Государственные и общественные институты обеспечения права граждан на судебную защиту

 

Судебная защита прав, свобод и законных интересов не только граждан, но и иных участников правоотношений - комплексное понятие современного правоведения. Его значимость предопределена ч. 1 ст. 46 Конституции РФ, закрепляющей за каждым право на судебную защиту. Следует согласиться с М.Ю. Крутиковым, подчеркивающим, что конституционное право на судебную защиту является составным элементом блока личных (гражданских) прав и свобод индивида и вполне соответствует трактовке права на судебную защиту, изложенной в ст. 8 Всеобщей декларации прав человека[25].

Отмеченная позиция, однако, требует следующего дополнения. Судебная защита прав, свобод и законных интересов - это не только неотъемлемый элемент блока личных (гражданских) прав и свобод индивида, но и гарантия реализации прав и иных форм дозволений в политической, экономической, культурной, социальной и других сферах, причем как индивида, так и неограниченного субъектного состава участников правоотношений.

В.А. Лазарева отмечает, что в науке судебную защиту рассматривают и как институт конституционного права, и как вид государственной защиты прав и свобод личности, и как общественное отношение, и как государственную функцию[26]. Более того, иногда судебная защита «отождествляется с правосудием или рассматривается как гарантия доступа к нему. В уголовно-процессуальной науке судебную защиту считают совокупностью процессуальных средств, предоставленных подозреваемому, обвиняемому и потерпевшему для защиты своих прав и законных интересов»[27].

Изложенные позиции друг другу не противоречат, подчеркивая особую роль судебной защиты в механизме функционирования государственной власти, правовом воздействии на общественные отношения. Актуальна концепция и самой В.А. Лазаревой, заключающаяся в рассмотрении судебной защиты как одной из функций правового государства.

Отмеченное тем не менее не позволяет нам согласиться с аргументацией подобной позиции, базирующейся на утверждении, что «закономерное в правовом государстве усиление влияния судебной власти, ее обособление от правоохранительных органов и выделение в самостоятельную ветвь государственной власти неизбежно приводят к перерастанию судебной защиты прав и свобод граждан в самостоятельную государственную функцию»[28].

Судебные органы ни в коей мере не обособляются от правоохранительных структур государства (несмотря на указанный выше тезис о том, что судебные инстанции лишь косвенно участвуют в охране прав, свобод и законных интересов, предполагая очевидным своим приоритетом защиту последних), но являются их составной частью. В связи с этим следует согласиться с мнением В.А. Терехина, заключающимся в том, что «термин «правоохранительные органы» является собирательным, и к таким органам относится и суд»[29].

Основой выделения судебной защиты прав, свобод и законных интересов в самостоятельную функцию правового государства должен стать не организационный критерий в отмеченном выше смысле, но тот факт, что функция государства не должна трактоваться в отрыве от главных направлений его внутренней и внешней деятельности, в которых выражаются и конкретизируются его сущность и социальное назначение[30].

Конституционно провозглашенная гарантия судебной защиты прав свидетельствует только о приоритете соответствующей внутригосударственной деятельности, обеспеченной адекватным властным механизмом, исходя из чего и следует говорить об обособлении этой функции государства. В поддержку нашей точки зрения можно привести высказывание А.И. Бортенева о том, что функции государства являются критерием, определяющим область осуществления правовой политики, ведь важность задач, стоящих перед государством, и основные направления его деятельности по их реализации определяют необходимость, актуальность правового регулирования государством соответствующих отношений на перспективу[31].

Таким образом, судебная защита прав, свобод и законных интересов - это, с одной стороны, конституционная гарантия осуществления отмеченных форм дозволений, с другой - важнейшее направление деятельности самого государства, в связи с чем должной актуальностью обладает вопрос об изучении данной деятельности через призму функции государства.

Последний аспект требует оговорки. Судебная защита прав, свобод и законных интересов в нашей стране осуществляется от имени Российской Федерации специально уполномоченными на то компетентными органами (судами). Достаточно ли данного факта особой формы специализированной защиты дозволений для придания ей статуса функции государства? Может ли судебная защита выступать в рассматриваемом контексте собирательным понятием, способным экстраполироваться на особое направление деятельности государства? Мы считаем, что судебная защита прав, свобод и законных интересов - государственная деятельность особого рода, использующая достаточно большой арсенал средств правового воздействия на общественные отношения в целях устранения препятствий на пути реализации интересов субъектов права, создающая систему дополнительных гарантий правомерной активности личности, упрочивающая правовой статус личности. Судебная деятельность ценна не только сама по себе, но и в силу социально значимых последствий соответствующего вмешательства в правоотношения.

Изложенное заставляет нас согласиться со справедливостью рассмотрения судебной защиты прав, свобод и законных интересов как важнейшего элемента правоохранительной функции Российского государства. Основания выделения данной функции не менее значимы, чем те, которые позволяют говорить о соответствующем статусе деятельности по осуществлению культурной, социальной, экологической политики в государстве. Следует согласиться со специалистами, полагающими, что судебную защиту необходимо рассматривать как составную часть правоохранительной функции государства[32].

Особенность рассматриваемой функции заключается в том, что она обладает ярко выраженной спецификой по сравнению с такой общепризнанной функцией государства, как охрана прав и свобод человека и гражданина. Охрана не всегда предполагает защиту. Более того, в отличие от других правомочий субъекта, право на судебную защиту является гарантией всех иных прав и свобод человека и гражданина, и его реализация во многом зависит от надлежащего правового механизма[33]. Кроме того, правосудие и есть деятельность судебных инстанций по защите определенных прав, свобод и законных интересов.

Следует отметить, что право на судебную защиту нашло отражение не только в Конституции РФ, но и в основных законах большинства демократических государств, государств - членов СНГ. В связи с этим М.Ю. Крутиков верно подчеркивает, что в современных демократических государствах возможность реализации права на судебную защиту признается в качестве главной институциональной гарантии правового статуса личности[34]. Так, право на судебную защиту закреплено в конституциях Армении (ст. 38), Казахстана (ст. 13), Молдовы (ст. 20), Кыргызстана (ст. 38), Узбекистана (ст. 44), Азербайджана (ст. 60), большинства европейских государств, стран Северной и Южной Америки, Азии.

Исследуя генезис закрепления института судебной защиты в конституциях различных государств, М.Ю. Крутиков замечает, что в конституциях большинства европейских стран закреплено право на судебную защиту в форме запрета на отчуждение доступа к правосудию[35].

Очевидно, что судебная защита прав и свобод граждан, равно как их право на судебную защиту, достаточно явный приоритет функционирования государственно-правовых механизмов. Вместе с тем объем дозволений, подлежащих декларируемой судебной защите, не в полной мере определен. В конституциях большинства государств говорится о защите прав лиц, прав и свобод граждан. Статья 2 Конституции РФ закрепляет, что признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина - обязанность государства. Статья 46 Конституции РФ развивает данное положение указанием на гарантированность судебной защиты опять-таки прав и свобод каждого. О законных интересах как о соответствующих правовым предписаниям стремлениях каждого ничего не говорится, несмотря на то что сам термин «законные интересы» Конституции РФ не чужд. Основной Закон государства пользуется им дважды: в ч. 2 ст. 36 и ч. 3 ст. 55.

В связи с этим актуальны вопросы, затронутые в диссертационном исследовании Г.Н. Банникова: по каким вопросам и с какими требованиями можно обращаться в суд; что включает в себя право на судебную защиту и что подлежит судебной защите; можно понимать это право как допустимость обращения в суд с любыми требованиями, к любым лицам, государственным и иным органам или имеется круг вопросов, которые не могут быть предметом судебного разбирательства?[36]

Наряду с правами и свободами законные интересы подлежат судебной защите, будучи правомерными стремлениями участников правоотношений, производными правовой регуляции общественных отношений. Вместе с тем природа законных интересов в силу причин объективного характера (о чем выше уже говорилось) не предполагает гарантированного удовлетворения (судебного содействия реализации) любого из отмеченных стремлений. Государством гарантируется возможность удовлетворения законного интереса, но не однозначное его осуществление в каждом конкретном случае. Адекватный и целесообразный законный интерес одного из участников правоотношений может противоречить (и зачастую противоречит) законному интересу другого. Судебные инстанции, да и другие компетентные правоприменительные органы не вправе удовлетворить один законный интерес, неоправданно ущемляя реализацию другого.

Реализация законного интереса зависит от совокупности обстоятельств различной природы[37]. Данные обстоятельства должны оцениваться судебными органами исходя из особенностей развития каждого конкретного правоотношения.

В силу обозначенных аспектов утверждение, будто каждому гарантируется судебная защита его законных интересов (наряду с правами и свободами), может быть понято как право на удовлетворение (в судебном порядке) любого из существующих правомерных стремлений, что невозможно. Поэтому Основной Закон РФ ограничивается гарантией судебной защиты прав и свобод (это также косвенно указывает на справедливость отстаиваемого нами тезиса о том, что защита прав и защита свобод содержат одинаковый набор правомочий).

Тем не менее изложенное не означает, что существует изначально заданный перечень законных интересов, в защиту которых можно обращаться в судебные инстанции. Возникновение законных интересов прогнозировать невозможно. Это во многом естественная реакция субъектов на воздействующие на них правовые предписания, на стимулирующие и ограничивающие начала любой нормы. Поэтому возможность защитить в судебном порядке нарушенный или оспариваемый законный интерес есть у любого участника правоотношения. Право обратиться в суд за защитой любого законного интереса гарантируется каждому, но гарантия судебной защиты каждого из законных интересов в силу отмеченных выше причин провозглашаться не может.

Последний постулат не умаляет значимость законного интереса в качестве самостоятельного объекта правовой защиты.

Следует отметить, что судебная защита законных интересов во многом производна от защиты прав и свобод. Защищая свободу слова в каждом конкретном случае, судебные инстанции защищают и ряд законных интересов: делиться убеждениями именно выбранным субъектом способом и с конкретными собеседниками, высказывать соображения именно по данным вопросам именно в данное время. Защищая право на труд, судебный орган одномоментно снимает ряд неосуществленных законных интересов: работать по специальности, ездить на работу в ближайший район города и т.д.

Особый интерес представляют собой случаи непосредственной защиты законных интересов.

Так, ст. 49.3 ЖК РСФСР устанавливала, что если дом, в котором находятся приватизированные квартиры, подлежит сносу по основаниям, предусмотренным законодательством, то выселяемым из него собственникам квартир с их согласия предоставляется равноценное жилое помещение на праве собственности либо иная компенсация субъектами, осуществляющими снос дома.

Так, префектура административного округа г. Москвы обратилась в суд с иском к Т. о выселении ее с членами семьи из трехкомнатной квартиры, принадлежащей ей на праве собственности. В обоснование требований было указано, что дом подлежит сносу, однако выселяемым из него предоставляется на праве собственности равноценная по стоимости благоустроенная двухкомнатная квартира.

Решением районного суда, оставленным без изменения определением судебной коллегии по гражданским делам городского суда, иск удовлетворен. По протесту заместителя Председателя Верховного Суда РФ судебные постановления отменены ввиду неправильного применения норм права.

Суд первой инстанции указал в решении, что Т. предоставляется в собственность равноценная квартира, т.е. предлагается квартира по более высокой стоимости и на 13 кв. м больше общей площади, чем ранее занимаемая квартира. Однако суд не учел то обстоятельство, что ответчики занимали трехкомнатную квартиру, тогда как им предоставляется двухкомнатная квартира жилой площадью меньше на 7,7 кв. м, что повлечет для них изменение порядка пользования жилым помещением. Приведенные в судебном решении данные о стоимости предоставляемой квартиры подлежали оценке в совокупности со всеми другими доказательствами. Сама по себе стоимость квартиры не является доказательством ее равноценности[38].

Данный пример свидетельствует о том, что нарушению могло подвергнуться не столько право на получение равноценного жилья, сколько законный интерес истцов пользоваться жилым помещением в том же режиме.

Действовавшая норма права названный интерес охраняла, несмотря на отсутствие подробных, моделирующих различные ситуации предписаний, способных охватить все обстоятельства, связанные с реализацией, преломлением нормы в динамике многочисленных жизненных факторов и обстоятельств.

Правоприменитель в приведенном примере идет дальше защиты права - он защищает целесообразный и адекватный обстоятельствам законный интерес жильцов, соответствующий непосредственно действующим правовым предписаниям.

Действительно, судебные органы защищают не только права, свободы, но и законные интересы (отрадно, что подобная практика начинает накапливаться). В исследуемом ключе примечательны судебные решения по лишению граждан родительских прав. Как правило, подобные гражданские дела рассматриваются именно в интересах несовершеннолетних, на что непосредственно указывается в решениях судов[39].

В качестве примера защиты не только прав, но и законных интересов неопределенного круга лиц можно привести решение Пятигорского городского суда Ставропольского края о принудительной госпитализации А.[40].

А., страдающая заразной формой туберкулеза, на неоднократные приглашения медицинских работников для необходимого обследования и лечения в медицинские учреждения не являлась. Прокурор г. Пятигорска на основании ст. 45 ГПК РФ обратился в суд о принудительной госпитализации А. в целях защиты прав, свобод и законных интересов неопределенного круга лиц, так как умышленное уклонение А. от лечения туберкулеза подвергает опасности жизнь и здоровье других граждан. Проанализировав обстоятельства дела, суд принял решение о принудительной госпитализации А., чем защитил не только права значительного количества граждан, но и их законные интересы (например, законный интерес соседей не проживать рядом с А., изолировать А. от общения со здоровыми людьми).

Данный пример подчеркивает, что судебная защита прав и свобод предполагает защиту и законных интересов, если последние не являются объектом самостоятельного судебного разбирательства.

Помимо сказанного необходимо учитывать тот факт, что процедура судебного разбирательства или характер решения - это также объекты, порождающие значительное количество законных интересов. У адвоката существует законный интерес в вынесении судом оправдательного приговора по делу, у судьи - быстрее закончить прения сторон, у прокурора - получить судебное подтверждение справедливости выдвигаемого им обвинения. Подобные законные интересы - обычное явление любого процесса. Вместе с тем удовлетворение законного интереса адвоката в вынесении оправдательного приговора подсудимому (что бывает достаточно редко, учитывая сложившуюся правоприменительную практику) нельзя путать с судебной защитой законных интересов.

Если любое право либо свобода выступают основным объектом судебной защиты, то в отношении интересов, как это вытекает из отмеченных выше аспектов, подобного сказать нельзя. Как можно в судебном порядке защитить интерес адвоката в том, чтобы определенный свидетель по уважительным причинам не смог явиться в зал заседания, в результате чего присяжные заседатели были бы настроены положительно по отношению к его клиенту? Разве можно защитить интерес, заключающийся в уменьшении рекламы на телевидении, если она транслируется в установленное время согласно утвержденным правилам?

Адекватность каждого конкретного законного интереса, а следовательно, и возможность его судебной защиты должны оцениваться в совокупности со многими факторами и обстоятельствами, сопутствующими его реализации. Так, интерес в том, чтобы на площадке перед домом было меньше шума, вряд ли может стать предметом судебного разбирательства; однако законный интерес в недопущении открытия летнего кафе напротив подъезда имеет определенные шансы на реализацию посредством судебной защиты. Интерес в том, чтобы сосед жил в одноэтажном доме, судебные инстанции на вполне законных основаниях защищать не станут; однако строительство многоэтажного дома на соседнем участке, закрывающего окна гражданам, которые проживают рядом, и отбрасывающего тень на их приусадебные участки, попытаться защитить в суде можно.

Зачастую законные интересы требуют своей защиты при неправильном толковании законов или принятии на их основе подзаконных актов, искажающих дух последних. Здесь правоприменитель, будучи профессионалом, должен объективно разобраться, где требуется расширительное толкование позиции субъектов правотворчества, а где - ограничительное.

К примеру, Федеральный закон от 12 июня 2002 г. N 67-ФЗ «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации»[41] не предусматривает обязанность избирателя, участника референдума представлять в избирательную комиссию документ, подтверждающий причину, по которой ему требуется открепительное удостоверение. Тем не менее нормой закона одного из субъектов РФ было установлено, что открепительное удостоверение выдается избирателю избирательной комиссией при подтверждении документами указанной заявителем причины, по которой ему необходимо получить это удостоверение для голосования в месте временного пребывания в день голосования. Областной суд отказал А. в удовлетворении требования признать приведенное положение закона недействующим ввиду противоречия федеральному законодательству. Однако Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ признала вывод областного суда ошибочным по причине, которая нами была указана выше[42].

Таким образом, дополнительные требования для получения открепительного удостоверения, которые необоснованно могли применяться к гражданам, желающим принять участие в выборах или референдуме, способны были ущемить их законные интересы, касающиеся нежелания разглашать причины, препятствующие явиться в день выборов на свой избирательный участок, или вообще вступать в какие-либо объяснения с членами избирательной комиссии. В данном случае сработал «восстановительный» метод защиты законного интереса, так как изначально в общем виде он предусматривался законодателем, но встретил препятствия на пути своей реализации.

Не вдаваясь в полемику относительно того, какие именно факторы и обстоятельства могут вызвать нарушение существующих законных интересов субъектов, поскольку их множество и большая их часть не поддается прогнозированию и эффективной координации, отметим, что часть данных факторов кроется в коллизиях действующего законодательства. Это еще один аспект, требующий вмешательства правоприменителя в целях защиты охраняемых законом интересов.

Проиллюстрировать изложенное поможет следующий случай.

В. обратились в суд с заявлением об установлении удочерения, также просили об изменении даты и места рождения ребенка. Решением Ишимского городского суда Тюменской области было установлено удочерение Х., родившейся 25 июля 1997 г., супругами В. Девочке изменены фамилия и отчество, место рождения, в изменении же даты рождения было отказано. Президиум Тюменского областного суда протест заместителя Председателя Верховного Суда РФ, в котором ставился вопрос об отмене решения в части отказа изменить дату рождения девочки в связи с нарушением норм материального права, удовлетворил, указав следующее.

Как видно из материалов дела, супруги В. воспитывают усыновленного Е., родившегося 8 сентября 1997 г., и установили удочерение в отношении Х., родившейся 25 июля 1997 г. В целях сохранения тайны удочерения они просили изменить дату ее рождения с 25 июля 1997 г. на 8 сентября 1997 г., чтобы дети могли считаться двойней. Согласно абз. 1 п. 1 ст. 135 Семейного кодекса РФ для обеспечения тайны усыновления по просьбе усыновителя могут быть изменены дата рождения усыновленного ребенка, но не более чем на три месяца, а также место его рождения. Однако в абз. 2 этого же пункта указано, что изменение даты рождения усыновленного ребенка допускается только при усыновлении ребенка в возрасте до одного года. В связи с тем, что Х. на момент вынесения решения исполнилось три года, в изменении даты ее рождения судом было отказано.

Норма абз. 2 п. 1 ст. 135 СК РФ противоречит Конституции РФ (ч. 1 и 2 ст. 19, ч. 1 ст. 23, ч. 1 и 2 ст. 38, ч. 3 ст. 55), Конвенции о правах ребенка от 20 ноября 1989 г.[43] и ряду других документов.

Решение суда об отказе в изменении даты рождения ребенка не позволяет сохранить семейную тайну супругов В., так как разница в возрасте усыновленных детей составляет 45 дней, и подлежит в этой части отмене как противоречащее Конституции РФ, которая не была применена судом как акт прямого действия[44].

Очевидно, что суд защитил не только право супругов на тайну усыновления, но и многие их законные интересы. Возможно, законодатель посчитал, что вложил в тайну усыновления все необходимые элементы, ее обеспечивающие, которые и являются субъективными правами усыновителей. Однако совокупность сопутствующих факторов и обстоятельств свидетельствует о том, что в конкретном случае усыновители имеют ряд законных интересов, вытекающих из права на тайну усыновления, которые исходя из действующего законодательства не могут быть обеспечены. Именно поэтому была применена Конституция РФ как нормативный акт прямого действия, защищающий неприкосновенность и тайну личной жизни.

Зачастую судебные инстанции используют доступные им правовые средства для "наилучшего обеспечения законных интересов"[45], что также свидетельствует о достаточно явно выраженном приоритете в их работе. Однако судами справедливо подчеркивается нашедший прямое отражение в законодательстве постулат о том, что, защищая одни законные интересы, нельзя ущемлять другие. Формально данный принцип воплощается в том, что суды не вправе принимать отказ от иска, если это нарушает чьи-либо законные интересы. То же самое касается заключения мирового соглашения[46].

Существуют в судебной практике и решения, которые имеют последствиями отмену приговоров и передачу дел на новое рассмотрение в случаях, когда участник судебного разбирательства был лишен возможности защищать не только свои права, но и законные интересы[47].

Отметим, что действующее законодательство предполагает возможность защиты законных интересов и неопределенного круга лиц.

Так, в Обзоре законодательства и судебной практики Верховного Суда РФ за первый квартал 2004 года[48] отмечается, что прокурор вправе обратиться в суд с заявлением в защиту прав неопределенного круга лиц, например потребителей, своевременно оплачивающих электроэнергию, о признании противоправными действий энергоснабжающих организаций, которые ограничивают поставку тепловой энергии.

Вместе с тем следует подчеркнуть, что приведенное положение с очевидностью предполагает и защиту законных интересов, так как нарушение права на бесперебойную подачу тепловой энергии влечет невозможность реализации многих охраняемых законом стремлений потребителей, обратиться за защитой которых не всегда представляется возможным и целесообразным.

В настоящем исследовании уже подчеркивалось, что защита законных интересов имманентна праву в силу природы этих интересов, характера воплощения правовых предписаний в условиях действия реальных жизненных факторов и обстоятельств. Вместе с тем повторим, что гарантии как реализации, так и защиты каждого конкретного законного интереса не те, что присущи субъективному праву. Они зависят и от целесообразности законного интереса, и от его соответствия смыслу, заложенному в нормы права субъектом правотворчества.

Например, в кассационной жалобе адвокат В. просила отменить постановление судьи, считая ошибочным вывод суда о том, что размер оплаты труда адвоката по назначению связывается не с числом подзащитных, а только с количеством дней, затраченных на оказание юридической помощи[49]. Как полагала В., по смыслу нормативных актов, указанных в постановлении судьи, оплата труда адвоката по назначению подразумевает оказание юридической помощи конкретному лицу. Поскольку она защищала двух обвиняемых, выполнив вдвое больший объем работы и затратив значительные физические и моральные силы, то и оплата должна быть за двух лиц, а не за одно.

Налицо вполне очевидный законный интерес адвоката получить двойную оплату за двойную работу. Но кассационная жалоба осталась без удовлетворения, так как согласно Постановлению Правительства РФ от 4 июля 2003 г. N 400 "О размере оплаты труда адвоката, участвующего в качестве защитника в уголовном судопроизводстве по назначению органов дознания, органов предварительного следствия или суда"[50] размер оплаты труда адвоката устанавливается исходя из количества дней, затраченных на оказание юридической помощи.

В рассмотренном случае правоприменитель не увидел повода защитить интерес адвоката, так как этот интерес не в полной мере соответствует действующей норме права, несмотря на то что является вполне целесообразным.

Если же норма права допускает наличие законных интересов, которые могут быть продуцированы заложенными в ней предписаниями, то они должны быть защищены по факту их возникновения.

Подтвердить данный тезис можно следующим примером.

Из представленных в Конституционный Суд РФ материалов следует, что граждане Б., Н. и С., будучи наследниками первой очереди по закону, приняли наследство по завещанию. Однако налоговая инспекция применила к наследуемому ими имуществу налоговые ставки, предусмотренные для категории «другие наследники» п. 1 ст. 3 действовавшего на тот момент Закона РФ от 12 декабря 1991 г. N 2020-1 «О налоге с имущества, переходящего в порядке наследования или дарения»[51], отказавшись применить налоговые ставки, предусмотренные для категории "наследники первой очереди", поскольку полагала, что очередность наследников предусмотрена только для случаев наследования по закону[52].

Как указывает в Определении от 30 сентября 2004 г. N 316-О Конституционный Суд РФ, названным Законом РФ ставки налога дифференцированы в зависимости от стоимости наследственного имущества и очередности призвания наследников к наследованию. Данным Законом не установлены ставки налога с имущества, переходящего в порядке наследования по завещанию.

Тем не менее наследнику, призванному к наследованию одновременно по нескольким основаниям, предоставляется возможность принять наследство, осуществив выбор основания наследования (ст. 1152 ГК РФ). «Между тем... налоговые органы исчисляют налог с имущества, переходящего в порядке наследования, по максимальным ставкам - предусмотренным законом для «других лиц» - в отношении близких родственников наследодателя, если они являются наследниками по завещанию, тем самым произвольно применяя к налоговым правоотношениям нормы гражданского законодательства, устанавливающие основания наследования»[53].

Согласно позиции Конституционного Суда РФ такая правоприменительная практика полностью отрицает принцип защиты интересов близких родственников, допуская взимание налога с имущества, переходящего в порядке наследования к близким родственникам, по разным ставкам - в зависимости от гражданско-правового основания наследования ими имущества. Наследование же по завещанию не может являться правовым основанием для ущемления прав и законных интересов наследников по завещанию, относящихся по степени родства к наследникам по закону тех очередей, которые упомянуты в Законе РФ «О налоге с имущества, переходящего в порядке наследования или дарения». Следовательно, положения рассматриваемого Закона не могут служить основанием для применения ставок налогов, установленных для других наследников, при исчислении ставок налога с имущества, переходящего в порядке наследования к гражданам, являющимся близкими родственниками, которые входят в круг наследников по закону первой и второй очередей и приняли наследство по завещанию[54].

В этом случае были защищены именно законные интересы наследников, так как действующие нормативно-правовые предписания не предполагали непосредственного права требовать применения соответствующих налоговых ставок от компетентных органов. Обозначенное стремление опосредовалось законными интересами, которые и были защищены Конституционным Судом РФ, исходя из грамотного (расширительного) толкования как непосредственно действующих предписаний, так и принципов объективного права в целом.

Отметим, что законные интересы могут быть ущемлены не только действиями (бездействием) каких-либо лиц, коллизией нормативных правовых актов, но и неграмотным толкованием правовых предписаний. Однако эффективность защиты интересов и ее возможность в целом определяются правоприменителем исходя как из целесообразности последних, так и из возможностей, смысла действующего законодательства. Совокупность же сопутствующих удовлетворению каждого конкретного законного интереса факторов и обстоятельств играет в деле его защиты далеко не последнюю роль.

Отсутствие гарантированности в реализации законного интереса (по сравнению с правами участника правоотношения) не может означать ущемления права субъектов на обращение в компетентные органы за его защитой. Тезис находит прямое отражение как в законодательстве, так и в позиции правоприменителя, что очевидно[55].

Не может существовать таких оснований, которые считались бы законными препятствиями для обращения лица в суд для защиты своего права и, что не менее важно, законного интереса.

Например, Генеральный прокурор РФ обратился в Конституционный Суд РФ с жалобой, в которой подчеркнул, что п. 3 ст. 26 Федерального закона от 14 марта 2002 г. N 30-ФЗ «Об органах судейского сообщества в Российской Федерации»[56], не позволяя обжаловать решения квалификационных коллегий судей по существу, нарушает права и свободы граждан, гарантированные Конституцией РФ[57].

Как указал в Определении от 16 декабря 2004 г. N 394-О Конституционный Суд РФ, усложненный по сравнению собычным порядок возбуждения уголовного дела в отношении судей не предполагает их ограждения от ответственности в случае совершения ими преступления. Вместе с тем решение квалификационной коллегии судей существенным образом затрагивает права и интересы не только судьи, в отношении которого оно принято, но и тех граждан, которые пострадали или могли пострадать в результате его противоправных действий и которые настаивают на возбуждении в отношении судьи уголовного дела.

В силу этого положение п. 3 ст. 26 Федерального закона «Об органах судейского сообщества в Российской Федерации», согласно которому решения квалификационных коллегий судей могут быть обжалованы в суд лишь по мотивам нарушения процедуры их вынесения, не может служить препятствием для судебного обжалования гражданами, пострадавшими от противоправных действий судьи, решений квалификационных коллегий судей об отказе в даче согласия на возбуждение уголовного дела в отношении судьи или на привлечение его в качестве обвиняемого по уголовному делу по мотивам, касающимся сути таких решений[58].

Итак, законные интересы, обладая двойственной природой (являясь как особым правовым средством, так и самостоятельным объектом правовой защиты и охраны), играют значимую роль в механизме правового регулирования общественных отношений.

Будучи обусловленными флуктуационными факторами существования разнородных правоотношений, законные интересы тем не менее далеко не случайный способ удовлетворения потребностей субъекта. Их защита, несмотря на усеченную гарантированность по сравнению с правами, - неотъемлемый элемент действующего законодательства.

Резюмируя сказанное, согласимся с Н.В. Кляусом, утверждающим, что в современный период широких и кардинальных преобразований в экономической, политической, культурной и социальной сферах общественного развития проблема законных интересов как предмета судебной защиты в гражданском судопроизводстве по своей актуальности в российской науке гражданского процессуального права занимает значимое место, поскольку законные интересы, являясь одной из предпосылок эффективного осуществления правосудия по гражданским делам, дополняют социально-правовую основу статуса граждан[59].

Повышающийся уровень правовой культуры граждан ведет к увеличению количества судебных дел, в которых предметом разбирательств выступают не только права, свободы, но и многочисленные законные интересы. Нежелание мириться с ущемлением правомерных, адекватных ситуации и целесообразных, по мнению заявителей, стремлений - индикатор уровня правового развития общества.

Несмотря на сказанное, мы полностью согласны с тем, что законодатель имеет резервы для усиления уровня процессуальных гарантий возможности обращения в суд за защитой нарушенных либо оспариваемых законных интересов[60]. Как никогда актуально мнение о том, что в настоящее время не проработаны вопросы, связанные с реализацией процессуальных законных интересов участников процесса, не четко прописаны вопросы законного интереса как предмета судебной защиты в делах, возникающих из публичных правоотношений, настоятельно требует разрешения проблема гражданской процессуальной формы, крайне необходимо суждение законодателя по вопросу о способах защиты законных интересов[61].

Бюрократизм, длительность судебных процедур, некорректность и во многих случаях неуважительное отношение судей к гражданам - причины, искусственно сдерживающие обращения за необходимой и востребованной помощью к правосудию, снижающие эффективность последнего. Не только соответствующее закону решение должно выступать итогом осуществления правосудия в суде. Сама процедура судебного разбирательства не должна оставлять осадок беспомощности у сторон, чувства произвола власти (хотя и судебной), отбивать желание попасть в суд когда-либо вновь.