Трудности и парадоксы профессии

В маленьком, поэтично и выразительно написанном этюде о своей профессии прекрасный мастер своего дела журналист «Ком­сомольской правды» Василий Песков рассказывал, как он начи­нал трудовой путь в районной газете:

Первую мою получку в газете мать пересчитала и не спрятала, как обычно в ящик швейной машинки, а положила на стол. Пришел отец. Це­лую ночь я слышал тревожный шепот. Мать не могла поверить, что рав­ную отцовской получку можно было заработать писанием.

— У тебя, сынок, работа не трудная — тяжелей карандаша ничего не

поднимаешь.

Мать с детства вязала снопы, колола, косила, носила из леса дрова, поила скотину. По крестьянскому разумению только это можно считать тяжелой работой.

Недавно в отпуске я перелистал старый «Курьер ЮНЕСКО», которым мать накрывала горшки с топленым молоком. Оказывается, подсчитано, что самый короткий срок жизни у журналистов. Журналисты живут мень­ше, чем шахтеры... Мать неграмотная, но я спрятал этот журнал. Надо ли матерям знать всю правду о нашей работе?

Матерям, может быть, и не надо. А вот тем, кто решил посвя­тить себя журналистике, обязательно нужно. Американские психо­логи установили, что журналисты по уровню стрессовости нахо­дятся на одной шкале с такими профессиями, как брокер и дис­петчер авиалиний.

Конечно, сегодняшние первокурсники знают о трудностях и опасности своей профессии гораздо больше, чем те, что поступа­ли на факультеты журналистики несколько лет назад. Хотя бы по­тому, что часто смотрят по телевидению и слушают по радио, читают в газетах, в каких условиях работают телерепортеры в «го­рячих точках» и экстремальных ситуациях, как журналистов пре­следуют, а то и убивают за профессиональную деятельность.

5-927

Социологические исследования свидетельствуют, что, говоря о сложностях и трудностях профессии, журналисты обычно назы­вают ненормированность рабочего времени, большой объем дел,' высокий темп и ритм труда, постоянную спешку, высокую сте­пень социальной ответственности, большие морально-психологи-i ческие перегрузки, нервное напряжение, невозможность глубоко вникнуть в проблемы из-за нехватки времени. Теперь к этим чисто; профессиональным трудностям добавляются опасности, связан­ные с нынешней переломной ситуацией в стране, преследования,] запугивания, судебные процессы, угрозы жизни и здоровью.

Основная сложность профессии в огромной социальной и мо­ральной ответственности перед обществом, перед людьми, перед историей. Каждое слово, размноженное в тысячах и миллионах экземпляров (особенно на телевидении и радио), может стать ле-| карством для оздоровления общества либо вирусом болезни, стра-з ха, недоверия, вражды, способно изуродовать жизнь не только»; отдельному человеку, но и навредить всему обществу.

Один пример. Не были ли виноваты журналисты в кровавых| событиях расстрела Дома правительства в 1993 г.? Они сами при-] знавались в этом, и многие каялись. А некоторые и не думали рас­каиваться. Например, в телевизионных интервью тех лет некото­рые публицисты иначе как «красно-коричневой мразью» не назы-; вали тех, кто тогда был в оппозиции Ельцину и властям. В газетах,' передачах того времени постоянно были слышны слова «враги»,' «борьба» и т.п. Такая терминология не ведет к общественному со-; гласию и решению проблем мирным путем.

А политические информационные войны накануне президент- j ских и парламентских выборов, как на общероссийском, так и на] региональном уровне? А «черные технологии», которые теперь] принято называть «черным пиаром», которые полностью извра­щают принципы демократии и гражданского общества?

Продажных «пиарщиков» от журналистики нельзя назвать жур­налистами-профессионалами, потому что основная сущность на­шей профессии — это объективность и точность информации.

Сегодня журналистов покупают и подкупают. Порядочность, честность, общественная социальная ответственность журналист­ской профессии подвергаются жесточайшим испытаниям. Она ком­мерциализирована до крайности. Журналист часто становится под­невольным наемным работником своего хозяина, владельца изда­ния или телерадиокомпании, который имеет полное право убрать журналиста из редакции, если тот посмеет выступить за правду, когда она невыгодна владельцу или редактору.

Бывает, журналисты откровенно продаются. Часто их публика­ции представляют скрытую рекламу, которую в журналистском сообществе прозвали «джинса». Это, конечно, несовместимо с эти­кой профессии. Очень образно сказал об этом известный журна­лист Леонид Радзиховский в одном из номеров «Журналиста»: когда надо писать о каких-то неблаговидных делах коммерческих фирм, журналисты молчат, «словно денег в рот набрали».

Едва освободившись от партийной зависимости в бытность со­ветской власти, журналисты тут же попали в зависимость эконо­мическую, порой гораздо более жесткую, чем прежняя. В то же время, как и раньше, существует и политическая зависимость от властей или партий, особенно на региональном уровне, но теперь и она часто принимает характер экономической или политико-экономической зависимости.

Особенно отчетливо проявляется «лакейская» сущность жур­налистики в периоды избирательных кампаний, когда СМИ про­пагандируют того кандидата, за которого платят больше или от которого они зависят по своему должностному положению. И эта жесткая ситуация коммерческой зависимости журналиста — одна из самых больших трудностей профессии сегодня. Заслуживают огромного уважения те журналисты и редакции, которые сохра­няют лицо и мужественно противостоят диктату жестокого рынка. Если журналистов не удается купить, их могут шантажировать, держать в постоянном страхе за свою жизнь и семью, затаскать по судам и, наконец, избить, покалечить или даже убить.

Первые страшные публикации об убийствах журналистов по­явились в памятном 1991 г., когда погибло шесть журналистов. Среди них убитый в собственном кабинете в упор за публикацию в ка­лужской газете «Знамя» главный редактор Иван Кузьмин; ком­ментатор «Маяка» Леонид Лазаревич, которого смерть нашла в момент репортажа об армянско-азербайджанском конфликте; кор­респондент сатирического журнала «Крокодил» Марк Григорьев; кинорежиссер Андрис Слапиньш и оператор Гвидо Звайгзне, уби­тые во время событий, происходивших на площади перед Латвий­ским телевидением; талантливый и любимый зрителями телеобо­зреватель Александр Каверзнев. Обо всем этом написал «Журна­лист» (1992. № 7), который вышел в траурном черно-красном оформлении под общей темой «Как нас преследуют и убивают». В номере напечатаны сведения о том, что в мире, по данным международной организации «Репортеры без границ», 121 журна­лист заключен в тюрьму, зафиксировано 1445 нарушений свободы прессы. Тут же помещен мартиролог — скорбный список убитых за профессиональную деятельность на планете в 1991 г. — 72 имени,

из них 20 — в Югославии, где тогда шла война. На карте бывшег Союза в траурной рамке — шестеро. И это казалось тогда невидан-1 но большой цифрой.

Но вот держу в руках газету «Московский комсомолец» и чи­таю фамилии погибших во время октябрьских событий — расстрел ла Белого дома в 1993 г., когда несколько часов кряду из пушек прицельно били по парламенту на виду у всего человечества, по*| скольку велась непрерывная трансляция по ТВ этого трудно пред-| ставимого в мирное время кровавого действа. Несколько журнали* стов, пытавшихся освещать эти страшные события, погибли здесь,! в часы штурма. Среди них не только российские, но и иностран-J ные репортеры. В них стреляли прицельно — не хотели, чтобы кадрах хроники, в блокнотах осталась правда.

В день годовщины штурма Белого дома по радио шла передача о том, как уже два года не могут найти журналистов Виктора Но-1 гина и Геннадия Куренного, пропавших в Югославии во времад войны. Их российский коллега рассказывал, что американские! журналисты чувствовали себя в Югославии более защищенными,! чем наши. И не только потому, что ездили на более безопасных*] бронемашинах, но и потому, что застрахованы: в случае их смерти! семьям выплатят 200—300 тыс. долл. и назначат приличную пенсию.,| У нас редкое издание страхует журналистов, работающих в «горя-; чих точках».

А этих точек за прошедшее десятилетие было много: Афганис-| тан, Чечня, Карабах, Таджикистан, Абхазия, Грузия, Ирак. Чис-_;| ло убитых в России журналистов в особо «горячие» годы доходило ] до 30-35 человек.

Что журналистов влечет туда, где смерть? Фотокорреспондент. ИТАР-ТАСС Александр Неменов на вопрос, что привлекает его в | таких съемках, ответил: «Во-первых, это интересно. Это не наду-;.| манные события типа какой-нибудь презентации. На войне все | подлинное, а значит, настоящая журналистская работа. А во-вто­рых, может, громко сказано — какая-то причастность к истории... через много-много лет люди смогут увидеть, что творилось в на­шей стране»*.

«Журналист» часто печатает материалы о работе журналистов в горячих точках. Одна из самых ярких статей «Гроб придет после­завтра» была опубликована в № 2 за 1996 г. Ее автор репортер Наталья Самойлова рассказывает о своем друге, стрингере, вы­пускнике факультета журналистики МГУ Сергее Кешишеве. Стрин­гер, это журналист-одиночка, выполняющий функции корреспон-

дента, оператора, видеоинженера и звукорежиссера, потому что на войне не получается работать четверкой. Первые стрингеры в нашей стране появились в конце 80-х годов, когда вспыхнули меж­национальные конфликты. «Это были, как правило, молодые, от­важные парни, вдохновленные романтическими идеями перестрой­ки. Во имя ее, на свой страх и риск они бросались в пекло событий и запечатлевали закопченные лики правды».

Сергей Кешишев был штатным стрингером телекомпании: «Уехал в очередной раз и пропал. На тридцатый день пришло изве­стие: "Его нашли, гроб в Москву придет послезавтра".

Но через неделю он вернулся чужим человеком, молчал. В Чечне попал в плен, потому что один из боевиков закричал: "Я его узнал! Это враг Аллаха, он снимал мой допрос в Грозном!". В плену дважды водили на расстрел и дважды автоматная очередь проходила над го­ловой. Потом долго тащили по горным тропам с завязанными глаза­ми за лошадью. Наконец сунули в какой-то подвал».

Рассказав эту историю, Н. Самойлова спрашивает руководите­лей телекомпаний: «Доколе же вы будете использовать своих бес­страшных стрингеров с таким вот холодным равнодушием?! За рубе­жом журналистов страхуют, если стрингер не выходит на связь, пуб­лично заявляют о розыске». И конец статьи: «Среди моих знакомых стрингеров редко кто семейный. Стрингеры, завораживающие жен­щин отвагой своей и бесшабашностью, никогда не откажутся от самих себя. До гроба, который придет в понедельник».

Такой же профессиональный долг держал в расстреливаемом Белом доме Веронику Куцилло, автора книги «Записки из Белого дома»: «Ощущение, что ты — журналист, оно как щит, как допол­нительный бронежилет (кстати, если иностранные журналисты в бронежилетах и касках, то наши, как правило, кроме профессио­нального долга ничем не прикрыты)»*.

В ряду громких убийств особняком стоит демонстративная рас­права с военным корреспондентом «Московского комсомольца» Дмитрием Холодовым. Под видом важных документов ему переда­ли чемодан, который взорвался в редакции, убив Холодова и ра­нив соседку по кабинету Екатерину Дееву. «Комсомольская прав­да» писала в день похорон: «Сегодня с ним прощается Москва. Прощается с журналистом, которого не смогли ни подкупить, ни запугать. Прощается с честным, высоко порядочным ЧЕЛОВЕ­КОМ, вставшим на пути коррупционеров. "Комсомолка" присое­диняется к акции российских журналистов. Наша забастовка — это белое полотно в газете, в котором — протест и боль, и память о

 

68

* Журналист. 1994. № 5. С. 8.

* Журналист. 1994. № 5. С. 5.

погибшем товарище. Журналистика в России — профессия смер-' тельно опасная. Нас преследуют, экономически душат, наконец — ■ убивают. В стране развязан наглый открытый террор. Цель? Запу- ) гать, задавить свободу слова, сделать из прессы служанку, услуж- ] ливо исполняющую приказы своих "хозяев"».

В дни памяти Холодова «Известия» напечатали рядом с его портретом еще двенадцать траурных квадратов с фамилиями один­надцати журналистов, убитых за неполный 1994 г. А в двенадцатом квадрате знак вопроса: «Кто следующий?»

В этом же номере «Известия» дали хронику нападений на жур­налистов. В списке пострадавших 21 человек. Вот несколько фраг­ментов из этой хроники:

«3 февраля специальный корреспондент "Российской газеты" и спортив­ный обозреватель "Экспресс-газеты" Алексей Матвеев подвергся нападе­нию двух неизвестных, которые нанесли ему несколько ударов ножом по лицу. В своем заявлении в милицию Алексей Матвеев написал: "Нападав­шие имеют непосредственное отношение к околофутбольным кругам, представителей которых я неоднократно критиковал в прессе"».

«Неизвестные люди обманом заставили корреспондента частной ра­диостанции "Ви-би-си" (Владивосток) Алексея Садыкова сесть в машину. Журналисту надели на голову мешок и отвезли сначала на кладбище, а затем в подвал какого-то дома, где стали избивать и требовать сознаться в том, кто Садыкову дал деньги, чтобы он подготовил критический мате­риал о мэре Владивостока. Журналисту обжигали кожу паяльной лампой, тушили о спину окурки сигарет, били палкой и обрезком трубы, лили на ноги кипяток. Чтобы прекратить избиения, Садыков был вынужден огово­рить нескольких людей и сделать ложное признание. Затем его отвезли на берег моря и оставили связанным».

«Корреспондент еженедельника "Московские новости" Александр Ко-коткин подвергся нападению в электропоезде возле платформы Тучково Московской области. Шестеро человек избили журналиста в вагоне поез­да, изъяли из дипломата блокнот. Поводом для избиения журналист счита­ет подготовку материала о действии спецслужб Армении на территории другого государства».

«В квартиру заместителя редактора газеты "Уральский рабочий" (Ека­теринбург) Виктора Тостенко явились двое незнакомых людей, которые угрожали журналисту и его семье. Причиной стали публикации, в которых рассказывается о деятельности одной из фирм» (Известия. 1994. 20 ок­тября).

Этот перечень можно продолжать до бесконечности. Фонд за­щиты гласности под руководством А. К. Симонова каждый год из­дает толстый том с перечнем случаев преследования журналистов. В качестве преследующих фигурируют и стражи порядка, и пред­ставители местных администраций, военные, национальные, по­литические, коммерческие, уголовные и другие структуры, от-

дельные личности. Короче, все, кому не нравится публичное об­народование их темных дел.

Екатерина Деева в одном из номеров «МК», где она работает, рассказала об интервью с Кашпировским. От него позвонили, что хотят побеседовать по поводу того, что какая-то дама подала на Кашпировского в суд за попытку изнасилования. На следующий день охранники потребовали кассету.

На мои робкие заявления о правах журналиста братва опять стала поигрывать ножичками и выпячивать бугры под мышкой. Со словами: «Не хочешь неприятностей — отдашь кассету» — меня погрузили в шести-дверный лимузин (такой, наверное, был один в Москве) между двумя «гориллами». Я, честно говоря, порядком струхнула. «Черт с ней, с сен­сацией, — думаю. — Жизнь дороже. Я еще так молода!» Поехали ко мне домой (бабки во дворе потом с полгода обсуждали размеры лимузина и опасные связи «этой, из третьего подъезда»), вынесла я молодцам кассе­ту... Ой, как меня потом ругали в редакции! Такое интересное интервью запороть! С тех пор у меня много раз по разным поводам тряслись под­жилки... но я остаюсь благодарна г-ну Кашпировскому и его браткам за тот первый журналистский конфуз. Потому что теперь для меня копиро­вать кассеты с интервью — все равно, что чистить зубы. Привычка!

Необычайно громким, поразившим всех, было убийство само­го популярного, самого любимого аудиторией тележурналиста Владислава Листьева, убийц которого не нашли до сих пор. «Мос­ковская правда» откликнулась на это злодейство такими стихами:

Президенты иль журналисты вы, Ветераны иль юная поросль. Знайте, если падают Листьевы, Значит в обществе — черная осень.

Особенно много журналистов в тот 1995 г. погибло в Чечне. Это корреспонденты «Красной звезды» Владимир Житоренко и жур­нала «Штерн» Йохан Пист, немецкая журналистка Наталья Аля-кина, оператор НТВ Евгений Молчанов, оператор-стрингер теле­визионной службы «Ассошиэйтед Пресс» Фархад Керимов, чечен­ские журналисты Руслан Цебиев, Малкан Сулейменова, Шахман Кагиров и др. В 1996 г. зверским образом убита в Чечне талантливая журналистка «Общей газеты» Надежда Чайкова.

Список убитых журналистов растет. По данным Союза журна­листов, за десять последних лет их погибло более 200. Каждый год на белой мраморной лестнице московского Дома журналистов за­жигаются поминальные свечи рядом с портретами погибших при исполнении профессионального долга. В 2000 г. в этом скорбном Ряду появился и портрет Артема Боровика, причины гибели кото-

рого до сих пор не выяснены. Трагическая смерть журналиста, ко-г торый написал блестящую книгу репортажей о войне в Афганис-» тане, неоднократно бывал в Чечне и других «горячих точках» пла-j неты, а после смерти Юлиана Семенова возглавил холдинг «Со-| вершенно секретно», потрясла всех. Вспоминая о работе в журнале! «Огонек» в советское время, Артем Боровик писал: «тогда у жур-1 налиста был только один страх — страх потерять работу. СейчасС другой страх — когда угрожают в основном физической расправой. ( Помню, когда погиб Влад Листьев, я достаточно резко выступил] в программе "Час пик властей", сказав, что в конечном итоге за! то, что происходит в стране, должен отвечать конкретно Ельцин,! потому что по новой Конституции он взял на себя всю полноту} власти... После этого Коржаков, который был практически вто-| рым человеком в государстве, через одного из своих подручных! конкретно угрожал мне и моей семье... Если на все эти угрозы реагировать — нужно просто уходить из журналистики. Но раз ты] уже ступил на этот путь — должен как-то держать удар».

А в одном из последних интервью Артем снова сказал об утро- ] зах тех, кто не хотел, чтобы их темные дела были расследованы! журналистами холдинга «Совершенно секретно»:

«Но я убежден, что все будет вскрыто и рассказано на масштабном J судебном процессе — типа Нюрнбергского, который обязательно состо-1 ится после смены режима. Однако они будут сражаться до последнего, потому что на кон поставлено все: не только их капиталы, но и жизнь. И не! дай бог журналистам иметь собственное мнение. Тут же последует вы- \ вод, воюете с государством. Нам, кстати, это уже сказали. Да не с госу- i дарством мы воюем, а с коррупцией. Притом в высших эшелонах власти. Меня предупреждали, что просто так это не оставят»*.

Евгений Евтушенко в годовщину смерти Холодова написал об 1 отважных и честных журналистах:

На второй гражданской войне
Те, кто пишут, — в особой цене.
И засасывает, как смерч,
Пишмашинки и перышки смерть__

Андрей Вознесенский на поминках журналиста прочитал свои стихи:

Мчатся души клином журавлиным, Не сбивайте белых лебедей,

* Интервью опубликовано 11 марта 2000 г., через два дня после смерти Арте­ма, в газете «Версты».

Не стреляйте первых журналистов! Не взрывайте Диминых друзей. В небе или возле Переделкина Не позвольте заживо сгореть. Журналист — живое наше зеркало. В зеркале разбитом — ваша смерть.

Повторим и поймем последние две строки этих стихов, изме­нив одно слово:

ЖУРНАЛИСТ - ЖИВОЕ НАШЕ ЗЕРКАЛО. В ЗЕРКАЛЕ РАЗБИТОМ - НАША СМЕРТЬ.

Это очень мудрая мысль. Зеркало должно быть целым и чис­тым, точно отражающим объект. В кривом и разбитом общество не познает себя, человек получит искаженное представление о своем состоянии и, следовательно, не будет адекватно реагировать на события. Без правдивой, точной, оперативной информации обще­ство не сможет развиваться нормально. Именно поэтому так ответ­ственна работа журналиста: социально, граждански, психологи­чески, особенно если он разбирается со сложными жизненными проблемами, занимается расследованиями.

Трудна профессия и тем, что тяжела физически, требует ог­ромных не только нервных, но и физических ресурсов. Журналист работает практически всегда. Вынужден в любое время суток ехать, лететь, бежать добывать материал, проявляя порой чудеса изобре­тательности. (Когда один французский репортер не мог проник­нуть на кладбище Пер-Лашез, чтобы написать о похоронах Беран­же, потому что полиция никого туда не пускала, то не нашел лучшего способа, как забраться под траурное покрывало и таким образом попасть на место событий.)

Журналисту часто приходится недосыпать, недоедать, жить в трудных условиях, например в боевой обстановке. Мы нередко видим по телевизору, как журналисты в стужу, под дождем или свирепым ветром ожидают прибытия какой-то знаменитости в аэропорту, а самолет опаздывает. Или маются в ожидании пресс-конференции известного политика, которого задерживают неот­ложные дела. А когда террористы захватили театр на представле­нии мюзикла «Норд-Ост», журналисты не уходили с места собы­тий несколько суток, следя за событиями и сообщая о них всем.

Журналист не принадлежит себе — он человек общественный. Его время, силы, нервы, ум, талант отданы его делу. И даже если он имеет свободную минуту для отдыха, все равно мозг его занят очередной публикацией.

Известный тележурналист Юрий Ростов признавался в одном j из интервью: «Основная эмоциональная напряженность приходится! на то время, когда пишу тексты. Потом, работая в прямом эфире,,! стараюсь уже не особенно давать волю чувствам, изо всех сил сдер-1 живаюсь, прямо-таки зубами стискиваю нервы. Но затем, придя | домой, снова невольно пропускаю через себя весь этот поток бо­левой информации, опять остро переживаю наиболее тяжелые моменты. Знаете, это же очень нелегко, когда энергия целого дня, в основном негативная, проходит через твое человеческое суще­ство за 15 минут. Мне кажется, невидимые шрамы каждый раз остаются».

Недаром, по данным медицинских обследований, журналисты часто болеют. Например, по результатам широкого обследования, проведенного в Чехословакии, оказалось, что 42% мужчин и 64% женщин не имеют возможности отдохнуть по настоящему после работы, 39% опрошенных назвали свои переработки чрезмерны­ми, 2% — непосильными. В результате около 40% мужчин и 50% женщин болеют неврозами. Распространены также сердечно-сосу­дистые, желудочные болезни и заболевания желчных путей. По | данным польских исследователей, проведенных примерно в то же время, только у 18% обследованных журналистов здоровье хоро­шее, у 52% — удовлетворительное и у 29% — плохое.

Невеселые результаты принесло и обследование работников ТАСС. Почти 60% редакторов и четвертая часть корреспондентов страдает бессонницей, у каждого четвертого сон неустойчивый. Это данные доперестроечных времен. Сейчас журналистика стала слож­нее, опаснее, и эти данные наверняка еще тревожнее.

Известный журналист-международник Виктор Маевский пи­сал о сложностях профессии:

Мы умираем в тридцать пять, потому что беспощадные редакцион­ные ночи изматывают наши сердца и нервы, потому что с каждой газет­ной строкой уходит частица каждого из нас. Мы умираем в сорок, потому что наш век укоротили бесконечные переезды и перелеты, людские тра­гедии на всех параллелях и меридианах, тяжкие баталии с противниками, тонны газет и журналов, прочитанных на всех языках. Мы умираем в пять­десят, потому что нам пришлось пройти пылающими дорогами войны, мокнуть и мерзнуть, страдать от ран, поднимать родную землю из руин и, не бросая оружия, вступать в сражения мирного времени, отстаивать правое дело, — одним словом, сделать то, чего людям минувших поколе­ний хватило бы на целый век.

Да, мы умираем... Но если бы нам вернули годы, отданные газете, вернули бессонные ночи, опасности дорог, накал стычек с противниками и сказали бы: выбирайте новую профессию, — мы снова выбрали бы бес­покойную и нелегкую журналистскую судьбу.

Приводя факты и высказывания, мы не ставим целью сгустить краски и запугать будущих журналистов трудностями профессии. Однако нужно трезво оценить эти факты и быть психологически готовыми к трудностям, закалять свое здоровье, тренировать волю, вырабатывать выдержку, учиться рационально организовывать свой труд, чтобы преодолевать негативные для здоровья последствия интенсивной журналистской работы.

До сих пор мы говорили о нервных и физических перегрузках. Но есть очень много подводных камней и в моральной сфере. На­пример, соблазн погрешить против истины во имя коммерческой прибыли издания, поразить аудиторию выдуманной сенсацией, исказить реальное событие до неузнаваемости во имя повышения читательского рейтинга, скажем, выдать за реальные сфабрико­ванные псевдожурналистами ситуации и скандалы (как это дела­ется в передаче «Окна»), вломиться в личную жизнь человека, заг­лянуть в замочную скважину и т.д.

Сейчас как бы стерлась грань между тем, что нормальному воспитанному человеку позволительно, и тем, что находится за гранью элементарного приличия. Ведь основным постулатом пер­вой передачи «За стеклом» был: «Подсматривать в замочную сква­жину можно». Руководство канала начало этот проект, чтобы любы­ми путями поднять рейтинг программы, ибо речь шла о закрытии канала за финансовую несостоятельность (что впоследствии и про­изошло). Но не такими же способами! Невозможно понять журнали­стов, которые прежде считались чуть ли не лучшими на нашем те­левидении, когда они пытались оправдать и обелить скандальный проект. Один из них порадовался в эфире, что канал заработает деньги. А канал заработал не только деньги, но и скандальную славу и резко опустил моральную планку профессии.

Профессия журналиста сродни врачебной. Призыв «Не навре­ди!» должен просвечивать газетные страницы и эфирные переда­чи, но главное, звучать в сознании журналистов. Плохой врач мо­жет навредить одному или нескольким пациентам, а журналист отравляет души сотен тысяч или миллионов.

Особенно актуально помнить этот призыв в ситуации неравно­весности, в которой сейчас находится страна. Ученые утверждают, что в таких случаях даже небольшие социальные колебания (их называют «флуктуации») могут сильно расшатать социальную си­стему, разрушить ее. Часто единственным суперзначимым словом становится журналистское. Особенно сильно и часто необратимо влияет оно на молодых, которые еще не имеют сложившегося об-Раза мыслей и порой не способны отличать пошлость от благород­ства, вульгарность от красоты, истину от лжи, добро от зла. А жур-

налист, который мог бы быть компасом, носителем объективногс и сущностного слова, иногда сам становится клеветником, по-;| шляком, злым циником, развращающим души.

Приведу стихи прекрасного поэта Арсения Тарковского, отца! знаменитого кинорежиссера Андрея Тарковского. Слова, сказан-1 ные о поэте, вполне применимы к журналистам, отравляющим! словом своих читателей.

Твой каждый стих — как чаша яда, Как жизнь, спаленная грехом, И я дышу, хоть и не надо, Нельзя дышать своим стихом.

А Марина Цветаева, столетний юбилей которой праздновали в| 2002 г., написала поразительной образной силы стихи о желтой! журналистской «нечисти».

Стихи эти рождены наблюдениями за читателями парижской! подземки и написаны несколько десятков лет назад, но звучат] суперсовременно.

Ползет подземный змей, Ползет, везет людей. И каждый — со своей Газетой (со своей Экземой!). Жвачный тик Газетный костоед. Жеватели мастик, Читатели газет.

Кто чтец? Старик? Атлет?

Солдат? — Ни черт. Ни лиц,

Ни лет. Скелет — раз нет

Лица: газетный лист!

Которым весь Париж

С лба до пупа одет.

Брось, девушка!

Родишь —

Читателя газет. Кача-

«живет с сестрой» — ются-

«убил отца!». Качаются — тщетой Накачиваются.

Что для таких господ —

Закат или рассвет?

Глотатели пустот,

Читатели газет!

Газет — читай: клевет, Газет — читай: растрат, Что ни столбец — навет, Что ни абзац — отврат...

О, с чем на страшный суд

Предстанете на свет,

Хвататели минут,

Читатели газет! Пошел! Пропал! Исчез! Стар материнский страх. Мать! Гутенбергов пресс Страшней, чем Шварцев прах!

Уж лучше на погост,

Чем в гнойный лазарет

Чесателей корост,

Читателей газет. Кто наших сыновей Гноит во цвете лет? Смесители кровей. Писатели газет!

Вот, други, — и куда

Сильней, чем в сих строках! —

Что думаю, когда

С рукописью в руках Стою перед лицом Пустее места — нет! — Так значит — нелицом Редактора газет­ной нечисти.

Может быть, эти стихи кого-то отвратят от соблазна ради де­нег и дутых сенсаций продавать почетное звание журналиста — служителя общественному благу.

Есть и еще один соблазн в журналистской профессии — испы­тание честолюбием. Работа в средстве информации, особенно вли­ятельном, имеющем большую аудиторию, порой рождает зазнай­ство, ведет к переоценке собственной личности, к переносу авто­ритетности издания или программы на собственную персону. Как-то, листая старые журналы, я наткнулась на статью в журнале «Неделя» за 1882 г. (№ 52), которая привлекла мое внимание: «Дур­ная сторона литературного поприща заключается в возможности злоупотребления честолюбием... Печать больше, чем какой-либо Другой вид деятельности... способна питать и поддерживать често­любие и дает возможность человеку играть более или менее вид­ную роль... Каждый, кто становится на ее трибуну, чувствует власть над другими и легко впадает в ее злоупотребление. Оттого-то так и

обыкновенно, что литературный честолюбец, не умеющий отли! чить красного от зеленого, является судьею в вопросах, которые он слышит только в первый раз, и проникается сознанием свое* безошибочности и такой неопровержимой авторитетности, что смелостью Александра Македонского разрубает всякие узлы, ре| шает отважно самые запутанные социальные проблемы, сыпле! направо и налево безапелляционные приговоры, раздает диплом! на ум и гениальность, пророчествует, предсказывает будущее, ут­верждает или отрицает, что ему вздумается».

Слова эти написаны более ста лет назад, однако и сейчас та-| ких «Александров Македонских» можно увидеть во многих молсь дых журналистах и практикантах. Самомнения у них с гору, а ^ ний, умений, понимания проблем, психологии людей, способносД та анализировать процессы — на вершок. Самокритичности, трезвой самооценки своих возможностей, понимания своего места в обще» журналистском деле, а также смелости, инициативности, азар рискованности, энергичности, изобретательности, творческого! подхода, основанному на широких знаниях, компетентности высокому профессионализму — вот чему должно учиться.

Парадоксы профессии

Помимо названных выше, лежащих на поверхности сложноеJ тей и трудностей профессии, соискателей ее подстерегают глубок кие внутренние противоречия. Парадоксы профессии делают ее едв ли не самой драматичной по самому существу ее, по ее специфике.| Греческие корни слова «парадокс» (para — возле, при и doxa мнение, представление) составляют буквальное значение слова —I сочетание двух разных мнений, представлений, двух сторон одно-! го явления. Какие же парадоксы свойственны журналистской про-| фессии?

1. Парадокс между стремлением запечатлеть сущностное, веч-j ное и реальную сиюминутность информации, уже завтра никому не интересную. Журналист умирает в своем творчестве каждый день и должен быть готов к этому, как ему ни хочется оставить; после себя что-то нетленное, вечное. Кто сейчас помнит бывших когда-то знаменитыми Власа Дорошевича, Ларису Рейснер, Ми- j хайла Кольцова? Разве что историки печати и студенты факульте­тов журналистики. Мало кто вспоминает сейчас и Анатолия Агра- \ новского, который первым начал писать о деловом человеке (в ча-■■ стности, об офтальмологе Федорове) и способствовал своей? публицистикой переменам в нашем обществе. Имена Пушкина*

Гериена, Некрасова и Салтыкова-Щедрина мы знаем не потому, _что они издавали газеты и журналы, не по их публицистике, а по художественным произведениям.

Журналист — это спутник дня сегодняшнего. Его творения — однодневка, но однодневка, без которой люди не могут жить. Когда _в октябрьские дни 1993 г. потухли телевизоры и люди не знали, что происходит в стране, это было подобно шоку. То же самое повторилось, когда загорелась Останкинская телебашня. Человек не может жить без информации, он должен ориентироваться в событиях, корректировать свое поведение в связи с тем, что про­исходит вокруг него. Особенно в критические моменты: война, революция, кардинальные реформы в обществе, глобальные ка­тастрофы.

2. Философским парадоксом журнализма можно считать то, что эта профессия как бы «все и ничто». Журналист может выпол­нять любые роли — от проповедника до шоумена, писать обо всем и любыми способами, но нигде не реализуется целиком. Журна­листика — сосуд, в который можно налить все, что потребно в данный момент социуму, группе, личности. Если, скажем, вчера нужно было быть проводниками политики партии, пропагандис­тами и организаторами, вся пресса по команде выполняла эти функции. Потом наступили другие времена, потребовалось раз­венчать былую партийную идеологию, и те же журналисты взя­лись за дело. В прошлом принято было воспитывать читателя, слу­шателя, зрителя, а не развлекать его, теперь отказались от воспи­тательной функции, зато гипертрофировали развлекательную и

сенсационную.

3. Пожалуй, основным парадоксом профессии является, с од­
ной стороны, стремление к независимости, свободе слова, жела­
ние быть четвертой властью, т.е. сохранить позиции над схваткой;
с другой — реальная зависимость от властей, от владельцев, учре­
дителей и издателей, от рекламодателей и спонсоров. Это драма­
тический конфликт между свободной творческой личностью и за­
висимостью от всех, в том числе от общественного мнения и ауди­
тории. Большой потенциал информационной власти и зависимость
от властных структур, общественных и политических организаций.

4. Другой гранью этой зависимости является зависимость твор­
ческая. Индивидуальный творческий процесс проходит сито кол­
лективного редактирования завотделом, ответсекретарем, главным
Редактором. Каждый со своим вкусом и своей концепцией, со сво­
ими политическими взглядами. И часто лучшие куски в материале
безжалостно вычеркиваются либо в связи со вкусовой правкой

начальства, либо из-за недостатка места в издании или програм-1 ме, но чаще всего в связи с концепцией издания. И это весьма! болезненно воспринимается творческой личностью.

5. Оперативность, которая требуется от журналиста и является]
характеристикой, внутренне присущей профессии, приходит в,|
столкновение со стремлением подольше изучать проблему.

6. В этой связи поверхностность, описательность, дилетантизм ■
профессии драматически сталкиваются с желанием глубже, все­
стороннее показать суть явлений и процессов.

7. Однонаправленность, идеологизированность, оценочность,.
субъективность журналиста и редакции имеют своей оппозицией;!
необходимость отражать различные мнения и точки зрения, давать,!
диалектическую, многообразную, объективную картину действи-|
тельности.

8. Парадоксом можно считать и конфликт между интровертно-,;
стью (закрытостью, индивидуальностью, углубленностью) твор-:
ческой личности и экстравертностью, открытостью, публичное- I
тью профессии.

9. Потребность в отдыхе после трудной, нервной, требующей!
огромных энергетических затрат работы редко может реализовать-!
ся, ибо мозг постоянно занят решением творческих задач, о