействуют материальное и идеальное, стихийное и сознательное, эмоциональное и рациональное, рациональное и иррациональное и т. п. Здесь бушуют страсти и интересы, ставятся и реализуются многообразные цели, идеалы и т. п. При анализе общества следует иметь в виду, что оно представляет собой одновременно и объект и субъект, и противоречие между этими полюсами является не видимостью, а реальностью. Как верно замечает Т. Адорно, «скорее, противоречие это в высшей степени реальное, имеет место в самом предмете — его не устранить из реального мира приумноженным познанием или более ясными формулировками»'. Необходимость учета постоянного включения субъекта во все объекты социального характера обусловлена также следующим немаловажным, выявленным синергетикой, обстоятельством. А именно: «В особых состояниях неустойчивости социальной среды действия каждого отдельного человека могут влиять на макросоциальные процессы. Отсюда вытекает необходимость осознания каждым человеком огромного груза ответственности за судьбу всей социальной системы, всего общества»2. Тем самым поставлен под сильное сомнение миф о том, что будто бы усилия единичного человека не могут иметь видимого влияния на ход истории, что деятельность каждого отдельного индивида («атомарного субъекта») якобы несущественна для макросоциальных процессов. 1 Адорно Т. В. К логике социальных наук // Вопросы философии. 1992. № 10. С. 78. 2 Князева Е. Н., Курдюмов С. П. Синергетика как новое ми-ровидение: диалог с И. Пригожиным // Вопросы философии. 1992. № 12. С. 5. Определенный интерес представляет позиция К. Поп-пера о роли субъективных пристрастий в познании (в том числе и в гуманитарном). Он отмечает, что никто не свободен от субъективных пристрастий. Почему? Да по той простой причине, что каждый человек «видит своих богов и свой мир» со своей собственной точки зрения, согласно традициям своего общества и полученному воспитанию. Однако британский философ не согласен с теми, кто считает, что, например, национальность людей, их историческое происхождение или эпоха, в которую они живут, их классовый интерес, язык и т. п. факторы представляют собой «непреодолимый барьер для объективного». Опровергая это представление, Поппер указывает, что мы действительно не можем избавиться от пристрастий. «Однако нет никакой необходимости принимать сам этот аргумент и тем более релятивистские следствия из него. Во-первых, мы можем постепенно избавляться от части наших пристрастий, критически мысля сами и прислушиваясь к критике других... Во-вторых, фактом является то, что люди с крайне различными культурными предпосылками могут вступать в плодотворную дискуссию при условии, что они заинтересованы в приближении к истине и готовы выслушивать друг друга и учиться друг у друга»1. Раскрывая связь познания с субъективными предпосылками, Вебер отмечал, что она является более тесной в гуманитарных, нежели в естественных науках. Отсюда — необходимость отражения в социальных науках личности автора. Немецкий ученый считал «наивным самообманом» устранение из социального познания «личного момента», всегда связанного с определенными ценностями и выборо
|
||||
Последнее изменение этой страницы: 2016-12-15; просмотров: 362; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 18.226.34.148 (0.019 с.) |