Глава 31. Фарисейство фарисеев.

 

И пришел опять в синагогу. Там был человек, имевший иссохшую руку.

И наблюдали за ним, не исцелит ли его в субботу, чтобы обвинить его. Он же говорит человеку, имевшему иссохшую руку: стань на средину.

А им говорит: должно ли в субботу добро делать, или зло делать? душу спасти, или погубить? Но они молчали.

И, воззрев на них с гневом, скорбя об ожесточении сердец их, говорит тому человеку: протяни руку твою. Он протянул; и стала рука его здорова, как другая. Фарисеи, выйдя, немедленно составили с иродианами совещание против него, как, бы погубить его.

Марк, глава 3, стихи 1-6.

Надо видеть, как возмущаются христиане, вспоминая о неприятностях, причиненных Иисусу фарисеями! Если им верить, то начиная с истории в купальне «Вифезда» ходячее Слово подвергалось непрерывным гонениям.

Повсюду, в пустыне и на дорогах, даже когда сам Иисус думал, что наконец-то остался один со своими учениками, за ним якобы неусыпно следили осведомители синедриона и при малейшей возможности натравливали на бродячего пророка зевак, выставляя его богохульником и нарушителем законов Моисеевых.

В следующую за пасхой субботу Иисус решил вернуться в Галилею и двинулся в путь вместе со своими семью апостолами.

Мы уже знаем, что святая бражка считала своим все, что им попадалось под руку. Так вот, под предлогом того, что у них разыгрался аппетит, они забрались на чужое поле, набрали самых спелых колосьев, растерли их и начали есть зерно, сдувая полову.

Они, конечно, не знали, что фарисеи не спускают с них глаз. Несомненно, сыщики синедриона были переодеты, иначе апостолы Иисуса поостереглись бы. Итак, фарисеи внезапно раскрыли свое инкогнито и приблизились к вожаку беспардонных грабителей.

– Ну, теперь ты попался! – сказали они. – Сегодня, кажется, опять суббота?

– Суббота. А что дальше?

– А то, что закон строжайше запрещает жать или веять в день саббат! Между тем твои подручные на наших глазах собирали колосья и отвеивали зерно. Попробуй теперь выкрутиться!

– Да что вы, нанялись, что ли, меня смешить? – ответил Иисус, которого нелегко было застать врасплох. – Откуда вы взяли, что мои ученики жали и веяли зерна? Можете называть их ворами, если угодно, однако не пытайтесь им приписать нарушение запретов субботы.

– Болтай, да не забалтывайся! – посоветовали ему фарисеи. – По этому вопросу давно уже есть соответствующее разъяснение. Признано и установлено, что собирать колосья и мять их в ладонях – это все равно что жать и молотить. Да будет тебе известно: наш духовный суд, решения которого непогрешимы, на последнем заседании определил, что даже хождение по полю должно рассматриваться как обмолот зерна, и даже ловля мух квалифицируется как запрещенная охота. Маймонид. «Книга наставлений» глава 7.

Иисус пожал плечами.

– Для истолкователей библейских законов, – заметил он, – вы не слишком подкованы.

– В самом деле?

– Это как пить дать, с вашего позволения… Разве вы не знаете, что сделал однажды Давид, почувствовав голод? Он вошел в синагогу и съел жертвенные хлебцы, которые никто не имел права есть, разумеется кроме священников, а часть хлеба отдал своим спутникам. Это было в те времена, когда первосвященником был Авиафар и когда…

– Бог с ним, с Давидом, а вот как ты объяснишь поведение твоих приятелей?

– Да очень просто! Если Давид, взалкав, мог взять священные хлебцы, открыто нарушив тем самым предписания Моисеевы, можно ли обвинять моих голодных учеников за то, что они для поддержания жизни собрали на поле по горсти колосьев?

Как видно, шпики синедриона не были опытными фарисеями. Иначе они могли бы заметить ходячему Слову, что оно само не слишком хорошо знает Библию, ибо, во-первых, упомянутого Иисусом первосвященника звали не Авиафар, а Ахимелех, а во-вторых, Давид, посвященный Самуилом на царство, имел благословение божье, чего, естественно, не было у наших бродяг, не получивших благословения ни от одного первосвященника.

Кроме того, Давид имел право съесть жертвенные хлебцы, или, иначе, хлебы предложения. Двенадцать этих хлебцев символизировали двенадцать еврейских племен. Их выпекали из лучшей муки и клали в алтаре синагоги на великолепный стол из черного дерева, украшенный золотом. Эти хлебные жертвоприношения постоянно возобновлялись, потому что шли священникам на обед. Иудейские священники заставляли верующих косвенно – через бога

– снабжать их всевозможной провизией. Под видом жертвоприношений они получали ягнят, баранов, быков на бифштексы и вырезки и даже хлеб из самой чистой муки. Давид был законным царем и пророком, а потому мог вкушать любую пищу, принесенную в синагогу, не нарушая при этом никаких законов. Итак, фарисеи, сбитые с толку нахальством ходячего Слова, ничего ему не ответили.

Тогда Иисус сказал:

– Могу еще добавить. Разве день саббат существует для священников? Нет. Простые верующие ничего не должны делать в субботу, но к священникам это не относится. В храме не бывает дня саббат. Так вот, к вашему сведению, я сам по себе храм, а посему, когда мои ученики трудятся рядом со мной, они не совершают никаких нарушений.

Фарисеи не нашлись что ответить и удалились.

Вступать в спор с таким говоруном было заведомо бесполезно! Поэтому они вернулись в Иерусалим, чтобы составить донесение обо всем, что они видели и слышали.

Что же касается миропомазанного и его спутников, то они спокойно двинулись дальше.

Будучи пророком, Иисус несомненно должен был в тот день подумать о грядущем, когда роль иудейских жрецов перейдет к христианским священникам. В самом деле, теперь днем отдыха стало воскресенье, и наши священники запрещают нам в этот день работать. Правда, сами они в воскресенье трудятся в поте лица своего, но поскольку для них это единственный рабочий день, то за неделю они не слишком утомляются. Анекдотический рассказ об украденных колосьях изложен в трех евангелиях: от Матфея (глава 12, стихи 1-8), от Марка (глава 2, стихи 23-28) и от Луки (глава 6, стихи 1-5).

Случай этот произошел на дороге, ведущей от Иерусалима в Галилею. Евангелисты не уточняют, где затем остановился сын голубя, объявивший себя ходячей синагогой. Они довольствуются туманным намеком на то, что козни фарисеев, пытавшихся поймать миропомазанного на нарушении запретов саббата, обозлили Иисуса до крайности и с тех пор он специально, в пику им творил свои чудеса главным образом по субботам, предпочитая этот день всем остальным дням недели.

Так, в следующую же субботу он нарочно зашел в синагогу и начал присматриваться к толпе: не найдется ли среди молящихся какого-нибудь больного, которого можно было бы исцелить.

Подходящий калека нашелся: у него была сухая правая рука. Евангелие от евреев – правда, Никейский собор объявил его апокрифом – говорит, что это был каменщик. Каменщик так каменщик.

Где и как произошло с ним несчастье – неизвестно. Ясно только одно: сухорукий каменщик никак не мог приспособиться держать мастерок в левой руке, а потому вынужден был просить милостыню, дабы не умереть от голода. Иисус направился прямо к нему.

Фарисеи – от них никуда нельзя было деться – сразу догадались, что он собирается делать, и поспешили вмешаться.

– Простите, – обратился к Иисусу один из них, – уж не собираетесь ли вы лечить этого человека?

– Что вы сказали? – сварливо проговорил Иисус, делая вид, что не расслышал вопроса.

– Я сказал: не собираетесь ли вы продемонстрировать свои таланты исцелителя на этом человеке с высохшей рукой?

– А почему вы меня об этом спрашиваете, сударь?

– А потому, сударь, что сегодня суббота.

– Я это знаю, сударь!

– Так вот, сударь, заниматься врачебной деятельностью в субботу строго запрещено.

– Возможно, сударь, но моя врачебная деятельность не имеет ничего общего с медициной.

– Тысяча извинений, сударь, однако позволю себе заметить, что, если вы каким бы то ни было способом все-таки исцелите этого сухорукого, вы тем самым нарушите предписания саббата. Вы меня хорошо поняли, сударь?

Все верующие, собравшиеся в синагоге, с живейшим вниманием следили за этим обменом вежливыми фразами, полными скрытого ехидства. Кто возьмет верх – пока трудно было решить. Но тут ходячее Слово, умевшее завоевывать симпатии толпы, ответило следующим ловким сравнением:

– Хотел бы я знать, если у вас в субботу свалится в яму единственная ваша овца, найдется ли среди вас хоть один человек, который не спустится в яму и не вытащит свою овечку?

Удар попал в цель. Довод миропомазанного был встречен одобрительным гулом. Тогда, почувствовав, что большинство на его стороне, он добавил:

– А разве здоровье человека не дороже барана? Дороже! Значит, исцелять людей не только можно, но и должно, даже в день саббат.

Затем, приблизившись к сухорукому каменщику, он приказал:

– Покажи свою руку!

Тот повиновался. Иисус внимательно осмотрел скрюченную конечность.

– Дамы и господа! – обратился он к присутствующим. – Дабы злые языки не говорили потом, будто я вас дурачу и этот человек – мой сообщник, действующий со мной по предварительному сговору, прошу всех осмотреть его правую руку и убедиться, что она действительно высохла.

И, повернувшись к каменщику, добавил:

– А ну, приятель, пройдись по кругу и покажи свою руку всем этим дамам и господам.

Каменщик сделал так, как ему было сказано.

Недоверчивые зрители изо всех сил щипали его руку, чтобы узнать, не симулянт ли он, но рука действительно была сухой и каменщик ни разу не охнул. Какой-то фарисей даже воткнул в неподвижную конечность булавку, однако и на сей раз калека не почувствовал боли.

Когда наш маг и волшебник убедился, что толпа ему поверила, он засучил рукава и громким голосом продолжал:

– Дамы и господа, прошу убедиться: в руках ничего, в карманах тоже!.. Единственно усилием воли я сейчас восстановлю кровообращение в иссохшей руке этого несчастного. А ну, приятель, давай сюда твою правую лапу. Превосходно… Внимание! Раз, два, три ~ ты здоров!

При этих словах каменщик радостно вскрикнул и принялся шевелить вдруг ожившими пальцами исцеленной руки.

– Браво! Бис! Браво! – кричала толпа.

Фарисеи, цитирую буквально, пришли в бешенство. Однако, сообразив, что в данном случае симпатии народа целиком на стороне Иисуса, они удалились, бормоча сквозь зубы угрозы и перешептываясь между собой:

– Вот наглец!

– Опять он нас провел!

– Ну ничего, будет и на нашей улице праздник!

(Смотри об этом евангелия от Матфея, глава 12, стихи 9-21; от Марка, глава 3, стихи 1-6; от Луки, глава 6, стихи 6-11.)

Сын голубя торжествовал. Тем не менее, видя, что фарисеи расставляют ему всевозможные ловушки и ждут первого его неосторожного шага, чтобы свести с ним счеты, миропомазанный начал заблаговременно отступать. Рано или поздно фарисеи сумели бы обмануть и натравить на него толпу, и тогда с ним было бы покончено. Однако «…его час еще не пришел».

«Еще не пришел его час», «его время еще не пришло», – повторяют служители христианской церкви, объясняя этой фразой все проделки господина Иисуса до того момента, когда его наконец подвесили к кресту.

Если им верить, кротчайший сын божий был зачат его коллегой – голубем специально для того, чтобы искупить первородный и все прочие грехи человечества. Господь бог, единый в трех лицах, несколько тысяч лет сидел на небесах и с досадой взирал, как люди рождаются с большим темным пятном первородного греха на совести, несмываемым пятном, которое оставили им в наследство дерзкие любители яблочек земного рая. Не меньшее огорчение доставляло ему и то, что, родившись, грешные смертные за свою недолгую жизнь ухитрялись еще совершать бесчисленное количество грехов, и под конец их души становились чернее давно не чищенного дымохода.

Необходимо было что-то предпринять. Но что именно?

Три члена троицы посовещались.

Яхве, или Иегова, самый мстительный и злопамятный из всех трех, сказал:

– Поскольку люди грешили, грешат и будут грешить – можете сами в этом убедиться! – пусть они горят в аду вечным огнем!

Однако Иисус, воплощение доброты, возразил:

– Нет, нет, мы должны быть выше мелочного злопамятства!

– Так что же, ты хочешь, чтобы эти негодяи пользовались всеми удобствами и блаженствами царства небесного?

– А почему бы и нет?

– Но как же они искупят миллионы, миллиарды и триллионы совершенных ими грехов?

– Вопросом искупления я готов заняться сам. Я воплощусь в человека, так сказать влезу в человеческую шкуру, и в определенный час позволю себя распять. Таким образом я стану жертвой и рассчитаюсь собой за всю посуду, разбитую людьми в их земном кабаке.

Голубь не говорил ничего, однако у него давно уже зрел свой план. Сейчас он решил, что настал благоприятный момент высказаться.

– Я согласен с предложением Иисуса, – проворковал он. – В Назарете, в Иудее, есть одна девица, за которой я бы с удовольствием приволокнулся.

Пускай кто-нибудь из наших архангелов слетает к ней, возвестит обо мне и обработает ее в соответствующем святом духе. Остальное я беру на себя.

Когда пройдет положенный срок, Иисус воплотится в младенца.

– Превосходно! – поддержал его Иисус. – Мы назовем это тайной непорочного зачатия. А когда я окажусь среди людей, я уж постараюсь, чтобы мои новые сородичи приговорили меня к смерти и распяли на кресте в возрасте тридцати трех лет, ни раньше, ни позже!

– Если такая перспектива тебя радует, милейший, – проворчал Иегова, – я возражать не стану. Это – твое личное дело. Но я настаиваю, чтобы после твоего торжественного искупления ад не был окончательно упразднен. Ты заплатишь за все грехи оптом, но грешники должны ответить каждый за себя, в розницу. Мы даже создадим для них новую кухню, под названием «чистилище», а то всех сразу не поджаришь.

Таковы были основные условия договора, заключенного между тремя членами троицы.

Договор вступил в силу.

Иисус, как мы знаем из первых глав этой книги, воплотился в сына человеческого и в возрасте тридцати трех лет, как мы увидим дальше, действительно позволил фарисеям и высшему иудейскому духовенству арестовать себя и подвесить к кресту.

Точно так же мы знаем, что, несмотря на благоволение Иисуса к людям, несмотря на то что он искупил все прошлые и будущие грехи рода человеческого, Иегова, согласно договору, продолжает мстить бедным грешникам, поджаривая их либо в чистилище, либо в аду.

Как бы там ни было, Иисус не мог позволить фарисеям сцапать себя, «пока не пришел его час».

Именно поэтому, видя, что исцеление сухорукого каменщика довело фарисеев до бешенства, он и на сей раз взял ноги в руки и поспешил убраться подальше, на северный берег Тивериадского озера.