Испания и Священная Лига, 1585 г.

Филиппу удалось в 1580 году значительно расширить пределы своей власти. Португальский король Генрих, последний из сыновей Эммануила III, умер в этом году, не оставив прямых наследников. Филипп заявил свои права на наследование португальской короны, основываясь на своем происхождении от Изабеллы, супруги Карла V, старшей сестры умершего короля португальского. Весьма многочисленная партия в Португалии воспротивилась этим притязаниям и выставила своего кандидата на престол в лице внука Эммануила III. Однако Филипп подтвердил свои права, выставив к пределам Португалии 24-тысячную армию под предводительством герцога Альбы, и в июне 1581 года Филипп – теперь единственный и полновластный обладатель всего Пиренейского полуострова – торжественно вступил в Лиссабон.

В это время в Нидерландах борьба велась с переменным успехом, склоняясь то на ту, то на другую сторону и прямой интерес Франции заключался именно в том, чтобы она могла воспрепятствовать прочному установлению испанского могущества в этой стране. Этим соображением и руководствовался покойный герцог Анжуйский (ранее Алансонский) в то время (1578 г.), когда он, собрав войско, на свой собственный страх и риск, решился вступить в Нидерланды, куда его призывала одна из местных партий. Когда же северные провинции Нидерландов отпали от испанской власти, они избрали герцога Анжуйского себе в правители, и тогда вновь зашла речь о его брачном союзе с Елизаветой английской.

Но принц не обладал теми качествами, которые бы дали ему возможность утвердиться в этом высоком положении и пронести его с честью. После его смерти задача противодействия успехам Испании в Нидерландах выпала на долю Франции и торжественное посольство отпавших провинций явилось (в начале 1585 г.) к королю Генриху III с тем, чтобы предложить ему быть верховным владыкой над этими провинциями. Генрих отклонил предложение потому, что он был слишком ярым католиком и притом слишком боязливым в политике, чтобы решиться на такой смелый шаг.

Между тем, в январе 1585 года, оба брата Гизы – Генрих и Карл, герцог Майеннский – и некоторые другие лица встретились в Жуанвиле с послом Филиппа и вступили с этим королем в Священную Лигу, обязавшись поддерживать католицизм во что бы то ни стало. Папа Григорий XIII не постыдился благословить этот союз, который, и по понятиям того времени, как и по нынешним, был не больше не меньше, как государственной изменой. В апреле 1585 года, лигистами был издан манифест, в котором они настойчиво требовали восстановления апостольской римско-католической религии как единственной во Франции, и к этому требованию, пользуясь общим недовольством знати, возмущенной своеволием королевских любимцев, добавлено и нечто новое, а именно: каждые три года собирать государственных чинов и заставить короля наваррского отречься от прав на французский престол.

Вслед за обнародованием своего манифеста они взялись за оружие, взывая к «лучшей и наиболее здравой части нации». Им даже почти удалось переманить на свою сторону и старую королеву Екатерину Медичи. Король, запуганный, бессильный, ничего не знавший об отношениях Гизов с королем испанским, ни о принятых ими на себя обязательствах, был вынужден подчиниться требованиям лигистов. Последствием этого был новый эдикт, Немурский, составленный в их духе. Согласно этому документу, в течение 6 месяцев все реформаты должны были вновь возвратиться к старой вере.

Война

Но в одном пункте король лигистам не уступил и, несмотря на всю свою испорченность, несмотря на всю слабость воли, не решился изменить традициям французской короны и отменить права Генриха Наваррского на престол. Но он все же должен был подчиниться фанатическим затеям партии лигистов и вновь начать войну с гугенотами. Король и герцог Гиз объединенными силами стали воевать против них, между тем как папа Сикст V особой буллой объявил и короля наваррского, и его младшего брата Конде лишенными всяких прав на французскую корону.

И в эту, шестую, войну с гугенотами повторилось то же, что и в предшествующие войны: немецкие и швейцарские вспомогательные войска присоединились к гугенотам, на сторону которых склонились и «политики», как, например, Дамвилль. К тому же им помогали в значительной степени и те разногласия, которые были в королевском лагере. Крупных военных успехов не одерживали ни та, ни другая сторона, война затягивалась и эта ее продолжительность была как нельзя более по вкусу королю Филиппу II, который одинаково не желал ни большего усиления королевской власти во Франции, ни даже ее полного перехода в католицизм, а только поддерживал в ней междоусобицы. Так длилась война почти два года (1586-1587 гг.). В течение этого времени король успел отвратиться от главы Священной Лиги.

Король Генрих и герцог Гиз

Герцог Генрих был человек заметный: высокий, красивый мужчина с русыми кудрями, с внушительной, воинственной внешностью. Как полководец ничем выдающимся не отличался, но проявил себя как смелый военачальник, решительный и храбрый, обожаемый солдатами, с которыми делил и труды, и радости их жизни, при этом весьма привлекательный в обращении. Проповедники его партии, восхваляя его, выражались о нем словами Библии: «Саул побил тысячи, а Давид – тьмы». И действительно, рядом с ним Генрих III выглядел невзрачно. Даже город Париж, для которого король сделал более, чем кто-либо из его предшественников, стоял за герцога горой. Все население города, избрав себе по числу 16 кварталов 16 начальников, превратилось в одну сплошную военную ассоциацию.

Генрих, герцог Гиз. Портрет работы Чипьяни

Парижские горожане стали укорять короля в том, что он был себя слишком мягким по отношению к гугенотам, а герцог Гиз лично явился в Париж, чтобы придать более настойчивости требованиям лигистов. Король Генрих попытался поддержать свою власть. Он стянул в Париже войска и из предместий ввел их даже в сам город, где они заняли некоторые важнейшие пункты. Так продолжалось до 15 мая – до того дня, когда на улицах появились баррикады, которыми горожане хотели оцепить королевские войска (всего тысяч шесть). Вскоре горожане, благодаря численному перевесу, одолели их и отряд швейцарцев, находившийся в королевском войске. Солдаты-швейцарцы весьма усердно поднимали вверх и показывали парижанам свои четки, чтобы засвидетельствовать о своей принадлежности к католической Церкви и избегнуть верной смерти.

Тогда король вынужден был послать за своим ненавистным подданным, дабы он успокоил общее возбуждение умов. Герцог проехал верхом по улицам Парижа и восстановил всюду спокойствие, а тем временем король ускользнул через единственные ворота города, оставшиеся незапертыми. Он не желал окончательно сдаться в руки лигистов. Но это бегство не помогло – он не избавился от преобладающего могущества Гизов. Король вынужден был призвать герцога (который теперь действительно выполнял роль майордома), возвести его в звание генерал-капитана и государственные чиновники, собранные им на съезд в город Блуа, объявили себя также сторонниками лиги. Они потребовали, совершенно в духе манифеста Гизов, чтобы решения их собраний могли быть прямо приводимы в исполнение, даже и без рассмотрения их в королевском совете. Все помыслы их были направлены только на одно – искоренение протестантов. Издержки этой борьбы против них должны были, по мнению чинов, с лихвой покрыться конфискацией гугенотских имуществ и земельных владений.

Убийство Гизов, 1588 г.

Находясь в этом стесненном положении, король решился прибегнуть к крайней мере итальянской политики, под влиянием которой он вырос и воспитался: к вероломному убийству. Восьмерым из своих телохранителей, беззаветно ему преданным, он дал известного рода поручение, и затем приказал позвать к себе герцога в кабинет. Тот самоуверенно пренебрег всеми предостережениями и пошел на прием. Едва только он приотворил дверь кабинета, как убийцы на него устремились. Последовала отчаянная борьба, в которой герцог изнемог и, истекая кровью, пал мертвый у кровати короля. В то же самое время, в довершение злодейства, брат герцога, кардинал Людовик Гиз, также был схвачен и без долгих разбирательств казнен по королевскому приказу. Однако третьему брату, герцогу Майеннскому, удалось бежать. Примерно в это же время (в январе 1589 г.) умерла и Екатерина Медичи – то, что она посеяла кровью, еще на глазах у нее уже приносило обильную кровавую жатву.