Натали Саррот и Ален Роб-Грийе.

В основе творчества Саррот представление о подлинной душевной жизни человека, которая невыразима в слове. Словами можно только намекнуть. Тропизмы – ростовые движения растений, неуловимы как движения человеческой души. Чтобы на них намекнуть нужно прислушаться к тому, что за словами.

В 1997 г. «Откройте», посвящен приключениям слов, они – герой, те слова которые мы не говорим. Звучат слова отброшенные при разговоре людей. Здесь объяснена суть ее техники: слова произносимые препятствуют смыслу и пониманию.

«Золотые плоды» состоят из бессодержательных диалогов.

Важную роль играет элемент сатирический, общество споров, чья пустая болтовня мешает проникнуть в смысл слов. Цель Саррот Недостижима вне поля классического романа (он неподлинный, чтобы от него оттолкнуться, его надо воспроизвести). Категории такого романа вполне применимы к творчеству Саррот.

«Вы их слышите» (1972) движение сюжета в изменении оценки ситуации. В воображении героя разворачивается целый роман: внешние впечатления плюс подсознание, роман «отцов и детей», связан с конфликтом поколений. Роман не бессодержательный, скорее даже социальный. Эта социальность не является чем-то внешним по отношению к конструкции романа. Демонстрируются те правила и номы, которых человек придерживается в своей жизни. Разрушение клишированного отношения к жизни – и содержание и форма. В этом она классична.

Роб-Грийе (1922) первые книги вышли поздно, метод его определили как «шозизм» (вещь). Исходный замысел – показать вещи такими, какими они есть на самом деле. Освободить мир от значений, который им навязывает идеология. Мы не видим сами вещи, они в идеологическом ряду. Ряд этот нужно уничтожить.

Видение автором предмета становится все более и более детальным, дотошно фиксируются все новые и новые детали. Предмет распадается на детали, он перестает походить на свою форму. Предмет может походить на все, что угодно. Лабиринт – зона превращений, любая вещь может походить на любую другую. Автор стремится осовободить вещи от человеческой перспективы, но быстро понимает, что всерьез это сделать невозможно. Из этого он сделал вывод? Конвенции человеческого видения преодолеть нельзя, значит с ним можно играть. В конце 50-60х гг. его романы – игровые, игра с литературными нормами. Вместо хронологических и причинно-следственных связей – отражение и варьирование.

Человеческое видение нагружает мир смыслами, от него и пытается освободить вещи, продолжает мощную модернистскую установку. Искусство не должно завораживать читателя иллюзией реальности, содержать пафос и идеи – все это внешнее по отношению к искусству. Его «шозизм» приближает плоскость виденья к плоскости предмета. На смену «шозизму» приходит повторение и варьирование эпизодов, это обессмысливает роман и лишает его истории. Знаки указывают только друг на друга, один скрывает другой. Роман превращается в ленту Мебиуса. Эти романы - не привлекательные истории об обаятельных людях, в них нет морали. Приключения происходят только с языком. Но она является и игрой со смыслом, с человеческим содержанием, так как любое высказывание соотносится с человеческой жизнью, независимо от желания автора, оно обрастает смыслом. Такая игра была основой и классической литературы, доведение до предела опыта нового романа реабилитиреут роман классический. Теперь ценится прежде всего игра с языком.

В свете этих попыток меняется взгляд на историю и современность. В послевоенные годы выдвигаются авторы, находившиеся ранее в тени других. В их творчестве увидели альтернативу массовой литературе и авангардизму-модернизму. Их первоначально определили как постмодернистов: Набоков, Борхес, Фриш, Голдинг, Берджес, Кортасар, Барт, Маркес, Дюренмар.

 

1. Міфологізм у літературі 1 пол. ХХ ст.

Міфологізм – використання міфів у літературі. Міф – це розповідь, яка пояснює світ, його створення, закономірності існування, загибель, звичайно має образну форму та сприймається на віру. Звернення до міфу спричиняє синтез інтелектуального та ірраціонального, оскільки вимагає обізнаності та водночас звертається до інтуїції. Саме інтуїтивність привертає модерністів до міфу.

Міфи звичайно переосмислюються, що спричиняє, з одного боку, оновлення змісту міфу, а з іншого – виявлення позачасового сенсу сучасних подій та проблем. В одному творі можуть сполучатися різні джерела, як, напр., у Спустошеній землі” Еліота: біблійна, давньогерманська, індійська міфологія. Крім того, до літературних міфів можна віднести вічні образи („Доктор Фаустус” Манна).

Міфологізм реалізується таким чином:

1. Міф як сюжет

• інтерпретація міфологічного сюжету у зв’язку з сучасністю. „Мухи” Сартра – міф про Атридів: вбивство Агамемнона Егісфом та помста Ореста. На відміну від міфу, у п’єсі Сартра не приходить до міста Аргоса з наміром помститися, вбити вітчима (що було нормально для давніх греків), це нерішучий хлопець, який не тримав у руках зброї, але поступово наважується на вбивство, вбачаючи в цьому свою відповідальність, самореалізацію, перехід від існування до сутності (провідна ідея екзистенціалізму). Окрім
• „пародіювання” міфу: герої та сюжет твору поверхово схожі на міфологічні, але за сутністю відрізняються. Так, „Улісс” Джойса написано за схемою „Одіссеї” Гомера, але якщо „Одіссей” – це Леопольд Блум, то „Телемак” Стівен Дедал не є його сином, а дружина Блума Моллі, на відміну від Пенелопи, не вірна, а має коханця. Подібним чином в „Пігмаліоні” Шоу Хіггінс не закохується в Елізу, та й подобається вона йому тоді, коли чинить опір, тобто не як його створіння, а як самодостатня особистість
• використання не лише цілого сюжету, але окремих його елементів та образів: Ангели з ісламської міфології в Елегіях Рільке
• алюзії (натяки) на міфічні сюжети: боротьба Сантьяго з рибою у Хемінгуея – боротьба Іакова з ангелом у Біблії

 

2. Міф як структура:

• актуалізація архетипів (образів, які актуальні для всього людства), напр., Тінь як вираження темного начала в людині (вовк у „Степовому вовку” Гессе або лорд Генрі у „Портреті Доріана Грея” Уайльда),
• аналогії обрядів та ритуалів: ініціація (випробування юнака перед вступом до дорослого суспільства), що взагалі характерно для роману виховання – „Чарівна гора” Т.Манна: Ганс Касторп перебуває в санаторії 7 років, після чого виходить готовий до активної діяльності, у „Замку” Кафки герой шукає способів проникнути у замок та розібратися з тим, що відбувається і т.п.
• використання міфологем: „Перетворення” Кафки близьке до тотемічних міфів (тотем – істота, яка вважається першопредком роду, оскільки людина походить від нього, то може перетворитися на нього), стихія води у „Старому та морі” Хемінгуея
• використання загальних типів міфів, напр., календарних міфів про спустошення та відродження землі („Спустошена земля” Еліота)
• час: циклічний або такий, що можна повернути (Пруст, Вулф)
• наявність „двійників” – героїв, між якими є очевидна або прихована схожість (Шен Де і Шон Да в „Добрій людині з Сичуані” Брехта), або відповідних ситуацій (народження Крістмаса та дитини Ліни Гроув у „Світлі в серпні” Фолкнера) і т.п.

 

14. Тема „втраченого покоління” в літературі 1 пол. ХХ ст.

Этот вид литературы сложился в США и Европе. Писатели этого направления были в течение 10 лет после Первой Мировой Войны активны в этой тематике.

1929 – появление романов Олдингтона «Смерть героя», Ремарка «На зап фр..» и Хемингуэя «Прощай оружие».

«Все вы потерянное поколение» - эпиграф Хемингуэя затем стал лит. термином.

«Писатели потер поколен» – точное определение настроения людей прошедших Первую Мировую Войну; пессимисты, обманутые пропагандой; потеряли идеалы, которые внушались им в мире жизни; война разрушила многие догмы, госинституты; война обрела их на безверие и одиночество. Герои «ППП» лишены многого, они не способны на единение с народом, государством, классом, в результате войны они противопоставляют себя миру, который их обманул, несут в себе горькую иронию, критику устоев фальшивой цивилизации. Литература «ППП» рассматривается как часть лит реализма, несмотря на пессимизм, который сближает ее с лит модернизма.

“Мы хотели было воевать против всего, всего, что определило наше прошлое, - против лжи и себялюбия, корысти и бессердечия; мы ожесточились и не доверяли никому, кроме ближайшего товарища, не верили ни во что, кроме таких ни когда нас не обманывавших сил, как небо, табак, деревья, хлеб и земля; но что же из этого получилось? Все рушилось, фальсифицировалось и забывалось. А тому, кто не умел забывать, оставались только бессилие, отчаяние, безразличие и водка. Прошло время великих человеческих и мужественных мечтаний. Торжествовались дельцы. Продажность. Нищета”.

Этими словами одного из своих героев Э. М. Ремарк высказал сущность мировосприятия своих ровесников - людей “потерянного поколения”, - тех, кто прямо со школьной скамьи уходил в окопы первой мировой войны. Тогда они по-ребячески ясно и безоговорочно верили всему, чему их учили, что слышали, что прочли о прогрессе, цивилизации, гуманизме; верили звонким словосочетаниям консервативных или либеральных, националистических или социал-демократических лозунгов и программ, всему, что им втолковывали в родительском доме, с кафедр, со страниц газет...

Но что могли значить любые слова, любые речи в грохоте и смраде ураганного огня, в зловонной грязи траншей, заливаемых туманом удушливых газов, в тесноте блиндажей и лазаретных палат, перед бесконечными рядами солдатских могил или грудами искромсанных трупов, - перед всем страшным, уродливым многообразием ежедневных, ежемесячных, бессмысленных смертей, увечий, страданий и животного страха людей - мужчин, юношей, мальчиков…

Все идеалы разлетелись в прах под неотвратимыми ударами действительности. Их испепеляли огненные будни войны, их топили в грязи будни послевоенных лет. Тогда, после нескольких коротких вспышек и долгого угасания немецкой революции, на рабочих окраинах трещали залпы карателей, расстреливавших защитников последних баррикад, а в кварталах “шиберов” - новых богачей, нажившихся на войне, - не прекращались оргии. Тогда в общественной жизни и во всем быту немецких городов и городков, еще так недавно гордившихся безупречной опрятностью, строгим порядком и бюргерской добропорядочностью, воцарились нищета и распутство, нарастали разруха и неурядицы, опустошались семейные копилки и человеческие души

Внезапно оказалось, что война и первые послевоенные годы уничтожили не только миллионы жизней, но и идеи, понятия; были разрушены не только промышленность и транспорт, но и простейшие представления о том, что хорошо и что плохо; было расшатано хозяйство, обесценивались деньги и нравственные принципы.

Те немцы, которые поняли настоящие причины и настоящий смысл войны и вызванных ею бедствий и были достаточно мужественны, пошли за Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург, за Кларой Цеткин и Эрнестом Тельманом.Но и они были в меньшинстве. И это явилось одной из причин последующей трагической судьбы Германии. Однако многие из немцев не поддержали и даже не смогли понять революционной борьбы пролетариата. Одни искренне, но бездеятельно сочувствовали и сострадали, другие ненавидели или боялись, а подавляющее большинство растерянно и недоуменно смотрело со стороны на то, что казалось им продолжением братоубийственных кровопролитий большой войны, они не различали правых и виноватых. Когда отряды спартаковцев и красногвардейцев вели отчаянные бои за право жить, на труд и счастье для всего немецкого народа, сражаясь против многократно превосходящих сил реакции, многие немцы вместе с героем романа Ремарка лишь скорбно отмечали: “Солдаты воюют против солдат, товарищи против товарищей”.

Олдингтон в поисках решений старых и новых вопросов занялся преимущественно публицистикой. Ремарк дольше других старался держаться в русле, намеченном уже в самом начале его творческой жизни, и сохранить в годы новых великих потрясений неустойчивое равновесие трагического мироощущения своей молодости.

Особенно остро и мучительно проявляется этот трагический нейтрализм в сознании и мироощущении тех мыслящих и честных бывших солдат, которые после страшного опыта войны и первых послевоенных лет утратили доверие уже к самим понятиям “политика”, “идея”, “цивилизация”, не представляя себе даже, что бывает честная политика, что есть благородные идеи, что возможна цивилизация, не враждебная человеку.

Они постарели, не зная юности, им очень трудно жилось и позднее: в годы инфляции, “стабилизации” и нового экономического кризиса с его массовой безработицей и массовой нищетой. Им трудно было везде - и в Европе и в Америке, в больших городах шумных, пестрых, суматошных, лихорадочно деятельных и равнодушных к страданиям миллионов маленьких людей, кишевших в этих железобетонных, кирпичных и асфальтовых лабиринтах. Не легче было и в деревнях или на фермах, где жизнь была более медлительной, монотонной, примитивной, но такой же равнодушной к бедам и страданиям человека.

И многие из этих мыслящих и честных бывших солдат с призрительным недоверием отворачивались от всех больших и сложных общественных проблем современности, но они е хотели быть ни рабами, ни рабовладельцами, ни мучениками, ни мучителями. Они шли по жизни душевно опустошенные, но упорные в соблюдении своих простых, суровых принципов; циничные, грубые, они были преданы тем немногим истинам, к которым сохранили доверие: мужской дружбе, солдатскому товариществу, простой человечности.

Насмешливо отстраняя пафос отвлеченных общих понятий, они признавали и чтили только конкретное добро. Им внушали отвращение высокопарные слова о нации, отечестве, государстве, и они так и не доросли до понятия класса. Они жадно хватались за любую работу и трудились упорно и добросовестно, - война и годы безработицы воспитали в них необычайную жадность к производительному труду. Они бездумно распутничали, но умели быть и сурово-нежными мужьями и отцами; могли искалечить случайного противника в кабацкой потасовке, но могли без лишних слов рисковать своей жизнью, кровью, последним имуществом ради товарища и просто ради человека, возбудившего мгновенное чувство приязни или сострадания.

Их всех называли “потерянным поколением”. Однако это были разные люди - различны были их социальное положение и личные судьбы. И литературу “потерянного поколения”, возникшую в двадцатые годы, создавало творчество также разных писателей - таких, как Хемингуэй, Дос Пассос, Олдингтон, Ремарк. Общим для этих писателей являлось мироощущение, определявшееся страстным отрицанием войны и милитаризма. Но в этом отрицании, искреннем и благородном, ощущалось полное непонимание социально-исторической природы, природы бед и уродств действительности: они обличали сурово и непримиримо, но без какой бы то ни было надежды на возможность лучшего, в тоне горького, безотрадного пессимизма.

Однако различия идейного и творческого развития этих литературных “ровесников” были весьма существенны. Они сказались в последующих судьбах писателей “потерянного поколения”. Хемингуэй вырвался за пределы трагически безысходного круга его проблем и его героев благодаря участию в героической битве испанского народа против фашизма. Несмотря на все колебания и сомнения писателя, живое, горячее дыхание народной борьбы за свободу придало новые силы, новый размах его творчеству, вывело его за пределы одного поколения. Напротив, Дос Пассос, попав под влияние реакции, то и дело противопоставлявший себя передовым общественным силам, безнадежно старел, творчески мельчал. Он не только не сумел перерасти свое злосчастное поколение, но опустился ниже его. Все сколько-нибудь значительное в его прежнем творчестве связано с проблемами, волновавшими солдат первой мировой войны.

 

15. Роман М.Пруста „В пошуках втраченого часу” як „суб’єктивна епопея”. Співвідношення автора та героя. Концепція 2-х авторських „я”(„Проти Сент-Бева”).

 

Пруст (Proust) Марсель (10.7.1871, Париж, - 18.11.1922, там же), французский писатель. Сын врача. Учился на юридическом факультете Сорбонны.

 

В 1896 издал сборник новелл "Утехи и дни". В 1900-13 вёл отдел салонной хроники в газете "Фигаро" ("Figaro"). Основное произведение Пруста - цикл "В поисках утраченного времени" (т. 1-16, 1913-1927, последние 6 томов опубликованы посмертно), состоящий из семи романов. Рассказчик "Поисков" - отпрыск богатого буржуазного семейства, не отличающийся здоровьем и не занимающийся какой-либо практической деятельностью, с юности получивший доступ в аристократические круги. Наиболее серьёзное испытание его жизни - мучительная любовь к Альбертине, во многом вызванная и поддерживаемая ревностью.

 

Герой испытывает подлинный интерес к литературе и искусству, но его собственные творческие попытки в течение долгого времени безрезультатны. Лишь в последнем романе цикла - "Обретённое время" - герой начинает писать роман о своей жизни, ибо убеждается в том, что только художественное творчество, основанное на интуиции, сообщает смысл человеческому существованию, "утраченному времени". Многие эпизоды в книга Пруста привлекают внимание к явлениям субъективного восприятия пространства и времени и особенно непроизвольной памяти; внутренняя жизнь героя воспроизводится как «поток сознания».

 

П. стремится показать недостоверность, относительность представлений человека о себе, о мире и обществе, расшатанность, непрочность самого общества. В основе творческого метода Пруста лежит импрессионизм, в границах которого Пруст может приходить к элементам социального критицизма, создавать реалистически правдивые человеческие образы. Прустом созданы замечательные типы аристократов и буржуа (барон де Шарлюс, Гермапты, Сванн, Вердюрсны). Опыт Пруста разнообразно отозвался в творческих исканиях многих западноевропейских писателей 20 в.

Творчий метод письменника

 

o Увага Пруста до звуків, смаків, кольорів, запахів, які збудили забуті враження, ототожнили твір з естетикою імпресіонізму.

 

o Звернення до дрібниць життя, щоб знайти у малому велике.

 

o Використання прийому "потік свідомості".

 

o Дослідження свідомості своїх героїв через підсвідомі імпульси вражень, через інтуїтивну пам'ять, складні асоціативні ланцюжки образів, систему лейтмотиву.

 

o Песимістичність сприйняття світу.

 

o Доведення самодостатності і безмежності людської душі.

 

o Подолання і відродження часу і простору за межами їх реального прояву.

 

o Збереження майстерності влучної соціальної характеристики.

 

Своєрідність структури романів

 

- "безсюжетність" - відсутність типового сюжету, викладеного хронологічно;

 

- сюжет - це думки, враження персонажів;

 

- нетрадиційне розкриття внутрішньою світу героїв. Вони не мають єдиної цілісної психології, їх характер і навіть зовнішність мінливі і плинні настільки, що складалося враження, ніби письменник дав одне і те саме ім'я різним людям.

 

- незначні деталі, які письменник описав повільно, детально, і з неперевершеною майстерністю.

 

М. Пруст здійснив справжню революцію в мистецтві створення романів. Вони не були лише оповіддю про події або життєві історії персонажів, а перетворилися на прискіпливий аналіз самого процесу бачення цих подій, на зображення механізмів роботи свідомості.

 

У зв'язку з цим прозу М. Пруста назвали романами "потоку свідомості".

 

Новаторство Пруста в романістиці розкрилося у тому, як автор переосмислив природу жанру епопеї. Це епопея, яка у всій своїй повноті розкрила життя окремої індивідуальної свідомості, це внутрішній монолог оповідача Марселя, який протягом усіх творів згадав те, що відбулося з ним у минулому, знову переживає своє життя.

 

16. Композиція роману М.Пруста „В пошуках втраченого часу”. Концепція часу та тривалості (А.Бергсон). Поняття несвідомого спогаду. Особливості потоку свідомості.

 

Представитель импрессионизма (в его прозаическом варианте) Марсель Пруст (1871 - 1922) — «В поисках утраченного времени» (1913-1927). Роман из 7 книг («По направлению к Свану», «Под сенью девушек в цвету», «У Германтов». «Содом и Гоморра», «Пленница», «Исчезнувшая Алъбертина). Все книги объединены образом рассказчика Марселя, который пробуждается ночью и вспоминает прошлое. Автор — тяжело больной человек, изолированный от жизни. Произведение — средство замедлить бег времени, поймать его в сети слов. Роман основан на принципах:

* Все — в сознании, поэтому конструкция романа-потока выражает его бесконечную сложность и текучесть

* Впечатление — критерий истины (импрессионист). Мимолетное впечатление (названо озарением) и ощущение от него живут одновременно в прошлом и позволяют воображению насладиться ими и в настоящем. По выражению автора, «схватывается частичка времени в чистом виде»

* В механизме творчества главное место занимает «инстинктивная память». Писательское «я» только воспроизводит запасы субъективных впечатлений, которые хранятся в подсознании. Искусство - высшая ценность потому, что оно (с помощью памяти) позволяет жить сразу в нескольких измерениях. Искусство — плод молчания, оно, отстраняя разум, способно проникнуть в глубину и установить контакт с длительностью. Такое искусство не изображает, а намекает, оно суггестивно и воздействует с помощью ритма, подобно музыке.

* Мир в романе показан с чувственной стороны: цвет, запах, звук составляют импрессионистические пейзажи романа. Структура романа — реставрация, воссоздание мелочей бытия с радостным чувством, потому что таким образом обретается утраченное время. Развитие образов — в порядке припоминания, в соответствии с законами субъективного восприятия.

Поэтому отстраняется общепринятая, иерархия ценностей, значение определяет Я., а для него поцелуй матери более значим, чем катастрофы мировой войны. Здесь основной принцип— история где-то рядом.

* Движущей силой поступков героя становится подсознание. Характер не развивается под воздействием окружения, меняются моменты его существования и точка зрения наблюдателя. Впервые личность осознается не как сознательный индивидуум, но как цепь последовательно существующих «Я». Поэтому образ часто строится из ряда зарисовок, дополняющих друг друга, но не дающих целостной личности (Сван представлен в разных ситуациях как несколько разных людей). Здесь последовательно проводится мысль о непостижимости человеческой сущности.

* В создании образа повествователя господствует «Я», т.е. герой - не тень автора, но словно бы сам автор (герой-рассказчик наделен всеми чертами жизни Пруста, вплоть до газеты, в которой работал).

* Темы — а) традиционная для французской литературы бальзаковская тема утраченных иллюзий; 6) тема нетождественности человека и художника в структуре творческой личности: нет зависимости таланта от человеческих качеств личности. По мнению Пруста, художник — это тот, кто может престать жить собой и для себя, может «превращать свою индивидуальность в подобие зеркала».

* Метод М.Пруста — трансформация реалистической традиции на уровне импрессионизма, не классического (конца XIX в.), а модернистского (начала XX в. Основа — философия Бергсона (интуитивизм), вслед за которым Пруст считал, что сущность - это длительность, непрерывный поток состояний, в котором стираются грани времен и определенность пространства. Отсюда понимание времени как безостановочного движения материи, ни одно из мгновений и фрагментов которого не может быть названо истиной. Т.к. все — в сознании, в романе нет хронологически ясности, преобладают ассоциации (то пропадают годы, то растягиваются мгновения). Целостное подчинено детали (из чашки чая, ее вкуса и запахов, пробудивших воспоминания, выплывает внезапно «весь Комбре со своими окрестностями»).

* Стиль романа — поразил современников. На уровне композиции - кинематографичность видения (образ Свана — как будто смонтирован из кусков). Лексика отличается нагромождением ассоциаций, метафоричностью, сравнениями, перечислениями. Синтаксис сложен: передавая ассоциативное мышление, фраза развивается свободно, расширяется как поток, вбирая риторические фигуры, дополнительные конструкции и заканчивается непредсказуемо. При всей сложности структуры, фраза не ломается.

Пруст пишет повествование типа романа-биографии, но он принципиально иной, там последовательность событий представлена не напрямую, как это принято в классическом романе-биографии. Более того, последовательность событий вообще не является предметом описания, хотя ее можно реконструировать.

Можно реконструировать и систему отношения героев, их принадлежность к социальной системе, их социальный статус. Но Пруста это интересует мало. Он организует повествование иначе, его биография это рассказ о жизни человеческого "я" в буквальном смысле этого слова. Он раскрывает внутреннюю жизнь своего героя, его, кстати зовут Марсель, описывает потоки переживаний, вызываемых объективным миром. Автор представляет непосредственный ход этого потока, и в этом он пытается быть объективным, он пишет так, будто автора нет, он не пытается интерпретировать, что писатели делали всегда, явно или неявно. Пруст как бы фотографирует картину человеческого сознания, удаляясь полностью из этой картины. Для Пруста сознание человека это сложный комплекс, это и рациональная деятельность, и иррациональная деятельность, и подсознательное, это все то, что составляет суть каждой человеческой личность, то, что придает ей индивидуальность. Прусту самое главное воспроизвести внутреннюю жизнь, и все его произведения так и выстроены, перед нами развернут с наибольшей полнотой поток сознания героя. Модернизму это очень свойственно. Поток сознания это:

1. объект описания, то, что описывается модернистами, именно в нем с точки зрения модернистов сосредотачивается жизнь человека;

2. это новое художественное средство, оказалось, что традиционными художественными средствами внутреннюю жизнь человека описать невозможно, писатели модернисты разработали новый художественный прием, технику потока сознания, это новый прием организации текста. Этот прием может быть использован в любой эстетической школе, он нейтрален, и это не принадлежность одного только модернизма (например, модернист Кафка этим приемом не пользовался, а реалист Фолкнер использовал).

Все гигантское сооружение романа Пруста покоится на фундаменте тщательно обдуманных, лаконично и жестко сформулированных принципов: «Все в сознании», «Впечатление — критерий истины» — принципов импрессионистических.

Центральное место в механизме творчества занимает «инстинктивная память». Разум бессилен — «мое тело припоминало», припоминает «оцепеневший бок». Весь необъятный материал жизненных впечатлений увековечивается в матрицах различных материальных объектов. Вызвать эти впечатления к жизни, «припомнить», вернуть утраченное время в состоянии лишь ощущение, лишь чувство. Таким образом, писательское «я» — пассивный воспроизводитель тех запасов, которые хранятся в глубинах подсознания.

Словесная ткань прустовского романа, необычайный синтаксис — непосредственное выражение этого пассивного, порой полудремотного состояния, в котором пребывает повествователь. Невозможно представить, чем закончится предложение, как построится его капризная линия. В языке Пруста, как кажется, ничто заранее не продумано, фраза свободно разливается, обрастая сравнениями, перечислениями, метафорами.

Своеобразие искусства Пруста — в импрессионистическом фиксировании микрокосма субъективных впечатлений, расчленяющихся на мельчайшие частицы. Пруст ловит каждый миг, все стадии перемен вечно изменчивого мира «элементарных частиц». С детских лет Пруст обладал способностью необычайно интенсивно воспринимать различные детали внешнего мира, запоминая их на всю жизнь. Внешний мир оборачивается к воспринимающему своей чувственной стороной, своей плотью, запахами, цветами, звуками, составляя подлинно импрессионистические пейзажи, которыми насыщен роман Пруста.

Как бы ни складывалась жизнь повествователя, что бы с ним ни случалось, его память одержима первыми, казалось бы, незначительными впечатлениями детства, прогулок то в сторону Свана, то в сторону Германтов, видом местной колокольни, деревьев, запахами придорожных трав. Эти впечатления навсегда остаются пробным камнем и истинно живой реальностью, законсервировавшись и выходя на поверхность сознания в живом виде. Все огромное сооружение романа — в ракурсе этих мелочей бытия, реставрация которых сопровождается острым чувством радости, ибо таким образом обретается утраченное время, таким образом начинается искусство. Припоминание, по Прусту, сродни художественному творчеству, плоды его сопоставимы с произведениями искусства.

Значение определяется только данным «я» — а для него, например, поцелуй матери перед отходом ко сну несравненно значительнее, чем первая мировая война. Война и упоминается вскользь, тогда как обряд поцелуя становится темой подлинного эпоса.

Поскольку «все в сознании», роман необычно построен, он лишен хронологической ясности и определенности, с величайшим рудом определяется время действия. Господствует «инстинктивная память», прихотливая игра субъективных ассоциаций, то пропадают целые годы рассказанной истории, то разрастаются мгновения.

Как подлинный импрессионист, Пруст полагал, что лишь доступный непосредственному восприятию факт обладает ценностью эстетической. «В поисках утраченного времени» — эпопея повседневного, данного, торжество настоящего времени.

Время утраченное найдено тогда, когда оно интенсивно переживается в данный момент настоящего времени.

Пруст не доверяет тому, что выходит за пределы личного опыта, поэтому «я» повествователя господствует в романе, этом своеобразном дневнике воспоминаний. Герой уже не роллановская «тень» автора, но словно бы сам автор. Во всяком случае герой-рассказчик болеет астмой, как и Пруст, печатает статьи в газете «Фигаро» и т.д. Все персонажи романа — родные героя-автора или же хорошие знакомые, все — из «его сознания». Пруст отличал свой роман от роллановского по тому признаку, что сознание для Роллана — «сюжет», тогда как сознание присутствует в книге только тогда, когда она им, сознанием, творится и свою подлинность, «аутентичность» сохраняет.

«Все в сознании». Но в сознании оказался огромный мир, разместившийся в семи частях романа. Из чашки чаю, из ее запахов и вкусов, пробудивших воспоминания, внезапно выплывает «весь Комбре со своими окрестностями», вся жизнь повествователя, жизнь множества других лиц, наконец, жизнь Франции конца XIX — начала XX в. Портреты Германтов, Вердюренов, Норпуа и некоторых других персонажей выполнены в характерных подробностях, из которых можно извлечь множество сведений о парижских салонах, завсегдатаем которых был Марсель Пруст, о быте и нравах аристократов и богатых буржуа.

Вначале рассказчик относится к «стороне Германтов», т.е. к миру богатых и родовитых аристократов, восторженно. Для него этот мир загадочен и притягателен, он отождествляется с внешним блеском, с веками отшлифованной элегантностью, остроумием, тонкостью речей, природным изяществом. Молодой человек проникает в этот мир и с удовольствием его описывает в бесконечно повторяющихся обстоятельствах великосветских приемов и обедов.

Однако от пристального взгляда писателя не может укрыться и бессердечие, и предрассудки, и скудоумие, прикрытые импозантной внешностью. Появляются иронические интонации, сатирические характеристики, не скрывает Пруст и прямых оценок «деградирующей аристократии». В романе развертывается традиционная тема «утраченных иллюзий», бальзаковская тема.

«Инстинктивная память» хозяйничает в отведенных ей границах. Какой бы она капризной ни была, роман делится на несколько частей, логически следующих одна за другой в соответствии с развитием тем, которые превращаются в «мотивы», среди которых выделяются «лейтмотивы». Роман Пруста сравним с музыкальным произведением, автор сопоставлял его с произведением архитектуры, придавая большое значение крепкой и надежной постройке.

 

17. Інтертекстуальність роману Дж.Джойса „Улісс”. Міфологізм. Елементи пародії.

Ирландский писатель, школа потока сознания. (2.2.1882, Дублин, - 13.1.1941, Цюрих). Окончил иезуитский колледж и Дублинский университет (1902). В 1904 покинул родину, с 1920 жил в Париже. Дебютировал в 1907 книгой стихов «Камерная музыка», но известность Д. принесла проза. В рассказах сборника «Дублинцы» (1914, рус. пер. 1937) выведены образы «маленьких людей», задавленных мещанским бытом; в некоторых рассказах Д. выступил против угнетения Ирландии Англией. В романе «Портрет художника в юности» (1916) Д. показал освобождение юного героя от морально-религиозных догматов и обязанностей и в то же время его отказ от общественной борьбы и национально-освободительных идеалов: герой Д. замыкается в кругу художественных интересов.

 

«Поток сознания» («Stream of consciousness») в литературе, литература 20 в. преимущественно модернистского направления, непосредственно воспроизводящая душевную жизнь, переживания, ассоциации. Термин «П. с.» принадлежит американскому философу-идеалисту У. Джемсу: сознание - это поток, река, в которой мысли, ощущения, внезапные ассоциации постоянно перебивают друг друга и причудливо, «нелогично» переплетаются («Основания психологии», 1890). «П. с.» представляет собой предельную степень, крайнюю форму «внутреннего монолога», в нём объективные связи с реальной средой нередко трудно восстановимы. Писателями, предвосхитившими в своём творчестве современный «П. с.», считают Л. Стерна («Жизнь и мнения Тристрама Шенди», т. 1 - 9, 1760 - 67) и Л. Н. Толстого, открывшего новый этап в разработке средств психологического анализа. «П. с.» начала 20 в. вырос из произведений Ж. Гюисманса, Э. Дюжардена, из английской литературы «рубежа века» (Г. Джеймс, Дж. Мередит, Дж. Конрад, Р. Л. Стивенсон). Превращение «П. с.» из реалистического художественного приёма в метод изображения жизни, претендующий на универсальность, вызвано рядом общественных причин, прежде всего кризисом буржуазного сознания в эпоху империализма.

 

В классических произведениях «П. с.» (романы М. Пруста, В. Вулф, Дж. Джойса) до предела обострено внимание к субъективному, потайному в психике человека; нарушение традиционной повествовательной структуры, смещение временных планов принимают характер формального эксперимента. Центральное произведение «П. с.» в литературе - «Улисс» (1922) Джойса, продемонстрировавшее одновременно вершину и исчерпанность возможностей метода «П. с.»: исследование внутренней жизни человека сочетается в нём с размыванием границ характера, психологический анализ нередко превращается в самоцель. При значительном влиянии Джойса на европейскую и американскую литературы большинство крупных писателей прошли через увлечение «П. с.» в основном в ранних произведениях и в дальнейшем обращались к нему в реалистических познавательных целях - как к приёму в изображении определённых душевных состояний.

 

В главном произведении Д. - романе «Улисс» (1922) развит наметившийся в «Портрете художника» метод «потока сознания». Избегая целостного изображения действительности, Д. фиксирует самые ничтожные поступки, ощущения и мысли персонажей. В этом калейдоскопе вырисовываются бесцельность и пошлость жизни, воплощён