Какое молитвенное правило выбрать?

 

В середине самого сложного и смутного периода своей жизни Генри Нувен, который тогда преподавал в Йельском университете, взял годичный отпуск и провел семь месяцев в траппистском[42]монастыре на севере штата Нью-Йорк. Там он задал вопрос своему духовнику: как достичь глубины в молитве, если ты постоянно занят? Нувен жаловался на то, что когда он пытается молиться, его мысли постоянно отвлекаются на множество вещей, которые представляются более важными и срочными, чем молитва. Наставник порекомендовал Нувену составить расписание для молитвы, и в отведенное время считать ее делом более важным, чем все остальное. Он предложил молиться один час утром, перед работой, и полчаса перед сном — правило гораздо менее жесткое, чем у самого наставника-монаха.

Нувен выбрал более реалистичный вариант — полчаса в день. Сначала его мысли разбегались, словно дикие звери. Но он не отступал, говоря себе: «Раз уж я отвел эти полчаса для молитвы, я буду молиться». Со временем ему стало легче: иногда он чувствовал, что его душа настраивается на более спокойный лад. «Вначале кажется, что когда молишься, ничего не происходит, — замечает Нувен. — Но по мере того как молитва входит в привычку, начинаешь понимать: изменения все-таки есть».

Как и Нувен, я тоже чаще всего оцениваю действие молитвы, оглядываясь назад. Сам процесс молитвы воспринимается как работа. Хочется сделать себе послабление, взгляд все время падает на часы. Однако позже в течение дня меня посещают мысли и чувства, источником которых стала моя утренняя молитва. После молитвы мне легче увидеть в происходящих событиях и в людях, с которыми я встречаюсь, то, что видит в них Бог. Утренняя молитва, как стойкий аромат, остается со мной в течение всего дня.

Когда я читаю наставления прославленных молитвенников о молитвенной дисциплине, я, честно говоря, испытываю огромное внутреннее сопротивление. Мать Тереза предписывала всем сестрам своего ордена каждое утро отводить час для молитвенных размышлений (монахини должны были вставать в половине пятого и перед утренней молитвой обливаться холодной водой). Некоторые средневековые авторы рекомендовали делать паузу перед каждой молитвой и говорить самому себе: «Кто знает, может быть эта молитва — последняя в моей жизни». По их мнению, такое напоминание помогает полностью сосредоточиться на молитве. Когда я читаю подобные чить. Но оно нам кажется более полезными, более вожделенными, чем тишина и общение с Богом.

Давайте скажем честно: электронные устройства стали сегодня конкурентами молитвы. В некоторых книгах о молитве присутствует утверждение, что время, проведенное с Богом, — это апогей каждого дня верующего человека, а на любую искреннюю молитву, слетевшую с уст, движимых Духом Святым, придет немедленный чудесный ответ. Но вместо этого молящемуся приходится бороться со скукой, усталостью и навязчивым ощущением того, что он тратит время впустую. «Что же не так?» — спрашивает он.

Проницательный социолог Даниэль Янкелович указывает на радикальные изменения, произошедшие в западной культуре в 70-х годах двадцатого века. Раньше в обществе ценилось самоотречение, умение «отложить вознаграждение». Ради достижения долговременных целей каждый из супругов готов был работать на двух работах или переехать в другой город. Родители часто оставались вместе ради детей, даже если брак не удовлетворял их. В семидесятые годы все изменилось. Этика самоотречения трансформировалась в этику самоудовлетворения. Мы вслушиваемся в свои внутренние потребности и жаждем немедленно их удовлетворить — без жертв, без ожидания. Все, что нам хочется иметь, мы покупаем в кредит. Ото всего, что нам кажется сложным или утомительным (как, например, проблемный брак), мы стремимся как можно скорее избавиться.

Молитва сильно страдает от такого подхода. Молитвенная жизнь требует дисциплины и постоянства, умения переносить обыденность и временное окаменение сердца. Результаты молитвы с трудом поддаются измерению, и, как правило, молитва не утоляет душевный голод молящегося немедленно и с гарантией.

Новый Завет рисует нам молитву как некое стратегическое оружие в затяжной войне. Рассуждая о молитве, Иисус ставит нам в пример вдову, которая надоедает судье, и человека, стучащегося ночью в дверь соседа. Павел сперва описывает образ христианина-воина, облаченного «во всеоружие Божие» (Еф 6:11), а затем четырежды повелевает верующим молиться. В другом послании он убеждает своего ученика Тимофея переносить тяготы, подобно воину, трудиться, подобно земледельцу, и стремиться к победе, подобно атлету (2 Тим 2:4–7)[43].

Я никогда не занимался земледелием и не служил в армии, но в течение тридцати лет занимался бегом и часто принимал участие в благотворительных состязаниях. Я помню, как начались мои занятия бегом. На писательской конференции я встретил молодого человека по имени Питер Дженкинс. В то время он работал над книгой «Пешком через всю Америку», которая впоследствии стала национальным бестселлером. Рассказывая о своих дорожных приключениях, он, между прочим, сказал: «До чего же мне надоели репортеры! Они прилетают из Нью-Йорка, арендуют автомобиль, подъезжают ко мне. Потом, не вылезая из авто с кондиционером, нажимают на кнопочку, чтобы опустить оконное стекло, высовывают голову и спрашивают: «Ну, и каково тебе, Питер, идти пешком по Америке?» Я предпочел бы, чтобы они некоторое время прошли рядом со мной!» И я, без особых размышлений, вызвался пойти с ним.

Назначенное время приближалось, и я все отчетливей понимал, что для похода через Техас — в июле, с двадцати пяти килограммовым рюкзаком за спиной — мне следует набрать спортивную форму. Поэтому в один прекрасный день я купил дешевые кеды, вышел из дверей дома и рванул вдоль дороги, намереваясь пробежать несколько миль. Пробежав квартал, я остановился, хрипя и задыхаясь. Так я получил суровый урок физической культуры: стоит прервать упражнения лет на десять или больше, и тело уже не повинуется вам, как прежде.

В этот день я пробежал, сколько смог — один квартал, потом квартал прошел, пробежал еще один и униженно поплелся домой. На следующий день я пробежал два квартала, потом немного прошел, потом еще немного пробежал. За шесть недель, как раз к назначенному сроку, я пробегал семь миль без остановки. Так я начал регулярно упражняться и по сей день продолжаю это занятие. Мой организм настолько привык к такому режиму, что когда я пропускаю несколько дней из-за травмы или болезни, то чувствую себя усталым и раздраженным.

Я сразу взял за правило никогда не задавать себе вопрос: «Хочется ли мне сегодня бегать?» Я просто поднимаюсь и бегу. Зачем? Я могу привести множество причин. Регулярные нагрузки позволяют мне есть, что хочу, не боясь набрать лишний вес. Я могу рассчитывать, что мое сердце и легкие еще долго будут в порядке. Бег делает доступными для меня и другие занятия, связанные с физическими нагрузками, — например, катание на лыжах и скалолазание. Все эти преимущества — пример «отложенного вознаграждения».

Для молитвы верно то же самое, что и для физических упражнений: вознаграждение, как правило, приходит в результате постоянного соблюдения принятого распорядка. Писательница Нэнси Мейерс говорит, что она ходит в церковь регулярно и так же регулярно садится каждый день за письменный стол: вдруг в голову придет хорошая мысль, а Нэнси не будет на месте, чтобы эту мысль записать. Подобным образом я подхожу к молитве. Мне трудно бывает сказать что-либо конкретное о плодах молитвы — они становятся видны не сразу. Но независимо от того, приносит ли молитва видимую пользу или нет, я продолжаю молиться. Я регулярно встаю на молитву — в надежде ближе узнать Господа и, может быть, услышать от Него слова, которые можно уловить лишь в тишине и уединении.

На протяжении многих лет я сопротивлялся любым молитвенным правилам. Я верил, что общение с Богом должно быть добровольным и непроизвольным. В результате я молился нерегулярно и не чувствовал удовлетворения. Но в конце концов я понял, что свобода вырастает из дисциплины. Леонардо да Винчи десять лет рисовал в разных ракурсах уши, локти, руки и другие части человеческого тела. И в один прекрасный день он закончил упражнения и стал писать свои шедевры. Точно так же нельзя стать великим спортсменом или великим музыкантом без регулярных тренировок. Я открыл, что и в молитве мне нужна дисциплина и регулярность — только тогда будут возможны редкие минуты свободного общения с Богом.

Английское слово «meditation», которое мы переводим как «медитация», «созерцание», «молитвенное размышление», происходит от латинского слова, означающего «упражнение». Римский поэт Вергилий писал о пастушке, который «медитировал» (то есть разучивал мелодию) на флейте. Моя молитва часто напоминает упражнение или репетицию. Я повторяю гамму (это молитва Господня), исполняю знакомые пьесы (псалмы) и разучиваю несколько новых мелодий. Репетиций я, как правило, не пропускаю.

 

Два мира

 

В средние века был такой обычай (а в монастырях он действует и поныне): заслышав звон церковного колокола, все останавливались и произносили положенную для такого случая молитву. Молитвенный ответ на колокольный звон заставлял вспомнить о Боге. Там, где я живу, звон церковных колоколов не слышен, и потому, чтобы вспомнить о Боге, мне приходится прилагать специальные усилия. В противном случае мои мысли всегда будут заняты сугубо земными вещами: образами с телеэкрана, деталями предстоящих путешествий, видом кучи нестиранного белья, беспокойством за больного друга — и так до бесконечности.

Когда я молюсь, мне иногда кажется, что я покидаю большой мир, а мое пространство сужается до размеров комнаты. На самом же деле я вхожу в другой мир, живой и реальный, хоть и невидимый. Он имеет силу изменить и меня, и мир, в котором я обычно живу — тот, что, как мне представляется, я покинул ради молитвы. Регулярная молитва помогает мне защитить свою душу от вторжения внешнего мира. «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф 5:8), — сказал Христос. Зная, как долго способен держаться в моем сознании эротический образ, сконструированный голливудскими режиссерами — мастерами возбуждать в человеке похоть, я понимаю, что имел в виду Христос. Как часто мои мысли заполнены образами, вытесняющими Бога! Молитва же способствует «обновлению ума» (Рим 12:2). Это двухступенчатый процесс. Сначала надо вычистить все, что может не понравиться Богу и повредить мне (оказывается, это одно и то же), а потом дать Богу возможность заполнить мой разум более важными мыслями.

Контакт с Богом — этот не просто миг, позволяющий мне воспарить духом: в это время я запасаюсь тем, что нужно мне для дальнейшей жизни. Я стараюсь урвать для молитвы хотя бы несколько минут тишины по утрам — в надежде, что частица этого спокойствия останется со мной в течение всего дня. Когда я молюсь добросовестно, я чувствую себя свободным, сильным и готовым встретить все тяготы и искушения предстоящего дня. Как ясно видно из псалмов, молиться — не значит отрываться от жизни. В молитве мы приносим Богу все, чем живем в земном мире — ритмы природы, изматывающие проблемы, терзающие душу чувства, личные конфликты — и просим у Него дать нам новый взгляд на жизнь и новую энергию для жизни на земле.

Короче говоря, в молитве я предстаю перед Богом и приглашаю Его в свою жизнь. Иисус проводил много часов в уединении и молитве, но неизменно возвращался в наполненный делами мир людей, с их хлопотами, обедами, свадьбами и толпами бедных и больных. Он отказался от предложения Петра поставить шатер и остаться на вершине горы Преображения (Лк 9:28–37). Вместо этого Он вернулся к народу, ожидающему Его внизу. Я хочу, следуя примеру Спасителя, сблизить два мира — мой мир и мир Бога, — чтобы они стали одним целым.

Утренняя молитва — это возможность в присутствии Бога обдумать планы на день грядущий, перебрать в памяти все намеченные встречи и телефонные звонки. Это также возможность попросить Бога, чтобы Он обострил мое внимание к любым знакам свыше. Мы не знаем, что ждет нас сегодня. И поэтому, как мне кажется, полезно просить Господа о чуткости ко всему, что может произойти. Просить о том, чтобы мне настроиться на волну Господа, Который неизменно выводит Свою партию за сценой. Мой духовный наставник молится так: «Господи, покажи мне, что Ты делаешь сегодня, и как я могу участвовать в этом». Когда я начинаю свой день с молитвы, в течение дня мои приоритеты удивительным образом перестраиваются. Неожиданный телефонный звонок оказывается более важным, чем запланированное заполнение налоговых деклараций.

А вечерняя молитва — это своего рода эпилог дня. Она дает возможность оглянуться на минувшие события, подвести итог всему понятому и узнанному за день, покаяться во грехах и доверить Богу то, что я не смог сделать, и то, что меня тревожит. Как часто я ложился спать, не зная, как справиться с забарахлившим компьютером или преодолеть творческий кризис, а утром просыпался с готовым решением или со свежими идеями. Но вот что существенно: если я специально не планирую время для молитвы — неважно, на утро или на вечер, — молитва, скорее всего, не состоится. Для молитвы необходимо выделять время — так же, как для спорта, для просмотра новостей и для приема пищи.

Мне, как и многим другим людям, важно иметь постоянное место для молитвы. Это помогает настроить дух. Президент США Джимми Картер отвел для личной молитвы специальную комнату рядом с Овальным Кабинетом. Я знаю женщину, которая организовала уголок для молитвы в своей просторной ванной комнате. Она поставила там свечи и несколько раз в день заходит туда с единственной целью — помолиться.

Когда Генри Нувен преподавал в Йельском университете, он превратил свою гардеробную в комнату для молитвы. «Если я в молитвенной комнате — значит, я молюсь. — говорил он. — Находясь там, я могу думать о тысяче разных вещей, но сам факт, что я там нахожусь, означает, что я молюсь. Я заставляю себя пробыть там пятнадцать минут. Я изо всех сил стараюсь сосредоточиться, очистить ум ото всего, что меня отвлекает, и погрузиться в молитву. Но если в течение пятнадцати минут мне так и не удается должным образом сосредоточиться, я говорю: «Господи, вот это и была моя молитва — вся эта сумятица. А теперь я возвращаюсь в мир».

Мой день начинается на террасе, окна которой обращены к роще. К кормушке прилетают ранние пташки. Проснувшиеся белки потягиваются и соскальзывают вниз к рассыпанному птичьему корму. Сквозь причудливую линию холмов прорезаются первые лучи солнца. У меня возникает ощущение, что Господь уже начал сегодня Свою работу. Я знаю, что Он трудился и ночью. И все мои проблемы, явленные на фоне ритмов огромного Божьего мира, на фоне вечности, предстают передо мной в совершенно ином свете.

Бен Паттерсон, священник Вестмонтского колледжа в штате Калифорния, рассказывает о том, как однажды повредил позвоночный диск. Врачи велели ему шесть недель не вставать с постели. Оказалось, что в таком состоянии — лежа на спине и находясь под действием сильных лекарств — он практически не может читать. Сделавшись столь беспомощным, Бен понял нечто очень важное о молитве.

 

«Я был беспомощен. Более того, я был напуган. Почему несчастье произошло именно со мной? Сумею ли я теперь заботиться о своей семье? А что будет с церковью? Я был там единственным священником и теперь не мог делать ровным счетом ничего. В полном отчаянии я решил молиться за церковь. Ежедневно я брал список членов общины и молился за каждого. Это занимало около двух часов, но я считал, что раз я больше ни на что не способен, то надо хотя бы молиться. К молитве меня побуждала не набожность, а скорее тоска и скука. Но прошло несколько недель, и я полюбил молиться. Однажды незадолго до окончания срока вынужденной неподвижности я сказал Господу: «Как прекрасно, что у нас с Тобой была возможность провести так много времени в общении. Жалко, что когда я здоров, времени у меня гораздо меньше».

Бог ответил быстро и определенно. Он сказал: «Бен, когда ты здоров, у тебя ровно столько же времени. Те же двадцать четыре часа в сутки. Беда в том, что когда ты здоров, ты думаешь, будто ты здесь главный и от тебя многое зависит. А когда ты болен, ты знаешь, что это не так».

 

Молитва урывками

 

Дебора Риенстра, христианская писательница

 

Недавно одна знакомая писательница попросила меня принять участие в написании статьи для христианского журнала. Статья называлась «Отдавайте Богу первые плоды». В ней моя знакомая с энтузиазмом рассказывала о том, что перенесла время молитвы с вечера на утро: в результате она пережила скачок в духовном росте и ее жизнь преобразилась. Она искала другие похожие истории, чтобы подтвердить пользу утренней молитвы. Я попробовала откликнуться на эту просьбу, но в результате поняла лишь одно: как только я вышла на работу при трех маленьких детях и муже, работающем по вечерам, моя молитвенная жизнь покатилась под откос. Я молюсь несколько минут с утра. Я уделяю молитве несколько минут сразу после прихода в офис — пока не закипит чайник. Я молюсь урывками, стоя в пробке на дороге, или разогревая еду, или дожидаясь окончания загрузки компьютера. В особо удачные дни я молюсь несколько минут вечером — перед тем как без сил свалиться в кровать. В конце концов я отказалась от попыток найти новый, вдохновляющий поворот предложенной темы. Ведь автор статьи не искала рассказа о том, как приходится бороться за каждую минуту молитвы. Ее интересовали триумфы и победители.