Можно ли натренировать мозг.

Что можно сказать о так называемых «развивающих играх»? На наших глазах сложилась целая индустрия онлайновых игр и обучающих видео, которые обещают повысить наш интеллект накачать наш мозг, словно мышцы культуриста. Большая часть этих продуктов разрабатывается на базе результатов одного швейцарского исследования, обнародованного в 2008 г. У него был крайне ограниченный масштаб, и во второй раз оно не проводилось^[116]. Исследование было посвящено развитию «подвижного интеллекта» — способности к абстрактному мышлению, улавливанию взаимосвязей между неизвестными объектами и решению новых типов задач. Подвижный интеллект — один из двух типов интеллекта, составляющих наш IQ. Второй тип — это кристаллизованный интеллект, хранилище наших знаний, накопленных годами. Понятно, что кристаллизованный интеллект можно развить путем эффективного обучения и действенных приемов запоминания. Но подвижный?..

Ключевым фактором подвижного интеллекта человека является объем его оперативной памяти: то, сколько новых идей и взаимосвязей он может держать в уме, работая над проблемой — особенно если при этом что-то отвлекает. Во время исследования швейцарские ученые давали испытуемым задания, которые требовали от них все большего напряжения оперативной памяти. Надо было удержать в уме два разнородных стимула, и при этом на человека все дольше и дольше воздействовали отвлекающие факторы. Одним из стимулов была последовательность цифр, вторым — маленький световой квадратик, появлявшийся в произвольных точках экрана. Как цифры, так и расположение квадратика менялись каждые три секунды. Глядя на очередное расположение цифры и квадратика, испытуемый должен был определить, совпадает ли оно с сочетанием, имевшим место сколько-то повторений назад. Количество комбинаций между повторениями возрастало по мере продолжения эксперимента и требовало все большего напряжения оперативной памяти.

В начале исследования все участники проходили тест на выполнение заданий, задействующих подвижный интеллект. Затем в течение определенного периода (до 19 дней) они выполняли упражнения для оперативной памяти, которые мы описали выше. В конце этого периода обучения участников снова протестировали на подвижный интеллект. Все продемонстрировали лучшие результаты, чем до обучения, причем дальше всех продвинулись те участники, которые тренировались дольше всех. Эти результаты впервые показали, что подвижный интеллект можно развить тренировкой.

Но это исследование не было воспринято всерьез и столкнулось с обоснованной критикой.

Во-первых, в нем участвовало слишком мало людей (всего 35), причем у всех было прекрасное образование. Более того, исследование ограничилось единственным учебным заданием. Во-вторых, возможное влияние других задач с участием оперативной памяти осталось неизвестным. В-третьих, остался без ответа и принципиальный вопрос: был ли наблюдаемый эффект вообще связан с оперативной памятью или явился каким-то иным неожиданным следствием весьма специфической тренировки. Наконец, не было установлено, сколько времени сохраняется эта возросшая результативность. Да и результаты, как уже отмечалось, не были воспроизведены в других экспериментах. Воспроизводимость эксперимента — это краеугольный камень научной теории. На сайте PsychFileDrawer.org выложен список 20 психологических исследований, повторное подтверждение которых кажется посетителям сайта особенно желательным. Так вот, швейцарское исследование занимает в нем первую строчку. Недавно была сделана попытка воспроизвести упражнения из швейцарского исследования — результаты этого опыта были опубликованы в 2013 г. Но в ходе его не было зафиксировано никаких улучшений подвижного интеллекта. Любопытно, что сами его участники верили в свои возросшие интеллектуальные возможности, однако нам это обстоятельство представляется результатом самовнушения. Впрочем, мы признаем, что возросшая уверенность в себе, подстегнутая верой в эффективность интеллектуального обучения, может подтолкнуть человека упорнее трудиться над сложными проблемами^[117].

Мозг — не мышца, и развитие одной способности не обязательно приводит к автоматическому совершенствованию другой. Такие методы обучения и запоминания, как интервальная практика и построение ментальных моделей, действительно способствуют лучшему усвоению материала или овладению навыком, но выигрыш не распространяется на другие области знаний или умений. Когда исследовали мозг суперпрофессионалов, выявили более интенсивную миелинизацию аксонов не по всей коре, а только в областях мозга, связанных со сферой деятельности этих людей. Миелинизация пианистов-виртуозов ограничивается зонами мозга, задействованными при игре на пианино. Но способность превратить занятия в привычку можно сделать универсальной. Если «тренировка мозга» действительно повышает нашу результативность и уверенность в собственной состоятельности (как обещают нам производители развивающих игр), то это скорее результат формирования ценных привычек. Например, такой, как умение сосредоточиваться и упорно практиковаться.

 

Ричард Нисбетт пишет об умножающих, «мультиплицирующих факторах» социального окружения, которые способны сделать непропорционально большим эффект даже маленькой наследственной предрасположенности. Ребенок, получивший с генами лишь самую малость любознательности, становится значительно умнее, если окружение поощряет его любопытство. Теперь рассмотрим обратное применение этой теории. Едва ли мне удастся повысить свой IQ в обозримом будущем. А существуют ли стратегии или поведенческие схемы, которые послужили бы когнитивными «мультипликаторами» той интеллектуальности, которой я уже обладаю? Да, они есть! Это установка на развитие, профессиональный подход к наработке навыка и формирование памятных зацепок.

Установка на развитие

Давайте вспомним старую поговорку: «Считаешь ли ты, что можешь что-то сделать, или считаешь, что не можешь, — ты в любом случае прав». Оказывается, это истинная правда! От нашего настроя очень многое зависит. Исследования психолога Кэрол Дуэк привлекли к себе огромное внимание, потому что продемонстрировали, какое колоссальное влияние может оказать на наше обучение и результаты нашей работы одно простое убеждение: наш интеллектуальный уровень не фиксирован и в значительной мере зависит от нас самих^[118].

Полученные результаты Дуэк с коллегами воспроизвела и расширила во многих исследованиях. В ходе одного из ранних экспериментов она провела семинар для отстающих семиклассников средней школы Нью-Йорка, где рассказала о работе человеческого мозга и об эффективных приемах обучения. Половина группы прослушала также презентацию, посвященную памяти. А второй половине объяснили, что мозг меняется, если во время обучения приходится преодолевать трудности: когда мы изо всех сил стараемся освоить что-то новое, мозг формирует новые связи, благодаря которым мы со временем становимся умнее. Этой группе детей сказали, что интеллектуальное развитие зависит не от врожденного уровня интеллектуальной одаренности, а от формирования новых нейронных связей в мозге в процессе напряженной учебы. После семинара обе группы детей вернулись к обычному учебному процессу. Учителя не знали, что часть учеников ознакомилась с влиянием преодоления трудностей в учебе на мозг. Поэтому преподаватели были приятно удивлены, когда эти ученики приобрели, в терминологии Дуэк, «установку на развитие». Дети стали считать, что их ум в значительной степени зависит от их собственных усилий. Постепенно они начали гораздо активнее учиться и добиваться более высоких результатов, чем дети из контрольной группы. Те сохранили общепринятую точку зрения, которую Дуэк называет «установкой на заданность». Эти дети по-прежнему считали, что их мыслительные способности предопределены от природы, что ум — это талант, с которым можно только родиться.

Зачем Дуэк провела это исследование? Просто она хотела ответить на вопрос, почему одни люди опускают руки, если сталкиваются с якобы непреодолимой трудностью, а другие пробуют новые подходы и умножают свои усилия. Она обнаружила, что принципиальная разница между первыми и вторыми заключается в том, какими причинами люди объясняют свою неудачу. Пасует перед трудностями тот, кто объясняет провал собственной неспособностью: «Мне ума не хватает». А тот, кто видит причины неудачи в недостаточных усилиях или неэффективной стратегии действий, наоборот, вгрызается в проблему глубже и пробует решить ее разными путями.

 

Дуэк заметила, что одни ставят перед собой цели, ориентированные на демонстрацию, а другие — цели, ориентированные на обучение. В первом случае вы трудитесь ради того, чтобы убедиться в своих способностях. Во втором — чтобы приобрести новые знания или навыки. Люди, ставящие перед собой цели, ориентированные на демонстрацию, неосознанно ограничивают собственный потенциал. Если ваша истинная цель — удостовериться в своих дарованиях или продемонстрировать их, то вы будете выбирать лишь те задачи, с которыми наверняка справитесь. Вам ведь хочется выглядеть умным? Значит, вы будете постоянно повторять то, что вам хорошо удается. Если же вы стремитесь развивать свои способности, то будете поднимать планку выше, а в неудачных попытках видеть источник ценной информации. Ведь неудачи заставляют нас точнее сфокусировать усилия, творчески подходить к делу и больше трудиться. «Если вам хочется вновь и вновь что-то демонстрировать, значит, вы воспринимаете “способность” как нечто неизменное и заданное, а вот если вы стремитесь развить способность — значит, видите в ней некое динамичное и изменяемое качество», — говорит Дуэк. Цели, ориентированные на обучение и на демонстрацию, инициируют совершенно разные последовательности мыслей и действий^[119].

Как это ни парадоксально, но направленность на демонстрацию становится ловушкой для некоторых звезд спорта. Постоянно слушая, как все вокруг нахваливают их «природные данные», эти спортсмены проникаются убеждением, что их блестящие результаты — это следствие лишь врожденных дарований. А раз это дано от природы, значит, незачем и выкладываться. Многие спортсмены из-за этого просто перестают тренироваться как следует: ведь необходимость в тренировках можно расценить как публичное признание того, что их природные данные недостаточны для побед. А эти люди боятся уронить свое реноме. Сосредоточение на результате, а не на развитии заставляет многих из нас избегать риска или тех ситуаций, когда надо хорошенько потрудиться ради очень важного достижения.

 

Дуэк исследовала и влияние похвалы — то, как она формирует реакции человека на трудности. Приведем пример. Ученикам 5-го класса задали собирать пазлы. Часть детей, справившихся с заданием, похвалили за ум, других — за то, что они хорошо потрудились. Затем каждому предложили выбрать еще один пазл, той же сложности или более трудный. При этом детей предупреждали, что стараться им придется больше, но это принесет им пользу. Большинство из школьников, которых похвалили за ум, выбрали простую головоломку. 90 % тех, кого похвалили за старание, предпочли сложную.

В другом варианте этого исследования детям предлагали взять пазлы у двоих участников, Тома и Билла. Пазлы Тома были сложными, но если очень постараться, их можно было собрать. А пазлы Билла вообще не решались. Просидев над головоломкой какое-то время, одни дети услышали похвалу своей сообразительности, а другие — настойчивости. Во втором раунде детям предложили еще пазлы от Тома и Билла, и на этот раз все они имели решение. Но вот сюрприз! Лишь немногие из детей, которых похвалили за ум, справились с пазлами, полученными от Билла. Причем некоторые из пазлов, с которыми они не справились, были теми же, что они уже собирали в прошлый раз, получив их от Тома. Для детей, которым важнее всего было удостоиться похвалы за сообразительность, неудачная попытка собрать пазл Билла в первом раунде оказалась причиной пораженческих настроений и чувства беспомощности.

Когда вы хвалите ребенка за интеллект, то посылаете ему сигнал: главное — чтобы тебя считали умным. «Поощряя ребенка за старательность, мы перенаправляем его внимание на один из немногих факторов, которым он может управлять», — замечает Дуэк. Если же мы «ставим на первое место врожденный ум, значит, даем понять ребенку: он ни над чем не властен и просто будет знать, как вести себя в случае неудачи»^[120].

 

В опубликованной недавно книге «Как дети преуспевают» (How Children Succeed) ее автор Пол Таф опирается на работы Дуэк и других ученых. Таф утверждает, что наш успех зависит не столько от IQ, сколько от характера, любопытства и настойчивости. Решающее условие будущего успеха — еще в детстве познать трудности и научиться преодолевать их. Таф пишет, что дети из низших слоев общества утопают в проблемах и испытывают острую нехватку ресурсов: у них попросту нет шанса преуспеть. Их социальные антагонисты — дети, которых родители-«наседки» растят в холе и неге, нахваливают за то, что они умные, оберегают их от малейших неприятностей, не оставляют им ни единого шанса потерпеть неудачу или справиться с трудностью по собственной инициативе. Так вот, это благополучные дети недополучают опыт, в котором выковывается характер будущего победителя^[121]. Тот, кто родился с золотой ложкой во рту и растет на всем готовом, вряд ли сталкивается с препятствиями, вынуждающими раскрывать свой потенциал. А если главное желание человека — выглядеть умным, то он побоится рисковать и будет избегать даже тех небольших рисков, которые и составляют путь к заветной цели. Тем более он никогда не станет играть по-крупному. Но к величию ведут только масштабные шаги! Провал, объясняет Кэрол Дуэк, дает нам ценный опыт и возможность понять, на что мы действительно способны, когда всерьез вознамеримся взяться за дело.

Выводы из работ Дуэк, Тафа и их коллег свидетельствуют: важен не столько IQ, сколько самодисциплина, твердость характера и установка на развитие. Они дают человеку ощущение, что все в его руках. Они подталкивают его к творчеству и наделяют настойчивостью, без которой невозможны ни обучение на высоком уровне, ни успех в жизни. «Навыки обучения, полученного как в учебном заведении, так и самостоятельно, лежат мертвым грузом, пока их не оживит активное начало», — говорит Дуэк. Это активное начало — осознание того простого, но важного факта, что вы в значительной мере властны над своими способностями.

Самоотверженная практика

Восхищаясь выдающимися результатами суперпрофессионалов в любой области, будь то фортепиано, шахматы или гольф, вы, наверное, считаете, что причина этих достижений — врожденный талант. Но обычно мастерство не становится следствием каких-то наследственных склонностей или особенно высокого IQ. Оно зарабатывается тысячами часов работы, которую Андерс Эрикссон называет постоянной самоотверженной практикой. Если мы просто повторяем какие-то действия, это практика. Самоотверженная практика — нечто другое, это целеустремленные усилия, непрерывная череда попыток подняться выше нынешнего своего уровня. В любой сфере деятельности мастерство можно обрести путем медленного расширения арсенала все более сложных паттернов, то есть схем для хранения знания о том, какие действия следует совершить в самых различных ситуациях. Возьмем, к примеру, выдающегося шахматиста. Оценивая положение на доске, он может увидеть одновременно несколько возможных ходов и бесчисленное множество вариантов дальнейшего развития ситуации. Упорное движение вперед, провал, решение проблемы и возобновление движения — все это самоотверженная практика, которая дает человеку новое знание, психологическую адаптацию и сложные ментальные модели для достижения еще более высоких уровней.

Говорят, окончив роспись потолка Сикстинской капеллы, включавшую более 400 фигур в натуральную величину, Микеланджело написал: «Если бы люди знали, сколько я трудился, чтобы овладеть своим искусством, то меньше удивлялись бы его плодам». То, что восхищенным зрителям казалось проявлением гения, в действительности было результатом четырех лет изнурительного труда и полного самоотречения^[122].

 

Самоотверженная практика — вовсе не развлечение. Большинству людей нужен наставник, который укажет на недостатки и поможет сосредоточиться на специфических аспектах. Благодаря обратной связи с наставником у ученика будут адекватные и точные суждения о собственных результатах. Постоянные усилия, которых требует самоотверженная практика, перестраивают мозг и психологию человека в соответствии с требованиями более высокого уровня мастерства. Но обретает человек это мастерство лишь в той сфере, в которой нарабатывает его. Оно не дает никаких преимуществ или начального толчка для выдающихся достижений в другой области деятельности. Наглядный пример того, что практика перестраивает мозг, — это фокальная дистония кисти, синдром, который иногда встречается у гитаристов и пианистов: из-за бесконечного повторения одних и тех же действий мозг «заставляет» два пальца руки соединиться в один. С помощью комплекса сложных упражнений у музыкантов есть шанс заново научить пальцы двигаться изолированно.

Одна из причин, по которой мастеров воспринимают как носителей врожденного таланта, — в их способности воспроизводить по памяти чужие проявления мастерства. Например, Моцарт мог запомнить сложные музыкальные произведения после первого прослушивания. Но это умение, говорит Эрикссон, дается вовсе не таинственным шестым чувством, а чрезвычайно развитой способностью к восприятию и запоминанию. Приобрести ее можно, если долгие годы копить умения и знания в своем деле. Большинство людей, достигших выдающегося уровня в своем деле, обречены оставаться на среднем уровне в других областях жизни.

От участников своего исследования Эрикссон узнал: среднее время, которое тратится на овладение мастерством в избранном деле, — 10 000 часов или десять лет практики. Причем лучшие из профессионалов провели большую часть этого времени в одиночестве и самоотречении. Главное, что нужно понять: профессионализм экстра-класса достается благодаря количеству и качеству практики, а не из-за генетической предрасположенности. Так что возможность стать мастером открыта для любого человека с обычными способностями — главное, чтобы у него хватило мотивации, времени и самодисциплины для того, чтобы преследовать эту цель.

Памятные зацепки

Как мы уже говорили, мнемонические приемы — это специальные методы сохранения информации в памяти и снабжения ее зацепками, которые ускоряют к ней доступ. (Слово «мнемонический» восходит к имени греческой богини памяти Мнемозины, матери девяти муз.) Самый яркий пример простых мнемонических приемов — акростихи, такие как «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан» — для запоминания семи цветов радуги от красного до фиолетового. Другой мнемонический прием — акронимы. Например, ИоДоКо — греческие ордера: ионический, дорический, коринфский.

Дворцом памяти называется более сложная мнемоническая система организации и сохранения более крупных массивов информации. Она опирается на «метод мест», применявшийся еще в Древней Греции. Метод заключается в том, что мысленные образы последовательно ассоциируются с определенными точками в пространстве. Например, вы представляете себя в хорошо известном месте — скажем, у себя дома. Теперь вы соотносите важные для вас элементы этого места (вроде любимого кресла) с визуальными образами того, что хотите запомнить. Скажем, представляете в кресле йога в замысловатой позе, чтобы не забыть продлить абонемент на занятия йогой. Элементы вашего дома можно мысленно связать с бесчисленным множеством визуальных зацепок, и для припоминания вам достаточно будет совершить воображаемую прогулку по дому. Если важно запомнить материал в заданном порядке, привяжите памятные зацепки к определенному маршруту. Пользуясь методом мест, можно ассоциировать запоминаемые объекты или идеи с объектами, которые встречаются вам по знакомому маршруту — например, по пути в ближайший магазин.

Пока мы пишем эти строки, группа абитуриентов Оксфордского университета строит дворец памяти, чтобы подготовиться к экзаменам продвинутого уровня по психологии. У них есть шесть недель на подготовку. И в каждую из этих недель они вместе с наставником собираются в очередном кафе, осматриваются и в ходе обсуждения «населяют» помещение выразительными персонажами: это — зацепки для припоминания важных аспектов психологии, о которых им придется писать на экзамене.

Мы еще вернемся к этим абитуриентам. Но сначала скажем еще несколько слов об этом поразительно эффективном приеме, который построен на способности зрительных образов оживлять и конкретизировать отвлеченную информацию и протягивать к ней связи в памяти. (Например, образ слона запомнить проще, чем слово «слон».) Очевидно, что вербальную или абстрактную информацию легче будет извлечь из памяти, если мысленно связать ее с выразительными зрительными образами. Выпуклый образ может быть столь же прочным и плодотворным для памяти, как хорошая сеть для рыбака: стоит потянуть за образ — и перед вами щедрый улов. Допустим, друг напоминает вам о беседе с попутчиком в давней поездке. Вы тщетно напрягаете память. Но тут друг упоминает, где именно состоялся этот разговор, и место живо встает у вас перед глазами. А дальше воспоминания о беседе льются сами собой. Картинки воскрешают воспоминания^[123].

Марк Твен описывал собственный опыт такого рода в статье для журнала Harper’s. Готовясь к публичному выступлению, он составил список ключевых фраз, чтобы ничего не забыть и не перепутать в своей речи. Но этот прием ему не понравился: при быстром взгляде на лист все реплики выглядели одинаково. Твен опробовал разные ходы и в конце концов решил зафиксировать содержание своего выступления в серии схематических карандашных зарисовок. Это помогло. Змея под стогом сена напоминала, что нужно перейти к рассказу о приключениях в Карсон-Вэли в Неваде. Зонтик, вывернутый порывом ветра, переводил к следующей части повествования — о жестоких ветрах, дующих со склонов Сьерра-Невады каждый день около двух часов пополудни и т. д. Роль зарисовок в пробуждении памяти настолько впечатлила Твена, что однажды он применил этот метод, чтобы помочь своим детям, которые безуспешно пытались выучить даты, связанные с королями и королевами Англии. Многочасовые старания нянюшки вдолбить детям в головы нужный материал зубрежкой и повторением не увенчались успехом. Твен решил визуализировать череду монарших правлений.

Мы тогда жили на ферме. От крыльца дома почва постепенно понижалась вплоть до изгороди, а направо вновь повышалась, переходя в холм, на котором стояла маленькая постройка — там я работал. По земле, взбираясь на холм, пролегала колея. Я разметил ее английскими королями, начиная с [Вильгельма] Завоевателя. Стоя на крыльце, можно было видеть правление каждого монарха и его продолжительность, от Завоевателя до Виктории вплоть до 46-го года ее царствования. 817 лет английской истории одновременно были у вас перед глазами!..

Я отмерил 817 футов вдоль дороги, по футу на год, и в начале и в конце каждого правления ввернул в дерн обочины по сосновому колу метровой высоты с написанными именем и датой.

Для каждого монарха Твен вместе с детьми нарисовал простенький рисунок. Для Вильгельма Завоевателя — кита, потому что в английском языке это слово начинается с той же буквы, что имя этого правителя, а еще потому что «кит — самое большое плавающее животное, а Вильгельм — самая крупная фигура в истории Англии». Для обозначения Генриха I выбрали гусыню и т. д.

Эта историческая дорога подарила нам немало веселья, но и знаний, конечно, тоже. Мы проходили маршрут от Завоевателя до моей рабочей хижины, и дети, минуя колышки, называли имена, даты, продолжительность правления королей… Детей просили говорить о местоположении того или другого предмета не фразами вроде «за беседкой», «на дубе» или «если подняться по каменным ступеням», а относя их к правлению Стефана, к временам Содружества или к годам царствования Георга III. Они моментально к этому привыкли. То, что мы столь точно разметили длинную дорогу, оказалось для меня великим благом. Дело в том, что я имел обыкновение забывать книги и другие вещи где попало. А поскольку прежде не мог с точностью указать, где они лежат, то мне часто приходилось ходить за ними самому, чтобы не тратить времени даром и избежать ошибки. Теперь я мог сказать, в каком царствовании их забыл, и отправить за ними детей^[124].

В качестве мнемонического приема может использоваться рифмовка. Так, запоминание списков облегчает метод опорных образов. Каждая цифра соотносится с конкретным визуальным образом, причем лучше всего подобрать такие образы, чтобы соответствующее слово рифмовалось с названием цифры: что-нибудь вроде «раз — ананас», «два — голова», «три — сухари». (Начиная с числа 11 просто пользуйтесь сдвоенными картинками, привязанными к цифрам, которые уже запомнили благодаря рифмовке.) Эти выразительные картинки используются в качестве опор для запоминания чего бы то ни было. Да хотя бы домашних дел на сегодня. Все 20 опор всегда наготове в ожидании момента, когда вам нужно запомнить список. Так, «ананас» не даст вам забыть о том, что надо купить деликатесов к праздничному столу, «голова» — о том, что надо обновить шляпу или записаться к парикмахеру. В общем, вы поняли. Слова-опоры всегда одни и те же, а вот ассоциации с ними можно связать какие угодно, в зависимости от того, какой список нужно удержать в памяти на сей раз.

Мнемонической основой можно сделать песню, которую вы хорошо знаете. Просто соотнесите слова каждой музыкальной фразы с визуальным образом, провоцирующим желаемое воспоминание. По предположению выдающегося специалиста по Чингисхану и Монгольской империи, антрополога Джека Уитерфорда, повсеместно, от Китая до Европы стихи и песни традиционно использовались как мнемонические приемы для безошибочной передачи важных сообщений. Отправка письменных донесений военного характера была запрещена. Как они передавались, остается тайной, но Уитерфорд считает весьма вероятным использование мнемотехник. К примеру, монгольская народная «Длинная песня», в которой описывается движение коня, имеет множество вариантов исполнения, а мелодические изменения и трели вполне могли служить для указания маршрута — скажем, пересечь степь или перевалить через предгорье.

Мнемонические приемы практически неисчерпаемы. Их общий признак — наличие той или иной структуры (числовой схемы, маршрута, плана этажа, песни, стихотворения, афоризма, акронима), которая должна быть вам очень хорошо известна и элементы которой легко соотнести с информацией, требующей запоминания^[125].

Но вернемся к абитуриентам, которые готовятся к экзамену по психологии. В аудитории колледжа Bellerbys при Оксфорде собирается писать экзаменационную работу 18-летняя брюнетка — назовем ее Марлис. Ей придется подготовить пять эссе в течение двух экзаменационных сеансов общей продолжительностью 3,5 часа. В Англии экзамен на аттестат об общем среднем образовании является необходимым условием для поступления в университет.

У Марлис сильный стресс. Как-никак, от того, сдаст она экзамен или завалит его, зависит ее возможность учиться в вузе, о котором она мечтает (Марлис подала документы в Лондонскую школу экономики). Чтобы получить место в одном из ведущих высших учебных заведений Англии, абитуриенты должны сдать экзамен продвинутого уровня по трем предметам и набрать проходные баллы. Не редкость, когда высшую оценку необходимо получить по всем трем предметам. Тем, кто не доберет баллов, придется пройти тяжелейший отбор в борьбе за оставшиеся места. Этот процесс очень напоминает лотерею.

Психологическим давлением дело не ограничивается. В ближайшие полтора часа Марлис предстоит продемонстрировать высокий уровень владения обширным материалом: эти знания девушка получила за два года учебы на подготовительных курсах перед поступлением в вуз. Во время подготовки к экзамену она изучала шесть крупных тем: пищевое поведение, агрессия, взаимоотношения, шизофрения, психологические аномалии и методы психологических исследований. По пяти темам она должна написать эссе, отвечающее на семь вопросов. Ответ должен заключаться в 12 коротких абзацах. В них надо сформулировать тезисы, рассказать о степени изученности и значимости вопроса, описать противоположные мнения о нем, перечислить известные методы лечения (если речь идет, скажем, о шизофрении), а также провести параллели всего этого с базовыми понятиями психологии — их Марлис усвоила еще в первый год обучения на подготовительных курсах. Итак, ее задача: пять основных тем, по семь вопросов для эссе на каждую. Каждую тему надо раскрыть дюжиной емких, аргументированных абзацев, продемонстрировав высокий уровень владения предметом. Иными словами, пять различных эссе, к написанию которых Марлис должна подготовиться для сдачи экзамена, содержат в общей сложности 35 элементов. Плюс к этому ей придется дать несколько коротких ответов на вопросы по методам психологического исследования. Марлис сообщат, какая из основных тем станет предметом сегодняшнего экзамена. Но какие вопросы будет предложено раскрыть в виде эссе? Таким образом, готовиться ей нужно по всему объему изученного материала.

Ставки очень высоки, и на этом этапе многие абитуриенты, даже очень хорошо подготовленные, просто цепенеют. Оказавшись в экзаменационной аудитории один на один с чистым, пустым листом бумаги, они сидят с такой же пустой головой и не могут вспомнить ничего — только беспомощно наблюдают, как проходят драгоценные минуты. Вот когда может сторицей окупиться время, потраченное на строительство дворца памяти! Нам незачем знать все тонкости о сдаче экзаменов продвинутого уровня в Великобритании. Достаточно понимать, что это сложное и крайне значимое испытание. И здесь особенно полезно владение мнемоническими приемами.

Марлис узнает, что темами сегодняшнего экзамена будут эволюционные причины человеческой агрессии, психологические и биологические методы лечения шизофрении, а также причины успехов и неудач в диетах. Ну что же… Памятная зацепка, созданная Марлис для темы агрессии, — это волчица с голодными волчатами в витрине кофе-шопа «Криспи Крим» на Касл-стрит. Для шизофрении — фанатик крепкого кофе, бариста из «Старбакс» на Хай-стрит. Диету представляет раскидистое растение в горшке из кафе Pret-a-Manger на Корнмаркет-стрит.

Прекрасно! Марлис садится на место, уверенная в своих знаниях и в том, что сумеет их продемонстрировать. Начать она решает с эссе на тему диеты. Pret-a-Manger — ее дворец памяти, где хранится все, что она выучила об успехах и неудачах сидящих на диете людей. Посещая это кафе, она совершенно в нем освоилась, хорошо запомнила обстановку и населила ее выдуманными и реальными персонажами. Теперь их имена и поступки служат для Марлис памятными зацепками для ключевых моментов эссе.

Мысленно она входит в кафе. Здесь у входа обитает Ла Ферн (растение-людоед из любимого фильма Марлис, «Маленький магазинчик ужасов»). Кровожадное растение сцапало ее приятеля Хермана и удерживает своими побегами, ограничивая доступ к большому блюду булочек с маком, до которого ему остается только руку протянуть. Марлис начинает писать: «Согласно теории ограничений Хермана и Мака, стремление не переесть фактически увеличивает вероятность переедания. А именно причиной переедания у людей, занимающихся самоограничением в еде, является пищевая расторможенность (утрата контроля)…»

Марлис движется дальше по кафе — и продолжает свое эссе. Херман освободился от пут растения- вурдалака, разбил его кашпо и, набросившись на булочки, обжирается ими: «Теория ограничений получила подтверждение в исследованиях Вордла и Биля. Они обнаружили, что тучные женщины, ограничивающие себя в пище, в действительности съедают больше [Херман обжирается булочками] женщин, сгоняющих вес с помощью физических упражнений или вовсе никак не меняющих свой рацион и образ жизни. Однако, по утверждению Огдена…» и т. д. Марлис мысленно обходит кафе по часовой стрелке, «подбирая» памятные зацепки к содержанию темы эссе. Так в ее письменной работе появляются: модель пограничного состояния между чувством голода и насыщения; пристрастия, обусловленные традиционным почтением к тучности в некоторых культурах; неточность данных о диетах, полученных путем единичных наблюдений; метаболические различия, обусловленные уровнями липопротеинлипазы («липкие противные прилипалы») и прочее.

Из Pret-a-Manger Марлис переходит в «Криспи Крим», и воображаемая прогулка по этому кафе оживляет в памяти девушки визуальные образы. А они, в свою очередь, активируют зацепки к ее знаниям об эволюционных причинах агрессии. Дальше ее путь ведет в «Старбакс», где взвинченный бариста, обстановка и посетители помогают ей пройти по 12 параграфам о биологических методах лечения шизофрении.

 

Преподаватель, обучавший Марлис психологии в колледже Bellerbys, — Джеймс Патерсон. Этот валлиец, подвижный, как подросток, недавно стал восходящей звездой мировых чемпионатов по запоминанию^[126]. Когда преподаватели этого колледжа оформляют студентам направления на выездные уроки, то обычно выбирают Школу бизнеса Saïd, музей искусства и археологии «Ашмолин» или Бодлианскую библиотеку в Оксфорде. Но Джеймс предпочитает совсем другие места и, скорее всего, попросит разрешения повести учащихся в одно из ближайших кафе. Там, в уютной обстановке, студенты смогут погрузиться в свои мысли и поработать над мнемоническими схемами. Чтобы надолго запомнить содержание всех 35 эссе, учащиеся разбивают темы на группы. Для одной из них они строят «дворцы памяти» в кафе и в окрестностях своего кампуса. Для другой группы студенты пользуются методом опорных образов. Темы третьей группы увязываются с образами из любимых песен и кинофильмов.

Следует, однако, сделать важное уточнение. Прежде чем повести студентов на занятия по «строительству» дворцов памяти в кафе, Патерсон изучает с ними материал в аудитории и добивается полного понимания.

Одна из бывших учениц Патерсона, Мишела Сон-Хюн Ким, окончила Bellerbys и отправилась применять его мнемонические приемы в университет. Мишела рассказала нам, как готовится уже к университетскому экзамену по психологии. Прежде всего она собирает воедино весь материал из лекционных слайдов, самостоятельного чтения и конспектов. Затем ужимает этот материал до ключевых идей. Это план ее будущего эссе. Далее она ищет место для дворца памяти и соотносит каждую ключевую идею с определенным местом в этом дворце — тем, которое ей легко представить. Теперь Мишела населяет каждое такое место безумными, фантастическими (и главное — незабываемыми) образами, которые послужат памятными зацепками для соответствующей идеи. Когда девушка пойдет сдавать экзамен и увидит темы эссе, ей будет достаточно десяти минут, чтобы мысленно прогуляться по нужному дворцу памяти и составить список ключевых идей для каждого эссе. Если она что-то забудет, то перейдет к следующему пункту, а пропуски заполнит позднее. Набросав план, она принимается за дело, не терзаясь страхом упустить что-нибудь важное^[127]. Действия Мишелы напоминают рецепт Марка Твена, который делал план будущего выступления в виде зарисовок.

По словам Мишелы, сама мысль о том, что можно пропустить забытый пункт и благополучно вернуться к нему позднее, была для нее совершенно дикой, пока она не научилась мнемотехнике. Благодаря владению мнемоническими правилами девушка уверена в себе и не сомневается: в нужный момент знания обязательно вспомнятся. Д