Рапорт коронера: элизабет Ларраби.

Отчет коронера?

Зачем моему отцу прятать нечто подобное? Моя мама умерла во время автомобильной аварии. Ее «БМВ» врезался в огромную фуру. Так написано прямо здесь, в графе «причина смерти». Что еще нужно знать?

Но, просматривая страницу дальше, до меня быстро доходит, что на самом деле есть еще много чего интересного. Больше, чем я вообще планировала найти.

Добираюсь до строки, описывающей уровень алкоголя в крови матери на момент смерти, и мои глаза замирают, как у вкопанной. Незачем читать дальше. На все мои вопросы неожиданно нашлись ответы. В умопомрачительной, заставляющей вскипать кровь и сводящей дыхание вспышке.

Моя мама умерла с содержанием 0,28 промилле алкоголя в крови. Что в три раза выше допустимой нормы.

С крепко сжатым в руке документом, я выбегаю из кабинета и зову Кингстона. Спустя некоторое время он появляется в фойе.

— Да, мисс Ларраби? — отзывается он.

— Мне нужна машина. Прямо сейчас.

Он услужливо кивает.

— Я подгонять ее к главному входу.

Мне нужно было сделать это давным-давно. Существует всего один человек, кроме моего отца, кому известны все секреты этой семьи. И его работа заключалась в том, чтобы беречь их.

— Куда ехать? — спрашивает Кингстон, пока я забираюсь на заднее сиденье лимузина.

— К Лейтенанту.

 

Яблоко от яблони

 

Согласно определению, лейтенант — тот, кто помогает капитану во всех аспектах, связанных с успешным ведением судна. В семье Ларраби эти обязанности включают в себя распределение чеков трастовых фондов, ведение вопросов, касающихся завещаний, а также, среди прочего, урегулирование последствий аварий из-за пьяного нахождения за рулем, виновником которых служат дочери-подростки.

В нашей семье все эти обязанности возложены на единственного и неповторимого Брюса Шпигельманна, который отнимает взгляд от стопки бумаг на своем столе и одаряет меня улыбкой, когда я вхожу в его кабинет и закрываю за собой дверь.

— Лекси, — говорит он, подымаясь, чтобы поприветствовать меня. — Приятная неожиданность. Какими судьбами?

Я не трачу времени на пустые разговоры. Вместо этого просто сажусь в кресло напротив него и перехожу к делу.

— Я пришла поговорить о своей маме.

По лицу Брюса пробегает вспышка каких-то неузнаваемых эмоций. Сдается мне, он знал, что этот день наступит. Это было только вопросом времени.

— Твоя мама была замечательной женщиной, — терпеливо говорит он.

— Да-да, — слышу, как произношу нараспев я. — Заботящейся, поддерживающей, любящей матерью и все в том же духе, да?

Он слегка посмеивается, но я знаю, что за смехом он скрывает что-то еще, потому что слышу в его голосе беспокойство. Вижу, что ему неудобно, по тому, как он ерзает в своем кресле. И знаю, к чему он начинает покусывать внутреннюю сторону своей щеки.

— Наверное, все забыли упомянуть, что, к тому же, у нее была проблема с алкоголем.

Брюс замирает и смотрит на меня долгим, тяжелым взглядом. Я достаю отчет коронера из сумки и протягиваю через стол. Брюс мельком смотрит на него, закрывает глаза и большим и указательным пальцами зажимает переносицу.

— Она умерла в аварии во время вождения автомобиля в нетрезвом виде. И это она была пьяным водителем! — Мой голос повышается, пока я пытаюсь сдерживать эмоции. — Не считаешь, что у меня было право знать об этом?!

— Да, — тихо отвечает он. — Думаю, у тебя было такое право.

В замешательстве качаю головой и наклоняюсь ближе.

— Что, прости?

— Я годами твердил твоему отцу о том же. Что у тебя есть право знать. У всех вас. Но решение принимал он. И как его адвокат, я не мог...

— Так это правда? — нетерпеливо прерываю я. — Она была алкоголичкой? — слышу, как спрашиваю я и уверенность в моем голосе удивляет. Как будто говорю правду, о которой знала все время.

— Твоя мама, — пытается начать Брюс, — была очень сложной женщиной. У нее была проблема с...

— Просто ответь на вопрос.

Брюс бросает на меня тяжелый взгляд, как бы спрашивая, действительно ли я хочу знать. Действительно ли хочу открыть ящик Пандоры. Потому что всем известно: стоит открыть его, назад ничего не вернешь. Я смотрю на него в ответ с решимостью, без слов давая понять, что я не боюсь. Что я пришла сюда за всей правдой и ничем, кроме правды, и не уйду, пока не получу ее.

Он шумно выдыхает, его дыхание сигнализирует о поражении. Но мне нужно услышать слово. И он об этом знает.

— Да, — наконец произносит он.

— А круизы, в которые она раньше отправлялась? — напоминаю я.

Он пытается сопротивляться. Сомневается. И затем:

— Твой отец столько раз пытался помочь ей. Но ничего не получалось. Все твое детство она то была на реабилитации, то заканчивала ее курс. Когда бы она ни возвращалась, или когда бы ни уезжал твой отец в командировку, у нее снова случался рецидив.

Даю время впитаться информации. Как бы ненавистно было об этом слышать, кажется, это вписывается в общую картину. И приносит покой. Но не в физическом смысле (с точностью наоборот, вообще-то), а в плане того, что это правда. Наконец-то правда. Теперь я могу вздохнуть.

— Почему он настаивал на лжи? — спрашиваю я. — Почему не рассказывал нам правду о ней? Он думал, что мы этого не вынесем?

Брюс качает головой.

— Не в этом дело. Он пытался защитить вас. Ему было так больно из-за ее болезни, и он не хотел, чтобы ты с твоими братьями проходили через ту же агонию. Он думал, что, спрятав от вас правду и убедив в том, что она была не такой, вам будет лучше.

Вдруг все обретает смысл. В одно сокрушительное мгновение все становится ясным. Вот почему он продолжает жениться на тех, кого не любит. Почему считает, что лучше держать каждого на расстоянии вытянутой руки. Если не впускать никого в сердце, то тебе не сделают больно. Если никого не любить, то не найдется такого человека, который из-за своей смерти забрал бы частичку тебя вместе с собой.

И затем меня поражает тревожная мысль.

Но я же сама чуть не погибла.

Около пяти месяцев назад. В автомобильной аварии. Аварии, с которой все началось. Эти пятьдесят две работы. «Программа по оздоровлению».

В шоке сижу не двигаясь. Не могу ничем пошевелить. Что означает — не могу дотянуться к слезам, которые льются с глаз. Брюс вытаскивает носовой платок из коробки, стоящей на столе, и протягивает мне, но я его не беру.

Спустя еще несколько размытых секунд, я могу снова говорить.

— Вот почему он так поступил, — делаю я вывод. — Вот почему я должна весь год выполнять те работы.

Каждая из тех работ, в конце концов, привела кого-то к богатству и успеху, поэтому разумно предположить, что, по крайней мере, одна из них подойдет и для меня.

Брюс кивает.

— Я хотел рассказать тебе, Лекс. Клянусь, так и было. Твой отец корит себя. За все это. Включая ее смерть.

— Но в этом явно нет его вины! — возражаю я.

— Попробуй ему сказать об этом. — Брюс снимает очки и потирает глаза. — Вина преследует его с тех самых пор. Он думал, что если бы решил эту проблему раньше, то смог бы взять ее под контроль, пока она не приняла плохие обороты. Но не смог.

— И потом я врезаюсь на машине в мини-маркет, — заканчиваю я мысль.

Брюс кивает.

— И он не собирался совершать одну и ту же ошибку дважды.

 

* * *

 

Из кабинета Брюса я ухожу в опустошенном состоянии. На меня сбросили бомбу. Столько новой информации нужно осмыслить, что даже не знаю, с чего начать. Или что делать, когда с ней разберусь.

Всего несколько паршивых слов на одном-единственном листе бумаги — и неожиданно вся моя жизнь переворачивается с ног на голову.

Все это время я думала, что моего отца не было рядом, потому что он не хотел быть со мной. Когда на самом деле он преследовал другую цель. Он не ненавидел меня. Не пытался замучить меня или подставить. Он пытался спасти меня.

И если все сводится к этому, то сейчас я могу сделать только одно.

Теперь я собираюсь спасти его.

Выхватываю сотовый и набираю номер Люка.

Пропуская формальности, воплю в телефон:

— Нам нужно поговорить! Встретимся в Гнезде через двадцать минут.

 

Поддельные друзья

 

— Мне казалось, ты собиралась уехать, — ворчит Люк, как только Горацио приводит его в библиотеку. Я уже по колено погрузилась в приготовления, сидя на полу с открытым ноутбуком и разложенными вокруг контрактами и распечатками.

— Я передумала, — просто говорю я.

— Что тебе нужно? — спрашивает Люк, скрещивая руки на груди.

— Твоя помощь.

Он выглядит ошеломленным.

— Моя помощь?

Я киваю.

— Да.

— Почему?

— Потому что ты единственный, кому я могу сейчас доверять.

Он думает над этим некоторое время и затем, после того, как, кажется, решил, что для него такая причина вполне приемлема, присоединяется ко мне на полу посреди комнаты.

— В чем дело?

Взволнованная я переворачиваю журнал «Fortune» так, чтобы он мог видеть, что на открытой странице.

— Видишь этого парня? — спрашиваю его, указывая на картинку, которая вдохновила на весь этот безумный план.

Он кивает.

— Конечно. Это Паскаль ЛяФлер. Генеральный директор «ЛяФлер Медиа».

— Ну, — важно говорю я, — еще он лжец.

Люк моргает.

— Чего-чего?

— Я видела его на вечеринке, на которой работала. Я подавала ему корзинки из огурцов, наполненные жарким из тунца!

Глаза Люка расширяются в неверии.

— И это делает его лжецом?

Я отмахиваюсь.

— Слушай, — настойчиво говорю ему, — он разговаривал с компанией людей. — Я обвожу взглядом разбросанные бумаги вокруг, пока не нахожу распечатку из интернета. На ней десять людей, стоящих за огромным столом для конференций. Из всех них я уже обвела красным маркером лица троих мужчин.

— С этими людьми, — говорю я, указывая на обведенные головы. — И разговаривал с ними на французском.

— Ну, он же француз, — острит Люк.

— Я в курсе, — говорю я с увеличивающимся нетерпением. — Просто послушай. Он говорил что-то о плане по выселению шеф-повара.

Люк смотрит на меня так, будто у меня совсем поехала крыша.

Не обращаю на него внимания.

— Я не заподозрила в этом ничего такого, потому что подумала: чего? Выселить шеф-повара? Как скажешь, стремный француженец.

— В рассказе вообще смысл какой-то есть? — вмешивается Люк.

Я стискиваю зубы и пытаюсь сдержать терпение, которого становится все меньше.

— Да! — делаю глубокий вздох и продолжаю. — Но все изменилось, когда я увидела его лицо в журнале и осознала, что неправильно его поняла. Видишь ли, я владею довольно ограниченным запасом французского лексикона, который сводится к разговорам о моде, еде и сплетнях о знаменитостях.

— Правда? — шутит Люк. — А по тебе не скажешь.

Я стукаю его бумажкой, что держу в руке.

— Так вот, из головы совершенно вылетело, что le chef не переводится как «шеф-повар». Оно означает faux ami!

— Что означает?

Я вздыхаю.

— Faux ami. Переводится как фальшивый или поддельный друг. Это слово относится к разряду тех, которые из-за схожести звучания на обоих языках ты бы переводить не стал, но это не так. Например, как с librairie. Это не библиотека. А книжный магазин. Или, допустим, napkin. Ты бы подумал, что это салфетка, но на самом деле на французском под ним подразумевается прокладка.

— Ладно, ладно! — говорит Люк, взмахом руки перебивая меня. — Я понял. Так если chef означает не «шеф-повар», тогда что?

Делаю глубокий вдох и удерживаю его взгляд.

— По сути, оно переводится как «Генеральный директор».

У Люка уходит некоторое время, чтобы поспеть за моим безумным мышлением, и когда у него это получается, я замечаю, как меняется выражение его лица.

— Выселить Генерального директора?

Пылко киваю в ответ.

— Expulser, — поясняю я. — Это слово он использовал. Оно переводится как выселить. Но я пересмотрела его значение и выяснила, что также оно означает выгнать. Вытеснить. Изгнать.

Люк ничего не говорит. Ему и не нужно. Все написано у него на лице.

— Поэтому я начала читать о предстоящем слиянии, — продолжаю я, кивая в сторону распечаток, разложенных вокруг. — И даже нашла о нем несколько корпоративных электронных писем в папке для спама.

Он с любопытством поднимает бровь.

— Длинная история, — отвечаю я, быстро махнув рукой. — Так вот, прочитав все это, я узнала, что как только слияние состоится, по плану мой отец должен стать Генеральным директором новой организации, а этот чувак Паскаль займет должность пониже. Но если учесть пять новых членов Правления, которые займут свои посты со стороны «ЛяФлер Медиа», то на самом деле понадобится всего три дополнительных голоса, чтобы оказаться в большинстве. — Я снова стукаю пальцем по обведенным головам на фотографии. — Вот эти три голоса.

Люк смотрит на меня с чистым изумлением. Понятия не имею почему: то ли из-за столь шокирующей информации, или же из-за того, что это именно я ее раскрыла. Возможно, понемногу из-за одного и другого.

— Поверить в это не могу, — наконец найдя, что сказать, говорит Люк. — «ЛяФлер» действует за спиной твоего отца, чтобы взять под контроль всю компанию?

Я киваю.

— Видимо, в этом плане ему и отводится роль faux ami. — После чего объясняю это еще более простым языком: — Если эта сделка состоится, то мой отец лишится работы.

 

Подготовка

 

Люк сразу же становится в штыки. Он вскакивает на ноги и начинает расхаживать по комнате.

— Значит, мы позвоним твоему отцу и предупредим его, чтобы он не рекомендовал завтра акционерам идею о слиянии, — вслух рассуждает он.

Но я тут же качаю головой.

— Не выйдет.

— Почему нет?

— Он мне не поверит! Он разговаривал с Кэролайн и подумает, что я попытаюсь подставить его после того, как они раскрыли меня перед прессой.

— Подожди, что? — Люк останавливается и смотрит на меня. — Так это твой отец навел прессу?

— Я говорила тебе, что в моей семье все сложно.

Он раздумывает несколько секунд, после чего, кажется, соглашается оставить рассуждения по этому поводу на потом.

— Что ж, ладно, тогда я скажу ему.

Бросаю в него взгляд сомнения.

— И что ты скажешь?

— Просто скажу ему, чтобы он не доверял ЛяФлеру и не рекомендовал слияние. Если акционеры не проголосуют «за», то работа твоего отца останется в сохранности.

— Ну да, — с сарказмом говорю я. — Мой отец отзовет миллиардную бизнес-сделку, потому что у его двадцатиоднолетнего интерна плохое предчувствие.

Он знает, что я права, и поэтому отводит глаза и вновь начинает мерить комнату шагами.

— Нам нужно доказательство, — говорю ему. Хотя и знаю, что об этом не обязательно говорить. К этому времени он уже должен был сам прийти к подобному заключению. — Мой отец среагирует только на вескую улику.

Люк вскидывает руки в воздух.

— Как, черт возьми, мы достанем доказательство? Причем всего за несколько часов? Голосование уже завтра утром!

— Не переживай, — спокойно говорю я, собирая бумажки. Беру их на руки и встаю. — У меня есть план.

Схватив Люка за локоть, веду его наверх, в свою комнату, и закрываю за нами дверь.

Он беспокойно осматривается по сторонам, прежде чем присесть на кушетку. Холли тявкает и подпрыгивает на месте рядом с ним. Он осторожно гладит ее по голове. Будто боится, что сломает ей что-нибудь.

— Э... хорошая комната, — неловко говорит он.

— Спасибо.

Я исчезаю в шкафу и начинаю снимать одежду.

— Так в чем состоит твой великий план? — спрашивает он тревожно.

Раздается стук в дверь, и я слышу, как в комнату входит Горацио.

— Что это? — спрашивает у него Люк.

— То, о чем просить мисс Ларраби, — загадочно отвечает Горацио и вылетает из комнаты.

Я высовываю голову из шкафа, чтобы увидеть, как Люк держит маленькую, без опознавательных знаков картонную коробку, пытаясь открыть крышку.

— Что это? — снова задает он вопрос, только уже мне, когда ему наконец-то удается снять крышку. Затем тянется внутрь коробки и достает черную гарнитуру со встроенным микрофоном и крошечный наушник. Он держит по предмету в руке и с интересом на них смотрит.

Ныряю обратно в шкаф и роюсь на дальних полках, находящихся за всеми моими вечерними нарядами, пока не нахожу платье, которое искала.

— Это наши шпионские примочки! — с восторгом говорю я, натягивая платье через голову и просовывая руки в разрезы для рукавов. Ткать ощущается знакомо неудобной, и я немного съеживаюсь от воспоминаний, когда приходилось носить эту отвратительную вещь.

Боже, такое ощущение, будто это было вечность назад!

И, смотря вниз на бело-голубые полоски и белый воротничок, я понимаю, сколько всего изменилось с тех пор, как все началось. Чувствую себя совершенно другим человеком, а не той девчонкой, которая впервые надела этот наряд более четырех месяцев назад.

— Наше что? — со скептицизмом интересуется голос Люка.

Я затягиваю платье и обуваюсь.

— ЛяФлер арендует дом в Палос Вердес, — отзываюсь я. — Там проходила вчерашняя вечеринка. Я заметила кабинет на первом этаже. У него должно быть там какое-нибудь доказательство того, что он в сговоре с теми членами Правительства. Так что я собираюсь пробраться в дом и найти его.

— Ты собираешься сделать ЧТО?

Хотя я не могу видеть его лица, но могу сказать по панической нотке голоса, что он начал сомневаться в успехе моего плана.

— Успокойся, — говорю я, роясь в коробке с париками, пока не нахожу идеально подходящий вариант. На ярлыке написано «Никки». Волосы в парике шоколадно-коричневого цвета, асимметричные, длиной до подбородка. Завязываю свои волосы резинкой, наклоняюсь вперед и надеваю парик на голову. — Я собираюсь замаскироваться.

— А?

Теперь, когда все элементы моего костюма на месте, я с грацией и плавностью дефилирую обратно в спальню и в конце делаю скромный реверанс.

Он осматривает меня с ног до головы в замешательстве, уделяя внимание каждому элементу моего наряда.

— Это что, твоя форма из «Маджестик Мэйдс»?

— Ага. Я проберусь туда в роли горничной. — Я подхожу к нему с деловым видом, забираю маленький наушник из его руки и вставляю в свое ухо. — А ты будешь ждать снаружи с этим, — прикасаюсь пальцем к гарнитуре, которую он держит в другой руке, — и подсказывать, что я должна искать.

Он резко встает на ноги и начинает отступать от меня, словно у меня какое-то инфекционное заболевание, называемое сумасшествием.

— Ни за что, — зарекается он. — Это проникновение со взломом. Тебя узнают. Нас точно поймают.

— Меня не узнают в этом, — я указываю на свою униформу.

— Эй, прием! — говорит он, ошарашенный. — Ты Лексингтон Ларраби. Дочь человека, выступающего посредником в этой сделке. Ты не можешь просто войти в дом ЛяФлера и надеяться, что останешься незамеченной.

Я подхожу к Люку и, чтобы подбодрить, прижимаю руку к его щеке.

— О, Люк, — говорю я полным сочувствия голосом, — ты забываешь о самом важном уроке, который я извлекла из всего этого приключения.

— Каком же? — спрашивает он, глядя на меня с подозрением.

Бросаю ему кривую улыбку.

— Никто не замечает прислугу.

Шпионаж

 

Я прикрепляю брошь с крошечным микрофоном к отвороту униформы и шепчу:

— Проверка, раз, два, три. Ты меня слышишь?

Меня накрывает волна головокружительных эмоций. Как же классно.

Следом за тихим треском слышу, как в наушнике раздается голос Люка:

— Да, я тебя слышу.

— Хорошо, — говорю я, глубоко вдыхая. — Ну, была не была.

Я забираюсь на низковисящие ветви дерева и отталкиваюсь. Хватаюсь за перила балкона, чтобы удержать равновесие и подтянуть ноги. Как только попадаю на другую сторону, приседаю и показываю Люку «пальцы вверх». Вижу, как он наблюдает через лобовое стекло своей машины, припаркованной ниже по улице.

Тихонько толкаю раздвижную стеклянную дверь и пробираюсь внутрь. Попадаю, видимо, в пустующую гостевую комнату. Открываю дверь в коридор и на цыпочках иду к лестнице, держась возле перил, чтобы увидеть, есть ли кто на первом этаже.

Путь свободен, так что я опускаюсь по лестнице, стараясь ступать так тихо, как только возможно. Узнаю огромную входную дверь и гостиную — как ни крути, я уже тут побывала — и бесшумно направляюсь к кабинету.

Дверь закрыта. Легонько стучу и, когда ответа не следует, тяну ручку вниз и захожу, осторожно закрывая за собой.

— Так, я внутри, — шепчу я, опуская голову к брошке.

— Что видишь? — спрашивает Люк в наушнике.

Быстро подхожу к столу и начинаю копаться в бумажках.

— Не знаю, — говорю ему. — Похоже на какие-то отчеты. Куча диаграмм. «Планируемый размер доходов», — читаю я надпись вверху страницы, что держу в руке.

— Нет, — решительно отвечает Люк. — Это, скорее всего, финансовая отчетность. Тебе нужно найти что-то вроде контракта, договор в письменной форме между ЛяФлером и теми тремя членами Правления. Что-нибудь, указывающее на их обещание проголосовать за него на пост Генерального директора, когда сделка состоится.

Кладу страницу на стол, громко выдыхаю и приступаю к исследованию еще большего количества бумажек.

— Наверное, он не будет лежать у него прямо на столе, — предполагает Люк.

Киваю.

— Ты прав, — шепчу я и начинаю открывать ящики. Но там нет ничего отдаленно похожего на то, что описал Люк.

Тогда я добираюсь до нижнего ящика стола. Он заперт. Тяну за ручку, пытаясь открыть его, но не поддается. И вряд ли у меня получится захватить с собой целый стол и оттащить его к окну.

И все-таки здесь должно быть доказательство. А зачем еще заморачиваться с закрыванием ящика? Только если там лежит нечто такое, чего вы бы не хотели показывать остальным.

Мне всего-то нужен долбанный ключ! Но он может быть где угодно. В том числе и у самого ЛяФлера. И, насколько мне известно, в настоящий момент он скорее всего в офисе вместе с моим отцом. По крайней мере, я надеюсь, что он там. Хотя без разницы, где он, лишь бы не дома.

— Что б его! — ругаюсь я.

— Что случилось? — отвечает Люк голосом, полным паники.

— Здесь закрытый ящик. То, что мы ищем, должно быть внутри. Но я не могу открыть его.

— А ты не можешь вскрыть замок? — спрашивает он.

— Вы только послушайте мистера Паиньку, — шучу я. — Подбадривает меня вскрыть замок.

— Что тут поделаешь? Ты оказываешь на меня плохое влияние.

— Или хорошее.

Он смеется.

— Так что, сможешь взломать?

— Нет! — кричу я в ответ. — Я не знаю, как взламывать замки. А ты?

— А ты как думаешь?

— Хочешь сказать, вас не учат этому в колледже? — высокомерно спрашиваю я.

— Должно быть, в тот день я болел.

— Погоди-ка, — говорю я, когда в голову приходит идея. Смотрю вниз на свою униформу. В последний раз, когда я носила эту шкуковину, я не могла разобраться, как включить пылесос. Или хотя бы как им пользоваться. Но я же разобралась, так ведь?

Поспешно достаю свой сотовый и открываю «Ютуб». Набираю «Как вскрыть замок», и поиск выдает сотню видео. У первого, однако, три миллиона просмотров и рейтинг 4,5 звезды, поэтому решаю, что, наверное, это наилучший вариант.

Выбираю его, уменьшаю громкость и нажимаю «Воспроизведение», забираю со стола пару скрепок, как говорится в видео. Внимательно смотря на женщину в ролике, распрямляю первую скрепку, после чего загибаю конец, чтобы сделать крюк. Затем полностью разгибаю вторую скрепку, становлюсь на колени и, вставив ее в замочную скважину, поворачиваю по часовой стрелке. Следуя шаг за шагом указаниям из видео, я медленно просовываю скрепку с крючком поверх первой и нащупываю что-то, называемое стержнем.

Я ворчу в отчаянии, когда пытаюсь отодвинуть каждый стержень, но спустя несколько минут не думаю, что мне удалось сдвинуть хотя бы одну.

— Что ты делаешь? — в наушнике раздается голос Люка, заставляя меня отвлечься.

Я вздыхаю.

— Пытаюсь открыть этот дурацкий замок. Подожди.

Делаю еще один глубокий вдох, наклоняюсь ближе и пробую снова. Крюк наконец-то соприкасается с первым стержнем, и у меня появляется возможность сдвинуть его вверх. Слышу тишайшее «клик».

— Получается! — восторженно шепчу я.

Повторяю то же самое со вторым, затем третьим, слегка поворачивая нижнюю скрепку, пока не добираюсь до последнего стержня, а замок поворачивается направо. Тяну за ручку ящика. Он открывается.

Внутри только одна вещь. Картонная папка без пометок. Нетерпеливо подымаю ее и открываю.

— Соглашение избрать Паскаля ЛяФлера на пост Генерального директора новой «Медиа Корпорации Ларраби», — читаю я вслух верхнюю строчку страницы.

— То, что нужно! — Люк так громко визжит в наушнике, что чуть ли рвет не мои барабанные перепонки. — Там есть подписи?

Открываю последнюю страницу и обнаруживаю четыре подписи. В первых трех узнаю имена членов Правления с фотографии, которую распечатала из интернета, а последняя принадлежит самому Паскалю ЛяФлеру.

— Да!

— Хорошо, — властно произносит Люк. — А теперь убирайся оттуда к чертям подальше.

С широкой улыбкой скручиваю документы и прячу их за передником своей униформы. Кладу обратно пустую картонную папку в ящик и закрываю его ногой. Я иду в сторону двери, но, как только тянусь к ручке, она начинает поворачиваться, причем сама по себе.

Охаю и ищу место, куда бы спрятаться, но на это нет времени. Дверь открывается и внутрь входит человек часа собственной персоной. Паскаль ЛяФлер.

На краткий миг наши взгляды пересекаются, и, когда ко мне возвращается способность двигаться, я опускаю голову, первой отводя взгляд.

Делаю небольшой реверанс.

— Здравствуйте, мистер ЛяФлер, — говорю я, изо всех сил старясь имитировать отчетливый польский акцент Катаржины. — Приветствовать вас дома.

Он стоит на месте и недолго смотрит на меня, после чего подозрительно осматривает комнату. Я не подымаю голову, избегая зрительного контакта, пытаюсь совладать с дыханием. И молюсь о том, чтобы он не смог услышать, как колотится мое сердце.

— Ежкин кот! — слышится голос Люка в ухе. — Он там? Я даже не видел, как его машина заезжала в гараж. Что ты собираешься делать?

Мне хочется прошептать в ответ, что визжанием в мое ухо делу не поможешь, но, очевидно, об этом не может быть и речи.

— Что ты здесь забыла? — спрашивает он своим суровым, гнусавым французским акцентом.

Нацепляю выражение недалекой глупышки и указываю рукой вглубь комнаты.

— Я убираться в комнате.

Я бы сейчас на все пошла, лишь бы в руке оказалась метелка из перьев. Или хотя бы флакон с универсальным очистителем. И очень надеюсь на то, что он не понимает, как тяжело убирать комнату пустыми руками.

Он продолжает смотреть на меня, его глаза прожигают дыру на макушке моей головы.

Пожалуйста, поверь мне, молчаливо умоляю я. Пожалуйста.

— Я ведь сказал горничным, что не желаю здесь никого видеть, — наконец говорит он, и я чувствую, как вдыхают легкие.

— Мне очень жаль, — извиняюсь я, проносясь мимо него к двери. — Это мой первый день, сэр. Я не допускать ту же ошибку больше.

Он позволят мне уйти, но не отрывает от меня глаз, пока я быстро иду по коридору к входной двери. Делаю вид, что взбиваю подушки на диване, пока не замечаю, как он исчезает за дверью своего кабинета.

Затем я на цыпочках прохожу прихожую, тихонько проскальзываю через входную дверь и мчусь на всех парах к машине Люка, молясь о том, чтобы месье ЛяФлер не заметил пустую картонную папку в нижнем ящике или две разогнутые скрепки на полу до тех пор, пока мы не уедем.

 

Ненаписанное

 

Уже стемнело к тому времени, как мы подъезжаем к офису моего отца в центре города. Люк паркует машину и тянется, чтобы отстегнуть ремень безопасности, но я кладу руку поверх его. Он смотрит на меня с любопытством.

— Ты не против подождать в машине? — спрашиваю у него. — Мне нужно сделать это самой.

Он кивает, но не убирает свою руку. Она прочно остается под моей.

— Конечно.

— Ты уверен, что он увидит договор до собрания акционеров? — спрашиваю я.

— Да, — заверяет меня Люк. — Если ты оставишь его на столе, то с уверенностью могу сказать, он увидит его как только придет утром на работу.

Прикусываю губу.

— Ладно, хорошо.

Быстро сжимаю руку Люка, затем беру в руку документы и открываю дверь машины. Спешу через автостоянку к лифту.

Использую ключ-карту Люка, чтобы открыть дверь в приемную, и еще раз, чтобы попасть в кабинет моего отца.

Нахожу блокнот с логотипом «Ларраби Медиа» и вырываю первую страницу. Царапаю по-быстрому записку, убеждающую моего отца внимательно прочесть эти документы, прежде чем принимать окончательное решение насчет слияния. После чего прикрепляю скрепкой записку к кучке документов, что украла из кабинета ЛяФлера, и кладу их на стол, прямо поверх его клавиатуры, где он их точно заметит, когда придет сюда следующим утром.

И теперь мне пора уходить.

Но вот загвоздка: мои ноги не двигаются. Я замерла на месте, а мои глаза приклеены к улике, которую, рискнув всем, я пыталась раздобыть.

Мой отец стольким пожертвовал ради этой компании. Включая время, отведенное для семьи. Для жены. Меня. Он даже сдал меня прессе, только ради блага этого слияния.

Его никогда не было рядом. Он постоянно разъезжал по командировкам. Иногда складывалось такое впечатление, что «Медиа империя Ларраби» всегда была его истинной любовью, его настоящей страстью, тогда как все мы были просто брошенными хобби. Полусобранными моделями самолетов, оставленными в гараже в качестве пылесборников.

Так с чего вдруг я пытаюсь сберечь что-то подобное? Почему несусь сломя голову, лишь бы убедиться, что он не потеряет контроль над компанией?

Каким местом я, блин, вообще думаю?!

С тех самых пор, как увидела ту фотографию ЛяФлера в журнале и поняла его план, я испытывала какой-то безумный порыв стать героем и совершить подвиг. Победить злодеев и спасти девицу в беде (в данном случае — работу своего отца).

Я даже не особо задумывалась над тем, что будет, не покажи я ему эти документы. Если я просто по-тихому верну их обратно в передник униформы и сделаю вид, что ничего из этого никогда не происходило. Если позволю завтра акционерам проголосовать «за», как и планировалось.

Я прекрасно знаю, что будет. Мой отец порекомендует слияние, акционеры проголосуют, и сразу же после подписания контрактов Правление проголосует за его увольнение.

Мой отец останется без работы. И не какой-нибудь там работы, а работы, благодаря которой он увиливал от отцовских обязанностей. Работы, которая мешала возникновению реальных отношений между мной и Ричардом Ларраби.

Если мой отец настолько слеп, чтобы увидеть, что эта компания разрушила его семью, тогда, может, кому-нибудь стоит показать ему. Тыкнуть носом. И, может, этим самым кем-то должна быть я.

Медленно тянусь вниз и сжимаю бумаги в руке, удивляясь тому, насколько тяжелее они кажутся теперь, когда на них повесили такой груз ответственности.

Завтра все это может закончиться.

Возможно, во всей этой плохой ситуации получится найти что-то хорошее. Как с теми пятидесяти двумя работами, к которым принудил меня отец. Возможно, если посмотреть на это с подобной точки зрения, то можно увидеть, что хорошее зарыто где-то глубоко под всеми валунами и хаосом плохого. Я смогу вернуть своего отца, просто утаив от него эту информацию. Я могу уничтожить единственное, что не дает ему сблизиться со мной. Со всеми нами.

Если бы я никогда не согласилась на эту кажущуюся бесконечной серию низкооплачиваемых работ, то не подслушала бы разговор между ЛяФлером и его сторонниками. Может, это был какой-то грандиозный план Вселенной, созданный с целью показать мне выход. Показать свет в конце туннеля.

И теперь все, что мне остается — идти к нему.

Но как бы отчаянно я ни хотела в это поверить, кое-что не сходилось. Как для послания Вселенной уж больно оно выглядело обманчиво. Разве сообщения Вселенной не должны быть ясными и неподкупными?

Удержание этой информации от моего отца просто для того, чтобы он был рядом в моей жизни, было ничем иным, кроме как пресловутой махинацией. Мне ли не знать об этом. Многие годы я пользовалась этим навыком.

С другой стороны, может, таким образом Вселенная старается доказать мне, что я все еще желаю свет в конце туннеля. Что меня все еще заботит его наличие. Что я еще не сдалась.

Может, настоящее хорошее состоит в понимании того, что хотя у меня есть пятьдесят две причины ненавидеть своего отца, мне нужна только одна причина любить его.

И, возможно, эта причина не значится в списке. О ней не написано в книге. И ей не посвящена статья журнала. Может, эту причину нельзя опубликовать, как удаленную главу из истории моей жизни. Или, что еще лучше, главу, которую еще даже не написали.

И я точно знаю, что хочу увидеть в той главе. Кем меня должны запомнить.

Девушкой, которая спасла работу своего отца, несмотря на все причины, склоняющие ее этого не делать.

Потому что именно так поступают члены семьи.

 

Беспечность

 

Люк заезжает на подъездную дорожку моего дома и выключает зажигание.

— Могу ли я проводить тебя до двери? — спрашивает он, чем вызывает у меня улыбку.

Не думаю, что кто-нибудь когда-либо раньше задавал мне такой вопрос. Он казался таким старомодным и милым. Но опять же, по сути Люк таким и был. Просто прежде я этого не замечала. Я была слишком сосредоточена на его недостатках. Недостатках, которые, вот неожиданность, даже не могу вспомнить.

— Конечно, — говорю я и выхожу из машины.

Мы идем молча. Слышны только наши шаги по тротуару. Тишина заставляет меня волноваться. Мне хочется сказать ему что-нибудь, но впервые с момента нашего знакомства у меня не находится слов.

В чем я уверена, так в это в своем желании: чтобы расстояние от подъездной дорожки до входной двери было в сотню раз длиннее, потому что мы доехали слишком быстро, и я ловлю себя на мысли о том, что хочу попросить его остаться.

Я тянусь к дверной ручке, но останавливаюсь, почувствовав, как его теплые пальцы накрывают мою руку.

— Подожди, — говорит он, аккуратно отводя мою руку от двери и свободно держа ее в своей. — Хочу кое-что сделать.

Подымаю глаза и встречаюсь с ним взглядом. Кажется, словно его карие глаза сверкают на фоне прожекторов, освещающих лужайку.

— Хорошо, — отвечаю я нерешительно.

Он вздыхает и отводит глаза.

— Просто у меня не было возможности этого сделать.

— Почему? — спрашиваю я.

Его взгляд возвращается к моему, и на его губах появляется маленькая улыбка.

— Потому что вполне уверен, что это не входит в мою должностную инструкцию.

— Что ж, — говорю я, якобы смотря на невидимые часы, — рабочий день давным-давно закончился. Поэтому, может, тебе просто стоит сделать то, что задумал.

Вокруг его глаз появляются морщинки, когда улыбка становится шире. Это чересчур очаровательно.

— Даже не знаю, — начинает он. — Все довольно запутано.

— Запутано? — подыгрывая, повторяю я.

— Ну, то, что я хотел делать, не совсем принято для двух людей, которые работают вместе и могут продолжить работать и дальше. Это может внести некую неловкость в их взаимоотношения.

Я киваю, притворяясь, будто тщательно обдумываю его слова.

— М-м-м х-м-м. Понимаю. Та еще проблема.

— А с другой стороны, — Люк прижимает мою руку к своей груди, — кое-кто сказал мне однажды, что я слишком много думаю. И что мне стоит научиться просто плыть по течению. Прекратить париться по поводу и без него.

— Этот кто-то кажется очень мудрым человеком, — подмечаю я, не особо стараясь скрыть появляющуюся улыбку.

— Она может быть мудрой, — вслух размышляет он.

— Ладно, а хочешь узнать, что думаю я? — спрашиваю у него.

Но мне так и не выдается шанса ответить. Как и шанса закончить мысль, потому что его руки неожиданно оказываются на моих щеках. Они направляют мое лицо к его. Наши губы соприкасаются. Он целует меня, сперва нежно, затем с каждой секундой все углубля<