Животные, наделенные совестью

За труд свой дарнечистой совести возьми. В.Шекспир. Ричард II Истинная мораль в высшем человеческом понимании этогослова предполагает такой интеллект, которого нет ни уодного животного, и, наоборот, моральная ответственностьчеловека не могла бы возникнуть, если бы она не опираласьна определенные эмоциональные основы. Даже у человекаощущение ответственности уходит корнями в глубинныеинстинктивные слои его психики, и он не может безнаказанновыполнять все требования холодного рассудка. Хотя этическиепобуждения как будто вполне оправдывают какое-то отдельноедействие, внутренние чувства все-таки могут восставатьпротив него, и горе человеку, который в подобном случаепослушается голоса рассудка, а не голоса чувств. В связи сэтим я расскажу небольшую историю.Много лет назад, когда я работал в Институте зоологии,под моей опекой находилось несколько молодых удавов, которыхкормили умерщвленными мышами и крысами. Взрослая мышьвполне насыщает молодого питона, и дважды в неделю я убивалпо мыши для каждого из моих шести подопечных, которые безвозражений брали свой обед у меня из рук. Мышей, однако,труднее разводить, чем крыс, и этих последних в распоряженииинститута было гораздо больше. Змей можно было бы кормить икрысами, но в этом случае мне пришлось бы убивать крысят, акрысята величиной с мышь - очаровательные существа,по-детски неуклюжие, круглоголовые, большеглазые, столстыми лапками. Поэтому я избегал их трогать, и толькокогда запас мышей в институте был моим стараниям сведен доминимума, мне пришлось обратиться к крысятам. Я ожесточилсвое сердце, спросив себя: - кто я - зоолог-экспериментаторили сентиментальная старая дева? А затем убил шесть крысяти скормил их своим подопечным. С точки зрения кантианскойэтики мой поступок был вполне оправдан, так как рассудокговорит нам, что убийство крысят ничуть не болеепредосудительно, чем убийство взрослых мышей. Но чувствам,скрытым в глубине человеческой души, нет дела до логическихвыкладок, и на этот раз я дорого заплатил за то, чтопослушался рассудка и совершил это претившее мнедетоубийство. Не менее недели мне каждую ночь снилисьубитые крысята.Такая форма раскаяния, уходящая своими корнями глубоко всферу эмоционального, имеет известную параллель впсихическом строе некоторых высокоразвитых животных, живущихв сообществах, - на этот вывод меня натолкнул определенныйтип поведения, наблюдать который мне часто доводилось усобак. Я не раз упоминал моего французского бульдога Булли.Он был уже стар, но еще не утратил живости характера к томувремени, когда, отправившись в горы кататься на лыжах, якупил ганноверскую ищейку Хиршмана, а вернее - Хиршман взялменя в хозяева, буквально увязавшись за мной в Вену. Егопоявление было тяжелым ударом для Булли, и если бы я знал,какие муки ревности будет переживать бедный пес, то,пожалуй, не привез бы домой красавца Хиршмана. День за днематмосфера становилась все более гнетущей, и в конце концовнапряжение разрешилось одной из самых ожесточенных, собачьихдрак, какие мне только доводилось видеть, и единственной,завязавшейся в комнате хозяина, где обычно даже самыезаклятые враги соблюдают строжайшее перемирие. Пока яразнимал противников, Булли нечаянно цапнул меня за правыймизинец. На этом драка кончилась, но Булли испыталжесточайший нервный шок и впал в настоящую прострацию. Хотяя не только не выбранил его, но, наоборот, всячески ласкали утешал, он неподвижно лежал на коврике, не в силахподняться - воплощение неизбывного горя. Бедный пес дрожал,как в лихорадке, и время от времени по его телу пробегалисудороги. Он дышал неглубоко, но порой конвульсивновсхлипывал, и из его глаз катились крупные слезы. Ондействительно был не в состоянии стать на ноги, и несколькораз в день я должен был на руках выносить его во двор.Оттуда он, правда, возвращался самостоятельно, однако шоктак парализовал его мышцы, что он не столько шел, скольковолочился по земле. Тот, кто не знал настоящей причины, могбы подумать, что Булли серьезно болен. Есть он начал лишьчерез несколько дней, но и тогда соглашался брать пищутолько из моих рук. Много недель он подходил ко мне смиреннои виновато, что производило особенно тягостное впечатление,так как обычно Булли был весьма самостоятельным псом, меньшевсего склонным к угодничеству. Терзавшие его угрызениясовести производили на меня тем более мучительноевпечатление, что моя собственная совесть была отнюдь нечиста. Приобретение новой собаки уже представлялось мнесовершенно непростительным поступком.Один старый гусак, тиранивший всех остальных,по-видимому, считал своим призванием дразнить собак. Егосупруга сидела на яйцах возле небольшой лестнице, котораяведет из сада во двор к калитке. Так как собаки святособлюдали ими же самими возложенную на себя обязанностьлаять у калитки всякий раз, когда ее открывали, имприходилось пробегать по лестнице довольно часто. Старыйгусак вскоре обнаружил, что, расположившись на верхнейступеньке, он получает великолепнейшую возможностьдосаждать собакам, щипая их за хвосты, когда они пробегаютмимо. Благополучно миновать этого шипящего Цербера можнобыло, только мчась во всю прыть и старательно пряча хвостмежду ногами. Добродушный и впечатлительный Буби,принадлежавший моему отцу, сын Титы, дед вышеупомянутогоВолка I и прапрапрадед Сюзи, очень страдал из-за такойагрессивности старого гусака, который из трех наших собакоблюбовал для своих нападений именно его. Буби завелпривычку болезненно взвизгивать всякий раз, когда емупредстояло вступить на роковую лестницу. Невозможнаяситуация разрешилась трагикомически. В один прекрасный деньзлой старый гусак был найден на своей ступеньке мертвым.Буби же исчез. Он не явился к кормежке, и после долгихпоисков его удалось обнаружить в темном углу на чердакепрачечной, куда наши собаки при обычных обстоятельствахникогда не забирались. Буби лежал там в полной прострации.Я представил себе, что произошло, не менее ясно, чем еслибы видел это собственными глазами. Старый гусак так сильновцепился в хвост пробегавшего мимо Буби, что пес неудержался и куснул источник боли. При этом, к несчастью,один из его резцов нажал на череп старого гусака, причемповреждение это оказалось роковым скорее всего толькопотому, что старику было уже двадцать пять лет и кости егостали хрупкими от возраста. Буби не наказали, учитываясмягчающие обстоятельства, а также физическое состояниежертвы.

ВЕРНОСТЬ И СМЕРТЬ

Рыдать над тем, что ныне нам дано,Коль потерять его нам суждено. В.Шекспир. Сонеты Создавая собаку, природа, по-видимому, не учла дружбы,которой предстояло связать это ее творение с человеком. Вовсяком случае, век собаки впятеро короче века ее хозяина. Вчеловеческой жизни и так хватает печальных расставаний стеми, кого мы любим, - расставаний, предопределенных заранеетолько потому, что они родились на несколько десятилетийраньше нас. Вот почему естественно задать себе вопрос:правильно ли мы поступаем, отдавая свое сердце существу,которое одряхлеет и умрет, прежде чем человек, родившийся водин день с ним, успеет распроститься с детством? Какгрустно видеть, что собака, которая всего несколько летназад - а теперь они кажутся месяцами! - была неуклюжиммилым щеночком, начинает стареть прямо на глазах, и мыпонимаем, что жить ей остается два-три года. Признаюсь,одряхление моих собак всегда действует на меня крайнеугнетающе и усугубляет ту мрачность, которая овладеваетвсеми людьми, когда они думают о неизбежном. А тягостныйдушевный конфликт, ожидающий каждого владельца собаки,когда ее в старости поражает какой-нибудь неизлечимый недуги встает роковой вопрос: не лучше ли ее усыпить?По странной прихоти судьбы эта чаша меня пока миновала,так как все мои собаки, за одним только исключением, умиралив старости внезапной и безболезненной смертью безкакого-либо моего вмешательства. Но рассчитывать на это,разумеется, нельзя, а потому я не очень осуждаючувствительных людей, которые боятся приобрести собакуиз-за неизбежности расставания с ней. Не очень осуждаю?Нет, на самом деле я осуждаю их безоговорочно. Вчеловеческой жизни любая радость оплачивается печалью.И я считаю трусом того, кто отказывается от немногихбезобидных и с эстетической точки зрения безупречныхудовольствий, доступных человеку, только из страха, чторано или поздно судьба представит ему счет за них. Тому,кто скупится на монету страданий, лучше всего заперетьсяна каком-нибудь унылом чердаке и сохнуть там без пользы,точно луковица без зародыша, которая не может принестиветка. Да, конечно, собаки обладают индивидуальностью,каждая из них - личность в самом точном смысле слова, яменьше всего склонен это оспаривать, и все-таки они гораздобольше, чем люди, похожи друг на друга. Индивидуальныеразличия между живыми существами прямо пропорциональны ихпсихическому развитию: две рыбы одного вида практическиодинаковы во всех своих действиях и реакциях, но человек,хорошо знакомый с поведением золотистых хомячков илигалок, замечает явные различия между отдельными особями. Адве серые вороны или два серых гуся - это нередко совсемразные индивиды.У собак такие различия выражены еще ярче, посколькуони - домашние животные и их поведение допускает гораздобольше индивидуальных отклонений от стереотипа, чем этовозможно для диких видов. Тем не менее сущность своейнатуры, теми глубокими инстинктивными чувствами, которыеопределяют их особые отношения с человеком, все собакиочень схожи между собой, а потому, если потеряв собаку, вынемедленно возьмете щенка той же породы, то при нормальномходе событий вскоре убедитесь, что он заполнит пустоту ввашем сердце и жизни, которая возникла там после смертистарого четвероногого друга. Иной раз подобное утешениеоказывается настолько действенным, что начинаешь испытыватьнекоторый стыд, словно ты в чем-то предал свою умершуюсобаку. И в этом собаки более верные друзья, чем иххозяева, так как в случае смерти хозяина собака вряд линайдет ему замену уже через полгода. Эти соображения могутпоказаться нелепыми тем, кто не признает нравственнойответственности по отношению к животным, но именно онизаставили меня принять особые - если не сказать странные -меры.В тот день, когда я нашел моего старого Булли умершимот кровоизлияния в мозг на его обычном посту, я сразу же сгоречью подумал, что он не оставил себе преемника. Мне тогдабыло семнадцать лет, и я впервые потерял собаку. Не могувыразить, как я тосковал без него. Много лет он был моимнеразлучным спутником, и неровный топоток его лап, когда онбежал позади меня (он прихрамывал, так как передняя лапа унего была сломана и кость плохо срослась), настолько слилсясо стуком моих собственных шагов, что я перестал замечать итопоток и сопение, заставляет простодушных людей верить,будто их посещают призрак дорогих умерших. Много лет позадименя слышался перестук собачьих лап, и этот звук так прочнозапечатлелся в моем мозгу (психологи называют это"эйдетичным феноменом"), что первые недели мне постоянноказалось, будто Булли бежит у меня за спиной.А на тихих тропах над Дунаем у меня начинались настоящиеслуховые галлюцинации. Если я прислушивался сознательно,топоток и сопение сразу прекращались, но стоило мнезадуматься, и они снова звучали у меня в ушах. Только когдаТита - в то время еще большелапый нескладный щенок - началасопровождать меня на прогулках, призрак Булли был наконецзаклят и исчез навсегда.Тита тоже давно умерла. И как давно! но ее призрак всееще следует за мной, втягивая ноздрями воздух. Япозаботился об этом, свято выполняя не совсем обычный план.Когда я лишился Титы столь же неожиданно, как и Булли, мнебыло ясно, что ее место займет другая собака, как она самазаняла место Булли, а потому, стыдясь своего непостоянства,я поклялся ее памятью, что с этих пор меня по жизни будутсопровождать только потомки Титы. Человек по очевиднымбиологическим причинам не может сохранить пожизненнуюверность одной собаке, но он моет остаться верным ее породе.Когда я лицемерно уверяю оторвавшего меня от работыгостя, что очень рад его видеть, а Сюзи, ничуть необманутая моими словами, сердито рычит и лает на него(когда она станет старше, то начнет его легонькопокусывать), она не только демонстрирует необыкновенноеумение читать мои тайные мысли - наследие Титы, - но она иесть Тита, живое воплощение Титы! Когда на лугу онаохотится на мышей и проделывает сложные прыжки мышкующиххищников, демонстрируя ту же страсть к этому занятию, что иПиги, ее бабка чау-чау, она и есть Пиги. Когда, обучаяськоманде "Лежать!", она прибегает к тем же прозрачнымпредлогам, чтобы вскочить, какие одиннадцать лет назадизобретала ее прабабка Стаси, и когда, подобно Стаси, онавосторженно валяется в каждой луже, а затем, с ног до головыв грязи, спокойненько входит в дом, тогда она и есть Стаси,воскресшая Стаси. А когда она следует за мной по тихимприречным тропам, по пыльным дорогам или городским улицам,напрягая все свои чувства, чтобы не потерять меня, тогдаона становится олицетворением всех собак, которые со временпервого прирученного шакала следовали за своими хозяевами,- чудесным итогом любви и верности.