Человек без дела, даже накормленный - страшнее атомной бомбы.

Николай Моисеев, академик

 

В средине 1990-х Б.Ельцин поручил Минкульту реанимировать общенациональную идеологию. По этому поводу в средствах массовой информации возник диспут и центральные газеты опубликовали ряд статей. Одна из них начиналась так: «Слово «духовность» взяли на вооружение подлецы и неудачники» (ЛГ 16.10. 96, «Идеология отсутствия таковой», А.Никонов).

Много лет назад в поселке Архангельского края я наблюдал, как в местном магазине отоваривались аборигены: - Кило сахару и белую головку... - Макароны и поллитру... – Один хлеб, бычки в томате и водку. Убил меня окончательно пацан лет десяти: - Водку и коробку спичек!

Аналогичным рефреном звучат сегодня призывы к духовности, ведущие, как считают некоторые, к единству российского народа.

Что говорит классика? В Новом Завете слово «духовность» повторяется множество раз и означает «причастность к святому духу». Обычно духовное противопоставляется животному или телесному, все религии считают, что есть духовное благо и есть зло, худшие наши грехи - духовные.

Христианство утверждает что в душе человека побуждения высшие постоянно сражаются с недостойными, с одной стороны, есть плотские проявления - чувственность, аппетит, с другой - дух, вера, нравственность, мысль. В противовес идеям Фрейда сегодня такая идея присутствует и в психологии.

Декарт, в трактате «О страстях» писал: нет высоких и низких частей души, она является единой и неделимой! Это совпадает с точкой зрения М.Мамардашвили, утверждавшего что душа не более духовна, чем материя материальна, и вопреки дешевым массовым представлениям никакой борьбы в душе нет, поскольку человек по своей природе целостен («светлое зеркало изначально чисто» - один из постулатов чань).

Воротить нос от грязи, которая есть ни что иное, как смесь земли с распавшейся плотью, значит, поощрять небытие, утверждал Экзюпери. Как пример, он вывел образ огромного кедра, который, в сущности, является грязью, очистившейся до высокой степени совершенства. Кедр питается тлением, но, благодаря труду роста, превращает землю и прах в ствол, ветви и хвою. Экзюпери был глубоко верующим человеком, тем весомей его мнение о чистоплюях: «Нельзя требовать, чтобы человек перестал потеть. Вместе с потом ты уничтожаешь людскую силу. Кастраты борются с пороками, грязью и потом, которые являются признаками силы - силы без доброго применения. Они уничтожат силу - низшее, и вместе с тем жизнь». Чтобы получить возможность расти к свету, дерево должно глубоко укорениться в землю. «Высшего нет без низшего» (апостол Павел). «Высокое стоит на глубоком» (Лао Цзы).

Маслоу относит жажду духовного роста к разряду высших потребностей, но: «Чем выше место потребности в их иерархии, тем менее насущна она для выживания, тем дольше она может оставаться неудовлетворенной и тем больше вероятность ее полного исчезновения. Потребности высших уровней отличаются... меньшей организационной силой. С субъективной точки зрения высшие потребности менее насущны. Намеки их неявны, неотчетливы, их шепот порой заглушается громкими и ясными требованиями других потребностей и желаний, их интонации очень похожи на интонации ошибочных убеждений и привычек. Для актуализации высшей потребности требуется больше предварительных условий, чем для актуализации низшей. В общем, можно сказать что «высокая» жизнь неизмеримо сложнее, чем жизнь «низкая» («Мотивация и личность», с. 156-157).

Интересно также его мнение о сочетании «высшего» с «низшим»: «Если мы согласимся с тем, что корни высших и низших потребностей питает почва нашей биологической природы, что высшие потребности равнозначны с животными позывами и что последние так же хороши как первые, тогда противопоставление их друг другу станет просто бессмысленным.

Если мы однажды в полной мере осознаем, что эти благородные человеческие позывы возникают и набирают силу только после удовлетворения более насущных, предваряющих все прочее животных нужд, то мы сможем отвлечься от самоконтроля, подавления, самодисциплины и задумаемся, наконец, о значении спонтанности и естественного выбора.

Любой уважающий себя теолог обязательно обращался к проблеме взаимоотношения плоти и духа, ангела и дьявола, то есть высокого и низкого в человеке, но никому из них так и не удалось примирить противоречия, таящиеся в этой проблеме. Теперь, опираясь на тезис о функциональной автономии высших потребностей, мы можем предложить свой ответ на этот вопрос. Высокое возникает и проявляется только на базе низкого, но, возникнув и утвердившись в сознании человека, оно может стать относительно независимым от его низкой природы» (там же).

Если в душе идет борьба, значит, душа расколота. Вместо бессмысленных внутренних разборок необходимо познавать мир, активно в нем участвуя, это и будет собственным движением к духовности, а не заклинаниями. Душа едина, и чувственная ее часть также является разумной. Люди не могут, к сожалению, разграничивать в своем поведении душу и тело, слишком часто смешивая физические желания с душевными потребностями. Указывать кому-то, что в душе низшее, а что нет - это полиция нравов. Но в то же время пожелание «быть духовным» - это лишь слова, напрасные попытки идейной материализации. «Все эти охи, ахи, крики о духовном и духовности без страстей - это простое обезьянство в человеке» (М.Мамардашвили). «Неотделимы факты мира от сил духовности, и слеп, кто зрит от магмы до эфира лишь трехкоординатный склеп» (Д.Андреев). Духовность либо есть, либо ее нет, быть отчасти духовным то же самое, что женщине быть слегка беременной. Впрочем, я готов снизить жесткость данного высказывания, поскольку, как сказал когда-то Ларошфуко: «Зачастую наши недостатки являются продолжением наших достоинств».

Большевики силой приобщили массы к новым «ценностям» и вскоре после революции количество доносчиков почти сравнялось с численностью населения. Умонастроение средины двадцатых годов поэт описал так: «А век поджидает на мостовой, сосредоточен, как часовой. Иди - и не бойся с ним рядом встать. Твое одиночество веку под стать. Оглянешься - а вокруг враги, руки протянешь - и нет друзей; но если он скажет: «Солги», - солги, но если он скажет «Убей» - убей» (Э. Багрицкий, «ТВС»).

Когда первичный революционный угар выветрился, партия приказала каждому винтику зубрить моральный кодекс строителя коммунизма. Подразумевалось что в результате этого винтик обретет высокую духовность, и с сердцем, легким от песни веселой, рванет в светлое будущее. Как многократно бывало и раньше - не получилось, «Он шел на Одессу, а вышел – к Херсону». Тем не менее, в период социализма немалое количество «винтиков» обрели высокую духовность, и оставили яркий след в истории.

Сегодня психика среднестатистического жителя России не уравновешена и склонна к самоповреждению в ходе функционирования. Поэтому стремление к самосовершенствованию сильно сегодня, как никогда, «духовные учителя» пользуются в очень узких кругах весьма широкой известностью. Хотя подлинное саморазвитие не нуждается в посредниках, всегда стремящихся к финансовому симбиозу с духовными «овцами», подобно лиане, вытягивающей из дерева столько соков, что ему становится не до роста - выжить бы.

Крайне модным стало обретение духовности через обряд крещения, но еще Ницше заметил, что у тех, кто формально крестился меньше шансов стать настоящим христианином, нежели у атеиста, ибо крещение должно быть итогом длительного развития, логичным для верующего в силу внутренней необходимости. В работе «Философствование с молотком» Ницше дал образ человека, ударяющего по статуям богов, что вызывает гулкий звук, ибо статуи свободны от содержания так же, как свободна от истинной веры душа того, кто становится христианином только посредством религиозной атрибутики.

Историк Я.Кротов отмечает: «Фанатизм, страсть отмежевываться и тыкать в еретиков пальцами сами по себе вроде бы не делают человека православным по духу, по манере поведения - но все-таки православные и таких субъектов считают своими. Это своеобразное перемирие, внутреннее согласие взрывается только в тех случаях, когда православие берет себе на вооружение государственная власть» (GEO: №1, 2000, с.53). РПЦ предлагает традиционную религию, но имеем ли мы, включая священнослужителей глубинки, основательные знания о христианстве, его происхождении, развитии, ересях и борьбе за существование? Хотя, быть может, на то и вера и глубинка, чтобы не требовать больших знаний, ведь должно же цементировать хоть что-то русский народ?

Ницше утверждал: цивилизация - тонкая пленка над океаном инстинктов, в любую минуту все это может рухнуть, поскольку ни на чем не основано. Правоту философа подтвердили коммунизм и нацизм, но кто осмелится утверждать, что всеобщие моральные принципы впервые сформулированы именно христианством?

В Георгиевском монастыре, что под Севастополем, субъект в неопрятной рясе злобно кричал: - Немедленно убрать видеокамеру, а то конфискую! На недоуменный вопрос: - В чем дело, батюшка, тут ведь одни развалины? - прозвучало: - Да, и военная часть рядом! А я, как бывший офицер, не могу допустить видеосъемку вблизи объекта! Было ясно, что «святой отец» вымогает деньги, одновременно срывая злость на случайном собеседнике, но что я мог противопоставить ему, сменившему уставной жест «есть» на крестное знамение? Недаром сказано о фанатике: «Духовной похотью томим…» (Д.Андреев).

Кант говорил: самое трудное - это движение в сознании, которое в корне отличается от ритуала, являющегося движением внешним, выполняющимся без малейшего волнения души.

Духовность и мораль - две стороны медали. Форма, в которой впервые возникла философско-религиозная мысль, это философия личного спасения. Уже философы древности полагали, что мир, в котором мы родились случайно, устроен так, что от него приходится спасаться, проделывать какой-то специальный путь, чтобы выйти из бессмысленного круговорота бытия. Всегда считалось, что есть другой мир - справедливости, счастья, свободы, он где-то там, быть может, на небе.

«Что ни год - лихолетье, что ни враль, то Мессия! Плачет тысячелетие по России – Россия! Выкликает проклятия... А попробуй, спроси: - Да, была ль она, братие, эта Русь на Руси? Эта - с щедрыми нивами,

эта - в пене сирени, где родятся счастливыми и отходят в смиреньи. Где как лебеди девицы, где под ласковым небом каждый с каждый поделится Божьим словом и хлебом....Листья падают с деревца в безмятежные воды, и звенят, как метелица, над землей хороводы. А за прялкой беседы на крыльце полосатом, старики-домоседы, знай, дымят самосадом. Осень в золото набрана, как икона в оклад... Значит, все это наврано, лишь бы в рифму да в лад?!» (Александр Галич)

Многие религии обещают пребывание в раю после смерти - если ты праведно вел себя на земле этой, не сомневался в вере, ее представителях, и не выступал супротив власть предержащих. Но рай оставался мечтой, а люди всегда жаждали хотя бы немного пожить в царстве счастья. Быть может, этот совершенный, утраченный мир был и раньше, а в сегодняшний мы угодили за грехи рода людского или собственную вину? И потом, после смерти, вернемся туда снова? Недаром же в одной из раннехристианских ересей земная жизнь рассматривалась как пребывание в чистилище.

Особенно ярой жаждой справедливости всегда отличается Россия, где, как обычно «…Зима заплетает морозным узором стекла жалких построек срединного царства. Кто на трон вознесен, кто навеки увенчан позором, кто в посмертном пространстве бессчетные терпит мытарства».

Быть может человеку свойственно проявлять лучшие качества (хотя для этого нет никаких видимых причин) лишь потому что он неосознанно исполняет долг перед высшей реальностью? Ведь такие качества, как сострадание, честность, совестливость, деликатность, доброта ничем не вызваны. Но, с другой стороны, мало на свете людей, которые никогда не делают алогичных поступков, именуемых добрыми, которые, правда, часто мешают, становясь источником неприятностей, ибо добро наказуемо.

Человек пребывает одновременно в двух взаимоисключающих мирах, высшем - чьим законам он иногда подчиняется, проявляя духовность, и обычном, грубом и суетном: «Мир шуршит, как газета, пахнут кровью дешевые роли, все страшнее в кассете непроявленный ролик...» (Уильям Джей Смит, поэма «Поезд»).

В состояния души, характерные для мира высшего, мы попадаем случайно, неуправляемо, по закону перебоя сердца. Древнее философское определение звучит так: у атрибута субстанции нет второго момента. Греки выражались яснее: «Нельзя лечь спать на вчерашней добродетели». То, что ты сегодня, вот сейчас, совестлив, добр, сострадателен - отнюдь не гарантия того, что ты останешься таковым завтра. Ты добр только потому, что добр сейчас, ни вчера, ни завтра не имеют к этому отношения. Скорее всего, завтра, втянутый в беспощадную борьбу за жизнь, ты поднапряжешься и начнешь соответствовать зверским ее законам, а значит, окажешься вне моральных ограничений: «Я хотел переделать их, а переделали меня. У меня нет совести, у меня есть только нервы» (из монолога Писателя в фильме А.Тарковского «Сталкер»).

Древнеиндийский фаталист Махакали Госала, современник и непримиримый оппонент Будды, утверждал: «Нет причин... для высокой нравственности существ: они становятся чистыми без причин и без повода».

«Но что же тогда присуще мне, как феномену?» - вопрошал с тоской Веня Ерофеев, да и любой из нас после сорока лет жизни имеет право повторить слова Даниила Андреева: «Как устал я от подмен и зол на российской сбивчивой тропе, от усобиц, казней, тюрьм, крамол, от безумных выкриков в толпе…»

Видимо, при наличии определенной дозы иллюзий, без которых человек рано или поздно превращается в шлак мне, как феномену, присуще одновременное пребывание в двух мирах. Я не в силах создать «высшую» реальность, царство свободы и справедливости, зато постоянно нужно сохранять от распада свое тело и душу в условиях, когда зло рождается само по себе, а добро каждый раз надо делать заново.

Есть давние представления о высшем мире, которые сложились исторически, например, в отличие от нашего, он совершенен. Правда, возникает всегда одна и та же неразрешимая проблема: для построения счастья на земле нужен идеальный человек, но где его взять? После 1917 рецепт был прост: «Чекисты решили переделать природу, а заодно переделать и людей» («Страна победителей. Книга для школьников», 1935).

Они утверждали, что воплощение в жизнь лозунга «Свобода, равенство, братство», автоматически ведет к счастью, но на самом деле девиз Великой французской революции в полном варианте звучал так: ««Свобода, равенство, братство или смерть». Когда партия успешно искоренила в стране общечеловеческую мораль, выяснилось, что вместо «или» нужно ставить тире либо знак тождества, поскольку полное равенство возможно только на кладбище.

Главная идея утопического социализма, зародившаяся в монашеских орденах католиков - создание нового человека - аналогична цели алхимиков. Антагонизм между идеальным и материальным - не новость, алхимики сотни лет пытались создать гомункулуса, существо, в котором тело и дух не имели бы этого противоречия. Одной из первых попыток построения царства Божьего на земле в 1534 году стала Мюнстеровская коммуна, кровавую ее вакханалию заварили анабаптисты во главе с Иоанном Лейденским.

Нацисты и большевики активно пытались создать новую породу людей, которые составили бы ядро идеального государства, но поскольку алхимия и социализм были явлениями псевдокультурными, основанными исключительно на вере и желаниях без учета законов реальности, то ничего не вышло. Культурные люди всегда понимали символический смысл различия между двумя мирами. «Царство Божие внутри вас есть», но в составе обычной жизни оно не реально. Посвящая какую-то долю своей ежедневной активности идеальному, соблюдая во имя его необязательные, как бы, законы морали, каждый способен максимально приблизиться к человеку в себе и тем самым сделать весь социум гуманней. Когда такая потенциальная возможность превращается в безусловную потребность, это и есть «второе рождение», ибо человек не идентичен существу, возникшему биологическим способом, личная реализация «дочеловечивания» (выражение Маслоу) это и есть работа духа.

Деятельность, содержащая в себе элементы духовного роста, избыточна, она не является необходимой в природном составе бытия, без нее вполне можно обойтись, если жить, как все либо следовать идеям. Многие всю жизнь не могут подступиться к этому процессу, но упрекать их нельзя, они стали людьми, насколько смогли, то, что хотелось - совсем другая история, недаром дон Хуан однажды произнес, обращаясь к Кастанеде, странную фразу: «Почему ты считаешь, что все в толпе обязательно должны быть людьми» (Кастанеда К., кн. 1 – 4, книга 2 – «Отдельная реальность», с. 133, «София», Киев, 1999).

Различие между двумя мирами - метафизическое, невозможно придать статус высшей реальности тому из них, в котором мы пребываем как существа телесные. Нельзя по желанию ввести царство Божье указом или декретом. Эта высшая реальность, о которой идет речь, физически нереальна, если мы иногда, по закону перебоя сердца, ощущаем ее и ей подчиняемся, это вовсе не означает, что в аналогичном душевном состоянии находятся соседи по квартире, дому, городу, стране, планете. Всегда действовать по законам добра, красоты, совести, сострадания, одновременно пребывая в социуме, могут лишь единицы, их называют святыми. А мир остается таким же, как и всегда, просто у святых есть причины и возможность не уподобляться большинству, они не желают соблюдать договорную реальность.

Тем же, кто всерьез пытается строить бытие по законам высшего, долго не протянуть, ведь «Мир… убивает самых добрых, и самых нежных, и самых храбрых без разбора. А если ты ни то, ни другое, ни третье, можешь быть уверен, что и тебя убьют, только без особой спешки» (Э.Хемингуэй, «Прощай, оружие!»).

Высшая реальность - это символ подлинной жизни, которая с его помощью организуется к лучшему - насколько это возможно в текущих условиях. Редко кто бывает удачлив на этом поприще, но пытаться должны все. Я не имею в виду бессмысленное стремление к полному изживанию зла, оно неискоренимо, зло – это составная часть природы человека, стать идеальным - значит утратить тело, а что является абсурдом. Можно лишь попытаться изменить к лучшему пропорцию добра и зла в этом мире, но усилия эти следует, в первую очередь, приложить к себе.

Идеальный мир достоверен для людей искусства, они вообще могут пребывать в нем большую часть своей жизни, являющейся творческим процессом. Но и для них смешение идеального с реальным гибельно, что мы видим на примере А.Блока, который упорно относился к жене, словно к Прекрасной Даме, чем сломал и ее жизнь, и свою собственную.

Многое изменилось с тех пор, когда рельсы упрямо резали тайгу на пути к голубым городам, когда «Разбивались машины, семьи и черепа, а мы шли на вершины, наши гимны хрипя». В сознание людей начала проникать банальная истина: «...Мы так же с тобой одиноки, как каждый из нас одинок» (Ю. Карабчиевский).

Роль духовного пастыря сегодня пытается взять на себя РПЦ, но, по данным Л.Гримака, в России сегодня действуют сотни религиозных сект. Все эти проводники «лучшего&истинного» заранее требуют безоговорочного признания именно их веры - это условие первое. Второе: никогда и никто из них не зовет присоединиться к успешному начинанию, все должны стать участниками очередного эксперимента, который, как они снова обещают, наверняка «будет удачен». Третье: от каждого примкнувшего требуют полного отказа от предыдущего образа жизни и безоговорочной передачи себя и своей личной собственности в распоряжение секты. И четвертое: стремление к «высшему» и предлагаемая модель бытия всегда отвергает окружающую реальность. Выхода из таких рассадников «духовности» нет, любой туда угодивший становится живым имуществом секты.

Шквал эзотерики, рухнувший сегодня на Россию - дешевая имитация духовности, за десятилетия социализма людей приучили пользоваться препарированной и отфильтрованной информацией, слепая вера печатному слову это симптом интеллектуальной несостоятельности. «Пророки» и «учителя» безбожно лгут, но спрос рождает предложение. Впрочем, в какой-то мере и оно порождает спрос. Из мерзости буден, требующей непрестанных усилий выжить, из распада межличностных отношений, разброда и одичания хочется к свету. И вам предлагают этот свет, а вы верите, поскольку привыкли верить, это уже потом наступает ситуация «Что с ними делать, если они все терпят!?»

Мало кто помнит главный признак высокой квалификации учителей, врачей и родителей, он состоит в том, что, получив необходимое, ученики, больные либо дети должны быть способными жить и развиваться дальше самостоятельно!

М.Мамардашвили считал, что с понятием высокой духовности следует обращаться весьма осторожно, ибо она может оказаться весьма низко расположенной. Он подчеркивал: локализовать духовность нельзя. Людям всегда приятно оперировать высокими словами и понятиями, это большое искушение, кажется, что уже один только разговор на эту тему как-то возвышает. Но никакие понятия, в том числе и предельно высокие, не содержат в себе аналитически состояний мысли!

«...Я враг всем пророкам, насилующим душу истинами. Наш путь лежит через вещество и через формы его. Те, кто зовут к духу, зовут назад, а не вперед» (М.Волошин «История моей души», с. 202).

Откуда берется мысль? Это вначале интерес к определенному предмету, потом сбор информации о нем и ее переработка. Затем данные сводятся вместе, и какое-то время удерживаются в поле сознания с определенным ментальным напряжением. И только тогда может состояться мысль. Продуктивное мышление - тяжелая работа, неотделимая от духовного развития, которое может быть во мне вместе с постижением значения понятий, в том числе и высоких. А факт одного только их переживания вовсе не делает душу возвышенной так же, как стигматы, возникающие на теле фанатика, не превращают его в Иисуса Христа.

Если человек пережил нечто, это вовсе не значит, что он осознал происшедшее! Более того, переживание и понимание высокого, к сожалению, неотличимо от пустых, но красивых слов о таком переживании. Они похожи на правду, но это лишь названия состояний, озвученные понятия, которые сами состояниями не являются! Можно сколько угодно болтать о медитации, но действительное ее наличие доподлинно устанавливается либо по энцефалограмме (альфа-ритм при открытых глазах), либо по радикальному изменению жизненной «траектории».

Духовность никогда не проникнет в человека через слова, но только совместно с работой тела, души и мысли. Ницше так озвучил когда-то свою трехчастную формулу духовности: сверхчеловек, человек, последний человек. Он говорил, что цель духовного развития - стремление именно к сверхчеловеку, за что был поднят нацистами на щит, а большевиками предан анафеме. Он утверждал: можно стать человеком лишь пытаясь выйти к сверхчеловеческому. Потенциал духовного роста держится на постоянном преодолении повседневности, формируемых ею негативных качеств и тенденций. Алиса в Зазеркалье говорила: «Даже для того, чтобы стоять на месте, нужно очень быстро бежать». Лев Толстой, рассуждая о нравственности, отмечал, что жизнь подобна быстрой реке, пытаясь сохранить моральность всегда нужно править выше – течение сносит.

Сверхчеловек у Ницше - метафора трансцендентности. Слишком много тех, кто не умеет либо не хочет превозмочь свою животную природу, это «Люди, которые и знать не знают, что такое звезда, они только кивают и улыбаются, и подмигивают, повторяя: «Мы счастливы, мы счастливы...» - таким виделся Ницше образ «последнего человека». Только преодолевая свое несовершенство, можно приблизиться к духовному рождению. - Нет совершенного человека! - утверждал философ – Любое самосовершенствование это всего лишь попытка стать человеком. Она бывает и неудачной.

Известны люди, которые использовали для духовного развития самые неблагоприятные, можно сказать фатальные жизненные обстоятельства - Николай Морозов, Даниил Андреев, Павел Флоренский, Варлам Шаламов, Сервантес, Ван Гог и другие. Но это скорее подчеркивает уникальность упомянутых людей, нежели пользу экстремальных условий, погибли десятки миллионов, но превратить нестерпимость бытия в творческий импульс смогли единицы.

В гипнотическое состояние можно войти, созерцая блестящую точку, часто такими точками становятся идеалы и высокие понятия, вводящие человека в интеллектуальный обморок. Мышление подавляется, личность как бы грезит с застывшим в высотах взглядом, и самое грустное, что именно с такого паралича наступает девальвация личности.

Основой духовности являются свойства, не имеющие национальности и конфессии, «Иисус мог тысячу раз рождаться в Вифлееме, но если он не родился в твоей душе, ты все равно погиб» (Ангелиус Силезский)

Как духовность связана с йогой? Вопрос сложный. Мой личный опыт говорит о том, что длительная и качественная практика значительно расширяет возможности человека, но почти не затрагивает устоявшиеся свойства его натуры. Если исходная морально-этическая конституция не имела явных отклонений, то в процессе освоения йоги общечеловеческие ценности становятся более фундаментальными, кристаллизуются. Духовность же, например, йоги Тантризма выглядит, по меньшей мере, странной: «Теми же действиями, из-за которых смертные гниют в аду, йогин освобождается» («Жнянасиддхи», с. I, шл.15).

Когда-то предок человека воспользовался каменным топором не охоты ради, но для воздействия на ближнего своего. Быть может, это внесло фатальные изменения в развитие рода, не случайно у множества поздних австралопитеков, скелеты которых раскопал в Олдувайском ущелье профессор Лики, были проломлены черепа. Для сохранения рода австралопитекам понадобился новый запрет, незнакомый животному миру, так возникло первое неолитическое табу «не убий!», которое впоследствии стало заповедью и вошло во все религии. Эта заповедь по-разному понималась в разные времена и у разных народов, но была предпосылкой, открывшей путь к созданию коллективной памяти, а, следовательно, и развитию цивилизации.

В первобытную эпоху возникло множество мифов, в каком-то смысле они были ступенями познания, со временем видение мира уточнялось, образуя все более адекватную картину и превращаясь в науку. Во многих религиозные системах основные этические принципы формулировались одинаково.

Буддизм: «Не причиняй вред другим, так же как ты не хочешь, чтобы навредили тебе».

Бахаизм: «Он не должен желать другим того, что не желает себе, и обещать того, что не может выполнить».

Зороастризм: «Природа только тогда хороша, когда не делает другому то, что не хорошо для нее».

Даосизм: «Хороший человек должен жалеть о злонравных поступках других, смотреть на удачи других, как на свои собственные, и на их беды, как на свои».

Индуизм: «Суть всех добродетелей в том, чтобы обращаться с другими так же, как ты хотел бы, чтобы обращались с тобой».

Ислам: «Никто не может считаться верующим, пока он не желает для своего брата того же, что желает для себя».

Иудаизм: «Не делай ближнему своему того, что плохо для тебя. В этом весь закон, все остальное - комментарии к нему».

Конфуцианство: «Максимум доброты это не делать другим того, что не желаешь себе».

Христианство: «Поступайте с человеком так же, как вы хотите, чтобы он поступил с вами».

Как мы видим, принципы идентичны, другое дело - произвольное их толкование сектами, культами и отдельными людьми, что запросто может превратить действия на основе «понятого иначе» в полную противоположность заповедям, о чем свидетельствуют «славные» деяния инквизиции, конкиста, крестовые походы, завоевание Тибета буддизмом и кровавая история ХХ века. За все это было уплачено миллионами жизней, но царства Божьего на земле как не было, так и нет.

Допустимые исключения из заповедей давно известны, это убийство, совершенное:

при защите собственной жизни, умышленном либо безумном на нее покушении;

лицом, утратившим психическую адекватность;

в состоянии аффекта;

при соответствующем социальном статусе - военнослужащий, солдат.

Государства договариваются о том, чтобы воевали специально обученные люди военных профессий, а гражданское население не затрагивалось (Женевская конвенция, которая нарушалась и нарушается бессчетное количество раз).

В случаях первом и четвертом граница, отделяющая необходимость от злонамеренности, крайне зыбкая, поэтому точное определение ее в каждой конкретной ситуации остается вечной проблемой. Во все времена сохранялись две субъективные причины игнорирования закона «не убий!» - фанатизм веры и присвоенная «духовность». Когда кто-то заявляет во всеуслышание о собственной духовности, подразумевается и наличие тех, кто ею не обладает. Следовательно, вводится разделение на отстой и элиту, тех, кто знает путь к истине и тех, кто не имеет о нем понятия.

Какой может быть цена игнорирования общечеловеческих законов? Если вспомнить голод 1933 года на Украине (тогда умер мой дед, а отца трясло, как осиновый лист, когда он говорил об этом шестьдесят лет спустя). В местах поголовной гибели населения встречались и такие, кто выжил - людоеды. Но они либо сходили с ума, либо испытывали неутолимую потребность убивать, поэтому части НКВД, входившие в мертвые села расстреливали их на месте тех. Патологическая тяга к убийству формировалась также у персонала нацистских лагерей смерти и зондеркоманд СС.

Именно посредством йоги тибетские махасиддхи, поведение которых ужасает даже в словесном описании, получали свои «способности». Дилетанты считают, что освоить йогу можно только при строгом соблюдении ямы-ниямы и позитивное «духовное развитие» является непременным следствием практики, но это совсем не так! Когда в йогу приходят взрослые люди, они обладают уже сложившейся этикой и моралью, полученной в семье и закрепленной социумом. Грамотная практика очищает, дает силу и новые возможности, но прежние нравственные установки, как правило, сохраняются, в том числе и негативные. К сожалению.

Если адепт обладает мощным интеллектом и большой силой воли, будучи при этом недобрым, жестоким, амбициозным, себялюбивым или слишком властным, то по мере освоения йоги все эти отрицательные качества кристаллизуются и к ним добавляется сила.

- Но где же тогда ожидаемое воздействие ямы-ниямы? – спросят меня. Парадокс в том, что переворот в мировоззрении (возникающий на высших этапах йоги) действительно происходит, он весьма вероятен, но сила приходит гораздо раньше! И когда аморальные субъекты получают ее, то им больше ничего не нужно, именно так формируются махасиддхи и черные маги. Самьяма успешна далеко не у каждого, а с силой все гораздо проще. Сама по себе практика йоги духовность не порождает! Отрицание этого очевидного факта - демагогия, самообман либо заблуждение. Не нужно обольщаться, подлинная духовная трансформация плод тяжелейшей работы ума и души. Развитие же тела к духовности вообще не имеет отношения.

Яма-нияма предназначена для:

эффективной социальной адаптации;

обеспечения покоя души путем гармонизации желаний и потребностей.

Этика йоге не присуща, она введена в систему не затем, чтобы практикующий стал хорошим, но чтобы он уравновесился, это всего лишь одно из технических требований. Кто-то реализует йогу в рамках морали, кто-то - аморальности, и, что не редкость, вторые преуспевают больше. Однако всему есть цена, окончательный расчет откладывается иногда за пределы бытия, но он неизбежен. Вот фрагмент дискуссии о махасиддхах на конференции realyoga.ru:

Отправлено АЮТ (11.01.2002) в ответ на сообщение «О духовности в йоге» от Виктора (10.01.2002): «Я хочу в соответствии с надеждами ВС собственный вариант предложить, опираясь на автора информационной теории эмоций П.В.Симонова. Духовность в повседневности используется как слово, обозначающее нечто такое, что у меня, хорошего, есть, а у тебя, недоделанного, нет. И потому ты меня должен слушать и слушаться, пес смердящий.

Такая трактовка духовности заманчива, но имеет определенные неудобства - а ну как оппонент раньше успеет отрекомендоваться духовным человеком? И вообще расплывчато как-то, недостойно нашего просвещенного времени.

Симонов полагает, что наилучшим образом человека характеризует то, что ему больше всего требуется в жизни. Типа: кто любит выпить, а кто - закусить, кто попа, а кто - попадью, кто за больными ухаживать, а кто других больными делать. Предлагается считать духовностью доминирование в личной иерархии ценностей потребности в познании, эстетичности и альтруизме. Чем более эти потребности преобладают - тем более человек духовен. Вы скажете: а почему же религия в этот перечень не вошла?! - какого черта, действительно? Если ваша вера подвигает вас на альтруизм или кантаты сочинять - и так под определение духовности попадете, а если иноверцам мозги полоскать или еретиков щемить - то нечего и рядиться в духовные одежды. И атеистам духовность не заказана, что мне душу (которой нет, но которая иногда болит) греет. Доминирование потребностей индивида можно определять разными способами, грубо говоря - достаточно продолжительным и внимательным наблюдением в разных ситуациях. Причем, очень гармонирует со всякой восточной мудростью тот факт, что человек сам о степени своей духовности здраво судить не в силах - ибо иерархия потребностей лежит в области бессознательного и процессы ее изменения - там же. А сознание только по косвенным данным может об этом судить, если какие-то механизмы психологической защиты не вмешаются и не помогут узреть истинную степень своей «духовности».

Ухожу от Симонова, размышляю самостоятельно. Йога есть некое универсальное вооружение, позволяющее человеку быстрее и качественней осваивать любые знания и навыки, а через инсайты решать проблемы успешнее, чем раньше. Про сиддхи не говорю - и без них весьма способствует... Как род вооруженности человека - вроде бы к духовности отношения не имеет, существует параллельно и может быть и к добру, и к худу. Но замечено многими практикующими, что кайф от йоги имеется. И хочется разобраться в ее сложных нюансах. Самоуглубление, познание - вот практикующий и начинает давать крен в сторону повышенного внимания своим познавательным потребностям.

Многими исследователями показано, что медитация развивает образное правополушарное мышление, что, в частности, способствует наиболее успешному врубанию в искусство и личным занятиям им. Вот и эстетические потребности в структуре личных ценностей заколосились…

Кайф физический (о нашедшем такой кайф - в главе «Начинающим») в йоге изрядно зависит от уровня достигаемого сосредоточения и общего успокоения/сбалансированности психики. Многие же нехорошие поступки проистекают или облегчаются именно от общей несбалансированности процессов возбуждения/торможения. Йога этому препятствует, и с определенного уровня делает просто невозможными крайние проявления гнева, страха и прочей бяки. Если человек кайф равновесия поймал, то ему тяжело будет отказаться от него, и он вряд ли вернется к воровству и убийству - хлопотно это и практике вредит. Потому не помню я что-то уравновешенных уголовничков либо Дон-Жуанов. И убийцы спокойные редко встречаются, обычно, в кино. В натуре же большинство «спокойных» убийц - личности акцентуированные, чаще шизоиды либо психопаты. А благостного Дон-Жуана и в кино не бывает, также как уравновешенного завистника либо глубоко мыслящего вора. Так что яма-нияма сама собой врастает, хотя если кто с ходу человека в эти рамки поместит (гуру, папа с ремнем) - это обычно способствует.

Надеюсь, я показал, что занятия йогой постепенно помогают более глубокому сдвигу ценностных ориентиров человека в сторону духовн