Глава 11. На пути к полицейскому государству

Из отсутствия в России крепкой традиции самоуправления отнюдь неследует, что в ней существовала традиция бюрократического централизма. Доприхода к власти коммунистического правительства российский бюрократическийаппарат был сравнительно невелик и неэффективен. Развитие бюрократизациисдерживали такие внушительные препятствия, как обширность страны, сильнаярассредоточенность населения, затруднительность сообщения и (что, можетбыть, наиболее важно) недостаток средств. Российские правительства быливечно стеснены в деньгах и предпочитали тратить все наличные средства наармию. При Петре I на управление в России, которая уже тогда была самымпространным государством мира, уходило 135-140 тыс. рублей в год, т. е. от3% до 4% национального бюджета.*1 Насколько скудна была эта сумма, можнопонять из следующего примера. Порядок, царивший в Ливонии, которую Петротвоевал у Швеции, произвел на него такое сильное впечатление, что в 1718 г.он велел произвести исследование тамошней административной системы.Исследование показало, что шведское правительство расходовало на управлениепровинцией размером тысяч в 50 кв. км столько же денег, сколько российское -выделяло на управление всей империей площадью свыше 15 миллионов кв. км. Непытаясь совершить невозможное и скопировать шведские методы, Петр разрушилсистему управления в Ливонии.*2 *1 Ю. Готе, История областного управления в России от Петра I доЕкатерины II, М., 1913, I. стр. 499. и М. Богословский, Областная реформаПетра Великого, М.. 1902, стр. 263. *2 Богословский. Областная реформа, стр. 262. Российская бюрократия представала незначительной не только в бюджетестраны; она также была невелика в процентном отношении к населениюгосударства. В середине XIX века в России было 12-13 чиновников на 10 тыс.человек населения, т. е. пропорционально раза в тричетыре меньше, чем встранах Западной Европы того же периода.*3 *3 S. Frederick Starr, Decentralization and Self-Government inRussia, 1830-1870 (Princeton 1972), p. 48. В Московской Руси и в период империи в бюрократической машине,пользовавшейся широкими полномочиями и известной своим крайним своеволием,ощущался явный недостаток чиновников. Препятствия, преграждавшие путьширокой бюрократизации, были сняты только в октябре 1917 года с захватомвласти большевиками. К тому времени средства транспорта и связиусовершенствовались до такой степени, что ни расстояния, ни климат уже немешали центральной власти жестко контролировать самые отдаленные провинции.Деньги тоже больше не представляли проблемы: проведенная под лозунгомсоциализма экспроприация производительного капитала страны предоставила враспоряжение нового правительства все ресурсы, необходимые ему для целейуправления, снабдив его в то же время законным предлогом для созданиягигантского бюрократического аппарата, на который оно могло тратитьприобретенные средства. Порядок управления, существовавший в России до 1917 г., основывалсяна своеобразной откупной системе, имевшей мало общего с бюрократическимцентрализмом или с самоуправлением. Прототипом ее являлся существовавший вМосковской Руси институт кормления, при котором чиновничествупредоставлялась по сути дела неограниченная свобода эксплуатировать страну;взамен от него требовалось только отдавать государству установленную долю.Корону мало заботило, что происходит с излишком, выжатым из населения.Екатерина Вторая с очаровательной откровенностью объясняла французскомупослу эту систему в применении ко двору: Король французский никогда не знает в точности размер своих расходов; ничто не упорядочивается и неустанавливается заранее. Мой же план, напротив, заключается в следующем: я устанавливаю ежегодную сумму, всегдаодну и ту же, на расходы, связанные с моим столом, мебелью, театрами и празднествами, моими конюшнями, короче, совсем моим хозяйством. Я приказываю, чтобы на разные столы в моем дворце подавалось такое-то количество вина и такое-то число блюд. То же самое и во всех других областях управления. Покуда мне поставляют, качественно и количественно,то, что я приказала, и никто не жалуется, что его обошли, я считаю себя удовлетворенной; я мало беспокоюсь о том, чтопомимо установленной суммы от меня утаят хитростью или бережливостью...*4 *4 М. Le Comte de Segur, Memoires (Paris 1826), II, стр. 297. В принципе такая же система преобладала на всех ступенях российскогоуправления по крайней мере до второй половины XIX века. Ставшее притчей во языцах взяточничество русских чиновников (особеннопровинциальных, и уж тем более в губерниях, удаленных от центральныхгородов) не было следствием каких-то особых черт русского национальногохарактера или ничтожности людей, избиравших административное поприще. Онопорождалось правительством, которое, не имея средств на управление, нетолько веками не платило жалованья своим чиновникам, но и прямо советовалоим "кормиться от дел". В Московской Руси право чиновников набивать себекарманы в какой-то степени регулировалось тем, что они могли заниматьдолжности в провинции только в течение строго определенного срока. Чтобывоеводы, назначенные на хлебные должности в Сибирь, не превосходили некоегосчитавшегося разумным порога вымогательства, правительство выставляло наведущих из Сибири к Москве трактах заставы, которые обыскиваливозвращавшихся воевод и их семейства и отбирали у них излишки. Чтобы уйти отэтого, лукавые воеводы, как тати ночные, возвращались домой окольнымипутями. Петр Великий предпринял смелую попытку положить конец таким порядкам,когда чиновники, на бумаге служившие короне, на деле являлись мелкимисатрапами и заботились в основном о своем собственном благополучии. В 1714г. он запретил жаловать поместья чиновникам центральных приказов и отменилсистему кормления для провинциальных чиновников. Отныне все государственныеслужащие должны были получать жалованье. Эта реформа не увенчалась успехомпо недостатку средств. Даже при строгом петровском режиме только чиновникицентральных ведомств Петербурга и Москвы получали жалованье, да и тонерегулярно; провинциальные же чиновники продолжали жить за счет местногонаселения. В 1723 г. четверть средств, выделенных на оплату государственныхслужащих, пришлось задержать для частичного покрытия бюджетного дефицита.Как отмечает австрийский путешественник Иоанн Корб, во времена Петрароссийские начальники должны были давать взятки собственным коллегам, чтобыполучить причитающееся им жалованье. При ближайших преемниках Петра казнапришла в еще большее расстройство, дела шли все хуже и хуже. Например, в1727 г. выплата жалованья большинству категорий подьячих была официальноотменена,, и чиновникам было предложено кормиться от дел. Положениенесколько выправилось при Екатерине Второй, которая проявила большой интереск провинциальному управлению и велела значительно увеличить отпускаемые нанего средства; в 1767 г. для этой цели была ассигнована четверть бюджета.Также были приняты меры к тому, чтобы жалованье чиновникам выплачивалосьвовремя. Коренная проблема, однако, оставалась нерешенной. Во время и послецарствования Екатерины жалованье государственных служащих оставалось натаком низком уровне, что большинство чиновников не могли свести концы сконцами и вынуждены были искать дополнительных источников дохода. Вцарствование Александра I младшие подьячие получали от одного до четырехрублей жалованья в месяц. Даже принимая во внимание дешевизну продуктов иуслуг в России, этого было далеко недостаточно, чтобы прокормить семью.Затем, жалованье выплачивалось бумажными деньгами (ассигнациями), которые,спустя некоторое время после их первого выпуска в 1768 г., сильно упали вцене и в царствование Александра I шли, в пересчете на серебряные деньги, заодну пятую номинальной стоимости. Таким образом, реформы Петра и Екатериныне изменили ни экономического положения чиновничества, ни порождаемого имотношения администрации к обществу. Наподобие посланцев татарского хана,чиновники, назначенные управлять провинциями, в основном выступали в ролисборщиков налогов и вербовщиков; они не были, что называется, "слугаминарода". Вследствие отсутствия абстрактной, самодовлеющей идеи государства,чиновники не служили "государству", а сперва заботились о себе и потом уж оцаре; вследствие отождествления бюрократического аппарата и государства,чиновники были неспособны провести различие между частной и казеннойсобственностью.*5 *5 Hans-Joachim Torke, "Das Russische Beamtentum in der ersten Halftedes 19 Jahrhunderts". Forschungen zur Osleuropdischen Geschichle. т. 13(Berlin I967), стр. 227 Таким образом, коррупция в бюрократическом аппарате дореволюционнойРоссии не была аберрацией, отклонением от общепринятой нормы, как бывает вбольшинстве других стран, она являлась неотъемлемой частью установившейсясистемы управления. Чиновники приучились жить за счет населения со времениоснования Киевского государства. Как ни старалось правительство, у него нехватало сил искоренить этот обычай. Так оно и шло. За столетия мздоимство наРуси обзавелось тщательно разработанным этикетом. Проводилось различие междубезгрешными и грешными доходами. Критерием различия была личность жертвы."Грешными" считались доходы, добытые за счет короны через растрату казенныхденег или намеренное искажение отчетов, затребованных начальниками изцентра. "Безгрешные" доходы создавались за счет общества; они включали всебя прибыль от вымогательства, суммы, взимаемые судьями за решение дела впользу давателя, а в основном - взятки, даваемые на ускорение дел, которыеграждане вели с правительством Нередко бывало, что получатель "грешной"взятки, согласуясь с неписаным тарифом, давал сдачу. Правительственныеревизоры, во всяком случае, при Петре и его преемниках, нередко безжалостнопреследовали виновных в ущемлении государственных интересов. Они, однако,нечасто вмешивались, когда страдали простые граждане. Чем выше ранг, тембольшую возможность сколотить состояние за счет общества имел чиновник. Дляэтого использовалась такая масса приемов, что лишь малую часть из них можнопривести в качестве иллюстрации. Вице-губернатор, в обязанности котороговходило удостоверение качества продаваемой в его губернии водки, засоответствующую мзду от владельцев спирто-водочных заводов мог записатьразбавленную водку как чистую. Поскольку жертвой в данном случае былпотребитель, если бы даже эта проделка случайно открылась, никого непривлекли бы к суду. Губернаторы отдаленных губерний иногда ложно обвинялибогатых местных купцов в каком-либо преступлении и заключали их в тюрьму,пока те не откупались. Лихоимство было тонким, даже изящным ремеслом.Хорошим тоном считалось давать взятки не напрямик. Например, жертвоваласьщедрая сумма на "благотворительное" предприятие, возглавляемое женойуправителя, или продавалось тому же начальнику какое-то имущество заполцены, или покупалось у него что-либо (картина, к примеру) втридорога, М.Е. Салтыков-Щедрин, бывший в начале царствования Александра IIвице-губернатором в Тверской и Рязанской губерниях, писал, что вкладыватькапитал во взятки лучше, чем в банк, поскольку в этом случае есть гарантияот нередко весьма разорительных придирок со стороны властей. Рядовым губернским чиновникам приходилось сводить концы с концами припомощи взяток и копеечного вымогательства. Чтобы пояснить, какфункционировала эта система, лучше всего процитировать эпизод из "Губернскихочерков" Салтыкова-Щедрина, где художественными средствами описываетсявполне реальная ситуация. Герой повествования, мелкий губернский чиновникниколаевской школы, захлестнутый реформами Александра II, ностальгическирассуждает о прошлом: Брали мы, правда, что брали - кто Богу не грешен, царю не виноват? Даведь и то сказать, лучше, что ли, денег-то не брать, да и дела не делать;как возьмешь, оно и работать как-то сподручнее, поощрительнее. А нынче,посмотрю я, все разговором занимаются, и все больше насчет этогобескорыстия, а дела не видно, и мужичок - не слыхать, чтоб поправлялся, акряхтит да охает пуще прежнего. Жили мы в те поры, чиновники, все промеж себя очень дружно. Не точтоб зависть или чернота какая-нибудь, а всякий друг другу совет и помощьдает. Проиграешь, бывало, в картишки целую ночь, все дочиста спустишь - какбыть? ну, и идешь к исправнику. - Батюшка, Демьян Иваныч, так и так, помоги! Выслушает Демьян Иваныч,посмеется начальнически: "Вы, мол, сукины дети, приказные, и деньгу-тосколотить не умеете, все в кабак да в карты!" А потом и скажет: "Ну, ужнечего делать, ступай в Шарковскую волость подать сбирать." Вот и поедешь;подати-то не соберешь, а ребятишкам на молочишко будет. И ведь как это все просто делалось! Не то чтобы истязание иливымогательство какое-нибудь, а приедешь этак, соберешь сход. - Ну, мол, ребятушки, выручайте! Царю-батюшке деньги надобны; давайтеподати! А сам идешь себе в избу, да из окошечка посматриваешь: стоятребятушки да затылки почесывают. А потом и пойдет у них смятение; вдруг всезаговорят и руками замахают, - да ведь с час времени этак-то прохлаждаются.А ты себе сидишь, натурально, в избе, да посмеиваешься, а часом и сотского кним вышлешь: "Будет, мол, вам разговаривать - барин сердится." Ну, тутпойдет у них суматоха пуще прежнего. Начнут жеребий кидать - без жеребьярусскому мужичку нельзя. Это, значит, дело идет на, лад, порешили идти кзаседателю, не будет ли божецкая милость обождать до заработков. - Э-э-эх, ребятушки, да как же с батюшкой царем-то быть? Ведь емуденьги надобны; вы хошь бы нас, своих начальников, пожалели! И все это ласковым словом, не то чтоб по зубам да за волосы: я,дескать, взяток не беру, так вы у меня знай, каков я есть окружной! - нет,этак лаской да жаленьем, чтобы насквозь его, сударь, прошибло! - Да нельзя ли, батюшка, хоть до Покрова обождать? - Ну, натурально,в ноги. - Обождать-то, для-че не обождать, это все В наших руках, да за что жя перед начальством в ответ попаду - судите сами. Пойдут ребята опять на сход, потолкуют - потолкуют, да и разойдутсяпо домам, а часика через два, смотришь,сотский и несет тебе за подожданье погривне с души, а как в волости-то душ тысячи четыре, так и выйдет рублевчетыреста, а где и больше... Ну, и едешь домой веселее.*6 *6 Н. Щедрин (М. Салтыков), Губернские очерки, в его Собраниисочинений, М., 1951, I, стр. 59-60. Подобные чиновники населяют страницы русской литературы от Гоголя доЧехова; некоторые из них добродушны и мягкосердечны, другие властны ижестоки, но и те и другие живут за счет населения, как будто бы они быличужеземными завоевателями среди покоренного народа. Их сообщество напоминалотайный орден. Они предпочитали водиться только с себе подобными, пресмыкаясьперед начальством и попирая нижестоящих. Им по душе была иерархическаялестница чинов с автоматическим продвижением по службе; они были частью ее ивсе, существующее вне этой системы, почитали за разгул анархии. Ониинстинктивно изгоняли из своей среды чересчур усердных и щепетильных,поскольку система требовала, чтобы все были замешаны в лихоимстве и такскованы круговой порукой. Как и всякий замкнутый иерархический орден, российскаябюрократическая машина создала изощренный набор символов, предназначенныхдля различения чинов. Эта символика была упорядочена в царствие Николая I иизложена в 869 параграфах первого тома Свода Законов. Из соображений этикетачины разделялись на несколько категорий, к каждой из которых надлежалообращаться согласно соответствующему титулу, переведенному с немецкого.Обладатели высших двух чинов должны были [зваться "ВашеВысокопревосходительство" (Euer Hochwohlgeboren), состоявшие в третьей и вчетвертой категориях - "Ваше Превосходительство" - (Euer Wohlgeboren), и такдалее по нисходящей; к чинам девятой-четырнадцатой категорий обращалисьпросто "Ваше Благородие" (Euer Wurden). Каждой ступени сопутствовал иуместный мундир, предназначенный специально для нее и разработанный допоследней портновской детали; повышение с белых брюк до черных было событиемэпохального (значения в чиновничьей жизни. Носители орденов и медалей (Св.Владимира, Св. Анны, Св. Георгия и т. п., (которых тоже было несколькоклассов) также имели право (на всяческие отличия. Честные управители встречались почти всегда только в центре, вминистерствах или соответствующих им учреждениях. Идея государственнойслужбы как служения обществу была совершенно чужда русскому чиновничеству;она была завезена с Запада, в основном из Германии. Именно прибалтийскиенемцы впервые показали русским, что чиновник может использовать свою властьдля служения обществу. Правительство империи высоко ценило) этих людей, иони удостоились непропорционально большой доли высших чинов; средиадминистративной элиты империи было немалое количество иностранцев, вособенности лютеран. Многие лучшие чиновники являлись выпускниками двухспециальных учебных заведений Царскосельского Лицея и Императорской ШколыЮриспруденции. Почти непроходимая пропасть лежала между управителями, служившими вцентральных канцеляриях Петербурга и Москвы, и чиновниками губернскойадминистрации. Последние почти не имели шанса когда-либо выдвинуться надолжности в одной из столиц, тогда как служащие, по своему происхождению,образованию или богатству начавшие взбираться, по лестнице карьеры вцентральном управлении, редко попадали в провинцию, кроме как чтобы занятьпост губернатора или вице-губернатора. Эта пропасть усугубляласуществовавший издревле раскол между дворянской элитой, внесенной вслужебные московские книги, и простым губернским дворянством. Bo-вторых,опять-таки в соответствии с московской традицией, чиновничество империипроявляло ярко выраженную тенденцию замыкаться в закрытую наследственнуюкасту. Чиновники по большей части были сыновьями чиновников, исвященнослужители, купцы и прочие простолюдины, пришедшие на государственнуюслужбу со стороны, тоже чаще всего пытались ввести своих сыновей начиновничье поприще. Мало-мальски знатные дворяне редко поступали нагосударственную службу, отчасти из-за невеликой ее престижности, отчастипотому, что жесткая система рангов вынуждала их конкурировать с чиновниками,гораздо ниже их стоящими по образованию и социальному положению. Положениеэто стало меняться только к концу царского режима, когда среди высшихклассов пошла мода поступать на правительственную службу. Поскольку столичное и провинциальное чиновничество почти не общалосьдруг с другом, дух общественного служения, зародившийся в первом, почти непросачивался в страну, и для подавляющего большинства чиновниковсвоекорыстие и мздоимство были стилем жизни; им и в голову не приходило, чтоможет быть иначе. Именно это имел в виду Карамзин, говоря, что "если быотвечать одним словом на вопрос: что делается в России, то пришлось бысказать: крадут."*7 *7 П. А. Вяземский, "Старая записная книжка", Полное собраниесочинений Князя П. А. Вяземского. СПб., 1883, стр. 113. В Московской Руси и во времена империи повальное лихоимствочиновничества было симптомом более глубокого недуга - беззакония, вернымспутником которого оно всегда является. До судебной реформы 1864 г. (а отчасти и после нее, но об этом ниже)Россия не знала независимого судопроизводства. Юстиция была ответвлениемадминистративной системы, и посему основной ее заботой было проведение вжизнь воли государства и охрана его интересов. Неразвитость правосознания вРоссии нигде не выступает так явственно, как в дожившем до самой граниновейшего времени традиционном представлении о том, что преступления,совершенные гражданами друг против друга и чиновниками против граждан,общественности не касаются. В Риме судопроизводство было отделено от администрации ко второмувеку до н. э. В странах с феодальной традицией, т. е. в большей частиЗападной Европы, это разделение произошло к концу средневековья. В Англии кконцу XIII столетия уже проводилось различие между судебными королевскимичиновниками и его административными и фискальными агентами. Во Франции суд,известный под именем Парижского парламента, также утвердился к этому временикак самостоятельный институт. Россия в этом смысле напоминала древниевосточные монархии, где царские чиновники, как правило, отправлялиправосудие в рамках своих административных обязанностей. В Московскомгосударстве в каждом приказе. имелось судебное отделение, функционировавшеепо своей собственной юридической системе и имевшее власть над гражданами,входившими в административную компетенцию приказа, - точно так же, какобстояло дело в крупных поместьях удельного периода. Помимо того, воеводыотправляли правосудие в своих владениях. А церковь - в своих. Тяжкиепреступления против государства рассматривались царем и его советом. Как и можно было предположить, попытки учредить независимоесудопроизводство делались Петром и особенно Екатериной, но и тот и другаястолкнулись с непреодолимыми трудностями, не последней из которых былоотсутствие свода законов. Единственный имевшийся свод законов (Уложение 1649г.) стал малоприменимым в послепетровскую эпоху, да и в любом случае в нембыло мало указаний на то, как быть с тяжбами между подданными. Даже если бысудье XVIII века вдруг пришла охота сыскать закон, относящийся в лежащемуперед ним делу, он бы его не откопал. Так продолжалось до царствованияНиколая I, когда правительство наконец опубликовало собрание законов,начиная с 1649 г., за которым последовало издание нового Свода. Однако,поскольку судебная процедура оставалась традиционной, россияне избегалитяжбы, как чумы. До реформы 1864 г. правительство не возбуждало уголовныхдел, за исключением тех случаев, когда затрагивались его собственныеинтересы; судебное разбирательство по уголовным и всем гражданским делампроисходило по ходатайству пострадавшего и обыкновенно уподоблялось торгам,на которых верх одерживал тот, кто предлагал всемогущему секретарю судабольшую мзду. Все это имело крайне пагубное воздействие на весь стройрусской жизни. Модная теория, происходившая от Маркса, утверждает, что судыи законы создаются для того, чтобы служить интересам правящего класса.Однако исторический опыт показывает, что дело обстоит как раз наоборот.Чтобы поставить на своем, стоящие у власти не нуждаются в судах и законах; вних нуждаются бедные и слабые. Тому, кто сомневается в истинности этогоположения, достаточно будет сравнить общее положение низших классов и ихчувство уверенности в себе в районах со слабо развитой традициейсудопроизводства, например, в Юго-Восточной Азии, и там, где эта традицияимеет прочные корни, к примеру, в Западной Европе и в США. До 1860-х годов русская юриспруденция даже не проводила различиямежду законами, указами и административными распоряжениями, которые послеутверждения их монархом почитались с равным благоговением и в 1830 г. быливнесены недрогнувшей рукой в Полное Собрание Законов в хронологическомпорядке. К высочайшему повелению о новом порядке престолонаследия или обосвобождении дворян от обязательной государственной службы относились сформально юридической точки зрения так же, как к указу о строительственового завода или об удовлетворении прошения какого-нибудь отставногогубернского чиновника. Вообще говоря, большая часть основополагающихзаконов, определяющих [государственное устройство в России и статус ееграждан, не была объявлена сколько-нибудь официально. К их [числуотносились: прикрепление крестьян к земле и горожан к городам (т. е.крепостное право), положение о том, что обладание землей должносопровождаться государственной службой, учреждение опричнины, подвластностькрестьян своему помещику, автоматическое продвижение чиновников по службе поправу старшинства, основание первого централизованного полицейского органа -Преображенского приказа и введение ограничений, связанных с местомжительства для евреев (черта оседлости). Другие законы вводились как быпоходя. Например, юридическое обоснование самодержавной власти российскихправителей было сформулировано случайной фразой из Военного Устава Петра,тогда как до 1845 года законы о преследовании политических преступниковпрактически не были определены юридически. Следствием такого неуважения кюридической процедуре явилось непонимание того, что право подразделяется нагосударственное, гражданское и уголовное, в то время как на Западе эторазличие проводилось, начиная со Средних веков. Неумение различить междутипами юридических актов, равно как и между областями права, толькоусугубляло неразбериху, царившую в русской юриспруденции до 1860-х годов.Хуже того, до этого времени законы не нуждались в обнародовании для того,чтобы войти в силу; часто они вводились в секретных документах и былиизвестны лишь чиновникам, отвечавшим за их проведение. Эта практика пережилареформу 1864 г. Как будет указано ниже, Министерство внутренних дел в1870-80 гг. нередко объявляло меры, затрагивающие жизнь всего населения, всвоих секретных циркулярах, многие из которых не опубликованы и по сей день. Неразвитость юридической традиции и судебной системы, разумеется,давала большие преимущества бюрократическому аппарату. Некоторыеконсервативные русские юристы даже доказывали вполне серьезно необходимостьтого, чтобы юстиция и администрация были тесно сплетены между собой. Срединих был уважаемый специалист по государственному праву профессор H. М.Коркунов, разработавший теорию русской юриспруденции, согласно которойосновной функцией законов страны является не столько отправление правосудия,сколько поддержание порядка.*8. Данный взгляд на судопроизводство былвыражен в несколько грубоватой форме (но зато и честнее) графомБенкендорфом, начальником тайной полиции при Николае I. Однажды, когда А. А.Дельвиг пришел к нему с жалобой на незаконные придирки цензоров, Бенкендорфв сердцах отрезал: "Законы пишутся для подчиненных, а не для начальства!" *8 Н. М. Коркунов, Русское государственное право, СПб., 1909, I, стр.215-22, До Николая I политические преследования в России носилинеупорядоченный характер. Преображенский приказ Петра Великого обозначилважный шаг в направлении профессионализации политической полиции, однаковыстроенный им полицейский аппарат был упразднен при Петре III и Екатерине,когда было запрещено выступать с обвинениями типа "слово и дело". ХотяЕкатерина II и Александр I не чужды были того, чтобы время от времениставить вольнодумцев на место, они не были особыми поклонниками полицейскойслежки. Министерство Полиции, учрежденное в 1811 г., было ликвидировановосемью годами позже. Со второй половины XVIII века в России существоваласельская и городская управа, но не было особого органа для выявленияполитической оппозиции типа тех, что имелись в ту пору во многих странахевропейского континента. Не было и цензурного кодекса. За исключением рядадовольно общих и вполне устаревших положений. Уложения 1649 г. и кое-какихпостановлений Петра Великого, отсутствовали конкретные законодательные акты,направленные против подрыва государственных устоев. До начала XIX векалюбительских методов борьбы с политической оппозицией было вполне довольно,однако они стали негодны в эпоху Реставрации, когда более развитые формывольнодумства вошли в моду в Европе, неотъемлемой частью которой Россиястала вследствие своего участия в кампаниях 1813-1815 гг. Негодность внутренних оборонительных линий России стала очевидной всвязи с восстанием декабристов. В перевороте было замешано более сотнидворян, часть которых принадлежала к числу виднейших семейств государства.Это обстоятельство само по себе исключало возможность тихо разрешить делоадминистративными мерами, какие обычно применялись против непокорныхпростолюдинов. Помимо этой технической сложности, восстание заставилосерьезно задуматься о проблеме безопасности государства: как случилось, чтопредставители класса, которому корона даровала такие невероятные привилегии,пошли на нее с оружием в руках? И как получилось, что никто не заметил, какони вошли в заговор? В 1826 г. Николай назначил Верховную Следственную Комиссию длярасследования причин восстания и вынесения рекомендаций о наказаниивиновных. Задача перед Комиссией стояла необыкновенно трудная, поскольку вРоссии того времени не было не только уголовного кодекса, но и точногоюридического определения преступления против государства. Всякий, ктопотрудится заглянуть в текст окончательных рекомендаций Комиссии, обнаружиттам в качестве юридического основания приговоров, вынесенных декабристам,загадочную формулировку, "по первым двум пунктам". Речь шла о мелком указеПетра 1 от 25 января 1715 г. (Э 2877 в Полном Собрании Законов), согласнопервым двум пунктам которого подданные обязывались доносить властям одействиях, наносящих вред государственным интересам, и в особенности оподстрекательстве к бунту. Такое скудное юридическое основание былоподведено под судебное преследование против декабристов. "По первым двумпунктам" полагалась смертная казнь. Однако, признавая неравнозначностьсодеянного обвиняемыми, Комиссия разделила их на девять категорий, положивдля каждой особенное наказание, от отдачи в солдаты до смертной казни черезчетвертование. Ставивший порядок превыше всего Николай не мог примириться с такимположением. Он хотел, чтобы преступлениям против государства была данаточная дефиниция и назначено уместное наказание. Ответственность завыполнение сей задачи лежала на Сперанском, возглавлявшем Комиссию посоставлению Свода Законов Российской Империи. Однако работа эта понеобходимости была долгой, тогда как надо было тотчас принимать меры кнедопущению повторения событий 14 декабря 1825 г. Первым шагом явилось учреждение в империи постоянной полицейскойслужбы. Для этого Николай создал в 1826 г. Третье Отделение Собственной ЕгоВеличества Канцелярии. Номинально задачей этого ведомства было призрение"вдов и сирот", и официальный герб его - платок, врученный Николаем первомуего главе, должен был символизировать осушение слез. На самом деле, однако,Третье Отделение представляло собой самую обыкновенную тайную полицию,запустившую щупальца во все слои общества, и в таком своем качествебесспорно пролило больше слез, чем сумело высушить. Штат его был невелик инасчитывал в среднем от тридцати до сорока служащих, однако действительноечисло работников было куда больше. К примеру, Третье Отделение оплачивалоуслуги множества соглядатаев, посещавших салоны, кабаки, ярмарки и другиескопления публики; они поставляли собранную ими конкретную информацию, атакже излагали свое общее мнение о настроениях общества. Во-вторых, приТретьем Отделении имелся Корпус жандармов численностью в несколько тысяччеловек, облаченных в синие мундиры и белые перчатки, которыми командовалначальник Отделения. Непосредственной функцией жандармов являлась защитагосударственной безопасности; они представляли собой особую политическуюполицию, отличную от обычных полицейских органов. Обязанности ТретьегоОтделения и жандармского корпуса не были четко определены, однако к нимопределенно относились, помимо выявления и предотвращения подрывнойдеятельности, слежка за иностранцами и религиозными диссидентами и вкакой-то степени цензура. Как и его предтеча. Преображенский приказ, онобыло неподотчетно другим правительственным ведомствам и докладывалонепосредственно самому императору. Основатели и первые начальники ТретьегоОтделения были из балтийских немцев (его первый глава Д. X. Бенкендорф и егопомощник М. Я. Фок), однако вскорости им на смену пришли местные специалистыв данной области. Другая из принятых в то время превентивных мер касалась цензуры.Николай был убежден в том, что основной причиной восстания декабристов быловлияние на российскую молодежь "зловредных", "праздных" идей, и он твердовознамерился закрыть им дорогу в страну. В России за правительством всегдапризнавалось право решать, что его подданные могут публиковать и читать.Однако до царствия Николая повод воспользоваться этим правом случался редко:до 1783 г. все печатные станки принадлежали правительству либо церкви, играмотная часть населения была столь невелика, что не стоило хлопотрасследовать читательские вкусы. В XVII веке власти приказали уничтожитьстароверские книги, равно как и некоторое количество напечатанных в Киеверелигиозных трудов, по мнению духовенства засоренных латинизмами. В XVIIIвеке цензура была доверена Академии Наук, которая настолько бережнопользовалась этими своими полномочиями, что до начала Французской Революциироссияне могли читать все, что хотели. Впервые цензура проявиласьпо-настоящему в 1790 г., когда Екатерина изъяла "Путешествие" Радищева ивелела посадить автора в тюрьму. При Павле множество иностранных книг былозапрещено к ввозу в Россию. Тысячи книг были сожжены. Но со вступлением натрон Александра I цензура снова почти захирела. Таким образом, цензурныйкодекс, утвержденный Николаем в 1826 г., представлял собой весьма важноенововведение. Кодекс впоследствии подвергался изменениям; согласно ему, дляраспространения какого-либо печатного издания полагалось сперва заручитьсяразрешением одного из специально созданных "цензурных комитетов". Для этогопечатные материалы, публиковавшиеся в России в царствие Николая I, не толькодолжны были не содержать "зловредных" идей, но и способствовать укреплениюобщественной нравственности - налицо ранний провозвестник "позитивнойцензуры", воцарившейся в России в 1930-х и 1940-х годах. Впоследствиицензурные правила то ужесточались (например, в 1848-55 гг.), то смягчались(во второй половине XIX века), но в разных формах цензура продолжаласуществовать в России вплоть до революции 1905 г., когда она былаупразднена; она возродилась в полном своем блеске тринадцатью годами позже.Несмотря на внушительный набор правил и большой бюрократический аппарат,нельзя сказать, что цензурные нормы применялись в Российской Империи строго.Каждый, кто знаком с более современными формами преследований, изумится,обнаружив, что между 1867 и 1894 гг., т. е. во времена консервативногоцарствования Александра III, к распространению в России было запрещеновсего-навсего 158 книг. В одно десятилетие было отвергнуто около 2%рукописей, поданных на предварительную цензуру. Цензура иностранный; изданийтакже была довольно либеральной. Из 93.565.260 экземпляров книг ипериодических изданий, посланных в Россию из-за границы в одно издесятилетий конца XIX века, было задержано всего 9.386.*9 Все это говорит отом что цензура в Российской империи была скорее досадной помехой, чембарьером на пути свободного движения идей. *9 П. А. Зайончковский, Российское самодержавие в конце XIX столетия.М., 1970. стр. 299-301 Свод законов, над которым Сперанский трудился с начала николаевскогоцарствования, вышел в 1832 году. Том пятнадцатый этого собрания содержалУложение о наказаниях, включавшее в себя также и преступления противгосударства. Однако, поскольку он всего-навсего расположил в каком-топорядке хаотический набор изданных на то время законоположений (в том числеи "два пункта" 1715 г.), Уложение сразу было признано негодным. Сперанскомубыло велено составить проект нового, систематизированного Уложения онаказаниях, однако он умер, не доведя дело до конца, и оно было поручено Д.Н. Блудову. Уложение, вышедшее в 1845 г., стало вехой исторической эволюцииполицейского государства. О политических преступлениях речь шла в двухразделах: третьем ("О преступлениях государственных") и четвертом ("Опреступлениях и проступках против порядка управления"). Эти два разделазанимают 54 печатных страницы и представляют собой настоящий конституционныйдокумент авторитарного режима. Законодательство других стран европейскогоконтинента также содержало подчас весьма детальные законоположения,касающиеся государственных преступлений (эта категория преступленийотсутствует в английской и американской юриспруденции), однако нигде непридавалось им такое значение и нигде они не трактовались так вольно ишироко, как в России. Согласно уложению 1845 г.: 1. Любая попытка ограничить власть самодержца или заменитьсуществующий порядок правления, равно как убедить других совершитьвышеозначенное или заявить открыто о подобных намерениях, либо укрыть лиц,виновных в сих преступлениях, содействовать им или не донести о них влеклаза собой смертную казнь и лишение всех прав состояния (ст. 263-65 и 271); 2. Расп