Революционное и пореволюционное творчество С. Есенина. Образ России.

Сергею Есенину довелось жить и творить в это сложное, бурное время. И его восприятие происходящих событий запечатлено в поэтическом творчестве.

Есенин писал в автобиографии: «Революцию я принял, но с крестьянским уклоном». Иначе и не могло быть. Есенин не просто лирик, это поэт большого ума, глубоких философских размышлений. Драматизм его мироощущения, его напряженные поиски истины, ошибки и слабости — все это грани огромного таланта, но, изучая его творческий путь, можно смело сказать, что Есенин всегда был верен себе в главном — в стремлении постичь сложную судьбу своего народа. На революцию Есенин откликнулся поэмами «Маленькие послереволюционные поэмы», в числе которых можно назвать следующие произведения: «Товарищ» (1917 г.), «Иорданская голубизна» (1919 г.). При помощи аллегорических образов Есенин пытается осмыслить революционные события, понять, к чему приведет революция. В поэмах высока доля условного, что позволяет Есенину передать общую атмосферу первых революционных лет. Поэма «Товарищ» воссоздает силу революционного взрыва.

 

«Поэт деревни», Есенин ожидал от революции, в первую очередь, блага русскому селу, и поначалу положительно к ней отнесся.

Небо — как колокол,

 

Месяц — язык,

 

Мать моя — родина,

 

Я — большевик.

 

(«Иорданская голубица»)

 

Вся поэзия Есенина - это одна развернутая элегия о “последнем поэте деревни” и о самой деревне, переживающей свои последние дни. Что-то в мире случилось такое (может быть, даже апокалиптическое), что крестьянская жизнь неотвратимо идет на убыль. А в послереволюционной лирике это особенно заметно: сквозит ощущение гибельности окружающего мира и собственной обреченности.

 

Только я забыл, что я крестьянин,

 

И теперь рассказываю сам,

 

Соглядатай праздный, я ль не странен

 

Дорогим мне пашням и лесам.

 

Словно жаль кому-то и кого-то,

 

Словно кто-то к родине отвык,

 

И с того, поднявшись над болотом,

 

В душу плачут чибис и кулик.

 

(“Каждый труд благослови, удача!”, 1925)

 

С одной стороны, поэт - крестьянин и не мыслит своего мира без этой своей социальной и духовной определенности. С другой - он перестал ощущать себя причастным к деревенской жизни и аграрному труду и оказался в городе. Родные пашни и леса по-прежнему дороги поэту, но он отчужден от них: стал сторонним “согля­датаем”, “рассказчиком”, а не деятелем и тружеником, а потому уже сам кажется “странным” окружающей природе.

 

В своем лице Есенин оплакивает конец крестьянства и русской деревни, конец народной поэзии. Это ощущение тихо, но неотвратимо наступающего конца света. “Серая морозь и слизь” природы как-то неуловимо переплетается с собственной душевной “усталостью”, с ощущением конца своей “непутевой жизни”. Ковыляние “из притона в притон” странника кажется совсем “не тяжко” для него: ведь подобным же бесцеремонным образом люди обходятся и с самой природой: “Как в смирительную рубашку,/Мы природу берем в бетон”.

 

Поэтическое восприятие природы превращается у Есенина в процесс бесконечного прощания с гибнущим миром, с умирающей природой, с утраченной свободой. Не случайно с уходом из жизни поэта остается лишь ветер, способный на время заместить поэтическое “хулиганство” лирического героя собственным буйством.

Слишком искренним было приятие Есениным русской революции (неважно, понимаемой ли как стихийный бунт или как духовное возрождение старой, патриархальной Руси); слишком явным было у него восхищение Лениным и большевизмом; слишком определенно в Гражданскую войну он поддержал красных и осудил белых. Подтверждения этому находились в стихах Есенина безошибочно: здесь и “коммуной вздыбленная Русь”, и Ленин, “застенчивый, простой и милый”, и горделивое признание,

 

Что в той стране, где власть Советов,

 

Не пишут старым языком.

 

Есенин-поэт словно “выпал” из расколотой после Октябрьской революции русской культуры: он не укладывался ни в советскую, ни в эмигрантскую литературу, будучи всякий раз “своим среди чужих” и “чужим среди своих”. Если в XIX и даже еще в начале ХХ века деревенский мир и патриархальное мировоззрение были основополагающими чертами России и ее культуры, то после “пролетарской революции” и русская деревня, и русское крестьянство, и крестьянская поэзия стали явлениями периферийными.