Стратегии в военном дискурсе

Некоторые макростратегии уже упоминались по ходу анализа: стратегии положительной саморепрезентации и диффамации противника. Хотя именно они ориентируют развитие дискурса, отличительной чертой военного дискурса они не являются (они также характерны для политического дискурса). Можно выделить ряд стратегий выражения этнических предубеждений, которые формируются военным дискурсом.

1. Обобщение. Этот ход используется, чтобы показать, что только что приведенная информация, как правило, негативная не просто «случайна» или «исключительна». Типичными примерами этого хода являются: «И так всегда!», «Это без конца повторяется…», «Всегда одно и тоже!».

 

«Выродки существовали всегда. Наверно, даже во времена пещерных людей…»

(Пятая национальная идея. Российская газета, 22.03.2000.)

 

2. Приведение примера. Конверсивный ход, показывающий, что общее мнение не просто «надумано», но основано на конкретных фактах или опыте. Такой ход нацелен на повышение эмоционального воздействия на реципиента, на усиление доказательности. Типичные примеры этого хода: «Вот, например...», «Например, на прошлой неделе...», «Возьмите … Он хотя и..., но...».

 

«А пока федералы будут гоняться по горам за хаттабовскими боевиками, они займутся привычным делом. Например, захватом заложников, торговлей украденной нефтью и бензином или набегами на соседний Дагестан.»

(Дело об "отмывании" чеченских боевиков. 13.05.2000.)

 

3. Поправка. Эту стратегию можно отнести к риторическим ходам. Контролируя индивидуальную речью, говорящий обычно предполагает, что какая-либо из его формулировок либо относительно «ложная», либо может привести к нежелательной интерпретации и оценке глубинных импликаций или ассоциаций. В этом случае и используется поправка. Такой ход нацелен на защиту от ложных интерпретаций. Типичные примеры: «Поясню:…», «Точнее...».

 

«Полная свобода: вот вам моя голова, можете кувыркаться в ней, как вам угодно. Но одна мысль или, точнее сказать, одна тема несколько раз возвращалась и норовила задержаться.»

(Технология безумия. Gazeta.Ru, 14.05.1999.)

 

4. Контраст. Ход, имеющий несколько функций: привлечение внимания к участникам, подчеркивание положительных и отрицательных оценок людей, их действий или свойств. Это часто реализуется путем противопоставления МЫ-ГРУПП и ОНИ-ГРУПП. Типичный пример: «Нам приходилось долгие годы трудиться, а они получают пособие и ничего не делают», «Нам пришлось многие годы ждать новой квартиры, а они получают квартиру сразу же, как только приедут» — ситуации, где прослеживается конфликт интересов:

 

Войны с Чечней не будет, но оружие уже раздают. 11.03.1999.

 

Приведенные выше стратегии характеризуют военный дискурс с точки зрения его сходства с другими типами дискурса. Они не являются отличительными признаками военного дискурса, так как не менее характерны для политического и расистского дискурсов. Далее приведем пары стратегий, усиливающих манипулятивное воздействие дискурса на аудиторию, которые характерны только для военного дискурса. Для этого воспользуемся терминологией, предложенной в исследовании «Журналистика и война» (Рихтер 1998):

1. Натурализм описания реалий войны (убитые, раненые, части тел и т.п.). Данный ход вызывает крайне негативное отношение общества к описываемой действительности. Напротив, сухость описания снижает негатив восприятия.

 

2. Индивидуализация действующего лица вызывает в массовом сознании симпатию к описываемой стороне (характерна для западной прессы). Указание в дискурсе имени борца за свободу (Иса, Муса, Шамиль, Аслан, Руслан), его гражданской специальности (обычно, сельский учитель или тракторист), половозрастной характеристики его и его детей просто вынуждает массовое сознание принять его сторону. Напротив, деперсонализация действующего лица ограничивает сочувствие к описываемой стороне (отсутствие личностных характеристик — и солдаты, и боевики, и террористы безымянны).

3. Героизация стороны конфликта. Например, в германоязычной прессе чеченские солдаты показаны бодрыми, улыбающимися, готовыми к сражению за Родину, подвигам и смерти (прирожденные воины). Такое описание невольно располагает массовое сознание к уважению их героизма и признанию их правоты. Мизеризация стороны конфликта, напротив, вызывает в массовом сознании больше стыд, чем жалость. Так, солдаты федеральных сил подчас показаны измученными, грязными, завшивленными, голодными и замерзшими, деморализованными и дезориентированными от ужаса.

4. Инфантилизация — манипулятивный ход, направленный в основном на женское сознание (вызывает протест против войны, развязанной правительством). Рядовые солдаты РФ предстают слишком инфантильными, по сравнению с чеченскими 15 летними мальчиками (матуризация), которые изображаются мужественными бойцами, воюющими наравне со взрослыми.

5. Символизация может служить показателем идеологической обоснованности ситуации стороны конфликта. Так, при описании чеченских бойцов часто приводятся «клятвы на Коране», «зеленое знамя» и т.п. Профанация действий стороны конфликта (описание неоднократных штурмов Грозного) располагают массовое сознание против нее.

6. Психологизация действий стороны конфликта. Мотивация действий происходит с психологической и эмоциональной точек зрения (стремление защитить близких, отомстить за гибель товарищей, родных, отказ смириться с несправедливостью и угнетением). Напротив, рационализация действий снижает их моральную ценность (приказ, сохранение власти, целостности РФ).

7. Глобализация событий. Постоянное упоминание об угрозе распространения конфликта за пределы Чечни, Кавказа пугает массовое сознание угрозой личного благополучия, повышая личную заинтересованность каждого читателя в скорейшем решении конфликта. Локализация событий в рамках Чечни или Грозного вырабатывает безразличность массового сознания к войне.

8. Демонизация (инфернализация, по Рихтеру) противника и его действий (зверства чеченских террористов, зверства солдат РФ) оправдывает применение против него любых средств. Сакрализация действий тоже оправдывает действия стороны конфликта в массовом сознании, но несколько иначе: антигуманные действия прячутся за высокими идеями, такими как защита законности, защита Отечества от агрессора.

9. Расширение зоны и участников конфликта (экстраполяция, по Рихтеру). Попытки обобщить конфликт и вовлечь в него новых участников (мусульманский мир, вооруженные исламисты, моджахеды, фундаменталисты, открытие нового фронта борьбы с радикальными исламскими организациями и т.п.). Сужение, напротив, направлено на минимизацию сочувствующих сторон (незаконные бандформирования, контртеррористическая операция, вооруженные фанатики, экстремисты и наркоманы).

10. Солидаризация — это принятие какой-либо стороны конфликта (прямое наименование «свои», «наши», «они», «враги»). Аудитории навязывается симпатия к описываемой социальной группе. Отстранение — дистанцирование от сторон конфликта — производит обратный эффект (вагоны с трупами солдат, эта страна, эта армия).

Вышеприведенные стратегии являются важными и неотемлемыми характеристиками военного дискурса СМИ. Необходимо отметить стратегию табуизирования, которая выявляется только при сравнительном анализе результатов настоящего исследования с результатами других работ. Так, в 1998 - 2000 гг. в исследованных русскоязычных газетах отсутствует цитация чеченской стороны конфликта (хотя в 1994-1996 она широко цитировалась), поэтому можно сделать вывод о табуизировании информации или введения цензуры в период с 1998 по 2000 гг.

Анализ исследуемого материала показал, что большинство проправительственных публикаций российской прессы подчинены стратегии легитимизации применения военной силы и диффамации противника (макростратегия, на поддержание которой направлены все вышеописанные стратегии). Аудитории предлагается альтернативная версия событий в Чечне не только как регионального конфликта и криминального мятежа, но и как типового конфликта между христианской и мусульманской цивилизацией (стратегия расширения зоны и участников конфликта и геополитическая теория конфликтов (Дугин 2000), популярный подход в общемировой практике — опыт вооруженного подавления таких конфликтов имеется практически у большинства «демократических» стран мира).

Преимущества такой интерпретации конфликта заключаются в том, что события выводятся на уровень мировоззрения — конфликта между цивилизациями и создания «МЫ»- и «ОНИ»-ГРУПП по схеме «христианская цивилизация — мусульманская цивилизация» (что приобретает особую актуальность в свете событий в США 11 сентября 2001 г. и войны в Афганистане).

Функционирование российской версии событий в Чечне основано на продвижении СМИ в массовое сознание когнитивных структур, поддерживающих эту версию. При создании дискурсивной версии преследовались общие цели воздействия на общественное мнение и сознание — легитимизиция применения военной силы при разрешении конфликта (такой стратегии придерживается большинство стран в аналогичной ситуации). Проиллюстрируем данную стратегию следующей таблицей:

Таб. 6. Легитимизиция применения военной силы

Стратегия легитимизации применения военной силы
Положительная репрезентация «МЫ»-групп, героизация своей стороны; солидаризация;	Отрицательная репрезентация «ОНИ»-групп, диффамация, демонизация чужой стороны;
Позитивный образ лидера и подчиненных (честный, инициативный, действующий в рамках закона);	Негативный образ лидера и подчиненных (фанатик, сумасшедший, бандит, террорист, наркоман и т.п.)
Стремление «МЫ»-группы ограничить конфликт во времени (предложения вести переговоры, заявления о нежелании кровопролития)	Затягивание конфликта (перевод военных действий в фазу партизанской войны, отказ от диалога, обвинения в религиозном экстремизме и т.п.)
Занижение данных о потерях «МЫ»-групп	Завышение данных о потерях «ОНИ»-групп
Демонстрация помощи и защиты мирного населения	Демонстрация зверств по отношению к мирному населению
Демонстрация героических действий своих солдат	Демонстрация разлада и дезертирства чужой армии

 

Данная стратегия ориентирует когнитивные структуры общественного сознания таким образом, что действия «МЫ»-групп со временем автоматически воспринимаются как естественные и законные, а действия «ОНИ»-групп — как чудовищные и недопустимые. Данная стратегия характерна для преподнесения событий на Северном Кавказе российскими СМИ (и для преподнесения «антитеррористической операции США в Афганистане» западными СМИ — с ее началом война в Чечне перестала быть «агрессией России» для западной прессы, а органично влилась в общую картину борьбы с «мировым терроризмом»). Элементы данной стратегии присутствуют как в российской, так и в западной прессе, что говорит о ее определенной универсальности.