Последние визиты к моему мужу

 

Ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь

с матерью ее, и невестку со свекровью ее.

И враги человеку домашние его.

Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели

Меня, не достоин Меня.

Ев. от Матфея, 10:35-37

 

До самой смерти Карлоса я встречалась с ведьмами ежедневно, но редко видела его самого. Наши короткие встречи были бессистемны и сюрреалистичны. Последний раз мы занимались любовью больше чем за год до его смерти. Я помню эту встречу — она была особенно страстной, и мы даже поклялись убить друг друга. У нас была старая шутка: я стремительно натягивала одежду, притворяясь, что сбегу, если мы снова не займемся любовью, а Карлос ловил меня, любовно тянул в объятия. Той ночью я сказала: «Я ухожу отсюда! На сей раз мы действительно сделали все!» Он устало засмеялся и попытался встать с кровати. Мы оба колебались. Затем он проводил меня до дверей, как всегда настаивая, чтобы я пожелала ему спокойной ночи по телефону. Когда я позвонила ему пять минут спустя, он уже спал, сонно ответив: «А это ты, пепа. Иди спать... Прямо сейчас...»

Как-то ночью, за несколько недель до этой встречи, я вызвала приступ раздражения у Карлоса. Мне показалось, что я заговорила прежде, чем было разрешено, или проявила слишком много пыла в неподходящий момент, и это заставило нагваля опуститься до ханжества. Карлос разъярился и приказал, чтобы я оставила его спальню. Я сделала нечто беспрецедентное: скрестила руки на груди и отказалась уходить. Это был большой риск: даже жен-щина-нагваль ушла, когда он вышвырнул ее в три утра за неспособность контролировать себя во сне! Но я знала, что если я сейчас уйду, могут пройти месяцы, прежде чем он позволит мне вернуться. Месяцы я буду сидеть в последних рядах класса и плакать, месяцы ходить с моей дикой шваброй завитков — постоянном напоминание о наказании, — я уже не единожды проходила эту сцену позора, предпринимая затем отчаянные попытки вернуться. Месяцы новых наказаний... От этой мысли мне захотелось свернуться калачиком и умереть.

Особенно ядовитой репликой было напоминание о моем пагубном сходстве с Гвидо Манфредом. По этому поводу была произнесена напыщенная речь, в которой пункт за пунктом перечислялись наши грехи: «Вы оба думаете, что вы такие крутые, но вы уже дряхлые старики! Но хуже всего то, что вы — порнографы! Порнографы!» Он говорил, а я сидела, скрестив руки на груди, и слушала все это, не делая попыток уйти или возразить. Когда гнев Карлоса иссяк, он сказал: «Видишь, я прав?» Я кивнула. Он стал целовать меня, как будто ничего не произошло, мы занимались любовью, и вопрос был закрыт. Это был один из редчайших случаев, когда Карлос попросил, чтобы я осталась спать в его объятиях на всю ночь. Много позже я глубоко задумалась и поняла: пункт за пунктом Карлос, возможно, описывал себя самого.

 

Однажды ночью после магического секса, Карлос дал мне послушать записи некоторых из его любимых песен: аргентинского композитора, певца и пианиста Буля де Неа и Жавьера Соли. Он перевел для меня одну трогающую за душу песню — он любил душераздирающие песни. Вот единственные слова, которые я запомнила: «Возьми меня за пределом боли // Ты взял меня, наконец, за пределом боли». Я, не стесняясь, плакала: музыка и голос этого человека были так же проникновенны, как и его стихи. Карлос тоже плакал, потом взял меня под руку и повел в свою спальню.

Одна из последних наших встреч с Карлосом была необъяснимо странной, даже в контексте его сюрреалистической жизни. На сей раз после занятий любовью Карлос включил видео. Фильм начался с середины, и сразу стало ясно, что это мелодрама сороковых годов. Карлос был Карлосом, и правила были правилами, я знала, что мне нельзя спросить название, узнать, что за актеры, — я не знала их. Только один персонаж кого-то напоминал, но выглядел получше, чем Джимми Кэгни. Гви-до доставал редкие фильмы для Карлоса, но не говорил мне, что это были за ленты.

У этой истории была пикантная прелюдия. На многих семинарах Карлос и Муни говорили о «переплетенности других миров». Очевидно, они жили двойными жизнями и не могли полностью контролировать свои переходы в другие измерения. В этой альтернативной жизни (это всегда напоминало мне причудливые комиксы про Супермена) Муни была замужем за актером, популярным в сороковые годы, Джеральдом Мором, и у них была дочь. Кастанеда был «Коротышкой», ее возлюбленным, который прятался в туалете. Дримингуя вместе, они неоднократно оказывались в мире Джеральда Мора (Мор сыграл гангстеров во многих радиопьесах и в фильмах класса «В»), Чтобы избежать столкновения с мужем, который сразу же начинал вопить: «Коро тышка все еще здесь?» или, что было гораздо хуже, чтобы не увязнуть навсегда в этой «В»-вселенной, Карлос обычно шептал: «Вращайся, Тигс, вращайся!! Вращайся!!! Вращайся как можно быстрее!!!» И они обычно просыпались голыми в кровати Карлоса в Вествуде.

Возвращаюсь к той ночи, когда Карлос показывал видео. Мы сидели на кушетке — в гостиной Карлоса были только кушетка, стул, телевизор, CD-плеер и содержащийся в безупречном порядке стеллаж с компакт-дисками, — и начали смотреть, что происходит в следующей сцене. Молодой человек говорит «до свидания» своей стройной, очаровательной, чувственной невесте. Она очень похожа на Клод, — я никогда прежде не видела никого из этих актеров.

Оставшись одна, молодая женщина мечется по квартире, как вдруг раздается удар в дверь. Молодой гангстер, видимо, ее тайный возлюбленный, входит и хватает ее. Она плачет, сопротивляется, а он говорит ей: «Ты знаешь, что ты шлюха, и никогда не станешь лучше. Ты испорчена так же, как и я». Затем он начинает ее колотить, она защищается и наконец их разгоряченные тела оказываются в постели, где она теряет невинность, борется за свою честь и опять сдается. (Конечно же, это сороковые годы, и мы не помним о подчиненном положении женщин в то время, поэтому вся сцена захватывает). Плохой парень застегивает пуговицы на своей рубашке, надевает пиджак и шляпу, поправляет галстук и направляется к двери. Шагнув через порог комнаты своей любовницы, он говорит хриплым шепотом: «Скажи, детка, правда же это будет нечто, если мы по-настоящему влюбимся друг в друга?» И, ухмыляясь, удаляется.

Я попросила посмотреть еще раз. Карлос повторил этот кусок, но не позволил смотреть продолжение фильма, пообещав показать его полностью в другой раз. Потом повернулся ко мне со слезами на глазах и прошептал: «Как тебе это, amor? Правда, это будет нечто, если мы по-настоящему влюбимся

друг в друга?»

Я не могла понять, что происходит с Карлосом. Возможно, это болезненно щемящее чувство появилось у него в конце жизни — жизни циничного соблазнителя, который наконец обнаруживает, что у него есть сердце, страдающее от любовной тоски, а это единственный способ выразить ее?

Я молчала до тех пор, пока Карлос настойчиво не потребовал:

Что ты думаешь о девочке? Что ты видишь?

Она удивительно похожа на Клод.

 

No, по, по! Она не напоминает мою дочь, это она и есть! — он рассердился, — ЭТО КЛОДИН!

Точно, она. Она — Клод. Это невероятно. Невероятно!

Казалось, он был удовлетворен, и на следующий день вечером на интриговал слушателей: «Мы вместе с Эллис видели кое-что, не так ли? Такое, во что вы никогда не поверите», — и он пристально посмотрел на меня, как заговорщик.

После несправедливого обвинения в употреблении прозака мы больше никогда не занимались любовью. Однако к этому времени здоровье Карлоса заметно ухудшилось. Диабет уже давно сказывался на его мужской силе. Флоринда намекнула, что диабет и прогрессирующий рак печени (хотя она никогда не произносила слово «рак») заставили его отказался от секса.

Мы несколько раз вместе обедали, — последний с Флориндой. У Карлоса, казалось, развилось слабоумие. Он хотел, чтобы я написала на салфетке ряд оскорбительных слов и передала ее брату, это должно было «разрушить мои последние семейные связи». Тем же вечером он позвонил, чтобы повторить свое требование, и, зная, что я лучше солгу в угоду ему, но никогда не сделаю этого, приказал предоставить ему свидетельства. И застал меня врасплох. Самым странным из всего этого было то, что он всегда очень любил Дэвида. Может быть, он искал повод, чтобы выгнать меня?

После разговора по телефону я сидела в ванной и рыдала. Потом, собрав силы, позвонила Флоринде, чтобы объяснить всю нелепость и расчетливую разрушительность требования нагваля. Она все поняла и приказала: «Подожди! Подожди прямо там! Я перезвоню тебе через пять минут!»

Всхлипывая, я осталась ждать. Помню, как я еще ребенком чувствовала полную беспомощность, когда моя судьба была в руках двух женатых взрослых. Я словно перенеслась в детство, — теперь я побежала к моей «хорошей маме», чтобы спастись от «плохого отца».

Ровно через пять минут (иногда мне нравилась во Флоринде немецкая пунктуальность) зазвонил телефон. «Он понял. Он отозвал требование. Я сказала ему, что вы с братом должны будете вместе управлять имуществом всю оставшуюся жизнь. Он просто не понимал, насколько переплетены ваши дела». Я поблагодарила ее и утерла слезы. Не понимал? Карлос явно терял память, и стал еще злее, чем прежде.

Годы спустя я столкнулась с Биллом Томпсоном, тихим человеком с приятными манерами, который в течение нескольких лет периодически посещал вечерние занятия. Он и его покойная жена были друзьями Флоринды, и он был одним из тех, кто не был «в группе», но кого она неизменно приглашала. Так сложилось, что я была единственной, кто болтал с Биллом. Когда я столкнулась с ним на занятиях по боевым искусствам спустя год после смерти Карлоса, я спросила его, почему он прекратил посещать занятия. «Карлос изменился, — ответил Билл. — Он всегда был жесток с женщинами, но это уже превратилось во что-то ужасно оскорбительное. Я не мог этого вынести. Я полагаю, что причиной была его болезнь».

Еще два посещения дома Карлоса возникают в моей памяти. За восемь месяцев до его смерти Флоринда впервые пригласила меня позаниматься тенсегрити. Новая серия была продолжением курса, упражнения выполнялись лежа. Некоторые движения были связаны с напряжением мышц ног и живота. Мне дали циновку и поместили рядом с Флориндой. Мы образовали круг. Карлос был около нее, потом Нэнси и, наконец, Кандиса. Нэнси застенчиво поздоровалась, Кандиса вела себя надменно, как типичный двенадцатилетний подросток

Карлос объявил:

— Обычно мы выполняем движения в обнаженном виде, но так как с нами Эллис, наш гость, то сегодня мы не будем заставлять ее снимать одежду. — Он кивнул мне.

Я пожала плечами, как бы давая понять, что буду весьма счастлива раздеться. Мы начали. После десяти минут упражнений я позволила себе ускорение. Флоринда зашептала:

— Никакого ускорения! Это будет стоить тебе шанса вернуться!

Мы продолжали в тишине еще десять минут, потом Карлос расстегнул молнию на штанах и вытащил свой член.

— Это для возбуждения! — сказал он, покачивая им и глядя на меня.

Я засмеялась, Флоринда прыснула и закатила глаза, Нэнси по-девичьи захихикала, а Кандиса прикрыла рот. Очевидно, я прошла испытание, каким бы оно ни было, потому что Карлос засунул свой член обратно, застегнул молнию, и мы продолжали еще четверть часа. Карлос объявил, что мы закончили, и добавил:

— Хорошо, тогда завтра — в то же самое время?»

Всё кивнули. Я не знала, что делать. Карлос шумно занялся скатыванием своей циновки и игнорировал меня. Потом он вспомнил о моем присут ствии и казался искренне обеспокоенным. Позже я выяснила, что эти встречи происходили регулярно, иногда в обнаженном виде. Меня никогда больше

не приглашали. Я спросила Флоринду: «Это что, из-за ускорения?» — «О, Эллис! Не смеши!»

Я больше не выясняла, почему меня не приглашали. И мне осталось размышлять о пристойности, — это казалось странным словом в мире колдунов, —

потом об адекватности Карлоса, размахивающего своим членом перед двенадцатилетней девочкой, которую он регулярно целовал и обнимал, как будто она была его любимая дочь. Если бы все мы занимались в обнаженном виде, как «шведская семья», это было бы странным, но не до такой степени. Чувствовалось, что что-то было не так. Я думала, что Карлос зашел со своими фантазиями о «фрейдистской семье» слишком далеко, но мне хотелось верить, что дело не в этом.

Мое последнее посещение было абсолютно другим. Карлос позвонил, чтобы пригласить меня попробовать один из его специальных десертов, сделанных по рецепту дона Хуана. Ингредиентами были йогурт, мед и фрукты. Тайша и Флоринда провели меня в гостиную. В ней стояла гробовая тишина. Карлос не появлялся. Наконец вышла Астрид, неся поднос с четырьмя маленькими стеклянными чашками. Мы сели на пол. Вся церемония предполагала религиозно благоговейное поведение, и было очевидно, что мы не должны были говорить. У женщин было почтительное выражение на лицах.

Я зачерпнула ложечку десерта. Это было превосходно, подобно амброзии, абсолютно не похоже на другие йогурты, которые я пробовала раньше. Его консистенция была нежной, с богатым оттенком ванили, с приятными, неуловимыми тропическими ароматами и с едва заметным привкусом меда.

Я нарушила тишину:

— Это невероятно. Я думала, что это будет простой йогурт и заварной медовый крем!

— Ничего простого в этом доме нет, — осуждающе произнесла Тайша. Мы закончили трапезу в тишине. Астрид была сама любезность, но когда я попросила добавки, сказала, что больше ничего нет.

Когда я добралась домой, я позвонила Карлосу, чтобы выразить восхищение десертом. Он был горд своим кулинарным шедевром:

— Ах, mi corazon, тебе понравилось! Правда, это что-то особенное? Я собираюсь угостить тебя всеми видами десертов для того, чтобы сделать тебя восхитительно пухленькой, — есть специальный рецепт из земляники со сливками от дона Хуана, с самыми тонкими специями и заварным кремом, только для тебя. Я буду приглашать тебя каждую ночь на новый магический десерт!

Я больше никогда не посещала «дом Пандоры», пока Карлос был жив. Все мировое зло вышло из мифического ящика, но если память мне не изменяет, там, на дне, оставалась «надежда». Или я была полной идиоткой, или, как нежно сказал Карлос, самым стойким борцом, которого он когда-либо видел. Надежда оставалась всегда.

 

Глава 40

ПРОЩАНИЕ КОЛИБРИ

 

Я не слышу ваш голос. Я ощущаю ваш запах и слышу ваше дыхание. Я чувствую вас. Вы таете передо мной. Вы исчезаете, и я хочу вас еще сильнее.