Нетрадиционное применение цвета

Цвет, употребленный не к месту, выглядит необычно и заслуживает особого внимания и изучения. Черное солнце, зеленая корова, пурпурный человек — все это примеры нетрадиционного использования цвета. Какое смысл придает символу такое искажение цвета?

Спонтанный рисунок Чарльза (5 лет) — копия изображения ягненка из детского альбома раскрасок (Рис. 85). Чарльз пририсовал красное молоко. Он болен лейкемией и выражает, таким образом, свою потребность в хорошей, здоровой, жизнетворной крови — «молоке», дающем жизнь. Красный цвет — это цвет энергии и жизненной силы. Интересно отметить уместность выбора его мальчиком и конкретное применение в рисунке.

На рисунке-экспромте (Рис. 86) особого внимания заслуживают тринадцать телефонных столбов пурпурного цвета. Дженни 38 лет, она католичка. Пурпурный цвет имеет отношение к духовному, а также это королевский цвет. Тринадцать крестообразных столбов наводят меня на мысль о тринадцати станциях по пути несения креста Иисусом. Где же четырнадцатый крест, означающий воскрешение?

Дженни поделилась со мной, что «где-то в глубине сознания» у нее начинает выстраиваться система ее верований. Она считает, что пурпурные кресты отражают ее потребность в установлении связи с духовными основами, что положит конец ее страданиям и даст необходимое время для преображения и воскрешения.

Сейчас Дженни несет несколько крестов. Она пережила конфликты с матерью и ее болезнь, проблемы с личной жизнью и ссору с мужем. Она прожила с мужем двадцать лет и лишь недавно поняла, как сильно она любит своего мужа, и это прозрение наполнило их радостью.

Рис. 85

Рис. 86

Глава V. Советы и предостережения

Если в начале мы испытываем уверенность, то в конце нас ждут сомнения; но если мы испытываем сомнения в начале и проявляем терпение, разрешая их, то в результате мы приобретаем уверенность.

Бэкон

За те годы, что я занимаюсь обучением интерпретации рисунков и их практическим анализом, я отметил существование одной проблемы, с которой постоянно сталкиваются начинающие аналитики, желающие овладеть данной терапевтической методикой. Обучающийся становится пленником рисунка, попадает под его влияние, концентрирует внимание на одном аспекте и теряет способность увидеть весь рисунок целиком. Причина в том, что что-то в рисунке воздействует на незащищенную часть личности обучающегося, и в действие вступают его собственные неразрешенные психологические проблемы. Такими «уязвимыми местами» являются наши комплексы, и нам постоянно следует помнить, что легко и совершенно непреднамеренно осуществляется проецирование этих частей нашей личности на других. Начинающий аналитик должен не забывать об этой опасности и соблюдать осторожность, не давая свободы своему внутреннему «я», чтобы истинное содержание рисунка виделось ему незамутненным.

Для того чтобы терапевт мог эффективно помочь пациенту разобраться с символическим языком бессознательного, он, прежде всего, должен заглянуть в «чулан» своего собственного бессознательного и ознакомиться с его содержимым. Внутри каждого из нас живут разные «личности». Внутри каждого из нас живут кормящая мать, защитник-отец, игривый ребенок, счастливый человек, грустный человек, бродяга и домосед. Я мог бы продолжать этот перечень до бесконечности, но нам легче представить всех тех, кто живет внутри нас, просто посмотрев на разные типы людей вокруг нас. Как в каждом из нас есть частичка окружающих, так и мы присутствуем во множестве людей. «Те, кто внутри» — это «личности», к которым нам следует обращаться за информацией, особенно в тех случаях, когда рисунок чем-то приковывает нас к себе.

В качестве пояснения приведу пример: на одном из моих семинаров присутствовала женщина, профессиональный терапевт, желавшая научиться использовать рисунки в ее работе. Она занималась вместе с группой, но кроме отражения сексуальных проблем она ничего больше в рисунках не видела. Мы обсуждали это в личной беседе, и я продолжал недоумевать, кто же «внутри» этой женщины мог быть так зациклен на сексуальных проблемах. Посредством вопросов, мы постепенно вернулись ко времени ее полового созревания. Как оказалось, в те годы у нее

Глава V

были инцестные отношения с отцом и братом, которые продолжались в течение четырех лет. Несколько дней мы посвятили распутыванию этого клубка, разбираясь в мыслях и чувствах девушки в пубертатном возрасте. Эта девушка-подросток и была той «личностью», таившейся в профессиональном терапевте, которая в рисунках не видела ничего кроме их сексуальной стороны. Взяв в союзники доселе скрывавшуюся в ней «личность», которая в итоге способствовала ее личностному росту, эта женщина-терапевт справилась со своей проблемой и научилась расшифровывать в рисунках их настоящее содержание.

В поисках «дорожных указателей»

На протяжении всего терапевтического процесса следует обращаться к таким «дорожным указателям», указывающим путь интерпретации рисунка. Глядя на них, не стоит забывать и о качестве дороги. То есть, если знак предписывает скорость в сорок миль в час на повороте, а зимний день ненастен, и дорога покрыта коварным льдом, водитель обязан передвигаться со скоростью даже ниже той, что обозначена на знаке. Дорожные указатели только направляют, но хороший терапевт принимает во внимание также и «погодные условия» пациента. Можно руководствоваться знаками, которые содержит рисунок, но при этом нельзя забывать об уникальности конкретной личности.

Это достойно удивления, но мне доводилось видеть таких обучающихся, которые, намереваясь использовать рисунки как терапевтическое средство, иногда забывали, что имеют дело с живым человеком, у которого есть чувства и разум. Нужно помнить, что рисунки — это средство работы с пациентом, представляющим собой цельную личность. Используя рисунки, мы переводим пациенту на язык слов то, что он выразил на бумаге. Занимаясь этим, легко скатиться в когнитивное интерпретирование, не замечая чувства человека. Рис. 87 поясняет эту точку зрения.

На этом рисунке газонокосилка явно может наехать на женщину. Рисунок сделал человек, толкающий газонокосилку. Женщина—это его жена; она пропалывает лужайку. Пока мы с автором обсуждали общую композицию рисунка, я попытался уловить отношение этого человека к его жене. Я старался представить, какие чувства он испытывает к ней, и почему между собой и женой он нарисовал газонокосилку. Также я пытался понять, отчего у него могло возникнуть желание переехать жену косилкой. Я размышлял над этим; меня насторожило то, что этот рисунок рассказывал мне, но я не стал делиться с автором всеми своими догадками. Сначала я отмечаю, какие мысли изображение вызывает у меня, но при этом я стараюсь не забывать о том, что рисунок может иметь значение отличное от того, которое я склонен ему приписывать.

Терапевту необязательно делиться с пациентом всеми своими соображениями. Желание высказаться обо всем увиденном проистекает, возможно, из потребности пророчествовать, быть предсказателем чужих судеб. Мне доводилось видеть обучающихся, которые, проанализировав

Тайный мир рисунка

для себя рисунок, начинали бомбардировать пациента вопросами с активностью матадора, атакующего быка. А как же пациент? Готов ли он воспринять все эти вопросы? Теперь вернемся к человеку с газонокосилкой. Возможно, он ищет встречи с терапевтом потому, что у него всего несколько недель назад умерла жена, а терапевту об этом ничего не известно. Было бы явно неуместно сразу задавать вопрос, а почему вдруг этому человеку захотелось переехать женщину газонокосилкой.

Рис. 87

Живой человек, а не машина

Мудрый терапевт помнит о том, что пациент приходит к нему, чтобы лучше понять свои проблемы и определить, как с ними жить и справляться приемлемым для себя образом. Если бы перед нами, советниками, стояла задача только рассказать пациенту о его проблемах и описать возможные способы их преодоления, мы могли бы просто составить справочное пособие, озаглавленное «Рецепты советника: как жить». Оно могло бы стать простым средством, но, к сожалению, это абсолютно нереально. Когда дело касается терапевтического подхода к живым людям, «готовые рецепты» не помогают. Говоря словами Карла Г. Юнга,

«отсутствие в практической психологии универсальных действенных рецептов и правил способно вызвать чувство отчаяния. Существуют только конкретные случаи с исключительно разнообразными потребностями и нуждами, настолько различными, что мы никогда не знаем наперед, как будут разви-

Глава V

ваться события в этом конкретном случае, а посему врачу лучше всего отказаться от всех предвзятых мнений. Это не означает, что он должен выбросить свои теории за борт, это означает лишь то, что в каждом данном случае он должен использовать их лишь как гипотезы для возможного объяснения». (Юнг, 1966, CW. стр. 71).

На всем протяжении определения проблем и поиска их решения пациент должен усвоить определенный объем информации. Терапевт надеется, что в один прекрасный день пациент сможет обходиться без его помощи, сталкиваясь с новыми проблемами и дилеммами, будучи в состоянии лучше анализировать их и справляться с ними, используя навыки и сведения, переданные ему терапевтом. Приобретая новый опыт и применяя его в ходе терапевтических сеансов, он учится противостоять предстоящим проблемам. Таким образом, очень важно постоянно помнить, что разрешение существующих проблем — это только часть, причем не самая главная часть лечебного средства. Главное заключается в оказании помощи другому человеку в поиске метода, его личного подхода к проблеме и поиску ее решения — сейчас и в будущем.

Путь пациента

Анализируя рисунки, терапевт представляет себе их возможное содержание и использует полученные сведения для формулирования вопросов к пациенту. Теперь возникает необходимость проделать тот же путь, каким движется пациент. Терапевт может до поры «придержать» свои соображения и вопросы, поскольку время высказывать их может наступить лишь в ходе последующих сеансов. Я помню множество случаев в своей работе с пациентами, когда у меня возникали мысли, вопросы, озарения, относящиеся к разбираемой проблеме, но пациента вдруг уводило в сторону и лишь на следующем сеансе, а то и через несколько сеансов возвращался к этому вопросу, что позволяло мне сказать: «Это напоминает мне о рисунке, который Вы сделали в прошлом месяце. Не могли бы Вы рассказать об этом побольше?» или «Что это означает для Вас в теперешней жизни? А что это значило для Вас тогда?».

«Следует неустанно повторять себе, что в терапии намного важнее понимание чего-либо пациентом, чем удовлетворение теоретических ожиданий терапевта. Совсем не обязательно, что пациент не прав, противясь интерпретации аналитика, скорее это служит верным показателем того, что что-то «не срабатывает». Либо пациент еще не достиг стадии понимания, либо интерпретация неверна». (Юнг, 1964, стр. 61).

Давая пациенту возможность идти своим путем, для себя терапевт чаще всего будет встречать дорожный знак «СТОП». Терапевт обязан осознавать, что прерывая пациента, он тем самым существенно задерживает пациента на его пути. В некоторых случаях прерывать пациента надо, но я имею в виду те случаи, когда аналитик прерывает пациента, не

Тайный мир рисунка

получив от него ответа на поставленный вопрос. А может быть, желание уклониться от ответа — это и есть ответ на вопрос? Уклонение преследует какую-то цель, и это не следует игнорировать.

Принимая защитные механизмы

Одна из серьезных ошибок, часто допускаемых терапевтами, заключается в том, что они хотят, чтобы пациент освободился от действия всех защитных механизмов. Я же призываю полагаться на эти защитные механизмы и к любовному отношению к ним. На мой взгляд, они исключительно ценны, хотя и могут проявляться с разной интенсивностью. Я помогаю пациенту изучить его защитные механизмы не для того, чтобы тот избавился от них, а наоборот — чтобы восхитился ими, соприкоснулся с ними, довел их до совершенства, лучше понял их действие и стал помогать им. По мере развития терапевтического процесса, пациент выходит за рамки одного защитного механизма и соприкасается с другим, причем старые защитные механизмы «помещаются в сосуд души» и находятся в постоянной готовности для использования в случае необходимости, всегда доступные для «обращения» к ним. В какой-то момент у пациента пропадает необходимость «обращаться» к старому защитному механизму или «шлифовать» его. Таким образом, он учится обращению со своими защитными механизмами, и это знание становится его лучшим учителем и другом при столкновении с другими проявлениями бессознательного.

В одном из моих семинаров участвовал священник, недавно прошедший посвящение в сан и получивший временное назначение в сельскую общину. Незадолго до его приезда умерла одна из старейших жительниц этой общины. Хотя священник абсолютно не знал эту женщину, его тут же позвали в дом умершей. Он отправился туда, искренне сожалея о столь несвоевременном происшествии. В доме умершей женщины он прочитал несколько молитв вместе с собравшимися старожилами общины. После этого наступило тягостное молчание. Что он мог сказать еще, не зная никого из окружающих, какие слова утешения мог бы он найти для этих людей? Как установить с ними взаимопонимание? Священник думал о том, что, если бы эти люди были ему знакомы, ему было бы легче найти слова утешения. Он был в полной растерянности и страстно желал оказаться где-нибудь подальше отсюда, но вокруг стояли люди в ожидании его слов, наполненных смыслом.

Я задал священнику вопрос, чего ему больше всего хотелось сделать в этой ситуации. Он ответил: убежать. Почему у него возникло это желание? Вероятнее всего, потому, что ему нечем было ответить скорбящим. Но ответов ли они ждали от него? Терапевт должен постараться определить, какие вопросы стоят перед «беглецом», какая информация ему необходима. Если бы только этот священник знал о заслугах умершей женщины перед общиной, он мог бы сказать слова похвалы об усопшей, о том, скольким людям она помогла. Знай он о том, сколько добрых дел она совершила, его речь была бы более искренней. Если бы только он

Глава V

знал о том, сколько любви несла в себе эта женщина, о том, что она была душой общины, и что мир стал хоть немного лучше благодаря ей... Если бы только «беглец» знал... Я сказал священнику, что надо сделать «беглеца» своим союзником.

Я бы предпочел, чтобы священник откровенно признался в своих чувствах: «Я молод, я абсолютно новый человек в вашей общине и не знаю, что мне сказать. Мне хочется утешить вас, но я совсем не знал эту женщину. Расскажите мне о том, что она сделала для вашего городка, как помогала вам при жизни, как поспособствовала развитию общины, и сколько времени вы были вместе — ведь я ничего этого не знаю, я могу только догадываться о том, каким она была человеком».

Люди, наверняка, откликнулись бы на такое обращение к ним и, поскольку они получили бы возможность все вместе разделить горе утраты, то мог бы начаться целительный процесс. Таким образом, «беглец», таящийся в душе, выполнил бы свою миссию, став из противника священника его другом.

Осторожное продвижение, а не натиск

Мне доводилось наблюдать случаи, когда терапевт оказывал давление на пациента, желая, чтобы тот отвечал на вопросы, возникшие у терапевта при изучении рисунка. Иногда полезно записывать терапевтические сеансы на магнитофон и прослушивать их впоследствии. Если сеанс постоянно превращается в сплошные вопросы и ответы, терапевту стоит поразмыслить над тем, что происходит. Одной из основных предпосылок использования рисунков в терапевтических целях является осознание самого себя, иначе терапевт не доберется до проблем пациента, занимаясь своими, что абсолютно не устроит пациента, обратившегося к помощи аналитика. Юнг пишет об этом следующее:

«Медицина в руках дурака всегда была ядом, несущим смерть. Равно как от хирурга мы требуем, чтобы кроме технических знаний он обладал умелыми руками, отвагой, разумом и решительностью, так и от аналитика мы вправе ожидать прохождения им очень серьезной и глубокой психоаналитической самоподготовки прежде, чем мы захотим доверить ему пациента. Более того, я хочу сказать, что освоение и применение на практике психоаналитических приемов требует наличия не только особого таланта психолога, но в самую первую очередь серьезной озабоченности выработкой собственного характе- ра». (Юнг, 1961, CW4, стр. 450).

Далее Юнг продолжает:

«Аналитик может помочь пациенту только на том пути, который был пройден им самим, и не больше. В моей практике мне с самого начала приходилось сталкиваться с пациентами, испытавшими «остановку» со своими прежними аналитиками, что всегда случалось в тот момент, когда прекращался внут- ренний прогресс аналитика». (Юнг 1966, CW16, стр. 545).

Тайный мир рисунка

Я пришел к убеждению, что вследствие этой причины проективные методики до сих пор не получили распространения в качестве продуктивных средств психоанализа. С их помощью можно получить большой объем информации, но терапевту необходимо постоянно опасаться проекции своих проблем на рисунок пациента. Уберечься от этого нельзя, пока не познаешь самого себя, но при существующем темпе жизни современного общества, похоже, ни терапевты, ни те, кто изучает психологию, не уделяют время для выяснения обстоятельств собственной жизни. Вместо этого, они сразу начинают заниматься терапией других, еще до того, как подвергнут интроспекции и терапии самих себя. Это будет иметь плачевные последствия для развития, как терапевта, так и пациентов.

Профессиональный жаргон

Работая в большой больнице, я познакомился с одним врачом весьма представительного вида, очень внимательным к своим пациентам. В то время в эту больницу прибыла некая миссис Линкольн, престарелая женщина из нижних слоев среднего класса. Мы с удовольствием проводили с ней время, и в самом начале нашего знакомства она сказала мне, что у нее карцинома, что диагноз поставил и лечил ее тот самый врач, имевший представительный вид. Миссис Линкольн высказала о нем очень много нелестных слов, что меня удивило. В течение девяти месяцев она не имела ни малейшего представления о тяжести ее заболевания; она знала лишь то, что больна карциномой, но ей было неведомо, что это означает рак. Наконец, она зашла в библиотеку, чтобы разузнать побольше о ее болезни. Когда суть заболевания стала ей ясна, она почувствовала себя преданной врачом, поскольку он не открыл ей всю «правду». С этого момента она почти не могла принимать его врачебную помощь. Со своей стороны, этот врач искренне считал, что он был честен и заботлив по отношению к ней, и никак не мог понять суть недоразумения.

Мне кажется, важнее говорить языком, который будет понятен, чем изъясняться на профессиональном жаргоне. Более того, я считаю, что в некоторых случаях терапевту следует просить пациента рассказать о своей ситуации, чтобы получить представление о том, как пациент в действительности воспринимает ее. Если тот врач спросил миссис Линкольн, как она понимает свое заболевание, ему сразу бы стало ясно, что ей неизвестно значение слова «карцинома». Неведение миссис Линкольн о тяжести ее заболевания служило врачу прикрытием на протяжении многих месяцев, но, в конце концов, превратилось в помеху в лечебном процессе.

В литературе по психоанализу мы находим такие слова, как «тень», «анима», «анимус», «архетип», «типология». Для Юнга раскрытие смысла этих слов, их значения было непростой задачей, требовавшей не только интеллектуальных усилий, но и мучительного прочувствования. Если терапевт говорит с пациентом профессиональным языком или использует жаргон, от этого мало пользы. Чтобы понять смысл этих слов, пациенту требуется «прочувствовать» их, открыть для себя их значение и понять,

Глава V

какое отношение они имеют к его жизни, Использование аналитиком профессионального языка блокирует этот процесс открытия; говоря о психике на своем жаргоне, терапевт отказывает пациенту в возможности пройти непростой путь самопознания. Занятие становится исключительно интеллектуальным, но «душа» при этом теряется. Как утверждает Барбара Ханна, чтобы стать настоящим терапевтом, надо научиться «думать сердцем, а не умом». (Ханна, 1976, стр. 159).