Глава 8. Правовое государство: история идей и современность

1. Античные идеи

2. Политико-правовая мысль средневековья

Современное правовое государство – как особая теоретическая концепция и соответствующая практика – имеет долгую и поучительную историю.

Сам термин «правовое государство» (Rechtsstaat) возник и утвердился в немецкой юридической литературе в первой трети XIX в. (в трудах К.Т. Велькера, Р. фон Моля и др.) [1], а в дальнейшем получил широкое распространение.

В содержательном смысле ряд идей правовой государственности появился уже в античном мире и в средневековой Европе, а теоретически развитые концепции правового государства были сформулированы в условиях перехода от феодализма к капитализму и возникновения нового социально-политического строя. Исторически это происходило в общем русле возникновения прогрессивных направлений буржуазной политической и правовой мысли, становления и развития нового (антифеодального, светского, антитеологического и антиклерикального) юридического мировоззрения, критики феодального произвола и беззаконий, абсолютистских и полицейских режимов, утверждения идей гуманизма, принципов свободы и равенства всех людей, неотчуждаемых прав человека, поисков различных государственно-правовых средств, конструкций и форм (разделение государственных властей, конституционализм, верховенство закона и т.д.), направленных против узурпации публичной политической власти и ее безответственности перед обществом.

При всей своей новизне теоретические концепции правовой государственности (разработанные в трудах Дж. Локка, Ш.Л. Монтескье, Д. Адамса, Д. Мэдисона, Т. Джефферсона, И. Канта, Г. Гегеля и др.) опирались на опыт прошлого, на достижения предшествующей социальной, политической и правовой теории и практики, на исторически сложившиеся и апробированные общечеловеческие ценности и гуманистические традиции.

Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. – М.: ИНФРА • М, 1999. С. 287

Античные идеи

Различные аспекты античного влияния на последующую теорию правового государства группируются вокруг тематики правового опосредования и оформления политических отношений. Эта тематика включает в себя, прежде всего, такие аспекты, как справедливость устройства полиса (античного города-государства), его власти и его законов, разумное распределение полномочий между различными органами государства, различение правильных и неправильных форм правления, определяющая роль закона в полисной жизни при определении взаимоотношений государства и гражданина, значение законности как критерия классификации и характеристики различных форм правления и т.д.

Уже в глубокой древности зарождается идея необходимости соответствия действий власти требованиям справедливости. В дальнейшем процессе углубления представлений о праве и государстве довольно рано сформировалась идея о разумности и справедливости такой политической формы общественной жизни людей, при которой право благодаря признанию и поддержке публичной власти становится общеобязательным законом, а публично-властная сила (с ее возможностями насилия и т.д.), признающая право, упорядоченная и, следовательно, ограниченная и оправданная им одновременно, – справедливой (т.е. соответствующей праву) государственной властью. Символическим выражением подобных представлений стал образ богини правосудия, олицетворяющей единение силы и права и справедливость правопорядка, в равной мере обязательного для всех.

Во многих древнегреческих мифах отчетливо присутствует возводимая к богам идея справедливого устройства полисной жизни людей. В своих поэмах Гомер противопоставляет справедливость (дике) как принцип общения силе и насилию в человеческих взаимоотношениях. Гесиод восхваляет Эвномию (Благозаконие), которая, согласно мифу, является сестрой Дике и дочерью верховного и совершенного бога Зевса и богини Фемиды (персонификации вечного естественно-божественного порядка). Эвномия (Благозаконие) тем самым олицетворяет божественное по своим истокам начало законности в общественном устройстве, глубинную внутреннюю связь законности и полисного порядка. В дальнейшем слово «эвномия» (бла-гозаконие) заметно десакрализировалось и стало одним из ключевых понятий для характеристики полисного правления, основанного на хороших, справедливых законах.

Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. – М.: ИНФРА • М, 1999. С. 288

В плане антитезы «право (справедливость) – насилие» заслуживает упоминания и резкая критика Гесиодом устоев грядущего «железного века», когда по его словам: «Правду заменит кулак... Где сила, там и будет право» (Гесиод. Труды и дни, 174–193).

Основополагающее значение господства законов в полисных делах настойчиво подчеркивали и многие из «семи мудрецов» Древней Греции. Некоторые из них, будучи правителями или законодателями, приложили немало усилий для практической реализации своих политико-правовых идеалов. Соблюдение законов, согласно Бианту, Хилону, Питтаку, Солону и другим древнегреческим мудрецам, – существенная отличительная черта благоустроенного полиса. Так, наилучшим государственным устройством Биант считал такое, где граждане боятся закона в той же мере, в какой боялись бы тирана.

«Повинуйся законам», – призывал спартанец Хилон, автор знаменитого афоризма «Познай самого себя», начертанного на храме Аполлона в Дельфах и сыгравшего заметную роль в истории древнегреческой мысли. Лучшим полисом Хилон считал тот, где граждане слушаются законов более, чем ораторов и демагогов.

Одним из «семи мудрецов» был Солон (ок. 638–559 гг. до н.э.) – знаменитый афинский реформатор, государственный деятель и законодатель. Глубокой политико-правовой мудростью отмечен его афоризм «Ничего сверх меры», который тоже был записан на храме в Дельфах. Именно с законодательных реформ Солона, по оценке Аристотеля, в Афинах «началась демократия» [2]. Конституционное по своему существу законодательство Солона было пронизано идеей компромисса правопритязаний борющихся сторон, интересов знати и демоса, имущих и неимущих. Кстати говоря, эта сознательно проводившаяся Солоном идея законодательного закрепления компромисса между борющимися силами и достижения таким путем гражданского мира весьма характерна и для последующего зрелого конституционализма Нового времени как фундамента правовой государственности.

В плане идей правового закона и правового государства представляет большой интерес положение Солона о том, что свои реформы он провел с помощью «власти закона», соединив силу с правом [3]. Помимо глубокой характеристики власти закона как сочетания силы (имеется в виду – официальной государ-

Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. – М.: ИНФРА • М, 1999. С. 289

ственной силы) с правом в приведенном положении Солона отчетливо присутствует также и проницательная мысль о том, что преобразования в государстве следует проводить именно легальным путем, на основе официального и всеобщего закона.

Отмеченная государственно-правовая идея древних о единении силы и права была однозначно направлена против представлений о том, будто сила рождает право, сильный всегда прав и т.д.

Справедливость, право, закон традиционно считались древними греками божественными установлениями, необходимыми атрибутами космических и земных порядков, антиподами насилия, произвола, хаоса.»И говоря сегодня о законопослушности древних, их высоком почтении к закону и законности, не надо забывать, что имелись в виду священные традиции, надлежаще устанавливаемые, разумные и справедливые (мы бы сказали – правовые) законы, а не произвольный диктат силы.

Такое отношение к законам присутствует, например, и в той гражданской присяге, которую приносили молодые жители Афин при достижении совершеннолетия (18 лет) [4]. В этой присяге были, в частности, следующие слова: «И я буду слушаться властей, постоянно существующих, и повиноваться установленным законам, а также тем новым, которые установит согласно народ. И если кто-нибудь будет отменять законы или не повиноваться им, я не допущу этого, но буду защищать их и один, и вместе со всеми».

Последующее развитие древнегреческой политико-правовой мысли сопровождается дальнейшим углублением светских, теоретических воззрений о взаимосвязях права и государства, о формах и механизме правового опосредования политико-властных отношений.

С идеей необходимости преобразования общественных и политико-правовых порядков на философских (разумных) основах в VI– V вв. до н.э. выступили Пифагор и пифагорейцы.

Эта глубокая идея легла в основу целого ряда последующих представлений об определяющей роли философского разума и истинного знания для установления идеального строя и совершенного правления. Выразительными примерами подобных представлений являются, в частности, сократовское положение о правлении знающих, платоновский проект идеального строя во главе с философами, кантовские категори-

Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. – М.: ИНФРА • М, 1999. С. 290

ческие императивы философского разума о нормах долженствования в сфере морали, права, государства, гегелевская концепция тождества разумного и действительного (включая разумность права и государства). В модернизированном виде подобные представления присутствуют и в различных современных концепциях справедливого и разумного способа организации общественной, государственной и правовой жизни, осуществления законотворческой, управленческой и иных форм деятельности государства на научных основах и т.д.

В общем ряду подобных представлений особое место занимает негативная марксистская философская трактовка права и государства с позиций историко-материалистической философии. Основным результатом и выводом марксистского философского разума в рассматриваемом плане является отрицание разумности права и государства, которые в качестве негативных феноменов подлежат преодолению и отмиранию в процессе пролетарской революции и построения совершенного коммунистического строя.

Для самих пифагорейцев идеалом был полис, где господствуют справедливые законы.

Идею единства полиса и законов развивал Гераклит. Имея в виду божественную, разумную и справедливую природу полиса и закона, их необходимую взаимосвязь, Гераклит подчеркивал, что «народ должен сражаться за закон, как за свои стены» [5].

Как «общее дело» членов полиса трактовал государство Демокрит. При этом он считал искусство управления государством (полисом) «наивысшим из искусств» [6]. «Государственные дела, – писал он, – надо считать много более важными, чем все прочие; каждый должен стараться, чтобы государства было благоустроено, не добиваясь больших почестей, чем ему приличествует, и не захватывая большей власти, чем это полезно для общего дела. И государство, идущее по верному пути, – величайшая опора. И в этом заключается все: когда оно в благополучии, все в благополучии, когда оно гибнет, все гибнет» [7].

Демокрит отвергал деспотическую власть и выступал за демократический полис со свободой граждан. «Бедность в демократии, – подчеркивал он, – настолько же предпочтительнее так называемого благополучия, насколько свобода лучше рабства» [8].

Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. – М.: ИНФРА • М, 1999. С. 291

Светский, человеческий подход к политико-правовым явлениям в V– IV вв. до н.э. был основательно развит софистами (Протагором, Гиппием, Антифонтом и др.), которые в отличие от своих предшественников стали уделять заметное внимание месту и роли индивида в политической жизни, субъективному началу в политике, естественным правам человека в их соотношении с полисным законодательством, социальной трактовке власти и закона как формам выражения интересов различных слоев и групп общества.

Известное положение софиста Протагора (ок. 481–411 гг. до н.э.) – «Мера всех вещей – человек» (Платон. Теэтет, 152а) – знаменовало собой поворот к человеческому измерению мира, включая и политико-правовые отношения, к постижению активно-человеческого, творческого начала во всех сферах жизни.

Идею господства законов в полисе развивали Сократ и Платон. В своей последней работе «Законы» Платон принципиально противопоставляет друг другу два вида государства: один, где все зависит от правителей, другой – где и над правителями стоят законы. Выступая за государство законности, Платон писал: «Я вижу близкую гибель того государства, где закон не имеет силы и находится под чьей-либо властью. Там же, где закон – владыка над правителями, а они – его рабы, я усматриваю спасение государства и все блага, какие только могут даровать государствам боги» (Законы, 715 d).

Было бы, конечно, неверно отождествлять платоновское государство законности с правовым государством. Но наряду с различиями между ними есть и определенное сходство: говоря о законах, Платон в духе своих естественноправовых воззрений имеет в виду не всякое обязательное установление власти, а лишь разумные и справедливые общеобязательные правила, «определения разума» (Законы, 713е). Существенная черта такого закона, да и самого государства, по оценке Платона, – выражение и защита ими общего интереса. Без этого, согласно Платону, нет ни закона, ни государства, ни справедливости, а имеет место лишь злоупотребление этими понятиями в условиях насилия, политических распрей и господства интересов узкой группы лиц. «Мы признаем, –? подчеркивал Платон, – что там, где законы установлены в интересах нескольких человек, речь идет не о государственном устройстве, а только о внутренних распрях и то, что считается там справедливостью, носит вотще это имя» (Законы, 715в).

Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. – М.: ИНФРА • М, 1999. С. 292

Это проницательное суждение античного философа мог бы повторить и современный сторонник правового государства и правового закона.

Концепцию правления разумных законов с естественноправовых позиций обосновывал и Аристотель (384–322 гг. до н.э.). «Итак, – писал он, – кто требует, чтобы закон властвовал, требует, кажется, того, чтобы властвовало только божество и разум, а кто требует, чтобы властвовал человек, привносит в это свое требование своего рода животный элемент, ибо страстность есть нечто животное, да и гнев совращает с истинного пути правителей, хотя бы они и были наилучшими людьми; напротив, закон – это уравновешенный разум» (Аристотель. Политика, III, 11, 4, 1287в 5). Там, где отсутствует власть закона, там, подчеркивает он, нет места и какой-либо форме государственного (полисного) строя.

В трактовке Аристотеля различные формы политического (государственного) устройства – в силу именно своей политичности – соответствуют принципу справедливости и идее права, т.е., иначе говоря, носят правовой характер. «Итак, ясно, – пишет Аристотель (Политика, III, 4, 7, 1279а 26), – что только те формы государственного строя, которые имеют в виду общую пользу, являются, согласно принципу абсолютной справедливости, правильными; те же формы, при которых имеется в виду только личное благо правителей, все ошибочны и представляют отклонения от правильных; они основаны на деспотическом принципе, а государство есть общение свободных людей». Такая принципиальная общность и предметно-смысловое единство политических и правовых форм, противопоставляемых деспотизму, дают основание говорить о наличии в учении Аристотеля правовой концепции государства [9].

В целом разрабатывавшаяся Аристотелем политическая наука опиралась на естественноправовую трактовку всех основных проблем полисной жизни (законов и институтов полиса, свободы его членов, справедливости в их взаимоотношениях и т.д.). Естественноправовой смысл имеет и знаменитое положе-

Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. – М.: ИНФРА • М, 1999. С. 293

ние Аристотеля о том, что «человек, по природе своей, – существо политическое» (Аристотель. Политика. I, 1, 9, 1253а 16). В контексте его правового учения о политике (о полисе, о государстве, о законах) это положение по существу означает также, что человек, по природе своей, – существо правовое, «так как право, служащее критерием справедливости, является регулирующей нормой политического общения» (Аристотель. Политика, 1,1,12, 1253а 16).

На современном языке можно сказать, что в учении Аристотеля политичность и юридичность (правовой характер) государства – это одно и то же, так что его политическая наука, представлявшая собой естественноправовое учение о государстве и законе (волеустановленном, позитивном праве), содержит в себе исходные идеи правового закона и правовой государственности.

Существенным достижением древнегреческих мыслителей(Платона, Аристотеля, а затем и Полибия) в этом плане былоучение о смешанном правлении как лучшей форме государства. Так, у Аристотеля этой лучшей формой государства является полития, которая является надлежащим сочетанием («смешением») принципов демократии и олигархии.

При этом Аристотель во многом следует за Платоном, который характеризовал второе по достоинству государство, обрисованное в «Законах», как смешанное правление – «средину между монархическим и демократическим устройством: государственное устройство вообще должно всегда придерживаться средины» (Законы, 757). Разделяя саму идею Платона о преимуществах смешанного правления, Аристотель вместе с тем замечает, что в платоновской концепции совершенного государства речь в действительности идет о сочетании демократического.элемента с элементом олигархическим, а не с монархическим.

По существу аристотелевская полития является теоретической конструкцией политической (и вместе с тем – правовой) формы властвования вообще. В этом плане она служит как бы эталоном для эмпирически существующих государственных форм и критерием для определения меры их политичности или неполитичности (деспотичности, отклонения от требований права, норм политической справедливости).

Полития конструируется Аристотелем с учетом основных максим его этического и политического учения. Полития – «средняя» форма государства, и «средний» элемент в ней доминирует во всем: в нравах – умеренность, в имуществе –

Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. – М.: ИНФРА • М, 1999. С. 294

средний достаток, во властвовании – средний класс. «Государство, состоящее из «средних» людей, будет иметь и наилучший государственный строй» (Политика, IV, 9, 6, 1295в 18). Величайшим благом для государства Аристотель считает наличие у граждан собственности средней, но достаточной.

Многочисленный средний элемент нейтрализует, по мысли Аристотеля, опасность раскола населения на борющиеся партии и ослабляет партийные распри и раздоры.

В политии, по мысли Аристотеля, средний элемент должен преобладать над крайними элементами или во всяком случае быть сильнее каждого из них в отдельности. Верховная власть должна находиться в руках большинства, а не меньшинства, а число сторонников данного строя должно превышать число его противников в общей массе свободного населения. В политии, как впрочем и в олигархии и демократии, законодатель должен ориентироваться на «средний» элемент данной формы государственного строя.

Возможно лучшая при данных обстоятельствах организация государственного строя зависит, по мысли Аристотеля, от надлежащей комбинации различных условий формирования и приемов функционирования трех основных его элементов. Во всяком государстве, отмечал Аристотель, имеется три элемента: первый – законосовещательный орган о делах государства, второй – магистратуры, третий – судебные органы. Эти три элемента, по его оценке, составляют основу каждого государства, так что само различие государственного строя обусловлено различной организацией каждого из этих элементов.

При всей своей значимости эти мысли Аристотеля, однако, еще не содержат концепции разделения властей в духе теории правового государства, в плане которой было бы принципиально важно показать, что различие отдельных форм государственного строя обусловлено не только различной организацией каждого из названных им элементов, но и (что весьма существенно именно для теории и практики правового государства) характером отношений между этими элементами, формой их взаимосвязей, способом разграничения их правомочий, мерой их соучастия в реализации всей совокупности властных правомочий государства в целом.

Для последующей теории разделения властей (в плане теоретических истоков, преемственности в истории политической мысли и т.д.), скорее, значимы те положения древнегреческих мыслителей, где речь идет о различении «правильных» (с господством законов) и «неправильных» (произвольных) форм правления и о «смешанной» форме правления, преиму-

Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. – М.: ИНФРА • М, 1999. С. 295

щество которой видится им в сочетании достоинств различных простых «правильных» форм правления. Причем принципы простых форм правления объединяются в рамках одной («смешанной») формы по сути дела в качестве различных начал властвования, верная комбинация и надлежащее соотношение которых обеспечивают, по мысли античных авторов, не только стабильность политического строя, но и его соответствие требованиям права – справедливую меру и разумную форму участия всех основных слоев свободного населения (демоса, богатых, знатных) в государственной жизни и отправлении общегосударственных функций.

Таким образом, нечто аналогичное тому, что по теории разделения властей достигается посредством надлежащего распределения единой власти среди различных слоев, классов и органов, в рамках античной концепции смешанного правления осуществляется путем сочетания в некое единство принципов разных форм правления.

Значительной развитостью с точки зрения теории разделения властей отличается концепция смешанного правления в разработке Полибия (210–128 гг. до н.э.). Отмечая наличие смешанного правления в Спарте, Карфагене и Риме, он выделяет такое преимущество этой формы, как взаимное сдерживание и противодействие друг другу ее различных составных элементов, что в целом позволяет достичь надлежащей стабильной организации политического строя. Это – одна из важных идей также и теории разделения властей.

В своей «Всеобщей истории» (VI, 4–10) Полибий характеризует порядок зарождения и смены шести основных форм государства (царской власти, тирании, аристократии, олигархии, демократии и охлократии) как естественный процесс, совершающийся по «закону природы».

Наиболее совершенной формой правления, согласно Поли-бию, является такая, в которой соединяются особенности царской власти, аристократии и демократии.

Главное преимущество такой смешанной формы правления Полибий видит в обеспечении надлежащей устойчивости государства, предотвращающей переход к извращенным формам правления – к тирании, олигархии и охлократии. Первым, кто уяснил это и организовал смешанное правление, был, по мнению Полибия, спартанский законодатель Ликург: он «установил форму правления не простую и не единообразную, но соединил в ней вместе все преимущества наилучших форм правления, дабы ни одна из них не развивалась сверх меры и через то не извращалась в родственную ей обратную

Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. – М.: ИНФРА • М, 1999. С. 296

форму, дабы все они сдерживались в проявлении свойств взаимным противодействием и ни одна не тянула бы в свою сторону, не перевешивала бы прочих, дабы таким образом государство неизменно пребывало бы в состоянии равномерного колебания и равновесия, наподобие идущего против ветра корабля» (Полибий. Всеобщая история, VI, 10).

Применительно к своему времени Полибий отмечает, что наилучшим государственным устройством отличается римское государство, в котором он выделяет три власти: власть консулов, власть сената и власть народа, выражающих соответственно царское, аристократическое и демократическое начала. «В самом деле, – поясняет Полибий (Всеобщая история, VI, 11), – если мы сосредоточим внимание на власти консулов_г государство покажется вполне монархическим и царским, если на сенате – аристократическим, если, наконец, кто-либо примет во внимание только положение народа, он наверное признает римское государство демократией».

Характеризуя распределение государственных полномочий в Риме между тремя властями, Полибий рассматривает те устоявшиеся политические процедуры и способы, с помощью которых отдельные власти могут при необходимости мешать друг другу или, наоборот, оказывать взаимную поддержку и содействие. При этом он отмечает, что возможные претензии одной власти на несоответствующее ей большее значение встречают надлежащее противодействие других властей, и в целом римское государство сохраняет свою стабильность и прочность.

Легко заметить, что при всех исторических и социально-политических различиях между античной концепцией смешанного правления и последующей теорией разделения властей у них есть и существенно важные общие моменты. Так, в смешанной форме правления (особенно четко у По-либия) полномочия представителей различных форм правления, как и полномочия различных властей в теории разделения властей, не сливаются в одно единое начало и не теряют своей, специфики и особенностей, а остаются разделенными и относительно самостоятельными, взаимодействую ют, сочетаются и сосуществуют, взаимно сдерживая и уравновешивая друг друга в рамках стабильного целого – государственного строя. Цель в обоих случаях одна – формирование такой конструкции государственной власти, при которой правомочия правления не сосредоточены в одном центре (начале), не сконцентрированы у одного органа (одной из властей), а справедливо распределены (в виде сфер

Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. – М.: ИНФРА • М, 1999. С. 297

ведения и правомочий разных властей) между различными взаимно сдерживающими, противодействующими и уравновешивающими началами – составными частями общегосударственной власти.

Правовой подход к государству (его правовое понимание и толкование) был существенно развит и углублен в творчестве римских авторов.

Большим достижением в этом плане была естественнопра-вовая трактовка Цицероном государства как согласованного правового общения людей и «общего правопорядка» (О государстве, I, XXXII, 49).

Из концепции Цицерона вытекает необходимость соответствия законов государства требованиям естественного права. Только такие законы справедливы. Что же касается несправедливых законов, то они «заслуживают названия закона не больше, чем решения, с общего согласия принятые разбойниками» (Цицерон. О законах, II, 13). Законами следует установить «не только для магистратов меру их власти, но и для граждан меру их повиновения» (Цицерон. О законах, III, 5). Он сформулирует важный государственно-правовой принцип: «Под действие закона должны подпадать все» (Цицерон. О законах, III, 17).

Правовое равенство граждан, по мысли Цицерона, достижимо лишь при смешанной форме государства, образуемой из элементов царского правления, аристократии и демократии. «Ибо, – замечает он, – желательно, чтобы в государстве было нечто выдающееся и царственное, чтобы одна часть власти была уделена и вручена авторитету первенствующих людей, а некоторые дела были предоставлены суждению и воле народа» (Цицерон. О государстве, I, XV, 69).

Цицерон отмечает опасность крена в сторону того или иного начала смешанной формы государства и выступает за их взаимное равновесие путем «равномерного распределения прав, обязанностей и полномочий» между ними (Цицерон. О государстве, И,XXXIII, 57).

Реальность и действенность государства как дела народа и общего правопорядка, по мысли Цицерона, во многом зависят от политической и правовой активности всего населения. В этой связи он подчеркивал, что «при защите свободы граждан нет частных лиц» (Цицерон. О государстве, II, XXV, 46). Ведь свобода гражданина – это его права, т.е. основная часть общего правопорядка, всей государственности.

Существенное значение для развития правового подхода к государству и исследования его правового характера имело

Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. – М.: ИНФРА • М, 1999. С. 298

деление римскими юристами права на частное и публичное. Публично-правовая трактовка государства содействовала юридизации понятия государства и углубляла понимание его правовой природы.