Основные характеристики родового строя

Исходной основой возникновения и существования первобытнообщинного строя является род (родовая община), который объединял людей по кровно-родственному принципу. Производство и потребление продуктов труда членов родовой общины, как и весь уклад их жизни, носили коллективистский характер. Все усилия сородичей были направлены на сохранение рода, его выживание и продолжение. С этим связано как подчинение действий всех членов общины общим интересам рода, так и защита каждого из них всем родом, включая и кровную месть за убийство сородича чужаком.

Управление жизнью и делами рода представляло собой общинное самоуправление и носило коллективный общественный характер. Общественный порядок в первобытном обществе поддерживался общеобязательными нормами сложившихся обычаев и институтами общественной власти.

Всякая социальная власть – это нормативно определенный порядок организации общественной силы и применения официального принуждения для управления общественными делами и отношениями в данном сообществе людей. Именно определенная нормативная организация силы всего сообщества (и соответствующее упорядочение применения этой объединенной силы) обозначает отличие официальной власти в данном социуме от господства физической силы и официально-властного принуждения, от непосредственного насилия.

Различные виды социальной власти (родовая власть, государственная власть и т.д.) отличаются друг от друга видом тех социальных норм (типом нормативности), которые определяют соответствующий порядок организации общественной силы и осуществления официального принуждения. Так, организация и применение общественной силы в виде государственной власти определяются правом (принципом и нормами права) как формой свободы индивидов – членов государства. Власть в первобытном обществе – это власть рода в целом, а не власть

Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. – М.: ИНФРА • М, 1999. С. 192

индивидов – членов рода. Эта родовая власть определяется, обобщенно говоря, родовой нормативностью (комплексом родовых норм, обычаями рода и т.д.), верховным принципом которой является выживание, сохранение и продолжение данного рода. Как сам этот принцип, так и нормы родового строя и соответствующая родовая власть носят родоохрани-тельный характер.

Основным институтом власти в родовой общине было родовое собрание, на котором взрослые сородичи решали все основные вопросы жизни общины. Родовое собрание избирало вождя (старейшину) рода, а также ряд других должностных лиц – военачальника, руководителя по делам охоты и т.д.

Роды объединялись в племя, а некоторые племена – в союз племен. При этом совет старейшин племени, куда входили старейшины (вожди) объединившихся родов, избирал вождя племени и других должностных лиц племени – военачальника племени и т.д. Аналогичным образом совет вождей объединившихся племен избирал вождя союза племен, военачальника и других должностных лиц такого союза племен.

Властные полномочия всех этих должностных лиц опирались на авторитет и доверие общества, на согласие и поддержку членов родовых общин. Вместе с тем назначение и функции этих должностных лиц, как и правила поведения всех остальных членов общества, были жестко подчинены устоявшимся непререкаемым обычаям, нарушение которых влекло суровые кары.

Обычаи первобытного общества постепенно складывались в результате действия системы разнообразных регуляторов общественной жизни и поведения людей в те далекие времена. Исследователи отмечают: «В самые первые эпохи истории мы застаем человека с системным мировосприятием. Как в области материальной, так и общественной и духовной первобытный человек с самого начала системен, и в этом его коренное отличие от стадного животного. Чем древнее культура, тем больше в ней внутренней связанности, неподвижности, замкнутости» [1].

В основе этой архаической и допонятийной «системности», включая и систему тогдашних социальных регуляторов, лежали представления о целостности и единстве природного и социального, животного и человеческого, коллективного и индивидуального в жизни первобытного общества. Поддержанию

Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. – М.: ИНФРА • М, 1999. С. 193

такого единства были подчинены все регулятивные средства того времени.

Формировавшееся социальное сознание и представления о социальных нормах повсеместно в примитивных обществах носили мифологический характер. Миф при этом выступает одновременно и как идеологическая форма высшего признания, оправдания и обоснования сложившихся норм и в целом существующего социального порядка (в его единстве с порядком природы и вообще всего окружающего мира), и как авторитетная форма фиксации действующих общеобязательных социальных норм, форма и источник их общезначимого выражения, толкования и применения.

Раскрывая социорегулятивные функции мифа, М.И. Стеблин-Каменский, в частности, писал: «Миф, как показал Малиновский, – это важная социальная сила. Он обосновывает устройство общества, его законы, его моральные ценности. Он выражает и кодифицирует верования, придает престиж традиции, руководит в практической деятельности, учит правилам поведения» [2].

Благодаря мифам, ритуалам и т.д. коллективные представления и установления социума активно влияют на формирование надлежащего образа жизни и действий всех его членов, прочно скрепляют их социальное единство и солидарность. Так, функция причащения подрастающего поколения к взрослому коллективу отчетливо проявлялась в обрядах инициации, в ходе которых молодые люди не только приобщались к мифологическим таинствам, проходили испытания, приобретали взрослые роли (мужчины или женщины) и т.д., но и усваивали сложившиеся социальные ценности и нормы.

Особенности первобытного мышления (образность, символизм, синтетичность и т.д.) существенным образом отражались и на регулятивных средствах того времени, когда еще не проводилось различие между сущим и должным, описанием (словами, знаками, магическими и ритуальными действиями) и предписанием.

Мифологические представления о возникновении мира, человека и человеческого бытия играли роль объяснительного принципа человеческих взаимоотношений и были вместе с тем источником общеобязательных норм и правил человеческого поведения, подлежащих безусловному исполнению в настоящем и будущем. Описание в мифе имеет одновременно значение

Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. – М.: ИНФРА • М, 1999. С. 194

предписания, в силу чего положения мифа, обладавшие высшим (сверхъестественным) авторитетом и санкцией, играли роль императивной модели для соответствующего устроения первобытного общества, человеческих связей и взаимоотношений.

Мифологическая система социальной регуляции ориентировала всех членов общества на соблюдение общих представлений о надлежащем и запрещенном (затабуированном) и безусловно отвергала отрыв и отклонения индивидуального от общеколлективного. В поддержании единства и стабильности социума, принятого типа социального поведения существенную роль играли многообразные запреты (табу) [3], относящиеся к различным сферам жизни (половым, трудовым, брачным, бытовым и т.д.). На весьма ранних этапах становления социальной жизни табуируются каннибализм, инцест и убийство (членов данного социума).

Во многих случаях именно «нарушение меры» в отношениях между разными полами, людьми и животными выступает в качестве основы и ведущей коллизии мифа [4]. Нарушители (как в мифе, так и в действительности) подвергаются судовым карам (избиению, смерти, изгнанию из рода и т.д.).

Представления о безусловной необходимости, оправданности и справедливости наказания – лишь весьма слабое (и гораздо позднее) выражение карательной позиции тех времен, когда наказание воспринималось буквально как святое дело, как сакрально-ритуальное мероприятие по очищению и поддержанию порядка, оскверненного тем или иным проступком. Согласно подобным представлениям о нетерпимости любых нарушений запретов и отклонений от принятого образа жизни, помимо наказания отдельного нарушителя за то или иное частное отступление, периодически требовалось и общее очищение от накопившейся скверны нарушений и отступлений от должного порядка. Вся нечисть от таких нарушений (все зло «отклоняющегося поведения») при этом персонифицируется в тех или иных нарушителях – в своего рода человеческих «козлах отпущения» (фармаках), жертва которых мыслилась как очищение всех (данного социума) от грехов прошлого, как

Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. – М.: ИНФРА • М, 1999. С. 195

средство умилостивить сверхъестественные силы (богов) и т.д. В архаической Греции фармак «избирался из уродов как умилостивительная жертва при несчастии (голод, болезнь) и сжигался (в Ионии); на афинских Фаргелиях двух фармаков высылали прочь из города и там убивали (сбрасывали со скалы)» [5].

Функции очистительной жертвы фармака уходят своими корнями во времена ритуальных людских жертв. На определенном этапе фармаки уже выступают в качестве символического воплощения старого, умирающего года, сменяющегося (по природному циклу движений солнца) новым годом; в таком контексте на фармаков как бы переносится все зло за прошлое (прошлый год).

Уже у истоков формирования социального порядка, представлений о нормальном и отклоняющемся поведении система социальной регуляции располагает весьма жесткими, мощными и действенными средствами позитивного и негативного характера, необходимыми для освящения, возвышения, защиты и укрепления сложившихся отношений, правил и форм одобряемого образа жизни и поведения, с одной стороны, и для всемерной дискредитации и суровой кары отступников и нарушителей, с другой.

Предыдущий | Оглавление |Следующий

 

[1] Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М., 1967. С. 60.

[2] Стеблин-Каменский М.И. Миф. Л., 1976. С. 16.

[3] Опираясь на выводы В.Вундта о том, что в примитивных зачатках табу нет еще разделения на святое и нечистое, З.Фрейд считал, что табу возникает как внешний авторитетный запрет против мощных человеческих страстей и вожделений. «Искупление посредством воздержания за нарушение табу, – писал он, – доказывает, что в основе табу лежит воздержание» // Фрейд 3. Тотем и табу. М.-Л., 1923. С. 48.

[4] См.: Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1976. С. 90.

[5] См.: Фрейденберг О.М. Указ. соч. С. 596.