Что общего между великими моралистами?

 

Общее между великими моралистами можно свести к трем пунктам: они едины в понимании назначения морали и ее основного нормативного содержания; они одинаково понимают соотношение между нравственными обязанностями человека и его стремлением к счастью; они мыслят свои программы принципиально осуществимыми, а перспективу их конкретной реализации оставляют открытой.

Назначение морали великие моралисты усматривают в том, чтобы добиться такого согласия между людьми, которое явилось бы выражением и продолжением их права на достойную и счастливую жизнь. Собственно говоря, самой моралью они называют то, что в негативном аспекте противостоит насилию, лжи, всем другим факторам, которые принижают и разъединяют людей, а в позитивном - служит источником их взаимоуважительной солидарности. Устранять вражду и стремиться к гармонии межчеловеческих отношений - таково назначение морали. Добиться этого можно в том случае, если в отношениях с другими людьми руководствоваться теми правилами, которые каждый находит наилучшими и хотел бы видеть примененными к самому себе. Великие моралисты сводят основное содержание морали к золотому правилу нравственности, а многие из них дают этому правилу ту лаконичную, классически завершенную формулировку, в которой оно дошло до наших дней. Понимание морали в их учениях совпадает с естественной нравственностью, которую каждый человек находит в своем "сердце".

Не нужно доискиваться до изощренных формул морали, она в своем содержании элементарна. Великие моралисты приходят к такому выводу не для того, чтобы профанировать мораль. Совсем напротив: они возвышают ее до первоосновы жизни. Они считают, что конфликт между моралью и счастьем может быть снят только в том случае, если второе будет подчинено первому.

Существует объективный, единственно истинный порядок благ в мире: духовное выше материального, нравственные обязанности человека выше его стремления к личному благополучию. Выше не в том смысле, что надо прежде позаботиться о теле, чтобы потом можно было совершенствовать душу, подобно тому как мы проходим нижние ступени лестницы, чтобы добраться до верхних. И не в том смысле, что больше времени и сил надо уделять нравственному состоянию души, чем физическому состоянию тела. Великие моралисты придают духовнонравственным ценностям абсолютное значение (отсюда - свойственное многим из них соединение идеи морали с идеей бога) и рассматривают их в качестве единственного основания, придающего смысл всем человеческим стремлениям. Свет может иметь разную степень интенсивности, но во всех проявлениях он восходит к солнцу как единственному своему источнику. Точно так же человеческие блага, кик бы они ни разнились между собой, восходят к морали и только благодаря этому приобретают качество, позволяющее считать их благими, достойными целями деятельности. Следовательно, задача состоит в том, чтобы постоянно быть подключенным к этому благотворному источнику. Духовнонравственные обязанности человека выше его стремления к личному благополучию в том совершенно особом смысле, что только через духовнонравственные обязанности и в их рамках человек может обрести личное благополучие. Дилемма морали и счастья снимается благодаря тому, что счастье рассматривается как следствие морали. Кто стремится быть моральным, тот правильно понимает и надежно гарантирует свою выгоду. Мораль есть высшая реальность в смысле подлинности бытия. И в этом качестве она является единственной аксиологической реальностью. С точки зрения моралистов мораль верховодит в мире человеческих целей.

Мораль задаст совершенно определенное - критическиотрицательное отношение к реальному миру. Степень напряжения между моралью и эмпирическим бытием индивидов в разных этических программах является, конечно, разной. Можно было бы, например, пронести разграничение между моральноригористическими (Будда, Иисус) и моральнокомпромиссными (Конфуций, Мухаммед) программами; в определенных отношениях оно может иметь очень важное значение. Тем не менее в существенном они едины: во всех моралистических нормативных программах (потому они и именуются моралистическими) мораль рассматривается в качестве истины бытия. Все они анализируют жизнь людей в перспективе окончательного торжества добра. Насколько, однако, возможно такое торжество? Великие моралисты создавали определенные этически значимые жизненные программы. Как программы, они должны мыслиться осуществимыми, в противном случае они бы не отличались от абстрактных интеллектуальных систем. Как этические, они не могут быть замкнуты на обозримую и подконтрольную индивиду перспективу, в противном случае они бы не отличались от какойнибудь судебной реформы или иных социальнопрагматических проектов. Этические программы осуществимы в принципе. Однако их реализация требует таких нечеловеческих усилий и огромного запаса времени, таких кардинальных перемен, включая переустройство космоса и переделку самой человеческой природы, что она оказывается скорее вопросом общей веры, чем конкретной уверенности.

Моральное обновление мира выступает в качестве цели, но цели особого рода, которая не имеет ни рассчитанного срока, ни строгих путей своей реализации, которая призвана объединить, придать смысл и как бы завершить все другие человеческие цели. Оно призвано возвысить все человеческое существование до уровня морального бытия и на этой основе примирить человека с самим собой, Придать жизни моральный смысл - для человека значит стать больше, чем он есть на самом деле. И не просто стать больше, а вообще стать большим. Моральная перспектива бытия задает совершенно особую систему координат, когда жизнь индивидов измеряется не часами, метрами и килограммами - показателями, которые уходят в дурную бесконечность и в любом, сколь угодно большом, своем натуральном выражении только подчеркивают ограниченность человеческих возможностей, - а абсолютными величинами. Мораль как ее понимают великие моралисты - не просто путь. Это - путь в вечность. В морали и через мораль жизнь человека соразмеряется с богом. Все, что угодно, можно говорить об учениях великих моралистов, можно называть их иллюзорными, жестокими, лицемерными или какиминибудь еще более обидными словами, но нельзя отрицать того, что они выражают одну несомненную истину: только в моральной перспективе естественное существование индивидов трансформируется в, историческое становление, природность - в культуру. Без морали нет истории, если, конечно, не сводить последнюю к разновидности исторической зоологии, к хронике войн, способов производства, научных открытий и т. д., а понимать как действительную историю людей - процесс совершенствования человека.

Позицию великих моралистов по вопросу о путях и сроках морального обновления мира нельзя оценивать по критериям научного предвидения. Они не отвечают на вопрос, что будет. Они говорят о том, что надо делать. Они подчеркивают: моральное обновление есть задача (программа, цель), которая призвана стать объединяющей основой и фокусом всех усилий человека и степень реальности которой целиком будет зависеть от этих усилий. Каждый из моралистов мог бы сказать про свою этическую программу, что она вполне реальна и осуществима, если люди будут достаточно разумны, чтобы принять ее, и достаточно настойчивы, чтобы следовать ей.

Таким образом, если задаться вопросом, что делает моралиста моралистом или в силу каких признаков тот или иной мыслитель может быть назван моралистом, то ответ мог бы быть таким: моралист понимает мораль как взаимность добра, выраженную в золотом правиле нравственности; рассматривает ее в качестве абсолютного приоритета, определяющего порядок благ в мире; осуществимость морали ставит в зависимость от человеческих усилий по ее осуществлению. Великими среди них являются те, кто более других был убедителен в конкретном воплощении и отстаивании этих истин, кто достиг на этом пути великих успехов. Этот критерий может показаться неопределенным, ибо остается неясным, какие успехи в данном случае следует считать великими. Есть достаточно много известных моралистов, по поводу которых можно аргументирование спорить, являются ли они великими. С действительно великими моралистами мы имеем дело тогда, когда такие споры прекращаются изза совершенной очевидности предмета, когда само сомнение в их величии воспринимается как простая экстравагантность. Речь идет не о поклонении со стороны последователей, а о признании, про которое можно сказать, что оно является всеобщим. Сегодня уже не нужно быть китайцем, христианином, мусульманином или европейцем для того, чтобы признать моральное и интеллектуальное величие Конфуция, Иисуса, Мухаммеда или Сократа.

 

Противовес цивилизации

 

Воздействие великих моралистов на жизнь последующих поколений огромно. Уже одно то, что они стали общепризнанными символами человеческого величия, а многие из них, прежде всего основатели религий, - дали миллионам последователей сознание духовной идентичности, имеет совершенно неоценимое значение. Тем не менее, сопоставляя учения великих моралистов с реальной человеческой практикой в тех культурных регионах, на которые они непосредственно оказали воздействие, можно сделать вывод, что в целом история развивалась не по моралистам. Достаточно для примера сравнить состояние христианского мира с учением Христа, а состояние мусульманского мира с учением Мухаммеда.

В христианском мире, прежде всего в Западной Европе и Северной Америке, сложилась цивилизация, которая, пожалуй, более откровенно и последовательно ориентирована на материальные ценности, чем любая другая цивилизация из всех когдалибо существовавших на земле. Даже мысленно нельзя сконструировать ситуацию, которая была бы более враждебна моральному пафосу Иисуса с его установкой богатеть в бога, чем сытый и самодовольный образ жизни современного потребительского общества. Является неоспоримым, хотя и нуждается в дополнительном осмыслении тот факт, что самое возвышенное - не от мира сего - учение, каким является учение Христа, обернулось самой мирской, вещной цивилизацией, каковой является буржуазная цивилизация. Что касается исламского мира, рассмотренного в его соотнесенности с заповедями Мухаммеда, то на первый взгляд здесь все выглядит более пристойно. Люди в массе своей чтят Мухаммеда, многие нормы Корана стали привычными нормами жизни. Однако их верность пророку и Корану имеет во многом формальный и внешний характер. В главном и сокровенном они отступили от его учения. Основной замысел Мухаммеда состоял в том, чтобы сплотить всех людей в единый народ на основе истинной веры. Сегодня мусульмане, в целом, отказались от этой миссии, да и в самом мусульманском мире нет того духовного единства, которое предполагается исламом. Мусульманский мир разделен многократно: этнически, национально, государственно, геополитически, социально и т. д. Интересы, которые разделяют мусульман, оказались для них более важными, чем сформулированные Мухаммедом религиозные и моральные истины, которые их объединяют.

Если духовный мир современного человека трудно представить без великих моралистов, то совершенно невозможно помыслить, чтобы он, оставаясь современным, мог всерьез следовать их учениям. В нескончаемом многообразии индивидуальных и социальных ситуаций нашего динамичного времени есть, наверное, такие, которые легче преодолевать в рамках христианского, мусульманского, конфуцианского или какогонибудь иного традиционноморалистического учения; и сегодня есть люди, которые идут на Голгофу, воюют за веру, выбирают между властью и добропорядочностью. В то же время ни одно из этих учений, ни их какойлибо искусственный синтез не могут стать духовным путеводителем в современном мире. Кто всерьез принимает современную цивилизацию с ее парламентами, банками, правами человека, компьютерами, жвачками, диснейпарками и т. п., тот не может принять моральное жизнеучение, какого бы происхождения и вида оно ни было.

Многие из великих моралистов черпали идеалы из прошлого, полагая, что там остался золотой век. Согласно их представлениям, человечество движется вспять. Основной признак деградации они усматривали в том, что люди все больше отдают предпочтение материальным интересам перед моральными обязанностями. Они стремились остановить губительный, с их точки зрения, процесс смещения критериев. Им это не удалось. История пошла своим "гибельным" путем. Общественные нравы с каждым поколением отклонялись все дальше от канонов, сформулированных великими моралистами. Сегодня люди о небесных сокровищах думают еще меньше, чем во времена Иисуса. А какогонибудь Сократа, который стал бы убеждать, что хуже совершить несправедливость, чем испытать ее, вряд ли кто будет слушать, не говоря уже о том, чтобы провозглашать его самым мудрым человеком.

Человечество (по критериям моралистов) не просто двигалось вниз по наклонной плоскости. Оно делало это в ускоряющемся темпе и к настоящему времени достигло стадии, когда процесс стал необратимым. Человеческая деформация зашла настолько далеко, что уже ничего нельзя исправить. "Если бы общество в его нынешнем состоянии буквально последовало моральным заветам Евангелий, это привело бы к его немедленной гибели"1, - пишет американский философ XX века Уайтхед. И он совершенно прав. Разве совместима, например, рыночная конкуренция с милосердием доброго самарянина? И что бы стало со всей финансовой системой - этой несущей конструкцией западной цивилизации, - если бы вдруг банкиры решили последовать совету, который Иисус дал богатому юноше?! Уайтхед прав. Можно только добавить, что предписания Типитаки или Корана были бы для цивилизации столь же губительными. Человек самой исторической средой поставлен в такие условия, когда он не то что не хочет, но и не может обнаружить добрую волю. Об этом чуть позже, а пока зададимся другим вопросом.

Великие моралисты не смогли сделать то, в чем видели свою основную задачу - воспрепятствовать развитию, которое они считали упадком. В чем же тогда состоял действительный смысл их деятельности? Почему люди сохраняют к ним благоговейное отношение и тем больше клянутся их заповедями, чем меньше следуют им на деле?

Роль великих моралистов в историй человечества можно уподобить роли отца, который запретами и угрозами уберегает сына от опасных действий. Даже если ему это полностью не удается и сын, случается, ранит себе ногу или наносит какойнибудь иной ущерб, то мы всегда можем сказать, что, не будь отцовских предостережений, все могло бы окончиться намного хуже. Да и сын, став взрослым и разумным человеком, не станет ругать отца за выдумки о страшных разбойниках и сказочных подземных царствах. Он поймет, что отец таким образом хранил его детство, и будет благодарен ему. Возвышенный пафос моралистов был спасительным противовесом материальной устремленности цивилизации.

Цивилизация действительно по преимуществу была озабочена тем, чтобы нагулять тело. Она мало и чем дальше, тем меньше думала о том, чтобы очищать душу. Оставим открытым вопрос о том, правомерно ли такое направление развития оценивать как упадок. Заметим только: без голоса, считавшего его упадком, кричавшего во все горло: "Люди, остановитесь! Вы обрекаете себя на гибель!", без этого грозного, хотя и панического, предупреждения судьба цивилизации могла бы сложиться значительно более печально. Сколько культур и народов исчезло с лица земли?! Человечество в целом также не застраховано от этой опасности. И если оно пока миновало ее, то в значительной степени благодаря властным предостережениям великих моралистов.

Дети со временем научаются действовать разумно без мелочной опеки и устрашающих запретов родителей. Это признак того, что они становятся взрослыми. Точно так же взрослеет человечество. Соответственно меняется роль морали и великих моралистов в обществе.