Самое длинное слово марка твена

 

 

Знаменитый юморист почему-то очень охотно касался в своих произведениях

различных особенностей именно немецкого языка. Он возвращался к нему

неоднократно.

Как известно, язык этот обладает способностью образовывать сложные

слова, подобные нашим "Фарфортрест" или "Ленинградуголь". В немецких военных

книгах, например, то и дело натыкаешься на такие термины, как "вер-махт"

(оружие+сила = армия), "панцер-шиф" (броня+ корабль = броненосец),

"флуг-цойг" (полет + снаряд = самолет) и т. п.

Между этими терминами и нашими обычными сложными словами есть разница:

те мы образовываем обязательно при помощи соединительной гласной "о" или "е"

(сам-о-лет, земл-е-роб) и, надо сказать, прибегаем к ним без особой охоты.

Немцы же (как и англичане), хотя и могут применять в таких случаях вместо

соединительного согласного суффикс родительного падежа "с-" (рейх-с-вер,

криг-с-гефангенэ), нередко обходятся без него, а используют они такой способ

словопроизводства буквально иа каждом шагу.

Правда, это свойственно, как мы видели, и китайскому языку. Но если в

Китае или в Англии допускается образование по этому способу слов из двух,

много из трех корней, то немецкому языку никаких границ в этом смысле не

положено. Сравнительно недлинные, односложные и двусложные слова, как

намагниченные, притягиваются друг к другу и соединяются в единое целое без

каких-либо "заклепок" -- изменений.

 

В русском языке: сам+ходить = самоход

В немецком языке:

земля+ трясение = землетрясение

нэбель + верфер = нэбельверфер

(Nebel + Werfer = Nebelwerfer)

(туман + метатель = дымовой завесчик)

вооль + бефинден = воольбефинден

(Whl + befinden = Whlbefinden)

(хорошо + пребывать = здоровье)

язык + знание = фогель + фенгер = фогельфенгер

знание (Vgel + Fanger = Vgelfanger)

(птица + ловец = птицелов)

 

И если у нас каждое такое многосложное слово выглядит как сравнительно

редкое отклонение от нормы (лишь в переводах с древних языков то и дело

попадаются "розоперстые" и "пестросандальные" богини), то в Германии они не

смущают никого.

Вот почему в "Войне и мире" Л. Толстого старый князь Болконский,

посмеиваясь над бездарным австрийским военным советом (по-немецки:

"Гофкригсрат"; от слов "гоф" = "двор", "криг" = "война" и "рат" -- "совет"),

по праву называет его "гофкригсвурстшнапсратом".

Такого слова никогда не было в немецких словарях. Но любой немец,

услышав его, прекрасно бы понял, что оно означает:

 

"Гофф+кригс+вурст+шнапс+рат" -- "придворный военно-колбасно-водочный совет".

 

В длиннейшем слове этом нет ровно ничего непозволительного с точки

зрения правил немецкой грамматики. Она знает слова еще и того длиннее.

Филателисты могут найти в старых каталогах немецкую марку, выпущенную

когда-то в память путешествия последнего кайзера Вильгельма II в Иерусалим.

Она называлась так:

 

"КайзерВильгельмИерузалзмсрайзе-гедэхтяисбрифкартенпостмаркэ".

 

А один советский языковед в своей книжке о языке упоминает о немецкой

надписи, которую он читал на дверях одной из комнат какого-то ученого клуба:

 

"Центральвиссеншафтлихгелээртермэншэнлебэнсбе-

дингунгенфербессэрунгсауссшусстрэффпунктклассэ".*

 

Это слово, вероятно, было придумано в шутку, но построено-то оно было

по всем правилам немецкого "словосложения"; означало оно примерно что-то

вроде: "комната комиссии по улучшению жизни ученых".

Вот этой примечательной способности немецкого языка и дивится в своем

рассказе американский юморист Марк Твен.

"В одной немецкой газете, -- уверяет он, -- я сам читал такую весьма

занятную историю:

 

Готтентоты (по-немецки: "хоттентотэн"), как известно, ловят в пустынях

кенгуру (по-немецки "бойтельратте" -- сумчатая крыса). Они обычно сажают их в

клетки ("кбттэр"), снабженные решетчатыми крышками("латтенгйттер") для

защиты от непогоды ("веттэр").

Благодаря замечательным правилам немецкой грамматики все это вместе --

кенгуру и клетки -- получает довольно удобное название: -

"Латтенгиттерветтэркоттэрбейтельраттэ".

Однажды в тех местах, в городе Шраттертроттэле,** был схвачен негодяй,

убивший готтентотку, мать двоих детей.

-----

*Г. Винокур. Культура языка, М., 1930, стр. 136.

**Слово "коттэр", по-видимому, изобретено самим Твеном: в словарях его нет.

"Шраттертроттэль" в немецких сказках и поговорках-- легендарный город

простаков, вроде нашего сказочного Пошехонья.

-----

Такая женщина по-немецки должна быть названа "хоттентотэнмуттэр", а ее

убийца сейчас же получил в устах граждан имя

"шраттертроттэльхоттентотэнмуттэр- аттэнтэтэр", ибо убийца -- по-немецки

"аттэнтэтэр".

Преступника поймали и за неимением других помещений посадили в одну из

клеток для кенгуру, о которых выше было рассказано. Он бежал, но снова был

изловлен. Счастливый своей удачей, негр-охотник быстро явился к старшине

племени.

-- Я поймал этого... Бейтельраттэ! Кенгуру! -- в волнении вскричал он.

-- Кенгуру? Какого? -- сердито спросил потревоженный начальник.

-- Как какого? Этого самого! Ляттэнгйттэрветтэр-кдттэрбейтельраттэ.

-- Яснее! Таких у нас много... Непонятно, чему ты так радуешься?

-- Ах ты, несчастье какое! -- возмутился негр, положил на землю лук и

стрелы, набрал в грудь воздуха и выпалил:

-- Я поймал шраттертрдттэльхоттэнтоттэнмут -

тэраттэнтэтэрляттэнгйттерветтэркоттэрбейтельраттэ! Вот кого!

Тут начальник подскочил, точно подброшенный пружиной:

-- Так что же ты мне сразу не сказал этого так коротко и ясно, как

сейчас?!."

 

Автор "Тома Сойера" и "Гека Финна", можно думать не слишком-то считался

с немецкими словарями, когда писал свой смешной рассказ. Города

"Шраттер-троттэль" вы на картах мира не найдете. Неграм несвойственно

болтать между собой по-немецки. Кенгуру отродясь не жили в Южной Африке.

Наверняка выдумана и немецкая газета, и невежественная корреспонденция в

ней, и само это слово, напоминающее скорее тяжеловесный железнодорожный

состав, чем обычное существительное. Не выдумал Марк Твен одного --

действительной способности немецкого языка нанизывать таким образом одно на

другое обычные слова-корни, превращая их в длиннейшее сложное образование.

Способность эта свойственна не одному только немецкому языку. Ученые

люди, пользуясь латинскими и греческими корнями для обозначения химических

веществ, иной раз соединяют их в слова ничуть не короче марктвеновских. Тут

это неудивительно; если интересующее химиков вещество состоит из доброго

десятка составных элементов, то они и сочетают вместе десять их названий:

кто им может помешать?

Тот, кто, по несчастью, болел малярией, принимал, вероятно, желтый

горький порошок, называемый в аптеках акрихином. У него есть, однако,

другое, более точное химическое наименование. Химики зовут его:

"Метоксихлордиэтиламинометилбутиламиноакридин".

Может быть, вы скажете, это не слово? Нет, это все-таки слово, и слово

русское. Его можно склонять (попробуйте!). Вы сразу же увидите, что это

существительное, а не глагол. Вы не поверите, если я вам скажу, что его

можно сочетать с прилагательным "желтая". "Нет, --возразите вы, -- "желтый"!

Это мужской род!" Значит, это слово!

Можно найти и прилагательные такой же почти длины:

 

"Метилциклогексентилметилбарбитуровая кислота".

"Тетраметилдиаминодифентиазониевый хлорид" и т. п.

 

Попробуйте-ка возразите, если я скажу, что и это русские слова!

Что же получается?

Очевидно, теперь мы знаем основные способы, которыми языки образуют

свои "длинные" слова из коротких, главным образом односложных, корней. Мы

видели три таких способа.

Иногда несколько слов просто прикладывается друг к другу, как в

немецком языке. Границы этому прикладыванию никакой установить нельзя:

сколько бы ни было уже сложено вместе слов, всегда можно к тому, что

получилось, прибавить еще словечко и сделать все целое еще длиннее. Выходит,

что этот способ не позволяет говорить о самом длинном слове мира.

Бывают, правда, языки, переплетающие множество слов и вспомогательных

частиц в одном целом, которое даже и не знаешь, как назвать -- то ли словом,

то ли предложением. Мы видели примеры этого в индейских языках Америки. Но

ведь предложения могут быть как угодно длинными, распространенными. Значит,

и индейские слова также могут расти почти беспредельно. Видимо, и эти языки

не дают нам надежды напасть на самое длинное слово, на мирового чемпиона

длины. Его, очевидно, так же нельзя найти, как нельзя указать самое большое

число. К любому числу, как бы велико оно ни было, никто не помешает нам

приплюсовать одну единицу. Тогда оно станет еще больше. Значит, до того оно

не было самым большим.

Наконец, еще одна группа языков: эти широко пользуются суффиксами,

приставками и окончаниями, для того чтобы односложные слова превратились в

многосложные. Однако этот способ не дает особенно огромных слов.

Можно было бы подумать, что я после этого поведу вас в таинственные

края "инкорпорации" или займусь вопросами, связанными с "корневыми" языками.

Однако наоборот: я предпочту углубиться в дебри суффиксов, окончаний и

прочих аффиксов.

Почему? Да, собственно, потому, что именно с этими морфемами (частями

слов) имеет дело тот великий язык, на котором имеем честь говорить мы с

вами.