Глава VI. Случаи из практики

Прочти мне написанное тобой или покажи, что ты рисуешь, и я скажу тебе, кто ты.

Эммануэль Ф. Хаммер

В данной главе описываются рисунки, сделанные в соответствии с заданием Нарисовать Человека, Нарисовать Мужчину, а также просто создать экспромт. Как уже говорилось выше, рисунок-экспромт пациент создает по просьбе, выбирая в качестве сюжета все, что он пожелает сам. Затем я интерпретирую рисунок, «читая» то, что он говорит своим изобразительным языком о том, как я могу помочь пациенту Жить.

Описываемые рисунки и случаи из практики были отобраны, чтобы дать читателю представление о широте возможного использования рисунков. В каждом рисунке я разбираю только самые важные моменты, стараясь показать, что имеет значение для клиента, и такой подход помогает мне понять исходную проблему пациента. Это не означает, что остальные аспекты рисунка не заслуживают внимания, но если бы я подробно останавливался на всех этих аспектах, то каждому рисунку можно было бы посвятить отдельную главу. В действительности, работая с пациентом или членами его семьи, я подробно изучаю все мельчайшие детали.

Прислушиваясь к рисунку

Поскольку у рисунка нет голосовых связок, я предоставлю ему свои, чтобы он мог вслух поведать свою историю. Я не стремлюсь сразу довести до читателя смысл этой истории. На примере Рис. 90 я хочу показать процесс работы с рисунком.

Оригинал рисунка, который, к сожалению, в последствии был уничтожен автором, я получил от тридцатилетней еврейки на семинаре, посвященном проблеме смерти и умирания. Рассмотрев рисунок, я спросил себя, не является ли дерево, изображенное в верхнем левом квадранте, древом жизни пациента? На кладбище с большим количеством могил одна из них — почти в центре рисунка — не имеет надгробного камня и на ней изображены три кружка. Должно быть, эта могила имеет особое значение, поскольку она занимает такое центральное положение и помечена тремя кружками, отсутствующими на других могилах. Также, рядом с ней пустой участок, хотя рядом с другими могилами пустых мест не много. Кто

Глава VI

же похоронен в этой центральной могиле без надписи? Почему на ней нет надгробного камня? Пересекающиеся дорожки извилисты и очень узки, местность равнинная.

Рис. 90

При наличии этой информации я могу до известной степени получить представление о том, что происходит с женщиной, сделавшей этот рисунок. Мне очень хочется выяснить, почему женщина решила нарисовать именно кладбище, а также, почему на центральной безымянной могиле нарисованы три кружка. Какое значение и смысл это имеет для женщины, кого она оплакивает? Кого она хоронит, или наоборот — не хоронит? Может ли отсутствие надгробного камня означать отвергание смерти, или у нее просто не хватило времени нарисовать его? Для чего предназначены пустые участки поблизости? Такие вот вопросы и мысли вызвал у меня этот рисунок. Мы знаем, что все художественные произведения выполняют коммуникативную функцию, и стараемся выяснить, какое же сообщение посылают нам сознание и бессознательное человека, создавшего рисунок. Задача заключается в том, чтобы понять смысл того, что «говорит» нам рисунок, прочесть его как связный рассказ.

Я начал суммировать все, что мне было известно: автор рисунка — женщина, еврейка, ей около тридцати лет. Поскольку бульшую часть рисунка занимает кладбище, то это вероятнее всего как-то связано либо с ее смертью, либо смертью кого-то из любимых ею людей. Надгробный камень служит зримым символом смерти, и на большинстве могил стоят надгробия. Это служит подтверждением того, что женщина способна

Тайный мир рисунка

изобразить на рисунке могильный камень. То, что на центральной могиле отсутствует надгробие, должно иметь особое значение. Кто-то умер, но женщина не смирилась с этим. Поскольку женщина — еврейка, то, возможно, смерть произошла недавно, и надгробие будет установлено, по традиции, после первой годовщины смерти. А нет ли других причин отсутствия надгробия? На данный момент мне это неизвестно.

На этой могиле, размещенной в центре рисунка, есть ясно различимые знаки. Они не характерны для других могил, это какие-то особые знаки. Но что они означают для женщины, нарисовавшей их? Занимаясь с ней консультированием, я начну разбирать все те моменты, которые привлекли мое внимание, и тем самым помогу разобраться с мучающей ее душевной травмой, проявляющейся символически в рисунке.

После того, как я поделился с женщиной сделанными общими наблюдениями, она рассказала мне следующее:

«Это рисунок кладбища, где похоронен мой отец. Он оставил семью, когда мне было пять лет, и потом я видела его всего один раз, в шестилетнем возрасте. У матери уход отца оставил очень горькое чувство, и она никогда не сказала о нем ни одного доброго слова.

Тем не менее, для меня он оставался «рыцарем в блестящих доспехах». Я помню, как лепила для него куличики из песка, ходила с ним в аптеку за содовой... Это были мимолетные воспоминания, которые я бережно хранила, боготворила. Я молилась, чтобы он вернулся к нам, мы жили бы одной семьей, и мама была бы счастлива.

Однако этого не произошло. Со временем мама нашла себе союзника в лице моего брата, который об отце отзывался только со злостью. Похоже, только я любила отца и скучала без него. Почему он нас оставил? Какой он был в действительности? Отец мог бы ответить на все мои вопросы, но его не было рядом.

Когда я выросла, я решила найти отца, в тайне надеясь, что он также ищет меня. Мой жених полностью одобрял мои намерения, поскольку чувствовал, что это важно и для наших с ним отношений. В конце концов, мои поиски привели меня не в объятия отца, который дал бы ответы на все мои вопросы, а к безымянной могиле во Флориде. По еврейской традиции, мы положили на могилу два камня в знак прощания».

Таким образом, два кружка на рисунке получили объяснение. А третий? Я уже был готов спросить ее об этом, но не стал этого делать, отдавая себе отчет, что задал бы вопрос только из любопытства, а не потому, что женщина выразила готовность поделиться со мной ощущениями от посещения могилы отца. Я воздержался от расспросов, надеясь, что позже у меня будет подходящий случай спросить об этом. Я снова хочу подчеркнуть, как важно не попасть под влияние рисунка и не увлечься своими вопросами. Терапевту всегда следует помнить о том, что он имеет дело с живым человеком, и что рисунок — только средство общения с этим человеком.

Женщина продолжила свой рассказ:

«Третий кружок — это печенье, которое я взяла, чтобы положить на могилу отца. Для меня оно символизировало те песочные куличики, что я пекла для отца в детстве; эти маленькие подношения всегда вызывали у него улыбку. Когда я положила это печенье на могилу, то слезы, которые я сдерживала все эти годы, потекли у меня ручьем. Я начала говорить с отцом на Идиш, и мне было больно не только от чувства неотвратимости моей утраты, но и за все потерянные годы».

Глава VI

Я уверен, что в этот момент у нее была прекрасная возможность в полной мере выказать свои чувства, обращаясь к образу отца, который она берегла в душе. Это очень ярко напоминает мне о том, что смерть не может прервать отношений двух людей. До тех пор, пока один из них жив, он будет поддерживать связь с другим, хотя и в иной форме.

Заикающийся мужчина

Рис. 91 — экспромт, отображающий чувства взрослого мужчины, страдающего заиканием.

Рисунок сделал Себастьян, двадцатипятилетний искусный музыкант. Несомненно, он стеснялся своего заикания. Я попросил его нарисовать что-нибудь, отражающее его ощущения сразу после, во время и до приступа заикания. Сперва он с сомнением воспринял просьбу, не зная что и как нарисовать. Наконец он разрешил свои сомнения и отобразил в одном рисунке последовательно возникающие у него ощущения.

Движение на рисунке направлено слева направо и выражено последовательностью треугольников. Это непрерывное движение весьма позитивно. Себастьян попытался передать в этой последовательности все свои ощущения, выразив все в одном рисунке, а не в отдельных, отражающих различные стадии развития ощущений. Если бы он создал несколько рисунков, то движение было бы подобно заиканию, от которого Себастьян как раз и хотел избавиться. Треугольник, который Себастьян использует как символическое изображение своего Я, направлен своей вершиной вверх, что обычно является признаком мужественности. Треугольник, составленный из трех прямых линий, наводит нас на мысль о (может ассоциироваться с) любой из триад, например, отец, мать и дитя; Небеса, Земля, Человек; рождение, жизнь, смерть; человеческое существо как совокупность тела, души и духа, Таким образом, подразумевается единство частей, многосторонность. Три — число, стремящееся к числу четыре, символизирующему целостность и завершенность. Число три — это творческая энергия, воплощенная в трех элементах троицы. Три дара волхвов Христу, три искушения Христа, три отречения Петра, три креста на Голгофе, три дня между смертью и воскрешением Христа, три явления Христа после смерти, и три основные теологические основы Христианства — Вера, Надежда, Любовь. Число три очень тесно связано с Христианством. Отец Себастьяна — священник, представитель Великого Отца. В качестве такового, в глазах прихожан он должен быть носителем чести, добра и возвышенного. Неудивительно, что Себастьян ощущал противоречия со своим отцом, а также и с Великим Отцом.

Приглядимся внимательно к изображенным треугольникам и подписям рядом с ними. Первая стадия представлена в виде уверенно нарисованного, почти завершенного треугольника. С правой стороны вершины видно небольшое отверстие. Этот треугольник, рядом с которым написано «напряжение», отражает ощущения Себастьяна перед приступом заикания. Он сказал, что в нем долго шла внутренняя борьба, пока он выбирал между словами «страх» и «напряжение», характеризующими эту ста-

Тайный мир рисунка

дию. В этот период начинают нарастать волнение и напряжение. Далее, по мере приближения второй стадии, треугольник распадается на восемь элементов, которые изображены последовательно в движении вверх.

Второй треугольник отличается высотой и расположен в центре рисунка. В этот момент происходит то, что Себастьян обозначил как «взрыв». Карандашные линии в этой части рисунка темнее, особенно справа от центрального треугольника. Глядя на оборотную сторону листа видно, с каким нажимом они сделаны. По словам Себастьяна, у него

Рис. 91

«возникают странные чувства и агрессия по отношению к самому себе», и это то, что делает с ним приступ заикания. В процессе анализа он весьма обыденно упомянул о том, что его назвали в честь известного мученика. Но это, опять же, ставит перед ним труднодостижимый пример маскулинности для подражания. Имя мученика и модель поведения могут психологически и соматически оказывать давление на любого человека. Вполне вероятно, что соматически это давление могло проявиться у Себастьяна в виде заикания.

Третий треугольник выглядит уменьшенным подобием предыдущих. Утраченная форма не восстанавливается в последовательности элементов, спускающихся в правый нижний угол рисунка. Все шесть попыток воссоздать его структуру безуспешны. В результате, мы видим в самом низу страницы искаженное, неполное изображение треугольника без основания. Карандашные линии более легкие и неуверенные. Подпись рядом гласит: «облегчение». Снова Себастьян мучился, делая выбор между словами «смирение» и «облегчение». В такой ситуации это наиболее подхо-

Глава VI

дящие слова. Человек может испытывать только смирение перед Богом и его представителем, который в данной ситуации был отцом Себастьяна. Человек может вполне утешаться достигнутым, хотя для той высшей силы это человеческое свершение никогда удовлетворительным не будет. Облегчение может наступить от того, что была совершена хоть какая-то попытка умилостивить Бога и его представителя. Себастьян поставил перед собой задачу стать хорошим церковным музыкантом. Это был его путь служения Богу. Он не мог стать священником, как его отец, поскольку, как заявил Себастьян, имел слишком много сомнений и вопросов. Предпочитая не вдаваться в свои сомнения и размышления, Себастьян смог избежать этого, поскольку его занятия музыкой позволили хотя бы частично реализовать его стремление служить Церкви и Богу. (К концу нашей аналитической работы Себастьян заметил, что начал заикаться меньше; он начал успешно разрешать свои многочисленные проблемы).

Отражения психосоматического состояния ребенка, больного лейкемией

В этой главе мы рассмотрим несколько рисунков, которые я получил от маленькой девочки, страдавшей лейкемией. Впервые я увидел шестилетнюю Терезу, когда она пришла в больницу с матерью. Им пришлось проделать немалый путь, чтобы определить Терезу на лечение в эту больницу. Я помню, какое впечатление произвели на меня душевная теплота и бодрость, излучаемые матерью. Я также заметил, что Тереза очень застенчива и выглядит очень маленькой для своих лет. Ее лицо было распухшим сверх меры из-за отека, вызванного химиотерапией. Она была немногословной, но ее улыбка с лихвой компенсировала молчаливость. По выражению лица было легко определить переживаемые Терезой чувства. Когда она говорила, то в основном рассказывала о двух ее сестрах и трех братьях, с которыми ей было хорошо смотреть любимые телевизионные передачи. Ее семья и любовь, которую Терезе дарили близкие, были главной радостью в ее жизни. Самым большим огорчением для Терезы было бы отсутствие партнеров для игр, но при такой многочисленной и любящей ее семье это было практически исключено.

Рис. 92 — первый из серии сделанных Терезой автопортретов. В ходе своих исследований я отметил, что почти все дети, больные лейкемией, изображали фигуры, имевшие очень много сходства с ними.

На Рис. 92 мы видим улыбающуюся девочку, под ногами у нее какая-то поверхность. Я видел, насколько внимательно вся семья относилась к Терезе, и мне было известно, что в действительности ребенок получал постоянную, надежную поддержку. Следует отметить, что ноги, руки, тело и голова изображены пропорционально, а лицо отличается округлостью. Что особо вызывает мой интерес в рисунке, это как пальцы ног и макушка

Тайный мир рисунка

головы образуют связь между небом и землей. Как такая малышка может одновременно достигать небес, стоя на земле? Можно ли понимать это так, что дни ее сочтены? Следующий рисунок способен несколько прояснить ситуацию.

Рис. 92

Когда Тереза появилась в больнице месяц спустя, она нарисовала новую картинку (Рис. 93). Я узнал, что у нее начали болеть ноги. По поводу рисунка Тереза сказала, что эта девочка собирает цветы на заднем дворе ее дома. На рисунке изображены двенадцать цветков. Я отметил симметричность рисунка - по дереву справа и слева от фигуры, по пять цветков с обеих сторон и по одному цветку в руках. Почему она нарисовала именно двенадцать цветков? Повторяющиеся на рисунках объекты часто указывают на какой-то временной период, имеющий особое значение для человека. Однако что выглядело особо пугающим — это синее небо: если на первом рисунке оно касается головы Терезы, то на Рис. 93 оно уже под ногами девочки. «Небеса над головой» — это величественно, и это нормально. Но в случае «небес под ногами» у меня возникает озабоченность по поводу будущего. Может быть, такое использование синего цвета — просто детская прихоть? Нет, я так не думаю.

Отметьте, что на втором рисунке ноги стали более веретенообразные, а голова — непропорционально большой. Однако улыбка — все та же улыбка Терезы.

Еще через два месяца Тереза опять вернулась в больницу, теперь уже на костылях. Ноги причиняли ей очень сильную боль, и она с трудом могла их передвигать. Она нарисовала для меня новую картинку (Рис. 94).

Это уже не сценка на открытом воздухе, бульшую часть страницы занимает фигура с лунообразным лицом. На рисунке снова прослеживается отражение последствий химиотерапии. Применение медицинских препа-

f

Рис. 93

Рис. 94

Тайный мир рисунка

ратов вызвало не только сильный отек, изменивший внешность девочки, но и выпадение волос. Руки и ноги выглядят очень маленькими придатками тела. Действительно, конечности Терезы были маленькими и практически бесполезными. Месяц спустя мать привезла Терезу в больницу, и через несколько недель девочка умерла.

Можно назвать это случайностью или совпадением — каждый волен считать по-своему, — но Тереза умерла именно через двенадцать недель после того, как нарисовала картинку с двенадцатью цветками.

Давайте вновь посмотрим на три рисунка-экспромта Терезы и сравним их. То, как меняется изображение рук и ног фигуры является прогнозом потери подвижности еще до того, как Тереза утратила способность двигаться. От рисунка к рисунку уменьшается тело фигуры, а голова увеличивается и, в конце концов, начинает перевешивать слишком маленькое тело, неспособное поддержать голову такой величины. В последнем рисунке появляется интересная деталь. Вместо одной точки, обозначающей нос на предыдущих рисунках, появляются две точки, изображающие ноздри. Как будто Тереза хочет сообщить нам, что ей известно, насколько ненадежным становится ее тело и что дыхание, необходимое для поддержания жизни, превращается для нее в важное занятие. Тем не менее, улыбка не исчезает с ее лица. У меня нет никаких оснований подозревать, что улыбка Терезы, находящейся на пороге смерти, была менее естественной, чем в те дни, когда ее здоровье было крепче, и ее окружала любовь всей семьи. Мы видим, что ее рисунки были зеркалом психосоматического состояния. (Автор благодарит Элизабет Кюблер-Росс и Мак-миллан Пресс за разрешение использовать эти рисунки).

Я считаю, что эти рисунки-экспромты позволили обнаружить информацию как психологического, так и соматического характера, источником которой являются области сознания и бессознательного. Такая информация часто обнаруживается в рисунках, но она может ускользнуть от взгляда аналитика в череде регулярных встреч с пациентом, а пациент может не осознавать наличия этой информации. Совсем не обязательно, что проблемы пациента намеренно игнорируются. Очень трудно узнать, что происходит у пациента в сознании и обнаружить его самые насущные тревоги.

Не следует думать, что терапевт способен обнаружить и понять все, что заложено в рисунке и имеет отношение к психологическим и соматическим процессам. Однако если существует важный аспект, проявившийся в рисунке, но терапевт не смог увидеть его отображения в художественной форме (это случается и со сновидениями), то данный аспект будет проявляться в последующих рисунках в разных видах до тех пор, пока не будет замечен терапевтом или самим пациентом. Следовательно, если терапевт будет учитывать вышесказанное и придерживаться рекомендаций, изложенных в данной книге, то его пациентам пойдет на пользу трансформация их художественных проявлений в средства, способствующие исцелению и личностному росту.

Прочтение книги, особенно Главы IV (Опорные Элементы) помогает понять, каким образом подтвердилось многое из того, что я обнаружил

Глава VI

при анализе рисунка, упоминавшегося в Предисловии (Рис. 95). Некоторые моменты так и остались не до конца ясными.

Мне были неприятны многие чувства, которые вызвал этот рисунок при моем первом знакомстве с ним. Я чувствовал страх и шок, боль и опустошенность. Я ощущал подавленность, слабость и свою абсолютную неспособность справиться с нахлынувшими чувствами. Короче говоря, рисунок был мне неприятен, и у меня сложилось стойкое впечатление, что рисунок был сделан больным человеком, и что он испытывал психологические затруднения. Как мы теперь знаем, оба предположения подтвердились.

На рисунке контуры тела не замкнуты; тело имеет форму бутылки без дна. На теле с правой стороны мы видим крупные темно-коричневые и черные штрихи. Это необычно, как с точки зрения использованных цветов, так и их интенсивности, если сравнить с противоположной стороной туловища. Меня заинтересовало, что же происходит в этой части тела. Также я отметил сходство между коричнево-черным цветом штрихов на теле и на голове. Они видны явно, хотя штрихи и различаются размером. Я предположил, что заболевание гнездится в той самой части тела, окрашенной в необычный коричнево-черный цвет, и что, вероятно, метастазы проникли в голову. Как вы помните из Предисловия, я высказал эти предположения матери, и она подтвердила, что у ее ребенка была ретроперитонеальная саркома, то есть рак стенок брюшины, но наряду с этим отрицала наличие метастазов в мозгу. Закончив нашу беседу, я проводил женщину к ожидавшему ее мужу. Она вызвала мое восхищение тем, с каким мужеством оценивала свои способности и недостатки в такое трудное для нее время. Пока мы шли, она говорила мне о чувстве вины, связанном с болезнью сына. Она рассказывала о страшных головных болях у сына, которые невозможно было облегчить никакими средствами вплоть до последних недель его жизни. Ее приятельница медсестра посоветовала использовать пакет со льдом. Это принесло огромное облегчение, но женщина мучилась тем, как много времени было потеряно до этого открытия. В этот момент я понял, почему цвет больной части тела повторяется на голове.

Начав работу над рисунком, я очень хотел выяснить возраст и пол ребенка. Знание уровня развития помогли бы мне понять его жизнь. На основании опыта анализа тысяч рисунков в течение нескольких лет я предположил, что рисунок сделан ребенком, а не взрослым человеком. По тому, как части тела сведены на рисунке в единое целое, я сделал заключение, что ребенку должно быть около пяти лет. Что с большим трудом поддавалось определению, — был ли автор мальчиком или девочкой. Сначала я решил, что это девочка. Тело изображенной фигуры имеет форму бутылки, а символически бутылка имеет отношение к женственному. Однако это не сочеталось с информацией, которую давал мне другой элемент рисунка — изображенные тонкими линиями, крыловидные оболочки вокруг каждой руки. Они багрового цвета и охватывают всю руку, включая плечо. Около пальцев, тем не менее, явно просматриваются небольшие отверстия. Багровый цвет, который можно расценивать как цвет обладания, а в данном случае — как цвет изоляции, послужил для меня

Тайный мир рисунка

отчетливым признаком того, что ребенок испытывал ограничения, был скован в своих действиях. Отверстия недостаточно велики, чтобы в них прошла рука. Багровый цвет также присутствует в глазах, в контурах тела и, если присмотреться внимательно, то этим же цветом очерчены соски груди. Они исключительно малы, но определенно есть. Я пытался понять, кто испытывал или что вызывало собственнические чувства и имело ли это отношение к психологии или соматике. Багровый цвет придает больше определенности части тела, в данном случае груди. Это заставило меня думать о женском начале, и о том, что мать — это основная связь ребенка с женским началом. Затем мне на ум пришли мысли об Эдиповом комплексе. Тогда я решил, что этот рисунок отражает мир маленького мальчика. Если принять это предположение, то рот, нарисованный таким цветом и такой формы (большой и плотно сжатый), несомненно, указывает на то, что мальчик не давал выхода своему чувству раздражения от существовавших ограничений, а держал его в себе. Сделанные мною предположения позже были подтверждены матерью мальчика.

Рис. 95

Остальные части рисунка легче поддаются интерпретации. Искаженный нос и удлиненная шея — это результаты введения зонда для отвода

желудочных выделений и проведения трахеотомии. Остальное уже описано мной в Предисловии.

В тех случаях, когда рисунок оказывается пророческим, меня обычно спрашивают, могла ли более ранняя постановка диагноза как-то изменить исход. Это вопрос о прогнозе состоявшегося матча. После игры болельщики всегда проявляют прозорливость, зная, что не надо было делать, а что, наоборот, надо. Я склонен уйти от ответа на подобный вопрос. Было бы интересно исследовать это в будущем, но в настоящий момент мы не можем узнать будущее, и я признаю это. Более того, я считаю опасными попытки применения проективных методик для предсказания событий в будущем. Тем не менее, мы можем использовать рисунки для составления прогнозов, для указания терапевту, медицинскому персоналу и самим пациентам на области, возможно требующие более внимательного изучения. Если бы вышеописанный рисунок попал в мои руки, как только он был нарисован, я бы, не колеблясь, посоветовал проверить физическое здоровье автора. Если бы осмотр показал, что ребенок физически здоров, я бы исследовал психологическое значение существующих ограничений. Я бы проанализировал проявленные чувства в попытке добраться до той энергии, которая связана с ограничением свободы действий. Естественно, будучи терапевтом, я бы способствовал проявлению этой энергии. В случае с пятилетним ребенком, этого можно достичь при помощи игры, песочницы, инсценировки, или рисования. Существует множество путей для инициации и стимулирования тока этой энергии. Не важен способ, благодаря которому начался ток энергии, важно, что этому процессу был дан толчок.

Я не знаю, можно ли предотвратить болезнь, предсказав ее по рисункам. Я считаю, что интерпретация рисунков - это попытка помочь человеку более сознательно воспринимать ситуацию⁴, в которой данный человек находится. Будучи доведено до сознания, содержание из области бессознательного уже не будет подавляться или игнорироваться. Оно получит достойное внимание, будет интегрировано в жизнь, и человек сможет прожить отмеренные ему годы более цельной личностью, добившись удовлетворяющей его степени личностного развития. Как мне кажется, улучшение здоровья — это результат восприятия и проживания жизни во всей ее полноте. Это может быть именно так, если учесть взаимопроникновение и взаимосвязанность души и сомы. В этом суть данной книги. Как помочь познанию самого себя — вот о чем эта книга, в чем смысл моей работы, а рисунки — это одно из средств, помогающих этому процессу. Пожалуй, если каждый из нас сделает хоть один шаг на пути к самопознанию, мир внутри и вокруг нас станет спокойней.

Послесловие

Меня часто спрашивают, как развивался мой интерес к интерпретации рисунков. Впервые он возник у меня благодаря мистеру Гейнцу, с которым я встретился на Ямайке. Для меня он был стариком, глубоким стариком. Ему явно было за восемьдесят пять лет. В то время я, доброволец Корпуса Мира, жил и работал в маленькой деревушке, называвшейся Уэйт-э-Бит¹. Вскоре после окончания Университет Штата Огайо, получив диплом преподавателя, я завербовался в Корпус для участия в педагогической программе. У нас было немного книг и иногда бумага для рисования. Я считал, что рисование развивает руку, умение отобразить увиденное, способность различать форму и размер, и я хотел, чтобы ребятишки получили эти навыки до того, как познакомятся с алфавитом.

Мистер Гейнц жил напротив меня. Его дом стоял настолько близко к моему, что временами я слышал загадочные вскрики и вопли, исходившие оттуда. В нашей деревеньке электричество было проведено не везде, водопровод отсутствовал, а пользовались мы дождевой водой, собираемой при помощи водосборника с присоединенной трубой. Наконец, по прошествии многих недель, я повстречался с престарелым джентльменом у нашего «водопровода», и у нас состоялась длительная беседа.

Я сразу отметил, как он стар, и как высохло его тело. Сразу было заметно, что видит он очень плохо; в глаза бросались его трясущиеся немощные руки и тело.

Сначала мы поговорили о моей работе с детьми, жизни в Уэйт-э-Бит и вообще на общепринятые темы. Я уже почти опаздывал в школу, но чувствовал себя в классе, внимая учителю, с которым я не мог расстаться. Мистер Гейнц пригласил меня к себе познакомиться с его женой. Я с удовольствием проводил его до входа в здание, более похожее на развалину, чем на жилой дом. Это было двухэтажное строение, на первом этаже которого раньше размещался магазин. Теперь он был заколочен досками и постепенно разрушался. Ветхие, избитые непогодой стены, казалось, никогда не знали краски. Мистер Гейнц предложил мне следовать за ним, но в дом мы не вошли. За дверью я разглядел лестницу. Нижнее помещение выглядело нежилым, а лестница — абсолютно бесполезной, поскольку половина ступеней отсутствовала, а оставшиеся еле держались. Наверху он никак обитать не мог, и я спросил себя, — где же он живет? Мы прошли дальше к задней части дома, и тут я получил важный жизненный урок.

Мистер Гейнц сказал мне, что он стар и готовится к смерти. Он хотел познакомить меня с его женой, чтобы я увидел, что ему еще осталось сделать до того, как он умрет. Мы обогнули какие-то кусты, вошли в обвет-

¹ Уэйт-э-Бит — можно перевести как «Подожди-ка!», но также имеет значение «растение с цепкими плодами, репейник» (разг. — прим.пер.).

Послесловие

шавший сеточный загон с несколькими цыплятами и остановились в его центре. «Вот здесь она», — сказал Мистер Гейнц, указывая пальцем в землю. Я посмотрел вниз и понял, что мы стоим на цементной плите, под которой находится могила его жены. В меня начали закрадываться подозрения, что мистер Гейнц слегка «того». Он же продолжал говорить о том, что перед смертью должен выполнить три свои желания, и время для этого пришло. Во-первых, он хотел сделать нормальное надгробие на могиле жены, во-вторых, продать свои маленькие наделы земли и собрать вместе все свои финансы и, в-третьих, отвезти свою дочь и собранные деньги к жившим неподалеку монахиням, чтобы те заботились о ней после его смерти. Я был более чем ошеломлен услышанным. Встреча с могилой посреди загона для цыплят вместо ожидаемой встречи с женой старика, весь этот рассказ о подготовке к смерти, и в довершение всего новость о дочери, которую должны отдать монахиням — все это просто шокировало меня. Я даже не подозревал, что у него есть дочь. Ни он, ни кто-либо в деревне не упоминал о ней. По своей простодушно-сти, я высказал мысль, что все эти приготовления к смерти — это не цель, к которой стоит стремиться, а скорее пытаться избежать ее. Однако мистер Гейнц возразил мне, что у стариков потребности и взгляды не такие, как у молодых, и что когда я доживу до его лет, я буду думать по-другому. Возразить мне было нечего, до его лет я еще не дожил, и он вполне мог быть прав.

Он привел меня обратно к полуразрушенной лестнице и начал взбираться по ней, сказав, чтобы я соблюдал осторожность. На некоторых ступенях отсутствовали горизонтальные доски и мне приходилось наступать на боковые части у балок, пробираясь по лестнице без перил. Мне было двадцать два года, он же был стар и слаб, но, несмотря на возраст, двигался с невероятной грацией и живостью. На душе у меня было неспокойно, однако любопытство и желание встретиться с его дочерью вели меня вперед. По темному коридору мы дошли до двери. Старик отпер дверь, и по его совету я засунул голову внутрь.

Окна были заколочены досками, что не давало возможности разглядеть дальнюю часть длинной комнаты. В ней находились два стула, у которых раньше были, видимо, круглые плетеные сиденья из тростника. Теперь сидений не было, и под стулья подставили жестяные коробки. Другой мебели не наблюдалось. В комнате стоял дурной запах, а в углу, скорчившись, сидела женщина, говорившая что-то невразумительное, постанывая при этом. Я заметил, что ее одежда невообразимо засалена, и вся превратилась в лохмотья. Я застыл, смотря внутрь комнаты, и тут почувствовал, как старик потянул меня за рукав, давая понять, что пора идти. Он запер дверь, и мы спустились по лестнице.

Старик объяснил мне, что его дочери уже под пятьдесят, но у нее разум младенца. По его словам, она стала такой после трагической смерти ее жениха, которого она очень любила. И теперь старик собирался передать дочь на «вечное» попечение монахиням, вместе со своими землями и деньгами. Приобретение надгробия на могилу жены станет его последней покупкой.

Тайный мир рисунка

Я, как образцовый доброволец Корпуса Мира, не пожалел сил, пытаясь возродить в нем стремление жить. Однако по прошествии некоторого времени я начал понимать, что ему действительно пришло время идти по этому пути. При моих взглядах на жизнь, понять это было не просто. Это было моим первым приобщением к смерти, а он стал моим наставником. На мой молодой ум вся история оказала огромное воздействие. Я понял, что хочу попытаться понять и впитать приобретенный опыт познания. Очень медленно я осознал, что у умирающих есть потребности. Старик поделился со мной своими. Почему он выбрал меня? Было ли во мне что-то, что он почувствовал? Мог ли я помочь умирающему?

Оставив Корпус Мира, я поступил в аспирантуру с целью стать консультантом, специализируясь на работе с неизлечимо больными пациентами. В 1970 году я познакомился с д-ром Элизабет Кюблер-Росс, и она поддержала меня в решении заняться работой с неизлечимо больными детьми. Она сказала, что, учитывая мое образование преподавателя и недавнее изучение танатологии, мне следует попробовать в работе с умирающими детьми использовать рисунки. Она считала, что они могут послужить очень ценным средством общения.

Элизабет очень советовала мне прочесть книгу, написанную Сюзан Бах. В этой книге были приведены две подборки серийных рисунков неизлечимо больных детей. Я был абсолютно заинтригован этой книгой. Я написал Сьюзан Бах в Лондон и даже запланировал встречу с ней. Свое исследование я начал с изучения рисунков неизлечимо больных взрослых пациентов, стараясь установить, как на основе полученной информации персонал мог улучшить уход за умирающим пациентом. По завершении этих исследований, я незамедлительно начал диссертационную работу по расшифровке рисунков неизлечимо больных детей, чтобы понять чему мы можем научиться с этих рисунков.

Тот первоначальный опыт общения с детскими рисунками, что я получил в переполненном классе, а также воспоминания о старике, его перспективах и приготовлении к смерти помогли Элизабет убедить меня в необходимости дальнейшего изучения невербальной коммуникации.

Защитив диссертацию, я некоторое время преподавал в Университете Дж. Ф. Кеннеди, а затем решил перебраться в Лондон, чтобы совместно с Сьюзан Бах заниматься проблемой интерпретации рисунков. Сьюзан Бах, аналитик юнгианского направления, посоветовала мне заняться изучением аналитической психологии. Эти занятия, по ее мнению, должны были мне помочь избежать в будущем эффекта переноса (как это было в моем случае с мистером Гейнцем) при интерпретации рисунков. Я поступил в Институт К. Г. Юнга в Цюрихе (Швейцария). Я отдал предпочтение аналитической психологии, разработанной Юнгом, а не другими школами, поскольку Юнг учил, что проблема для человека — это не только бремя, но она может быть и благословением, способным много дать человеку в его путешествии по жизни. Проблемы, с которыми я сталкивался в своей жизни, в частности в Вест-Индии, были вехами в моем путешествии. Также, Юнгианская школа признает значение символа в этом процессе общения с бременем или благословением, и что символ имеет це-

лительную силу. И в настоящее время я продолжаю использовать рисунки как средство, способствующее выздоровлению, общаясь с пациентами, работающими над своими сновидениями и болезнями. Также я учу других терапевтов использовать рисунки в качестве средства, помогающего лечению.

Прежде, чем завершить эту книгу, я хотел бы добавить, что она в значительной степени основана на учении Юнга, на моем личном опыте аналитической работы, на том, что я перенял от своих учителей Сьюзан Бах и Элизабет Кюблер-Росс, изучил на занятиях в Институте К. Г