Особенности циркуляции слухов

В ходе трансляции и ретрансляции, в ходе самого процесса самопроизвольной цир­куляции слухов с основными сообщениями, составляющими их содержание, проис­ходят определенные трансформации. В конечном счете, все эти трансформации обыч-

¹ См.: Rosnow R. L. Psychology of rumor reconsidered. // Psychological Bulletin. 1980. № 3. P. 578-591.

² См.: Allport G., Postman L. Psychology of Rumor. N. Y., 1956.

Глава 3.3. Психология слухов и сплетен 283

но сводятся к трем основным тенденциям. Во-первых, всегда происходит определен­ное сглаживание самого содержания слуха. Во-вторых, происходит заострение его эмоциональных компонентов. В-третьих, возникает своеобразная адаптация слуха к особенностям той аудитории, в которой он распространяется.

Сглаживание проявляется в том, что исходная фабула слуха становится при его передаче все короче. Это происходит, в основном, за счет постепенного исчезновения тех деталей, которые данной аудитории представляются несущественными. Такими деталями могут быть, например, цвет и марка столкнувшихся автомобилей, одежда и имена участников событий, характер погоды или иные сопутствующие обстоятель­ства. В ходе циркуляции содержание слуха выхолащивается до сути, до простейшей формулы, выражающей либо желание, либо страх, либо агрессию.

Заострение заключается в увеличении, расширении масштабов тех деталей, ко­торые, наоборот, представляются важными или весьма существенными для той или иной конкретной аудитории распространения слуха, а также в драматизации сопро­вождающих сообщение эмоций.Такими деталями могут быть количество жертв (ря­довое автомобильное происшествие становится крупномасштабной катастрофой) или, напротив, уровень достигнутых успехов (план, перевыполненный в несколько раз, многократно умноженное число военнопленных и т. п.), социальная значимость произошедшего (изменение от уровня села до масштабов всемирно-исторического события) и т. д. Здесь надо специально подчеркнуть, что неосознанная оценка сущест­венности или не существенности конкретных деталей слуха определяется не столько их объективным значением, сколько социально-психологическими, субъективными факторами — прежде всего ценностями, ожиданиями, стереотипами и установками аудитории. Именно в зависимости от них та или иная деталь может оказаться или сглаженной, или заостренной. Приведем очевидный пример: если одежда участвовав­ших в драке людей ярко отражает их национальную принадлежность, а в данной ме­стности уже сложились конфликтные межнациональные отношения, то слух может быстро приобрести достаточно агрессивную окраску, причем то, как именно были одеты дерущиеся, окажется доминирующей в нем деталью. Цвет машин, попавших в дорожно-транспортное происшествие, оказывается вполне существенной и очень важной деталью в аудитории, где существуют предрассудки цветовой символики (типа «белое — хорошо», а «черное — плохо») и т. п. Даже сочетание цифр может иметь немаловажное значение — в современной России, например, возникли разно­образные слухи в связи с «дьявольским числом 666», связанным с личными номера­ми граждан при постановке на учет в налоговых органах и присвоением им иденти­фикационного номера налогоплательщика (ИНН).

Адаптация отчасти связана с двумя предыдущими тенденциями, но имеет и опре­деленные собственные особенности. Адаптация слуха к особенностям аудитории не обязательно сводится к сглаживанию или, напротив, к заострению его деталей. Она может заключаться в переименовании персонажей («иваны» или «фрицы», напри­мер) и объектов слуха (подорожание хлеба важнее цен на верблюдов, но бывает и на­оборот), изменении их национальной и социальной принадлежности (в разных ауди­ториях слух типа «Наших бьют!» будет звучать по-разному, в явной зависимости от того, кто здесь представляет собственно «наших») и т. д. Фабула слуха всегда стихий­но приспосабливается к доминирующей в аудитории модели мира, к ее особенностям и общему эмоционально-аффективному фону жизни этого сообщества. '

284 Часть 3. Массовые социально-психологические явления

В целом же совместное, дополняющее друг друга действие трех названных тен­денций — сглаживания, заострения и адаптации — может привести к весьма значи­тельному отклонению содержания слуха от исходного варианта или лежащего в ос­нове слуха реального события. Если же при этом циркуляция слуха направляется со стороны, то понятно, что его фабула вообще может не иметь ничего общего с реально­стью.

Противодействие слухам

С точки зрения существующих в организованном обществе социальных институтов, слухи играют ненужную или даже откровенно враждебную роль. С социально-пси­хологической точки зрения, слухи — это контрсуггестивные явления по отношению к суггестивному действию социальных институтов, нормирующих человеческое созна­ние. Как правило, слухи разрушают официальную суггестию, создавая собственную, внутреннюю суггестивную зависимость психологии масс именно от слухов. В отли­чие от явно внешней, управляющей суггестии официальных институтов, слухи вы­ступают как собственный, внутренний способ самоуправления, самореализации пси­хологии масс. Естественно, для организованного общества это всегда представляется опасным. Соответственно, всякая организация озабочена проблемами противостоя­ния автономной циркуляции такой стихийной, неорганизованной (несанкциониро­ванной, неконтролируемой, неуправляемой) информации, независимо от степени ее достоверности. По сути, это всегда конкурентная борьба за информационные меха­низмы организации человеческого сознания и поведения, борьба за овладение меха­низмами, вызывающими массовое подражание. Вопрос стоит очень просто: чему бу­дут подражать люди? Официально декларируемым по институционализированным каналам нормам или неофициально распространяющимся посредством слухов эмо­циям? Особой актуальностью эти вопросы всегда отличаются в тоталитарных обще­ствах. Демократические общества обычно спокойнее относятся к слухам и, в целом, к альтернативным каналам информации, хотя и здесь упорядоченная природа органи­зованного общества, всегда противостоящего неорганизованным массам, берет свое: демократические власти также не любят слухов.

Меры официального противодействия слухам обычно подразделяются на две группы: профилактические мероприятия и активные контрмеры.

Профилактические мероприятия обычно имеют сверхзадачу общего воздействия на психологию населения и создания такой эмоциональной атмосферы, которая сама исключала бы возможность распространения слухов и/или приводила бы к их быст­рому угасанию. Это включает создание и поддержание в должном состоянии эффек­тивной системы средств массовой информации, обладающей в глазах населения вы­соким престижем надежности и достоверности. Она должна предусматривать нали­чие устойчивой обратной связи от аудитории к источнику информации, чтобы иметь возможность своевременно реагировать на информационные запросы, психические потребности и ожидания людей.

В следующей главе, посвященной социальной психологии массовой коммуника­ции, эти проблемы рассматриваются специально. Пока же приведем только пример

Глава 3.3. Психология слухов и сплетен 285

того, как Великобритания в ходе Второй мировой войны сумела вытеснить практи­чески неизбежные для военного времени панические слухи. Для того чтобы повысить свой престиж и усилить впечатление надежности и достоверности, правительствен­ной радиостанции Би-Би-Си пришлось в начале войны пойти на экстраординарные меры. Радиостанция сама стала сознательно завышать в своих информационных про­граммах потери англичан и, наоборот, преуменьшать германские потери так, чтобы цифры выглядели хуже, чем даже в тенденциозных сообщениях немецкой, геббель-совской пропаганды. В итоге жители Великобритании стали значительно больше ве­рить своему радио и совершенно перестали воспринимать как немецкую пропаганду, так и панические слухи о собственных неудачах. После этого, естественно, радио Би-Би-Си отказалось от временной дезинформации, однако навсегда приобрело имидж самой достоверной радиостанции в мире.

Важным для профилактики слухов обычно считается поддержание эффективно­го руководства и управления на всех уровнях. При усилении циркуляции и обостре­нии характера массовых слухов, когда возникает особая необходимость в разъясне­нии непонятных населению вопросов и ситуаций, именно лидеры становятся наибо­лее надежными источниками информации. Опыт показывает, что доверие к лидерам, их авторитет помогают массам быть более устойчивыми к разнообразным слухам. Известно, что в преодолении периода так называемой Великой депрессии в США, сопровождавшейся глубоким социально-психологическим кризисом, огромную роль в профилактике разнообразных слухов сыграли еженедельные радиовыступления президента Ф. Рузвельта. Обладая большим авторитетом, президент просто расска­зывал о том, что и как происходит в стране, что, как и когда собирается делать прави­тельство, и т. д. Такие, по сути психотерапевтические беседы во многом помогли Аме­рике сохранить психологическую устойчивость и преодолеть кризис.

Активные контрмеры обычно используются в критических ситуациях, когда вследствие войны или сильных социальных потрясений влияние общественных ин­ститутов и структур ослабевает, а роль стихийно возникающих слухов, напротив, стремительно нарастает. Решающую роль тут играет выбор ответа на основной во­прос: что же делать со слухами? Существует всего два варианта: либо молчать, что практически равносильно поощрению уже начавшейся циркуляции какого-то слуха, либо активно его опровергать. Оба эти варианта плохи. Если официальные структу­ры молчат, то массы делают выводы о некомпетентности структур и верности слухов. Если структуры опровергают слух, то массы делают выводы как о справедливости слуха («Нет дыма без огня!»), так и о «подозрительной заинтересованности» властей в вероятном сокрытии правды, которая якобы содержится в слухе. В итоге для офи­циальных структур оба варианта неэффективны.

Единственным эффективным способом активного противодействия слухам явля­ется их быстрое подавление удобными для вас фактами. Логика тут абсолютно понят­на. Если какой-то слух появился и распространяется, значит, в массах есть острая по­требность в информации на данную тему. Следовательно, эту потребность надо как можно быстрее удовлетворить, разъяснив официальную точку зрения на вызываю­щие дискуссии вопросы. Поэтому считается наиболее эффективным, не упоминая о самом факте существования слуха (в противном случае вы будете принимать участие в его распространении), просто заполнить информационный вакуум удобной для вас убедительной информацией. Напротив, классический пример того, чего никогда не

286 Часть 3. Массовые социально-психологические явления

надо делать в борьбе со слухами, привел в свое время М. А. Булгаков, позаимствовав его из одной российской газеты 1920-х гг. В ней было опубликовано предельно крат­кое сообщение: «Слухи о марсианине в Обуховском переулке ни на чем не основаны. Они распущены торговцами с Сухаревки и будут строго наказаны» (Булгаков, 1995). Комментарии излишни.

Психология сплетни

Одной из разновидностей слухов считаются сплетни. Не случайно С. И. Ожегов опре­делял сплетню как «слух о ком- или чем-нибудь, основанный на неточных или за­ведомо неверных сведениях». И проводил примеры словоупотребления: «Пустить сплетню. Обывательские сплетни» (Ожегов, 1986).

Как правило, внешне сплетни всеми осуждаются как проявление поверхностных интересов, погони за сенсациями, проявления интриганских методов и т. д. Тем не менее сплетня всегда сохраняет свою живучесть и определенное место в обществен­ных отношениях, что обусловливается прежде всего многообразием ее социальных и психологических функций. Главная из них, как и в случае слухов, это информацион­ное насыщение психологии масс по собственным, неофициальным и неформализо­ванным каналам, в соответствии с законами этой психологии. Как и слух, сплетня является одним из особых механизмов формирования и поддержания массовой пси­хологии.

В отличие от слуха, который всегда недостоверен, под сплетней понимают лож­ную или истинную, проверенную или не поддающуюся проверке (и в этом случае обычно маловероятную), неполную, пристрастную, но правдоподобную информацию о делах, которые рассматриваются как личные, но могут иметь широкий социальный резонанс, и об обстоятельствах, касающихся достаточно закрытых сторон жизни срав­нительно замкнутых, элитных социальных групп. Трудно представить себе широкое распространение сплетен из жизни заводского цеха. Напротив, высокой популярно­стью обладают сплетни из жизни «высших сфер» — политиков, известных артистов-людей, находящихся «на виду». В этом случае сам факт популярности определенного круга фигур является условием возникновения и фактором распространения сплетен.

Обратим внимание на некоторые существенные различия между слухом и сплет­ней. Слухи обычно касаются всех — в этом залог их массовости и массированное™ их циркуляции. Сплетни касаются немногих, однако это именно те немногие, которые интересуют многих. Механизм несколько иной, но результат получается сходным.

Как и слухи, сплетни удовлетворяют определенную информационную потреб­ность. Однако это не потребность в жизненно важной информации. Это потребность как бы в дополнительной информации о жизни популярных персон и закрытых для большинства общностей. Соответственно, сплетни более информативны, обычно кон­кретны и значительно более детализированы по сравнению со слухами, однако они всегда значительно менее эмоциональны.

Как правило, сплетни обычно носят более локальный и «интимный» характер, ош» имеют оттенок непристойности и касаются как бы запретных, сокрытых, в силу их

Глава 3.3. Психология слухов и сплетен 287

«неприличности», тем. Сплетня — это информация, о которой нельзя написать, она заведомо относится к разряду «непечатной» информации. Как правило, сплетня пе­редается секретно, с ощущением взаимной принадлежности сплетничающих к опре­деленному социальному кругу, и часто касается тех вопросов, на открытое, публич­ное и гласное обсуждение которых обычно накладывается некоторое табу.

В специальной литературе обычно выделяется шесть конкретных социально-пси­хологических функций сплетен, удовлетворяющих соответствующие потребности аудитории.

Первая функция — информационно-познавательная. Сплетня всегда является особым, специальным дополнением к иной, официальной, институционализирован­ной, нормативной и демонстративно общедоступной информации. В отличие от та­кой, явно «отлакированной» информации, сплетня обычно представляет собой свое­го рода «изнанку событий».

Психологически дело заключается в том, что потребность в объективной инфор­мации в тот самый момент, когда человек сталкивается с конкретной сплетней, мгно­венно преображается в свою противоположность. Реально оказывается, что мы не так уж и нуждаемся в этой самой «объективной информации» — ее и так более чем доста­точно в средствах официальной коммуникации — в газетах, по радио и телевидению. Современный человек чаще испытывает своеобразный эмоциональный голод в отно­шении как раз необъективной, субъективной информации, особенно — с привкусом «клубнички».

«Эмоциональное, заинтересованное отношение к событиям, сам способ коммуни­кации, в ходе которого накладываются друг на друга, пусть даже не преднамеренные, дезинформации сообщающих и принимающих, ведут к тому, что информация стано­вится малоправдоподобной. Сплетня не ликвидирует дефицит информации, но мо­жет возбудить определенные настроения или поддерживать их» (Jendrzejewski, 1975). В этом и заключается главная прелесть сплетни: камуфляж информативности способ­ствует ее распространению, хотя результат оказывается, напротив, совершенно дезин­формационным.

Вторая социально-психологическая функция сплетни — аффилиативно-интегра­ционная. Обмен сплетнями всегда свидетельствует о вполне определенном сходстве как характеров обменивающихся сплетнями людей, так и иерархий их ценностей. Сплетня — это не слух, которым можно поделиться как бы «на ходу», почти с любым собеседником. Сплетня требует определенного, своеобразного, подчас даже извра­щенного вкуса к этому занятию. Сплетники — совершенно особенные люди. Как пра­вило, обычно они образуют свою, причем вполне определенную компанию, создают своеобразный информационный «кружок». Аффилиативная сила сплетни, как пра­вило, увеличивается за счет ее интеграционных свойств. Сплетня — это один из важ­ных инструментов формирования специфического «мы-сознания», психологическо­го возникновения «своей» общности. Давно и хорошо всем известно, что «те, с кем мы занимаемся сплетничеством, — это всегда как бы "свои". Таким образом проявляется и укрепляется внутренняя связь и обособленный характер группы (клики, "котерии"¹, или даже массы). Сплетня становится плоскостью противопоставления "мы — они"»

' От фр. coterie — кружок, сплоченная группа.

Часть 3. Массовые социально-психологические явления

(Jendrzejewski, 1975). В такого рода сплачивающем эффекте и проявляется суггестив­ный механизм действия сплетен. Тот, кто вам рассказывает сплетню, становится по­добен первобытному вождю, сообщавшему важные сведения о противнике, или же шаману, жрецу, как бы разъяснявшему, толкующему особое поведение неких «небо­жителей».

Третья социально-психологическая функция сплетни —развлекательно-игровая. В конечном счете, в отличие от слуха, который обычно воспринимают и передают вполне всерьез, заинтересованно, сплетню распространяют значительно более легко, как бы играючи, с шуткой и определенной долей иронии. Этому обычно способствует и некоторая легкомысленность содержания сплетен, и ее подчас достаточно юморис­тический характер. Справедливо было подмечено: «В сплетне можно найти различ­ные формы комизма — прозаические кулисы того, что пользуется всеобщим почетом, величие и обыденность одних и тех же людей, забавные конфликты социальных ро­лей и т. д.» (Jendrzejewski, 1975). В этом смысле сплетни иногда сближаются с анек­дотами, хотя носят заведомо более конкретный и правдоподобный характер. Как и анекдот, сплетня — один из способов развлечь другого человека. Поэтому, в отличие от слуха, передача сплетни вовсе не носит обязательного характера. Она не так воз­буждает передающего и не является жизненно важной для воспринимающего.

Четвертая функция — проекционно -компенсаторная. В конечном счете, почти лю­бая сплетня, даже имеющая в основе вполне достоверные факты, это «придуманная» информация — не сообщение информационного агентства, а почти художественное творчество в жанре устного рассказа. Жанр же диктует свои законы. Естественно, что на объект сплетни обычно проецируются вытесненные свойства и склонности сплет­ников, приписываются близкие им самим характеристики людей, их собственные сим­патии и антипатии. В силу своей относительной «художественности», сплетни неред­ко способствуют порождению и сохранению различных легенд и мифов, поставляя якобы подтверждающие их факты, даже обоснования и конкретные иллюстрации. Некоторые сплетни, особенно из жизни «великих» или просто достаточно известных и популярных людей, часто находят свое место на страницах развлекательных изда­ний (типа популярной рубрики «Светские хроники»). Тем самым сплетни могут ме­нять свой жанр — из разряда неофициальной информации, передаваемой как бы «по секрету», «из уст в уста», они сразу же превращаются уже в печатную, т. е. публич­ную институционализированную информацию. К ней же, естественно, предъявляют­ся совершенно иные критерии достоверности — напечатанное в газете или сказанное с телеэкрана обычно воспринимается как практически бесспорный факт.

Пятая функция сплетни — это функция социального контроля. Сплетня является составной частью общественного мнения, а следовательно, элементом скрытого, но все-таки всегда существующего особого механизма неформального контроля масс над элитой. Опасения сплетен, страхи, связанные с самой возможностью их появления, часто бывают (особенно для конформистски или просто опасливо ориентированных индивидов, а также для ряда небольших и недостаточно социально-психологически мобильных групп) одним из важных факторов, определяющих само поведение таких людей и групп. Фактически, эта функция отражает формирование уже упоминавше­гося «мы-сознания», только в инвертированной, перевернутой форме. С точки зрения социального контроля, в качестве группы «мы» выступают контролируемые, т. е. эли-

Глава 3.3. Психология слухов и сплетен 289

та, опасающаяся негативного мнения и отрицательных оценок масс. Соответственно, группой «они» для элиты оказываются массы.

Наконец, последняя, шестая социально-психологическая функция сплетни — это сугубо конкретная, тактическая функция. Сплетня часто может использоваться в ка­честве своеобразного оружия в борьбе между отдельными индивидами, группами или даже массовыми общностями. Сплетни могут целенаправленно распускаться в рас­чете на их резко негативное воздействие на репутацию и имидж оппонентов. Такое воздействие обычно осуществляется целым рядом способов: через ослабление уров­ня доверия к ним; через распространение откровенной дезинформации; через возбуж­дение отрицательных эмоций, негативного отношения и т. п.

О пользе слухов и сплетен

В заключение главы хочется снять тот совершенно невольный налет отрицательного отношения к неформальным массовым информационным процессам, который может сказываться на восприятии объективно излагаемой научной информации. Информа­ционные процессы такого рода — это особый пласт человеческого общения и, шире, всей человеческой культуры, существующий и развивающийся совершенно незави­симо от нашего к нему отношения. К этому пласту относится еще ряд феноменов -типа массовых анекдотов, шуток, прибауток, а также пословиц и поговорок. Все это — слой устной неформализованной массовой коммуникации. В своей основе она часто имеет даже свой, отличный от официального, язык — как правило, это тот или иной слэнг, так называемая «ненормативная лексика», существующая либо в общем раз­ряде «нецензурщины», либо в ее конкретной разновидности типа так называемого русского «мата».

Наличие информационно-выразительных средств такого рода отчетливо свиде­тельствует о том, что они играют определенную роль в человеческом общении на уров­не массовой обыденной психологии. Значит, они нужны, оправданны и даже полезны как минимум в нескольких аспектах.

Во-первых, такого рода формы общения — это возможность релаксации челове­ка, периодически устающего от подчас слишком жестких норм официального обще­ния. Будем самокритичны: в течение последних двухсот лет российская интеллиген­ция жестко сопротивлялась естественным частичным и постоянно назревавшим ре­формам языка. В результате все гордились тем, что два века говорили «на языке Пушкина»¹, никак не понимая неизбежной архаизации этого языка. В итоге подспуд­но внутри русского языка созрели и иные, ненормированные средства и способы об­щения, которые в последние годы, как бы прорвав своего рода плотину преград, в бук­вальном смысле вышли на улицы из подворотен, где прятались раньше, и стали вли­ятельным компонентом общения.

¹ Это крайне удивительно, но абсолютно реально: язык А. С. Пушкина абсолютно понятен сегодня, в от­личие от языка его ближайших предшественников, учителей или даже непосредственных современ­ников Державина, Батюшкова, Кюхельбеккера, Дельвига и др. С одной стороны, за этим стоит без­условная гениальность поэта. Однако, с другой стороны, ей в помощь была придана изрядная ригид­ность отечественной интеллигенции, не желавшей никаких перемен в языке.

290 Часть 3. Массовые социально-психологические явления

Во-вторых, такое общение — еще и достаточно демонстративная канализация про­теста, неизбежно накапливающегося у людей в слишком жестко организованном об­ществе. Не будем брать откровенный тоталитаризм — протест накапливается даже в самых демократически развитых странах. Только они научились канализовывать этот протест. Для этого созданы определенные социальные институты. Например, устав­ший западный человек идет в общедоступную пивную или, скажем, на футбольный стадион. Общаясь с массой друзей-единомышленников, он выплескивает свой про­тест, причем делает это в соответствующих формах общения. Известным парадоксом социалистического общества было строительство многотысячных стадионов (внеш­не — как на Западе), оборудованных запретительными табличками «Не курить!», «Не сорить!», «Не кричать!», и окруженных усиленными нарядами милиции, включая конную. За счет такого подчас сверхжесткого регулирования вырождалась сама со­циальная функция стадиона. В конце концов, это же не просто место для просмотра каких-то зрелищ — для этого есть театры, кино, концертные залы и т. д. Это место для массовой канализации усталости и протеста через сопереживание с мышечными уси­лиями популярных спортсменов и через массовое, громкое, публичное, причем нефор­мальное, а часто откровенно нецензурное общение по этому поводу. Как курительные комнаты созданы для того, чтобы в них курили, а пивные — чтобы в них пили, так и стадионы создавались людьми не только для проведения Олимпийских игр. Для олимпийцев — арена. Для масс и неформального массового общения — трибуны.

В-третьих, такое общение создает условия для реструктурирования эмоциональ­ной сферы человека. Избавляясь от одних эмоций (причем в данном случае даже не существенно, от каких именно — отрицательных или положительных), он освобож­дает свою психику для других. За счет этого, он эмоционально перестраивается, раз­вивается и превращается из «одномерного» в хотя бы относительно «многомерного» человека.

Основные выводы

1. Слухи — это особые виды функционирования недостоверной информации или
искажения любой информации, придающие ей специфические особенности, пе­
редающиеся исключительно в устной форме, как бы неформально и «по секрету».
С социально-психологической точки зрения, это массовый феномен межличност­
ного обмена искаженной эмоционально окрашенной информацией. Обычно слу­
хи возникают при отсутствии полной и достоверной информации по актуально­
му для людей вопросу. Это специфический вид межличностной коммуникации, в ходе
которой сюжет, до известной степени отражающий реальные или вымышленные
события, становится достоянием обширной диффузной аудитории, массы.

2. Слухи классифицируется с информационно-содержательной и эмоционально-
аффективной точек зрения. Информационно слухи подразделяются на четыре
типа: от абсолютно недостоверных до относительно близких к действительности.
В соответствии с эмоциональной окрашенностью, слухи делятся на «слух-жела­
ние», «слух-пугало», «агрессивный слух» и «нелепый слух».

Глава 3.3. Психология слухов и сплетен 291

3. Слухи появляются и распространяются при совпадении двух главных условий.
Во-первых, необходим интерес массовой аудитории к определенной проблеме, вы­
сокая актуальность этой проблемы, ее связь с жизненными потребностями людей.
Во-вторых, обязательна неудовлетворенность такого интереса. Слух возникает
тогда, когда жизнь сама порождает потребность в информации на некоторую тему,
а неудовлетворенность такой потребности делает ее предельно актуальной. При
распространении слухов с ними происходят определенные трансформации: сгла­
живаются малосущественные детали, заостряются эмоционально значимые мо­
менты. В целом, слухи адаптируются к особенностям восприятия и условиям
жизни той массы, в которой они распространяются. Слухи затухают, когда исче­
зают причины их появления. Для эффективного противодействия слухам необ­
ходимо не упоминать публично о факте их существования, не отрицать содержа­
ние слуха, а вытеснять его иной информацией на ту же тему. Если у людей ак­
туализирована потребность в информации на некоторую тему, им надо просто
предложить иные возможности ее удовлетворения.

4. Сплетни — ложная или истинная, проверенная или неподдающаяся проверке, но
всегда неполная, пристрастная, хотя и правдоподобная информация о вещах и
обстоятельствах, которые могут рассматриваться как личные, но имеют широкий
социальный резонанс потому, что касаются закрытых сторон жизни замкнутых,
элитных социальных групп. Сплетни выполняют шесть основных социально-пси­
хологических функций: информационно-познавательную, аффилиативно-инте-
грационную, развлекательно-игровую, проекционно-компенсаторную, функцию
социального контроля над элитой и тактическую функцию в социальной борьбе.

__________________________________________________________ Глава 3.4

Психология массовой коммуникации

Теоретическое осмысление. В Система массовой коммуникации. № Средства массовой коммуникации. Я Эффекты массовой коммуникации.

Начнем с достаточно банальной констатации. Массовая коммуникация — настолько сложный и многомерный феномен, что едва ли можно представить себе его целост­ное и однозначное определение. Уже к 1980 году насчитывалось не менее 16 различ­ных концепций массовой коммуникации в разных областях знания¹. За последующие годы число таких, только концептуальных определений, как минимум, удвоилось. От­метим, что наибольшая их часть относится к социологии и социальной психологии. Однако практически отсутствуют исследования массовой коммуникации, сфокуси­рованные на ее специфической, собственно массовой природе: в центре внимания так и продолжаются находиться индивиды и группы.

В современных трактовках понятием «массовая коммуникация» (от латинского communicatio — сообщение, передача) принято обозначать массовый процесс «произ­водства информации, ее передачи средствами прессы, радио, телевидения и общение людей как членов "массы"... осуществляющееся с помощью технических средств» («Политология: Энциклопедический словарь», 1993). Быстрое индустриальное раз­витие человечества, сопровождавшееся ускоренной урбанизацией, в том числе скоп­лением в городах огромных масс людей, оказавшихся вырванными из привычного окружения, делало малоэффективными прежние способы социальной взаимосвязи, требовало новых форм общения. Такой формой и стала массовая коммуникация — но­вая, особая среда формирования, распространения и функционирования различных образцов восприятия, мышления и поведения, через усвоение которых и происходит воспроизводство «массы».

Материальной предпосылкой возникновения массовой коммуникации в первой половине XX века стало создание технических устройств (прежде всего, массовое рас­пространение радио), позволявших осуществлять очень быструю передачу и массо­вое тиражирование больших объемов вербальной, образной и музыкальной инфор­мации. Собирательно комплексы этих устройств, обслуживаемых работниками вы­сокой профессиональной специализации, и принято называть «средствами массовой информации» или «средствами массовой коммуникации»¹.

¹ См.: Silberman A. The sociology of mass media and mass communication. // Intern. Social science journal (P.). 1980. Vol. 32. № 2. P. 223-237.

¹ См.: Философский энциклопедический словарь. М„ 1983. С. 348.

Глава 3.4. Психология массовой коммуникации 293

По сути, это особая человеческая деятельность, осуществляемая в целях воздей­ствия на объективно несвязанные социальные группы и отдельных индивидов ради массовизации их сознания и поведения. М. Вебер прямо рассматривал прессу как «капиталистическое предприятие». Р. Парк, Ч. Кули, У. Липман и др. трактовали мас­совую коммуникацию как особый способ общения массы — возникающей на волне ин­дустриализации и урбанизации «коллективной группировки», объект интересов чле­нов которой лежит вне широкого разнообразия локальных групп и культур, к кото­рым они принадлежат¹.

:

Теоретическое осмысление

В начале своего развития массовая коммуникация изображалась большинством ис­следователей как новый способ общения индивидов в пределах большого города, стра­ны или мира в целом, когда они вырваны из привычных условий взаимодействия и действуют независимо от социальных ролей, определяемых их положением в соци­альных группах и обществе в целом. В такой ситуации именно надличностная ком­муникация соединяет этих людей, образуя из них некоторую общность. Подразуме­валось, что чтение газет, прослушивание радиопередач и просмотр телепрограмм как бы напрямую выступал в качестве сильнейшего суггестивного механизма, формиру­ющего массу, что называется, на ровном месте.

Однако уже в 1940 г. П. Лазарсфельд, Б. Берельсон и Г. Годэ показали, что дело обстоит не так просто². Они установили, что массовая коммуникация на самом деле не такая уж и массовая, с точки зрения внутренней структуры ее действия. Это озна­чает, что распространяемые массовой коммуникацией сообщения первоначально усваиваются так называемыми «лидерами мнений», в большинстве неформальными, а уже от них поступают к менее активным последователям. Так было установлено на­личие двух основных уровней массового коммуникационного процесса. «Верхний» уровень — опосредованное общение между достаточно большими массами людей. «Нижний» уровень — межличностная коммуникация, способствующая усвоению коммуникации массовой через адаптацию ее сообщений с помощью «лидеров мне­ний». Оба уровня, а особенно последний, имеют непосредственную связь с источни­ками массовой коммуникации. В русле выявления зависимости массовой коммуни­кации от более широкого социального окружения развиваются теории «диффузии инноваций» и «обратной связи» от аудитории к коммуникатору (схема Дж. Райли, Ф. Балль³). Активно изучаются социальные функции массовой коммуникации. Надо отметить, что существующие концепции места и роли массовой коммуникации в об­ществе многоварианты. Одни из них рассматривают массовую коммуникацию как выражение концентрации власти «верхов» над «низами» (Р. Миллс). Другие видят в ней способ обеспечения духовного контроля над массами (П. Лазарсфельд, Р. Мер-

¹ См.: Blunter H. The mass, the public and public opinion. // Readers in public opinion and communication. —
N. Y., 1950.

² См.: Sociology of mass communications. L, 1976. Подробнее см.: Lazarsfeld P., Berelson В., GodetH. The
people's Choice. N. Y., 1944.

³ См.: Dalle F. Medias et societe. P., 1980.

294 Часть 3. Массовые социально-психологические явления

тон). Третьи считают ее решающей сферой борьбы политиков за обеспечение духов­ного господства в мире (X. Шиллер). Особое место занимают оригинальные теории М. Маклуэна и А. Моля, в которых массовая коммуникация и создаваемая с ее помо­щью культура рассматриваются почти как новый этап социального общения.

Исследования массовой коммуникации позволяют выявить ее основные соци­альные функции. Так, по мнению Б. А. Грушина, можно говорить о пяти таких функ­циях¹. Во-первых, непосредственно информационная функция, так или иначе высту­пающая в качестве основной задачи массовой коммуникации (не случайно во многих исследовательских работах, да и на практике почти в качестве синонима использует­ся понятие «массовая информация»). Во-вторых, функция социализации (или воспи­тания), обычно связанная с формированием или изменением интенсивности или на­правленности определенного типа установок, ценностей или ценностных ориентации аудитории, с которой идет коммуникационный процесс. В-третьих, это функция орга­низации поведения, связанная с прекращением, изменением или инспирированием ка­кого-либо действия данной аудитории. В-четвертых, функция создания определенно­го эмоционально-психологического тонуса аудитории. В-пятых, собственно функция коммуникации к