Со временем его друзья поняли, что не у него отняли они власть и влияние, А у самих себя. Он выбрал вторую возможность, ибо отлично понимал, что возвращение к

Прежнему способу назначения на государственные посты не представляет для него никакой опасности: избирательные сумки со списками кандидатов полны имен его сторонников, и он в любой момент сможет вернуть себе власть.

Итак, Флоренция вернулась к назначению магистратов по жребию, и все граждане вообразили, что им возвращена свобода и что должностные лица управляют делами не по воле сильных мира, а по своей совести и разумению. И вот то одному стороннику какого-нибудь знатного гражданина, то другому приходилось терпеть унижения, и те, кто привык к тому, что дома их полны льстецов и всевозможных даров, вдруг увидели, что ни людей, ни вещей у них не прибывает. Убедились они также в том, что оказались равными тем, кого долгое время считали ниже себя, а выше их стали те, кого они полагали ровней себе. К ним уже не было ни уважения, ни почтения, хуже того: их порою оскорбляли и высмеивали, а на улицах и на площадях и о них, и о государстве болтали безо всякой сдержанности все что угодно. Так они вскоре уразумели, что власть утратил не Козимо, а они сами. Козимо, однако же, старался это затушевать, и когда поднимался вопрос о какой-либо угодной народу мере, он первый высказывался за нее. Но больше всего нагнало страху на знатных горожан, а Козимо дало возможность укрепить свою власть возобновление кадастра 1427 года, когда налоги начали распределяться согласно закону, а не по прихоти отдельных лиц.

III

Едва лишь утвердили этот закон и назначили магистратов для проведения его в жизнь, как знатные горожане объединились и явились к Козимо просить его, чтобы он соблаговолил вырвать как их, так и самого себя из-под власти простого народа и вернуть государство в то состояние, при котором он был у власти, а они в почете. Козимо ответил, что он на это согласен, однако при том усло-

вии, чтобы все совершилось законным порядком, по воле народа, а не насильственным путем, о котором он и слышать не желает. Сделана была попытка провести через советы закон об образовании новой балии, однако он был отвергнут. Тогда знатные горожане вернулись к Козимо и принялись смиренно умолять его согласиться на созыв чрезвычайного народного собрания, однако он ответил решительным отказом. Когда Донато Кокки, гонфалоньер справедливости, пожелал созвать народное собрание без согласия на то Козимо, тот устроил так, что члены Синьории, заседавшие вместе с ним, так высмеяли Донато, что тот совершенно потерял голову, и его отправили домой, как умалишенного.

Однако предоставлять событиям идти своим чередом настолько свободно, что потом с ними уже не совладаешь, - дело опасное. Поэтому, когда гонфалоньером справедливости стал Лука Питти, человек смелый и дерзновенный, Козимо решил, что теперь надо предоставить ему возможность действовать по-своему, - тем самым, если дело обернется плохо, осуждать будут Луку Питти, а не его.

И вот, вступив в должность, Лука несколько раз предлагал народу создать новую балию. Не получив согласия, он принялся угрожать членам государственных советов речами оскорбительными и высокомерными, а от слов вскоре перешел к делу. В августе 1458 года, в конце праздника Сан Лоренцо, он ввел во дворец вооруженных людей, вызвал народ на площадь и силою оружия вырвал у народа то, на что никто добровольно не соглашался. Создали новое правительство, учредили снова балию, и на все главные посты назначили людей, угодных ничтожному меньшинству. Насильственно созданное правительство начало свою деятельность расправами: был подвергнут изгнанию мессер Джироламо Макьявелли и еще несколько других граждан, многие же были лишены права занимать государственные должности. Этот мессер Джироламо впоследствии нарушил постановление об изгнании и был объявлен мятежником. Тогда он стал ездить по всей Италии, восстанавливая всех итальянских государей против своего отечества. Однако один из сеньоров Луниджа-ны выдал его, он был отвезен во Флоренцию и умер в тюрьме.

IV

Это правительство находилось у власти восемь лет: оно действовало только насилием и сделалось для всех невыносимым. Козимо был уже стар, утомлен, и телесные немощи не давали ему возможности отдаваться общественным делам так ревностно, как он делал это раньше, а потому город стал жертвой небольшой кучки расхитителей народного добра. Лука Питти за свои заслуги перед республикой был произведен в рыцари и, не желая оставаться в долгу перед государством, предложил наименование "приоры цехов" заменить наименованием "приоры свободы", чтобы, утратив свободу на деле, Флоренция по крайней мере сохранила ее по названию. Он установил также, что гонфалоньер, прежде занимавший место справа от членов правительства, теперь будет сидеть среди них. А для того чтобы сделать вид, будто сам Господь Бог участвует во всех этих нововведениях, начали устраивать всенародные шествия и торжественные богослужения в благодарность за все эти вновь обретенные почести. Синьория и Козимо осыпали мессера Луку богатыми подарками, и весь город поспешил последовать их примеру: говорят, что все эти дары составили сумму в двадцать тысяч дукатов. Влияние его настолько возросло, что теперь правил государством уже не Козимо, а мессер Лука. От всего этого он настолько возомнил о себе, что начал во Флоренции и в Ручано - на расстоянии одной мили от города - постройку двух зданий поистине царственного великолепия: строившееся во Флоренции было самым большим зданием, которое когда-либо воздвигал частный гражданин. Для того чтобы закончить эти постройки, он не останавливался ни перед каким, даже самым необычным способом: не только граждане и отдельные частные лица делали ему для этой цели подарки и поставляли все необходимое для строительства, но городские коммуны и население городов оказывали всю необходимую помощь. Более того, все изгнанные из Флоренции, все убийцы, грабители и вообще преступники, подлежащие за свои дела преследованию, находили на постройке этих дворцов убежище и безопасность, если могли быть нужны и полезны. Другие граждане, если они и не воздвигали таких зданий, были

Ничуть не менее алчны и беззастенчивы в средствах, так что если Флоренция и не вела в это время опустошительной воины, опустошали ее сами граждане. Как раз в это время, как мы говорили, происходили войны в Неаполитанском королевстве, а также в Романье: там их вел глава церкви, желая отнять у рода Малатесты их владения - Чезене и Римини. В течение своего понтификата папа Пий II только и делал, что вел эту войну и разрабатывал проект всеобщей коалиции против турок.

V

Между тем во Флоренции не прекращались раздоры и волнения. В 1455 году в партии Козимо начались разногласия, которые он, однако, по великой своей рассудительности сумел тогда прекратить. Но в 1464 году болезнь Козимо усилилась, и он ушел из этой жизни. Смерть его оплакивали как друзья, так и недруги, ибо те, кто по причинам политическим не любил его, прекрасно понимали, что алчность граждан, стоявших у власти, умерялась только уважением к нему, и потому опасались теперь, когда его не стало, потерять вообще все свое достояние. На сына его Пьеро они мало полагались, несмотря на то что он был известен своим добросердечием. Они считали, что как человек больной и неопытный в государственных делах он вынужден будет считаться со своими алчными сторонниками, каковые, не чувствуя узды, совсем уже безудержно предадутся хищению. Таким образом, о Козимо горько сожалели все без исключения. Козимо был самым знаменитым и прославленным из всех граждан, не занимавшихся военным делом, притом не только из граждан Флоренции, но и всех других известных городов. Он превзошел всех своих современников не только влиянием и богатством, но также щедростью и рассудительностью, и из всех высоких качеств, благодаря которым он стал в отечестве своем первым человеком, главным было его превосходство надо всеми в щедрости и великолепии. Особенно выявилась эта щедрость после его кончины. Когда сын его Пьеро захотел подсчитать перешедшее к нему имущество, оказалось, что нет во Флоренции гражданина, которому Козимо не ссудил бы значительной

Суммы денег, притом часто безо всякой просьбы о том, - ему достаточно было узнать о нужде человека достойного, чтобы оказать помощь. О великолепии его свидетельствует большое число воздвигнутых им зданий. Ибо он не только восстановил, но от самого основания построил во Флоренции церковь и монастырь Сан Марко, и Сан Лоренцо, и монастырь Санта Вердиана, и на высотах Фьезоле - Сан Джироламо с его аббатством, Муджелло - церковь братьев-миноритов не только восстановил, но и заново отстроил. Кроме того, церкви Санта Кроче, Серии, Аньоли, Сан Миниато были украшены им богатейшими алтарями и часовнями, причем эти храмы и часовни он не только построил, но и снабдил всевозможными украшениями и утварью, необходимыми для большей торжественности священнослужения. К этим церковным строениям надо добавить и его собственные дома, из которых один в городе, во всех отношениях подобающий столь именитому гражданину, четыре за городом - в Кареджи, во Фьезоле, в Каффаджуоло и Треббио, притом все эти дворцы достойны скорее какого-либо государя, чем частного гражданина. Не довольствуясь тем, что по всей Италии прошла молва о великолепии его построек, он велел построить в Иерусалиме убежище для неимущих и больных пилигримов, и на все это строительство затрачены были весьма крупные денежные суммы. Наконец, хотя эти постройки, замыслы, деяния были чем-то царственным, и во Флоренции он был подлинным государем, так велики были его благоразумие и сдержанность, что он никогда не переступал пределов скромности, подобающей простому гражданину. В собраниях, в домашнем обиходе, в выездах, во всем образе жизни и в брачных союзах он уподоблялся любому скромному гражданину, ибо хорошо понимал, что роскошь, постоянно выставляемая напоказ, порождает в людях большую зависть, чем настоящее богатство, которому всегда можно придать благовидность. Когда стал он женить своих сыновей, то отнюдь не старался породниться с государями, но за Джованни взял невесткой Корнелию Алессандри, а за Пьеро Лукрецию Торнабуони. Внучек своих, Бьянку и Наннину, дочерей Пьеро, он выдал первую за Гульельмо Пацци, вторую за Бернардо Ручеллаи. Ни в одном государстве, управляемом

Монархом или же самим народом, не было в его время человека более выдающегося своим разумом: вот почему среди стольких превратностей судьбы, в городе столь неспокойном, с населением столь переменчивого нрава сумел он в течение тридцати лет оставаться у кормила власти. Величайшая предусмотрительность позволила ему заранее предвидеть опасности и либо не дать им разрастись, либо так подготовиться к ним, что, даже и разрастаясь, они ему не вредили.

Сумел он не только преодолеть честолюбивые устремления в семействе своем и в городе, но и замыслы многих государей пресек столь удачно и мудро, что каждый вступавший в союз с ним и с его отечеством оказывался либо непобедимым для врага, либо сам побеждал, а тот, кто вооружался против них, либо даром тратил силы и средства, либо даже терял свое государство. Очевидное доказательство этого - Венеция. В союзе с Козимо венецианцы всегда оказывались сильнее герцога Филиппо; выступая против него, они неизменно бывали сперва герцогом Филиппо, а затем герцогом Франческо побеждены и разбиты. Когда же впоследствии они объединились с Альфонсом против Флорентийской республики, Козимо, повсюду пользовавшийся неограниченным доверием в денежных делах, до того опустошил казначейства Неаполя и Венеции, что они должны были согласиться на те мирные условия, которые им соблаговолили предложить. Так, все затруднения, которые Козимо испытывал из-за внутренних и внешних смут, разрешались к его славе и к стыду его недругов: вот почему все гражданские раздоры во Флоренции усиливали его влияние, а внешние войны увеличивали его могущество и славу. Благодаря ему под власть Флорентийской республики перешли Борго-Сан-Сеполькро, Монтедольо, Казентино и Валь-ди-Баньо. Так добродетелью своей и счастьем сокрушил он своих врагов и дал победу друзьям.

VI