Часть восемнадцатая (Бегство Шурпанакхи)

И той что в супруги ему набивалась бесстыдно,

Учтивый царевич ответил, смеясь безобидно:

«Женою мне стала царевна Видехи, но, кроме

Себя, госпожа, не потерпишь ты женщины в доме!

Тебе дивнобедрая, надобен муж превосходный.

Утешься! В лесу обитает мой брат благородный.

 

Живи с ним, блистая, как солнце над Меру-горою,

При этом себя не считая супругов второю».

Тогда похотливая ракшаси младшего брата

Вовсю принялась улещать, вожделеньем объята:

«Взгляни на мою красоту! Мы достойны друг друга.

Я в этих дремучих лесах осчастливлю супруга».

Но был в разговоре находчив рожденный Сумитрой

И молвил, смеясь над уловками ракшаси хитрой:

«Разумное слово, тобой изреченное, слышу,

Да сам я от старшего брата всецело завишу!

А ты, госпожа, что прекрасна лицом и осанкой, —

Неужто согласна слуге быть женою-служанкой?

Расстанется Рама, поверь, со своей вислобрюхой,

Нескладной, уродливой, злобной, сварливой старухой.

В сравненье с тобой, дивнобедрой, прекрасной, румяной,

Не будет мужчине земная супруга желанной».

Сама Шурпапакха, поскольку была без понятья,

Смекнуть не могла, что над ней потешаются братья.

Свирепая ракшаси в хижине, листьями крытой,

Увидела Раму вдвоем с обольстительной Ситой.

«Ты мной пренебрег, чтоб остаться с твоей вислобрюхой,

Нескладной, уродливой, злобной, сварливой старухой?

Но я, Шурпанакха, соперницу съем, и утехи

Любовные станешь со мною делить без помехи!» —

Вскричала она и на Ситу набросилась яро.

Глаза пламенели у ней, как светильников пара.

Очами испуганной лани глядела царевна

В ужасные очи ее, полыхавшие гневно.

Казалось, прекрасную смертными узами Яма

Опутал, по быстро схватил ненавистницу Рама.

Он брату сказал: «Ни жива ни мертва от испуга

Царевна Митхилы, моя дорогая супруга.

Чем шутки шутить с кровожадным страшилищем, надо

Его покарать, о Сумитры достойное чадо!»

Тут Лакшмана в гневе из ножен свой меч извлекает.

Чудовищной деве он уши и нос отсекает.

И, кровью своей захлебнувшись, в далекие чащи

Пустилась бежать Шурпанакха тигрицей рычащей.

С руками воздетыми, хищную пасть разевая,

Она громыхала, как туча гремит грозовая.

 

Оскорбленная Шурпапакха, разыскав своего великосильного брата Кхару, сидящего в кругу свирепых ракшасов, с рыданьями бросилась ему в ноги. «О сестра! Кто испортил твою красоту?» — спросил Кхара. «Двое могучих лотосооких юношей, одетых в луб и черные антилопьи шкуры. Они назвались сыновьями царя Дашаратхи: Рамой и Лакшманой. На них и впрямь царственные знаки, притом смахивают они на небожителей. С ними прекрасная тонкостанная дева в уборе из золота и драгоценных каменьев».

Разгневанный Кхара с войском из четырнадцати тысяч ракшасов обрушился на обитель Рамы. Великий сын Дашаратхи повелел Лакшмапе остаться с Ситой в пещере, пока он сам не разобьет несметное войско, приведенное сюда Шурпанакхой. Рама напряг оправленный в золото лук н сказал ракшасам: «Этот лук взял я для того, чтобы расправиться с вами за зверства и притеснения, чинимые святым отшельникам, обитающим в лесу Данда-ка. Если вы хоть самую малость дорожите жизнью — поворачивайте вспять!»

В ответ па эти слова в доблестного сына Дашаратхи полетели многочисленные копья. Однако неустрашимый потомок Рагху рассекал своими златыми стрелами вражеское оружие. Придя в ярость, он извлек из колчана острые «нарача», точенные на камне, блистающие подобно лучам солнца. Они истребляли ракшасов, как громовая стрела — врагов Индры. Четырнадцать тысяч ратников Кхары остались на поле сраженья, в том числе трехголовый демон Тришира. Не избежал общей участи и сам Кхара. Весть о гибели брата и всех его сподвижников поведал Равапе спасшийся бегством Акампаца. Свой рассказ о беспредельном могуществе Рамы, которого не могут лишить жизни ни боги, ни асуры, заканчивает он советом похитить Ситу. «Послушай меня внимательно! — говорит Акампана повелителю ракшасов. Эта жемчужина среди женщин поражает своей несказанной красотой. В трех мирах нет ей равной! Нужно хитростью заманить Раму в лес и увезти его сокровище на Ланку. Нет сомненья в том, что сын Дашаратхи не перенесет разлуки с любимой супругой». Гавана, подстрекаемый вдобавок своей сестрой Шурпанакхой, с восторгом выслушал совет Акампаны. Он приказывает ракшасу Мариче, приняв обличье златошерстого оленя, приблизиться к обители Рамы. Когда оба царевича, в угоду Сите, погонятся за прекрасным животным, она останется одна, и Равана сможет осуществить задуманное похищение.

Грозный Марича, с превеликим трудом спасшийся в свое время от рук доблестного сына Дашаратхи, был мучим страхом и дурными предчувствиями. Но Равана, не желая внимать его увещаниям, велел ему взойти на воздушную колесницу, примчавшую обоих в Панчавати, н жилищу царственных отшельников.

 

Часть сорок вторая (Марича превращается в оленя)

 

Под сенью смоковницы ракшасов буйных властитель

Увидел смиренную хижину, Рамы обитель.

И Десятиглавый, с небес опустившись отвесно,

Сошел с колесницы, украшенной златом чудесно.

Он Маричу обнял и молвил, на хижину глядя:

«Не мешкай, должны мы исполнить свой замысел, дядя!»

И ракшас не мог пренебречь властелина веленьем.

Он, облик сменив, обернулся волшебным оленем,

Красивым животным, что взад и вперед у порога

Носилось, хоть Маричи сердце снедала тревога.

Олень пробегал по траве меж деревьев тенистых.

Сверкали алмазы на кончиках рожек ветвистых,

А шкура его серебрилась от крапин искристых.

И губы оленя, как лотос, па мордочке рдея,

Блестели, слегка изгибалась высокая шея.

В отличье от многих собратьев, покрытый не бурой,

А золотом и серебром отливающей шкурой,

Два лотосовых лепестка — два лазоревых уха

Имел он и цвета сапфира — поджарое брюхо,

Бока розоватые, схожие с мадхукой дивной,

Как лук семицветный Громовника — хвост переливный.

На быстрых ногах изумрудные были копыта,

И чудное тело его было накрепко сбито.

При помощи сил колдовских, недоступных понятые,

Стал Марича гордым оленем, прибегнув к заклятью.

Его превращенье продлилось не дольше мгновенья.

На шкуре златого оленя сверкали каменья.

Резвился у хижины, облик приняв светозарный,

Чтоб Ситу в силки заманить, этот ракшас коварный.

И Рамы приют освещал, и поляны, и чащи

Сей блеск несказанный, от оборотня исходящий.

Спиною серебряно-пестрой, исполненный неги,

Олень красовался, жуя молодые побеги,

Покамест у хижины, сенью смоковниц повитой,

Нечаянно не был замечен гуляющей Ситой.

 

Часть сорок третья (Сита восхищается оленем)

 

Срывала цветы дивнобедрая, н в отдаленье

Пред ней заблистали бока золотые оленьи.

«О Рама, взгляни!» — закричала она в умиленье.

Жена тонкостанная, чья красота безупречна,

За этим диковинным зверем следила беспечно.

Она призывала великого Рагху потомка

И Лакшману, храброго деверя, кликала громко.

Но тот, на оленью серебряно-пеструю спину

Взглянув, обращается к старшему царскому сыну:

«Мне чудится Марича в этом волшебном животном.

Ловушки в лесах расставлял он царям беззаботным,

Что, лук напрягая, летели, влекомы соблазном,

В погоню за тенью, за призраком дивнообразным.

Легко ли! В камнях драгоценных серебряно-пегий

Олень по поляне гуляет и щиплет побеги!»

Но Сита с улыбкой чарующей, Лакшманы слово

Спокойно прервав, обратилась к царевичу снова,

Не в силах стряхнуть наважденье кудесника злого.

«Похитил мой разум, — сказала царевна Видехи,—

Олень златозарный. Не мыслю я лучшей утехи!

 

О Рама, какое блаженство, не ведая скуки,

Играть с ним! Диковину эту поймай, Сильнорукий!»

И Раму олень златошерстый поверг в изумленье,

Пестря серебром, словно звезд полуночных скопленье.

Венчанный рогами сапфирными с верхом алмазным,

Он блеск излучал несказанный, дышал он соблазном!

Но Рама жену не хотел опечалить отказом

И Лакншаие молвил: «Олень, поразивший мой разум,

Будь зверь он лесной или Марича, ракшас коварный,

Расстанется нынче со шкурой своей златозарной!

Притом Богоравный добавил: «Следи неустанно,

Чтоб этот злонравный вреда не нанес Тонкостенной!

Оленя стрелой смертоносной, отточенной остро,

Убью и вернусь я со шкурой серебряно-пестрой».