Расширение знания: обновление памятных зацепок

Если мы будем соотносить новое знание с тем, что нам уже известно, мы сможем запомнить практически неограниченные объемы знаний. Поскольку усвоение нового зависит от уже усвоенного, то чем больше мы учимся, тем больше мостиков-связей можем перекинуть к новым знаниям. Однако наша способность к припоминанию жестко ограничена: к большей части знаний мы не можем получить моментальный доступ. Это полезное ограничение, ведь если бы любое воспоминание было свежим, нам пришлось бы бесконечно рыться в огромных массивах информации в поисках той, что нужна сию минуту: куда я повесил шляпу, как синхронизировать планшет, что входит в состав коктейля «Манхэттен»…

Знание хранится в памяти тем дольше, чем лучше оно укоренено. Для этого оно должно быть глубоко и всесторонне понятым, иметь для вас практическое значение или яркую эмоциональную окрашенность и быть связанным с другим знанием, которое вы помните. Насколько быстро вы сможете извлечь это знание из мысленного архива, зависит от ситуации, от того, как часто вы к нему обращаетесь, а еще — от числа и выразительности памятных зацепок, которыми вы его окружили^[50].

Но памятные заметки могут и усложнить вашу жизнь. Ведь часто нам необходимо забыть зацепки, связанные с устаревшими воспоминаниями: они пожирают ваши ресурсы и мешают установить действенные связи с новыми знаниями. Чтобы в среднем возрасте выучить итальянский язык, вам, возможно, придется забыть французский, который вы сдавали в институте, — ведь всякий раз, как вы пытаетесь вспомнить глагол «быть», вместо итальянского essere сам собой выскакивает etre. Путешествуя по Англии, приходится бороться с зацепками, напоминающими о необходимости держаться правой стороны дороги. Они мешают сформировать новые зацепки, удерживающие водителя в рамках правил левостороннего движения. Глубоко укорененное знание — например, свободное владение французским или многолетний навык вождения по правилам правостороннего движения — нетрудно восстановить позднее, после временного неиспользования или вмешательства конкурирующих памятных зацепок. Забывается не знание как таковое, а зацепки, позволяющие находить его в памяти и использовать. Зацепки для доступа к новому знанию (скажем, езде по левой стороне) замещают старые (в данном примере — что ездить нужно по правой стороне).

Парадоксально, но факт: чтобы усвоить новое знание, порой необходимо что-то забыть^[51]. Переходя с РС на Мас или с одной платформы Windows на другую, приходится прилагать огромные усилия, чтобы отбросить старые привычки и освоить логику новой системы. Ведь только когда вы достигнете свободы в обращении с компьютером, то сможете сосредоточиться на своей работе, а не на работе с машиной. Другой пример — парашютная школа. После военной службы многие парашютисты хотят переквалифицироваться в пожарных десантников. Но в этой работе используют другие самолеты, другое снаряжение, там другие протоколы прыжков. Подготовка в армейской парашютной школе считается для будущего парашютиста-пожарного существенным недостатком, ведь ему придется забыть один комплекс действий, отработанных до автоматизма, и заменить его другим. Даже если два знания кажутся абсолютно похожими — скажем, как выпрыгнуть из самолета с парашютным ранцем за спиной, — может потребоваться забыть зацепки к знанию, которым вы уже обладаете, чтобы овладеть другим.

Проблема создания новых памятных зацепок знакома каждому из нас. Она проявляется даже в самых элементарных вещах. Когда наш друг Джек стал встречаться с девушкой Джоан, мы иногда звали парочку «Джек и Джил», так как зацепка «Джек и…» воскрешала давнее воспоминание о детской песенке. Едва мы научились надежно комбинировать «Джек и…» с «Джоан» — бац, Джоан исчезает, и рядом с Джеком возникает Дженни. Хорошенькое дело! Намереваясь сказать «Джек и Дженни», мы в половине случаев вынуждены были прикусывать язык, с которого рвалось «Джек и Джоан». Если бы Джек сошелся с Кэти, все было бы проще, поскольку «К» в конце его имени непринужденно выводило бы нас на первое «К» ее имени, но нам не повезло. Аллитерация может быть готовой зацепкой, а может обернуться ловушкой. Во всех перипетиях сердечных увлечений Джека мы не забывали ни Джил, ни Джоан, ни Дженни, но нам то и дело приходилось «перепривязывать» памятные зацепки, чтобы не отстать от жизни^[52].

Принципиальный момент: по мере изучения нового вы не теряете из долгосрочной памяти почти ничего из того, что хорошо успели изучить. Забывание происходит из-за неиспользования старого знания или из-за того, что случились перепривязки памятных зацепок и вы лишились быстрого доступа к знанию. Например, если вы неоднократно переезжали, то, возможно, не вспомните адрес, по которому жили 20 лет назад. Но если предложить вам выбрать из нескольких адресов, вы почти наверняка узнаете свой — ведь он все еще хранится у вас в памяти, где-то в дальних «пыльных» ее уголках. Если когда-нибудь вы попробуете записать истории из своей жизни, то, скорее всего, очень удивитесь обилию воспоминаний и огромному количеству деталей, которые сохранила память. Освежить память нередко помогает ситуация, подобная тому, как подходящий ключ открывает старый заржавленный замок. В книге Марселя Пруста «В поисках утраченного времени» рассказчик печалился из-за неспособности вспомнить раннее детство во французской деревне у дяди и тети, пока однажды не надкусил кекс, который обмакнул в чай с цветами лайма. И тут на него нахлынули, казалось бы, давно и безнадежно утраченные воспоминания о людях и событиях. Большинство людей испытывали нечто подобное: какое-то зрелище, звук или запах ярко и выпукло возрождает воспоминание, к которому они не возвращались много лет^[53].

Быстрее не значит лучше

Психологи обнаружили любопытный факт: легкость припоминания обратно пропорциональна ценности знания. Чем проще вспомнить информацию или навык, тем менее это ценно для надежного запоминания. Наоборот, чем сложнее вызвать из памяти информацию или навык, тем сильнее при этом они отложатся в памяти.

Не так давно бейсбольная команда Политехнического университета штата Калифорния из Сан-Луис-Обиспо приняла участие в интересном эксперименте по совершенствованию навыка отбива. Все члены команды — опытнейшие игроки, однако они согласились дополнительно тренироваться дважды в неделю по двум разным программам, чтобы выбрать более результативную из них.

Отбив мяча в бейсболе — один из самых сложных навыков в области спорта. Мяч летит до биты меньше чем полсекунды. И за это мгновение баттер должен применить сложную комбинацию навыков восприятия, осмысления и движения: определить тип броска, предугадать движение мяча и так все рассчитать, чтобы встретиться с мячом в одном и том же месте и времени. Цепочка «восприятие — реакция» должна быть разработана до автоматизма, иначе мяч окажется в перчатке кетчера прежде, чем вы даже начнете думать, как до него добраться.

Часть команды Cal Poly тренировалась в обычном режиме. Игроки нарабатывали отбив 45 бросков, равномерно распределенных между тремя подходами. В каждый подход 15 раз отрабатывался один тип подачи. Например, в первом сете выполнялся отбив 15 фастболов, во втором сете — 15 крученых подач и в третьем — 15 бросков с переменой скорости. То есть наработка представляла собой разновидность интенсивного обучения. С каждой однотипной подачей отбивающий лучше предугадывал характер движения мяча, рассчитывал нужный момент и согласовывал свои действия. Обучение казалось легким.

Вторая часть команды тренировалась по более сложной программе: подачи трех типов в случайном порядке сменяли друг друга в одном блоке из 45 бросков. Всякий раз отбивающий не знал о том, каким будет мяч. После 45 бросков он еще не мог толком прочувствовать мяч. Казалось бы, наработка у этих спортсменов шла менее эффективно, чем у их партнеров по команде. Непредсказуемая смена разных подач (интерливинг) и то, что однотипные подачи были разнесены во времени (интервальная практика), осложняли обучение и, по ощущениям самих игроков, тормозили прогресс. Эти тренировки продолжались шесть недель дважды в неделю. Затем отбивающие продемонстрировали наработанные навыки, и оказалось, что обе группы значительно улучшили качество игры — однако не совсем так, как предполагали сами спортсмены. Те, кто учился отбивать мячи в случайной последовательности, показали значительно лучшие результаты, чем спортсмены, многократно отбивавшие однотипные мячи. Эти выводы тем более интересны, что речь идет об опытных спортсменах. Еще до начала эксперимента они были отличными отбивающими. То, что им удалось поднять на новый уровень и без того высокую результативность, доказывает, что тренировочный режим действительно был эффективным.

Из этого эксперимента можно извлечь два уже знакомых нам урока. Первый: «трудный» метод обучения, вынуждающий ученика прилагать больше усилий и притормаживающий видимый прогресс (скажем, интерливинг и перемежение), поначалу кажется нерезультативным. Но это сторицей окупается более прочными, точными и надежно усвоенными знаниями. Второй: часто мы совершенно неправильно оцениваем эффективность обучающего метода. «Легкие» знания создают у нас иллюзию научения, а это не всегда так.

Когда игроки Cal Poly 15 раз подряд отбивали крученый мяч, они с легкостью запоминали свои ощущения и реакции: вид вращающегося мяча, то, что он меняет направление полета, скорость этой смены, время ожидания этого момента. Результаты улучшались, однако чем легче игрок мог припомнить характер подачи и свою реакцию, тем менее прочные знания он при этом приобретал. Одно дело отбить крученый мяч, зная, что он будет именно крученым. Совсем другое дело — отбить мяч, неожиданно оказавшийся крученым. Именно этим навыком и должны овладеть бейсболисты. Но часто они нарабатывают первый навык, и он «прописывается» в краткосрочной памяти, поскольку такая наработка — вариант интенсивного обучения. Тем игрокам Cal Poly, тренировка которых предполагала отбив случайных подач, было сложнее припоминать нужные реакции. Преодоление этой трудности ощутимо замедлило рост их мастерства, зато результаты оказались более надежными и «долгоиграющими».

На этом парадоксе основана теория желательных трудностей в обучении: чем больше усилий требуется для того, чтобы припомнить (точнее, для того чтобы заново выучить) что-то, тем лучше вы это запомните. Иными словами, чем больше вы забудете из нового материала и будете заново усваивать его, — тем дольше он сохранится в памяти^[54].

В чем польза усилий

Реконсолидация памяти

«Трудное» припоминание нового материала, какое бывает при интервальном обучении, заставляет нас «перезагружать» знание или навык в долгосрочной памяти, вместо того чтобы бездумно прокручивать его в краткосрочной^[55]. Во время этой напряженной работы знание вновь становится активным, проясняются самые тонкие его детали. Последующая реконсолидация помогает сделать это знание еще более значимым, укрепляет его связи с имеющимся опытом, подпитывает памятные зацепки. В дальнейшем это облегчит доступ к знанию. Интервальная практика позволяет между подходами к новому материалу отчасти забыть его. Это метод делает прочнее как само знание, так и памятные зацепки и пути, которые обеспечивают быстрое припоминание информации в нужные моменты. Например, тогда, когда питчер пытается подловить отбивающего на крученом мяче после целой серии фастболов. Чем больше нужно усилий, чтобы вспомнить информацию или воспроизвести новообретенный навык, тем полезнее это для обучения — правда, только при условии, что эти усилия увенчались успехом^[56].

В противовес этому, интенсивное обучение «убаюкивает» нас лестным ощущением полного овладения материалом. Ведь мы гоняем информацию по кругу в краткосрочной памяти, не испытывая необходимости извлекать ее из долгосрочных хранилищ. Вспомним хотя бы такой распространенный метод обучения, как перечитывание учебного текста. Мы быстро получаем приятный результат, а именно — легкость оперирования материалом. Но это чувство собственной информированности — ложное, потому что знания, полученные благодаря интенсивному обучению, быстро забывается. Подлинное научение дает только трудный, энергозатратный, запускающий реконсолидацию процесс восстановления знания.

Создание ментальных моделей

При продолжительном и напряженном обучении сложный комплекс взаимосвязанных идей (или последовательность движений) соединяется в осмысленное целое. Так формируется ментальная модель, которую можно назвать «мозговым приложением». Чтобы научиться водить машину, нужно овладеть множеством приемов, которые потом придется совершать одновременно. Это потребует полной концентрации и сноровки. Но потом этот комплекс знаний и двигательных навыков — например, умение оценить дистанцию и правильно маневрировать при парковке или вручную переключать передачи — укореняется у нас в мозге в виде набора ментальных моделей, связанных с управлением автомобилем. Ментальные модели представляют собой хорошо усвоенные и высокоэффективные умения (скажем, умение опознать в подаче крученый мяч и отбить его) или информационные комплексы (отложившаяся в памяти последовательность шахматных ходов), с которыми можно работать как с привычками. Ментальные модели адаптируются для применения в самых разных условиях. Мастерство достигается ценой многих тысяч часов практики. И в ходе этой практики формируется обширный архив ментальных моделей, которые позволяют верно оценивать ситуацию и мгновенно выбирать подходящий для нее отклик.