Тело Марка Валерия было предано огню. Урна с его прахом была перевезена в Рим, и хранилась в родовом склепе валериев вплоть до нашествия гуннов.

Сын Марка Валерия – предатель!

А ведь Иуда Валерий когда-то проходил посвящение в воины. И легат Марк Валерий вручал сыну родовой меч Валериев. С этим мечом Иуда не расставался, даже будучи в ученичестве у Иешуа…

 

- Меня зовут Иуда, - гордо сказал сын Марка Валерия, - Я хочу стать твоим учеником. Я – лучший. Я буду лучшим из твоих учеников.

Иешуа долгим спокойным взглядом смотрел, казалось, в самое сердце. И страх зародился в душе Иуды, страх и понимание «Он знает… Знает про меня всё!!!»

Варта

…Сад Валериев примыкал к саду патриция Юлиана. Тогда шла галльская война, и в Рим постоянно стекались новые караваны рабов. Юный Иуда Валерий прогуливался по саду, и заметил за оградой, на территории Юлиана, прекрасную девушку. Её гордый, стремительный взгляд поразил Иуду. На точёной шее девушки блеснул тонкий серебряный ошейник – знак рабыни Юлиана.

«Такой взгляд у рабыни?» – ещё больше поразился Иуда, и, подойдя ближе, спросил:

- Кто ты?

Девушка взглянула на него и ответила с необычайным величием;

- Меня зовут Варта.

- Рабыня? – решил уточнить Иуда.

- Военнопленная! – она и не подумала опускать взгляд, напротив, смотрела с вызовом в его глаза, - Я сражалась, когда римляне напали на нашу деревню. Римляне…- Её глаза блестели, - не чтят Закона! Меня должны были убить, или обменять. Они не смели надевать на меня рабский ошейник!

- Тише! Тише, тебя могут услышать.

- Пусть! Мне всё равно! – с силой ответила Варта, - Чем быстрее я уйду – тем лучше! – её глаза полыхали.

- Неужели тебе совсем не дорога жизнь?

- Жизнь? Разве это жизнь? – она с горечью дёрнула свой серебряный рабский ошейник, - Я уйду, и вернусь – с мечом в руках. Не чтящие Закона не должны жить!

- Но ты же – женщина. Ты рождена для любви, а говоришь о войне и мести?!

- Любовь?! Рабская любовь?! Если тебе нужна рабская любовь – купи себе собаку или ослицу! Рабыня не может любить! Рабыня может отдать тебе своё тело, но не любовь! Любовь и свобода – неразделимы!

- Но я мог бы выкупить тебя, - с жаром сказал Иуда, и понял, что действительно этого хочет.

- Ха! И чем я должна буду тебе заплатить? Тем, что стану женой того, кто не чтит Закон, кто отнимает жизнь и свободу у моего народа? Да, ты бы мог выкупить меня – но не мою любовь, римлянин…

- Тебе приглянулась моя новая рабыня? – раздался голос Юлиана, - Предупреждаю, она очень строптива. Потребуется много сил, чтобы её приручить. – Юлиан подошёл к Варте.

- Этого не будет никогда! – воскликнула девушка, она сжала кулачки и смотрела на Юлиана с презрением.

- Вот видишь, Иуда, что я тебе говорил.

- Иуда?! Так ты не римлянин? – в лице Варты на миг что-то переменилось, глаза засветились надеждой.

- Не выношу, когда мне дерзят,– поморщился Юлиан, - продам её кому-нибудь, а то назначить экзекуцию – рука не поднимается. А хороший хозяин её вмиг обломает. Спесь, конечно, уйдёт, но вот изюминка какая-то пропадёт, и будет не красавица, а растение.

При слове «экзекуция» Иуда вздрогнул.

- А кому ты хочешь её продать? – Иуда спросил, стараясь сохранить невозмутимость.

- Да, хоть тебе! – спокойно ответил Юлиан, - конечно, если Марк Валерий не будет против.

- Марк Валерий? – значит всё-таки римлянин. – Глаза Варты потухли, и вся она, словно съёжилась.

- Отец не будет против. – Почему-то сказал Иуда, хотя думал по-другому. - Я с ним поговорю.

 

- Иуда, новая жизнь зародилась внутри меня.

- У тебя будет ребенок? – спросил он.

Легкий кивок, Варта выжидательно посмотрела на него. Она никогда ни о чем его не просила. И никогда не попросила бы. И только долгий взгляд больших печальных глаз говорил ему: «Ну что же ты медлишь, Иуда?! Выкупи меня. Я же жду ребенка. Разве ты хочешь, чтобы он родился рабом?»

В саду его сразу встретил Юлиан. Патриций довольно потирал руки.

- Ну что, Иуда Валерий? Скоро ли в моих погребах появится знаменитое вино с виноградников Валериев? – чуть шутливым тоном поинтересовался он и бросил недвусмысленный взгляд на комнату Варты.

«Что же делать?» - думал Иуда. Он со всей ясностью представлял себе грозное лицо отца, полное гнева и возмущения: - Иуда Валерий, наследник семьи Валериев, женится на рабыне?! На варварке?!

Смеющиеся лица друзей и знакомых: - Вот как, Иуда?! Ты даже не способен завоевать сердце свободной девушки?! Не отказать тебе могла разве что рабыня?!

«Уроды!» - думал Иуда Валерий: «Они все – уроды!!! Да, Варта даже в кандалах остается более свободной, чем многие «свободные девушки». В кандалах… Ведь я же могу снять с нее эти кандалы! Я могу выкупить ее». Он представил себе разговор с отцом. Страшно. Слишком страшно.

«Надо. Надо поговорить с отцом», - думал Иуда. Перед ним полыхало грозное лицо Марка Валерия:

- Ты опозоришь семью! Ты опозоришь род! – в гневе выкрикивало оно. «Надо поговорить с отцом».

Иуда шел по коридорам родового поместья. Комната отца. Дверь открыта. Марк Валерий стоит спиной к двери, положив руку на широкий стол, и задумчиво смотрит на фреску на стене. Иуда тихонько вошел. Услышав шаги, Марк Валерий обернулся. Одного взгляда хватило ему, чтобы понять, что сын хочет сказать что-то важное.

- Говори, - сказал Марк.

- Да нет… Ничего… Просто зашел пожелать доброй ночи, - пробормотал Иуда, отвел глаза и ватной походкой удалился из комнаты.

«Страшно! Слишком страшно!»

Иуда долго ворочался и не мог уснуть.

«Варта! Милая! Я люблю тебя! Но как же мне страшно!»

В дверь постучали.

- Да.. Да. Да, пробормотал Иуда.

На пороге появился Марк Валерий:

- Ты всерьез считаешь, что я ни о чем не догадываюсь? – чеканным голосом произнес он, - Прими свое решение, Иуда. И пусть оно не будет позором для римлянина и для Валерия!

Дверь за Марком Валерием закрылась, и Иуда снова остался один.

«Вот он и сказал это. Хотя я даже не успел его спросить», - подумал Иуда: «Не опозорь род Валериев! Варта! Милая! Если я не откажусь от тебя, я стану изгоем в собственной семье. Я стану посмешищем для толпы. Как же мне страшно!»

В огромном очаге полыхали дрова. Марк Валерий мерил шагами комнату. Его глаза полыхали гневом.

- Неужели и это я должен сделать за тебя! Позор, Иуда! Разве ты забыл нашу Римскую Правду?! «Делай, что должен – и будь, что будет!» «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!» Неужели ты не можешь отстоять даже свою любовь?! Иуда Валерий – слабак и трус?!?!?! Иуда Валерий – испугался гнева отца и какого-то там общественного мнения?!?! Да, служил бы ты в моем легионе – я приказал бы тебя выпороть! Но ты – мой сын! Мой сын! Позор!!!

Иуда снова шел через сад патриция Юлиана.

- Иуда Валерий! – окликнул его Юлиан. Иуда обернулся, - Иуда, патриций Лоренций решил приобрести заведение для элитного отдыха. У него там будут такие девочки! – Юлиан аж причмокнул, - Он очень заинтересован в том, чтобы купить Варту, - серьезным голосом продолжил Юлиан, - он предлагает очень большие деньги… Знаешь, для Валерия, я пожалуй даже дал бы рассрочку. Даже если Марк Валерий против, в конце концов, у тебя же появятся свои деньги?! Легион Клавдия Краска объявляет набор. Три центуриона Краска купили себе имения в самом Риме, вернувшись из последнего похода. Даже Клавдий Левий из семьи Левиев, пошел к Краску одним из центурионов – на днях он купил себе прекрасный оливковый сад! Ты умен, Иуда. И ты отличный боец.

Иуда молчал.

- В конце концов, деньги могут быть у Арона Кюхельбекера. Ты – сын его старшей дочери – разве он не одолжил бы тебе немного денег?

Иуда отвел глаза.

- Ну, как знаешь, - произнес холодным голосом Юлиан.

Варта ждала его.

- Меня покупает Лоренций, для своего заведения шикарного отдыха, - спокойно сказала она.

Вопрос стоял в глазах Варты, но она молчала. Даже сейчас, она не просила его ни о чем.

- Я… не могу, - пробормотал Иуда, - меня проклянет род моего отца. Меня проклянет род моей матери. Я стану посмешищем для людей… Я… не могу, - промямлил он и разрыдался.

И кровь полыхнула в ее глазах. Если бы Иуда был на войне, он узнал бы этот взгляд. Такой взгляд бывает у воина, когда вражеский клинок вспорол его грудь, выпуская наружу внутренности. Но он еще живой. Он видит свое уже убитое тело, и его взгляд встречается со взглядом убившего его.

Но она не пожелала смотреть на него, как на врага. И тогда ее глаза снова вспыхнули любовью.

- Даже если это последние минуты моего счастья – пусть они будут! – ее голос звенел, и казалось, раздавался из самого неба,- Иди ко мне, - мягким шепотом добавила она.

Утром, он собирался в полной растерянности. Вещи валились у него из рук. Она молчала. Она молчала, когда он рыдал. Она молчала, когда он оправдывался. Она молчала, когда он говорил, что пойдет в легион и заработает денег, или, в конце концов, займет денег у Арона Кюхельбекера, и выкупит ее. Она знала, что он врет, но предпочитала верить ему. И только когда он уходил, она сказала:

- Не бойся. Не бойся за меня. Со мной все будет хорошо, - она посмотрела на него долгим взглядом, и потом добавила, - Я назову его Ратим, что на нашем языке означает «Воин». Последний из рода воинов – будет воином. И я знаю – ты сделаешь все, чтобы он был свободен, - ее ладонь мягко провела по его груди, - Прощай, Иуда.

 

- Ты правильно поступил, - выслушав его, сказал Арон Кюхельбекер, - То, что Хава вышла за муж за римлянина – еще не так страшно. У нас, у евреев, род передается по материнской линии. И даже несмотря на то, что твоя мать вышла за муж за не-еврея, род передался по ее, а не по его лини. Но в нашей семье нет ни одной внучки, и если бы ты, старший внук, женился на варварке, то наш род, наш древний род, перешел бы к ней, к иноверке, недостойной принадлежать к избранному Господом народу. Это был бы страшный позор, который мы вряд ли когда-нибудь смогли бы смыть.

Иуда просто бежал из Рима. Он больше не мог вынести холодного взгляда отца, холодных и отчужденных взглядов патриция Магнуса и патриция Юлиана. Они ни разу не сказали ему плохого слова, но в их присутствии он чувствовал себя каким-то не таким, каким-то недо-:, недо-человеком, недо-римлянином, недо-мужчиной. Но почему?! Ведь он все сделал, как надо! Он даже предал свою любовь, чтобы не пойти против них!

Вот и Арон Кюхельбекер подтвердил его мысли: женись он на Варте – и род Кюхельбекеров отречется от него! Он станет изгоем в собственной семье! До этого, его мысли подтвердил Марк Валерий: «Ты примешь решение, Иуда. И пусть оно не будет позором для римлянина и для Валерия!»

 

- Ты правильно поступил, - ворковал над его ухом мягкий голос Арона Кюхельбекера.

- Я же правильно поступил! Я – прав! Именно я – настоящий мужчина! я не опозорил наш род порочной связью с рабыней! Я не трус! Я не предатель! – вскричал Иуда.

И тень перед ним сгустилась в силуэт отца:

- Ты позабыл нашу Римскую Правду! – звенел голос Марка Валерия, - «Делай, что должен – и будь, что будет!» Ты предал свою любовь! Ты предал себя! А предавший себя – предаст всех! Ты – не мужчина! Трус!

Иуда бежал по бесконечно длинному коридору поместья Валериев.

Впереди появилась смутная тень, постепенно обретая очертания прекрасной женщины.

- Варта?!

Ее огромные печальные глаза смотрели на него.

- Ты предал не меня – ты предал себя, - сказала она, - а я связала свою жизнь с твоей. И теперь мой род оборвется. Я была последней из древнего и свободного племени Галлов, - ее глаза с печалью и жалостью смотрели на него, - Какой же ты все-таки трус! Ты – не мужчина.

Иуда развернулся и бросился бежать.

- Нет!!! Я не виноват! Я не предавал! У меня не было выбора! – в ужасе кричал он.

Длинный, бесконечно длинный коридор. Но страх заставлял его бежать быстрее и быстрее. Поворот. Еще поворот. Впереди появилась неясная тень, постепенно приобретая очертания еврейской женщины, прикрывавшей лицо уголком платка. Когда он подбежал ближе, платок был отброшен и прямо ему в глаза вонзился горящий взгляд гордой женщины.

- Думаешь, мне было проще?! – раздался голос Хавы Кюхельбекер, - да, я – женщина! И род все равно передается по материнской линии. Но все родные, близкие, и дальние родственники приходили в наш дом. И каждый считал своим долгом вылить на меня ведро грязи: «Иудейка!? Выходит за муж за римлянина?! За язычника?!» Но я не предала себя! Я не предала свою любовь! А ты?! Ты же мой сын… Трус! Ты – не мужчина!

Иуда в ужасе попятился от нее и снова бросился бежать. Бесконечно длинный коридор. А вокруг него кружился калейдоскоп образов и лиц:

- Трус!… Трус!... Трус!... Не мужчина!... Предатель!...

 

Иуда проснулся, весь в холодной испарине. Ярко светило солнце. За окном щебетали птицы, рассевшиеся на ветвях смоковниц прекрасного сада, поместья Кюхельбекеров.

- Приснятся же такие кошмары!... Все в порядке. Это всего лишь сон. Я все сделал правильно. Именно я – настоящий мужчина. Я – не предатель. Я – не трус…

 

Он был первый парень в городе. Молодой широкоплечий красавец. Девушки смотрели на него горящими глазами, а парни поглядывали с нескрываемой завистью. Он был из знатного израильского рода. А отец его был римский патриций, и по праву крови, ему дозволялось носить длинный меч. Наследник двух великих семей, римлянин по отцу и еврей по матери, Иуда сочетал в себе цвет двух народов. Он был истинной гордостью своего города.

Однажды в городе появились ягуары – людоеды. И многие, возвращаясь поздно домой, были растерзаны дикими кошками. Женщины боялись выходить из дома. В домах стали пропадать дети. Люди пришли к нему:

Иуда, выручай!

Его звали Иуда, и он очень гордился этим именем. Как Роман – истинный римлянин, гордость римского народа, Герман – истинный немец, гордость германского народа, так Иуда – истинный еврей, гордость иудейского народа.

Иуда не расставался со своим мечом – подарком отца – римлянина:

Хорошо, - сказал он, - я займусь этими кошками.

И поздно ночью, пропитав одежду душистыми маслами, чтобы перебить человеческий запах, Иуда вышел за калитку и живой тенью заскользил вдоль заборов.

Он увидел запоздавшего прохожего. Человек шел быстрой походкой и оглядывался вокруг. Он был явно не рад, что пришлось возвращаться так поздно, но, похоже, выбора у него не было. Из кустов раздался приглушенный рык. Ягуар бросился на перехват человеку. Человек в панике дернулся в сторону. Сжатой пружиной, взвился Иуда из своего укрытия и кинулся на ягуара. Сзади послышался второй и третий рык – кошек было трое. Меч, описав широкую дугу, обрушился на ягуара. Дикий кот рванулся, уходя от удара, и Иуда едва успел увернуться от удара мощной лапой. Когти рванули край одежды. Челюсти клацнули у самого его уха, и меч, пропарывая брюхо, вонзился в сердце зверя. Иуда крутанулся, вырывая клинок и уходя из-под броска второго хищника. Клинок разорвал прочную шкуру, рассекая кошачье горло, и острые когти деранули спину Иуды. Он развернулся как раз вовремя, чтобы уйти от клацнувших зубов третьего хищника. Удар мечом наотмашь по голове, скорее разозлил зверя, и Иуда присел, сомкнув обеими руками меч. Как раз в момент прыжка. И сила человека слилась с силой зверя, и клинок по рукоять вошел в грудь последнего ягуара, а Иуда откатился в сторону. Скорее машинально, он резким пинком перевернул кота – убийцу, вырвал окровавленный меч и огляделся по сторонам.

Рядом стоял прохожий, глядя перед собой ничего не видящими остекленевшими глазами, а из его бока текла кровь. Иуда взвалил его на плечо, и пошел в дом лекаря.

На другой день, слава его возросла многократно.

 

- Меня зовут Иуда, - гордо сказал сын Марка Валерия, - Я хочу стать твоим учеником. Я – лучший. Я буду лучшим из твоих учеников.

Иешуа долгим спокойным взглядом смотрел, казалось, в самое сердце. И страх зародился в душе Иуды, страх и понимание «Он знает… Знает про меня всё!!!»

Танец

Они шли по пыльной окраине города. На обочине лежала женщина. Страшная болезнь –проклятье читалась на ее лице. Незаживающие язвы гноились и кровоточили, и уже начал вваливаться нос. Но даже страшная болезнь не заставила ее надеть скрывающий лицо балахон. На ней было яркое платьице и рогатая шапочка блудницы.

Иешуа подошел к ней и спросил, можно ли провести с ней ночь?

- Прости, путник, - отвечала она, - эту одежду я ношу, чтобы ни я, ни люди, не забыли того, кто я есть, - и гордый блеск вспыхнул в ее глазах, - Я – дарящая любовь. Но не проси от меня телесной близости, путник. Потому, что сейчас, вместе с любовью я могу подарить тебе и свое проклятье. Зачем оно тебе, путник? Когда я узнала, что больна, стала отказывать всем, кто просил близости со мной. Я танцевала для них, я дарила им свое тепло, но я не хотела дарить им свое проклятье. Первое время, пока болезнь еще не была видна на моем лице, многие обижались и возмущались, а когда я рассказывала им правду, убегали в ужасе – и больше я их не видела. Ты знаешь, как это страшно – потерять возможность дарить любовь? Сейчас, я умираю, путник. Ты первый, кто заговорил со мной за последние три года. Но умоляю, не дотрагивайся до меня. Я не хочу подарить тебе эту страшную болезнь. Лучше я подарю тебе последние капли того счастья, что у меня было.

Невероятным усилием поднялась она с земли. Она начала двигаться, заставляя свое почти мертвое тело слушаться, подчиниться ее воле. И медленно начала плавные движения танца, все убыстряя и убыстряя темп. Она сплеталась, текла и переливалась в изящном, как кружево движении танца. И ни разу не смазала движение, чтобы поберечь больную руку или колено. Ее кожа лопалась и трескалась, и кровь стекала по ее телу, но она не обращала на это ни малейшего внимания. И вот уже сила, женственность и красота, огонь и нежность вспыхнули в ее глазах. Они снова загорелись непреодолимой, несокрушимой силой любви. И даже черный треугольник ввалившегося носа куда-то исчез, и ее лицо снова стало лицом прекрасной женщины.

Она завершила движение танца, и ее глаза обняли Иешуа:

- Это тебе! Я знаю – у тебя это не пропадет, - улыбнулась она, - а теперь, прощай.

Она кинулась, было, поцеловать его, но замерла на полдвижении. Она спохватилась. Она вспомнила, что больна. И осознание этого накрыло ее. Ее лицо стало сползать вниз, и снова проступил черный треугольник ввалившегося носа. И ее тело замертво рухнуло на землю.

- Собаке – собачья смерть, - тихо процедил Иуда Валерий. Иешуа вздрогнул, и обернулся к нему. Иешуа посмотрел ему прямо в глаза своим мягким и добрым, но невероятно сильным взглядом. И только где-то в глубине этого взгляда затаилась боль, как будто его резали изнутри.

- Не беги от себя, Иуда. Разве эта женщина виновата в твоей боли? – Казалось, взгляд Иешуа проникал до самого сердца, просачивался в самые потаенные его уголки, - Предав однажды – не продолжай предавать снова.

«Он знает!!! Но как?! Как он может это знать?! Он знает про меня все!!!», - промелькнуло в голове у Иуды. И страх обуял его. И он бросился бежать. Иешуа догнал его:

- Даже умирая, эта женщина продолжала любить! Она напомнила тебе другую женщину! Ту, которая, даже когда ты убил ее, продолжала любить тебя. Пока еще ничто не потеряно и ничто не пропало! Ты можешь думать сердцем! Твое сердце способно любить! Слушай свое сердце – и ты сможешь найти ее! Ты сможешь сделать свободной свою любимую и своего сына! Не беги от себя, Иуда. Развернись лицом к своему страху. Вспомни, много ли было в твоей жизни того, чего ты бы не мог победить? Твой страх не намного страшнее тех диких кошек, с которыми ты справился. Ты сможешь победить и его. «Делай, что должен – и пусть будет то, что должно быть», - разве не так? Предательство – это не тот путь, на который ты встал, и по которому тебе теперь идти! Пока еще ничто не потеряно, Иуда!

- Ты знал, что я предал любовь! И ты не отверг меня, когда я просился к тебе в ученики?! Ты!!! Для которого любовь и жизнь – это одно и то же?!!

- Да, не отверг! И не отвергну! Потому что верю в тебя! Не убегай от себя, Иуда! Твой страх не такой всесильный, как кажется! Так, действуй же!

- Люди верят в тебя, а ты веришь в меня?!

- У тебя хватило духу попроситься ко мне в ученики. Пойти с теми, кто стал изгоями, каждый в своей семье. Пойти с тем, кого римляне считают бунтарем, а евреи – вероотступником. Так неужели же у тебя не хватит духу преодолеть свой страх? – он сжал плечи Иуды своими сильными ладонями, - Действуй же, Иуда! И помни – сражаешься ли ты с дикими кошками или с собственным страхом – я всегда буду с тобой! Думай сердцем! Твое сердце умеет любить!