Формирование и развитие соционормативной системы регуляции

В социальной регуляции и соответствующих средствах (в том числе – нормативных) такой регуляции нуждаются любое общество и любое общественное производство, на какой бы стадии исторического развития они ни находились. Объективная потребность в социальной регуляции обусловлена тем, что всякое общество как совместная жизнедеятельность людей предполагает определенную целесообразность, устойчивость, организованность и упорядоченность человеческих взаимоотношений, определенные правила бытия и функционирования данной социальной общности, общеизвестные и обязательные нормы поведения членов этой общности, словом – надлежащий нормативный порядок. Без соответствующего порядка, в условиях случайности и хаоса, невозможно само существование социальной общности как таковой.

Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. – М.: ИНФРА • М, 1999. С. 196

Появление социальных норм и нормативного типа регуляции связано с процессом социализации и рационализации человеческих отношений и в целом поведения человека как особого природно-биологического и вместе с тем общественного существа.

Истоки возникновения соционормативной регуляции восходят к тем временам, когда, обобщенно говоря, шел процесс формирования человеческой общности с характерными для нее качественно новыми формами регуляции коллективного и индивидуального поведения. В русле этого процесса возникли и развивались новые формы жизнедеятельности людей, новые типы их ориентации в окружающем (природном и социальном) мире, новые виды и средства регуляции, постепенно сформировались осознанные представления о нормах жизни людей, правилах и формах их взаимоотношений, об одобряемом и порицаемом, поощряемом и наказуемом в человеческом поведении и т.д.

Нормогенез (формирование норм) в любом обществе (догосударственном и государственном) представляет собой процесс взаимодействия стихийности и сознательности. Объективный процесс формирования норм, который всегда и во всех обществах носит стихийный характер, необходимо отличать от субъективного осознанно-целенаправленного процесса их формулирования (устно или письменно) соответствующими авторитетными и властными инстанциями коллектива, общества, государства.

При этом стихийность процесса нормогенеза в условиях первобытного общества вовсе не означает, что он протекал вообще без участия человеческого сознания, без сознательных и целесообразных усилий людей. Люди всегда жили и живут в определенным образом осознаваемом (и «пропущенном» через,сознание) мире, и это относится к числу фундаментальных свойств человеческого бытия и ориентации в мире. Диалектика стихийности и сознательности в процессе формирования нормы такова, что объективно сложившаяся норма не является сознательным творением людей и в этом смысле не зависит от их воли и сознания, хотя и сложилась при их сознательно-деятельном участии. Здесь, как и везде, осознание объективно данной действительности (включая ее нормативные свойства и характеристики) не означает, конечно, ее преодоления и элиминации.

При формулировании тех или иных норм, наряду с влиянием социальных интересов тех групп и слоев общества, в чьих руках находится властная функция общезначимого формули-

Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. – М.: ИНФРА • М, 1999. С. 197

рования норм (а также их толкования и применения), важное значение имеют (в силу наличия специфического социопознавательного и творческого аспекта в этом властно-волевом процессе установления и применения нормы) достигнутый уровень соционормативного познания, опыт, умение и способность правильно выявить и выразить нормативные реалии, надлежащим образом применить общее правило к конкретным случаям жизни и т.д. Чем адекватнее властно-формулируемые нормы и их применение объективно сложившимся реалиям, тем прочнее и целостнее соционормативный порядок общества, тем эффективнее его функционирование.

Благодаря властной формулировке социальные нормы и санкции за их нарушения получают высшее для данного сообщества признание, оправдание и легитимацию, приобретают надлежащую общезначимость, определенность и известность.

Формулирование норм – это не только властно-авторитетная форма признания итогов объективного процесса нормообразования, но и эффективное средство социального контроля за этим стихийным процессом, мощный канал сознательно-целенаправленного влияния на него. Признанные и сформулированные нормы, в свою очередь, становятся важным фактором, оказывающим активное воздействие на всю жизнедеятельность общества, на продолжающийся процесс нормообразования, на нормодательную и нормоприменительную деятельность.

На процесс нормогенеза (как в первобытную эпоху, так и теперь) существенное влияние оказывает то обстоятельство, что у человека как биосоциального существа сохраняются и продолжают действовать в социальном контексте и обрамлении, наряду с социальным началом и под его контролем, также и определенные биологические инстинкты, влечения, позывы, реакции и т.д. Все эти проявления (в социальном контексте или опосредовании) биологически инстинктивного в человеческом поведении играют иную роль, чем инстинкты у животного: момент разрыва и опосредования между природным влечением и соответствующим поведением (реализацией влечений в признаваемых формах и пределах или воздержанием от их реализации) образует исходный пункт социальности и человеческой культуры, опорный механизм социального контроля, регуляции и нормообразования.

Всякое опосредование (от простейших и примитивных его форм при первобытном социогенезе до сложных и изощренных форм в условиях развитой нормативной культуры) какого-либо явления означает определенное мысленное абстрагирование от

Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. – М.: ИНФРА • М, 1999. С. 198

него как фактической данности и придание ему некоторого искусственного, абстрактно-смыслового, идеального значения. Тем самым опосредуемое явление переводится в мыслительно-духовную плоскость, одухотворяется и идеализируется в том или ином приданном ему значении.

Специфически человеческим средством такого идеализирующего опосредования фактически данного и его абстрактного обозначения (т.е. придания ему определенного значения) является речь (сперва устная, затем и письменная). Именно при помощи речи (и, следовательно, словесно-мыслительной операции) наряду с естественно данным появляется и обозначается его звуковое и смысловое отображение, его искусственный эквивалент-заменитель, абстрактный символ, смысловой образ. Слово-обозначение в смысловой плоскости замещает обозначаемый объект.

Слово обладало огромной организаторской и регулятивной силой. Первобытные представления о сверхъестественных возможностях слова и словесного способа воздействия на окружающую природу и людей нашли свое яркое отражение, например, в вербальной магии, для которой вещь и название, имя и его носитель – идентичны. Отсюда и табуирование некоторых слов, имен, названий, замена их магическими знаковыми обозначениями – исходным началом как будущей письменности, так и изобразительного искусства.

Особой силой обладало слово вожака формировавшегося сообщества, обладавшего высшим и непререкаемым авторитетом. Слово вожака было необходимо для организации как целенаправленного поведения, так и нормального течения психических процессов, снятия «у членов сообщества тягостного невротического состояния» [1].

Существенное значение в процессе генезиса и развития социальной нормативности сыграли символические образы положительного и отрицательного, которые служили системой координат для ориентации в мире, играли роль оценочных критериев.

На пути к формированию социальных норм постепенно складывались и обогащались представления о таких социаль-

Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. – М.: ИНФРА • М, 1999. С. 199

но и регулятивно значимых противоположностях, как день – ночь, свет – тьма, жизнь – смерть, верх – низ, правое – левое, полезное – вредное, добро – зло, правильное – неправильное, дозволенное – запрещенное, уместное – неуместное, целое – часть, мы – они (все другие, враги) и т.д. Абстракция таких полярных противоположностей, являющаяся необходимым моментом для всякой социально-нормативной регуляции, могла появиться лишь после длительного развития первобытного общества, на основе большого (социального, трудового, духовного, познавательного и т.д.) опыта, в качестве своеобразного ценностного осбзнания и резюмирования этого опыта (как положительного, так и отрицательного).

В процессе социализации человека коллективное явно превалирует и безусловно доминирует над индивидуальным во всех сферах жизни и деятельности людей, обеспечивая тем самым выживание хрупких ростков социальности в стихии могучих естественных сил. Преодоление огромной силы естественного притяжения требовало жесткого и безусловного единства всех сил социализировавшегося первобытного коллектива. Этим продиктованы как абсолютно непререкаемый характер первобытных норм, так и суровость наказаний за их нарушение (вольное или невольное).

Формирование социального – в его различении с природой (всем неорганическим, растительным и животным миром), вместе и наряду с ней – не было и не могло быть простым отрывом или прямым переходом от одного к другому. Это был окольный путь вызревания, обогащения, развития и охраны начал и отношений социальной жизни в условиях слепой необходимости и естественной нужды посредством неизбежного и бессознательного компромисса с естественным, с окружающей природой. Яркое подтверждение тому – первобытный анимизм (одушевление всего окружающего мира), мотивы родства и единства первобытного коллектива и его членов со всей природой, мотивы, которые присутствуют во всех представлениях, верованиях, установках и действиях того времени. Весьма выразительно это проявляется в тотемистическом отождествлении людей с животными. Но также и многие другие аспекты архаических мифологических и религиозных представлений и верований настойчиво подчеркивают эту общность природного и социально-человеческого.

Постепенно социальное (по преимуществу сперва коллективное, но постепенно также и индивидуальное) в человеке набирало силу, опыт, инерцию, традиции, самостоятельность, становилось как бы на собственную основу и превращалось во

Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. – М.: ИНФРА • М, 1999. С. 200

вторую натуру (наряду с первой природой, а постепенно и над ней). В связи с этим изменилось в целом и соотношение в человеке начал естественно-биологического и социально-приобретенного.

Этот общесоциальный прогресс сопровождался все большим развитием социальной и мыслительной (тоже во многом социальной, социально-разумной) абстракции. С появлением абстракции качественной оценки социальная регуляция перестает быть метафорой и становится в принципе сознательной оценкой (верной или неверной – другой вопрос) фактического состояния, явления, поведения и т.д. с точки зрения идеального (той или иной абстракции качества). Социальные нормы представляют собой конкретизацию (по сферам, объектам, видам и т.д.) этой качественной социально-регулятивной оценки, являются формами приложения и действия такого оценочного принципа.

Исследователи отмечают существенную роль абстракции и оценки в процессе генезиса социальных воззрений и норм: «Огонь, вода, дерево, звери начинают терять свою материальную природу, обращаясь доброй третью в понятие «справедливости», «добра», «кары» и т.д. Сперва этика орудует полярными, наиболее примитивными категориями. Пространственные образы «левое» и «правое», «низкое» и «высокое» становятся качественными понятиями с противоположным этическим содержанием. Менее наглядно, но таково же перерождение конкретных и пространственных образов «добра» и «зла», «правды» и «кривды», «закона» и «беззакония», «святости» и «нечестия» в отвлеченные и качественные этические категории. Самый термин этики вырастает из образа «хлева», «стойла», «логовища», что и значит по-гречески этос. Жилище зверя, теряя свой пространственный характер, обращается в понятие «нрава», «свойства», «правила» [2]. Кстати говоря, аналогичная связь «нравов» с жильем и местопребыванием зверя-тотема, «отца» и «бога» данного клана, отражена и в русском языке: нора – норов – нрав – нравственность. В. Даль приводит пословицу: «Что город, то норов, что деревня – то обычай» [3].

Вся жизнедеятельность первобытного коллектива была жестко регламентирована системой тотемистических ритуалов, обрядов, культов, представлений, знаков, символов, магических слов, действий, заклинаний и т.д.

Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. – М.: ИНФРА • М, 1999. С. 201

Существенную объединяющую, организующую и регулятивную роль играло представление о тотеме – животном, символизировавшем единство всех членов данного первобытного коллектива, общность их происхождения, судьбы, верований, интересов, дел и целей. Особое значение имел периодически осуществлявшийся ритуал умерщвления и поедания сородичами тотемного животного, что символизировало возрождение (через смерть), возобновление и продолжение жизни данного коллектива. Причем тотем-животное делилось вожаком (он же – «жрец», «отец») на части, которые раздавались всем членам сообщества. Доля (по древнегречески – мерос ) каждого означала его часть (участь, «жребий», участие, меру причастности) в общей судьбе данного рода, его обязанность вместе со всеми поддерживать данные отношения, сложившийся уклад и порядок жизни. Фактические отношения (в их мифологически-символическом восприятии и обрамлении, в их тотемистической ритуальности, магической значимости и т.д.) имели общеобязательный, безусловно императивный характер. Всякое отклонение от принятого, фактически сложившегося и действующего порядка было запрещено, жестко затабуировано и сурово пресекаемо.

Показательно, что в ходе дальнейшего развития социо-нормативных представлений мерос (доля, часть каждого при дележе тотемного животного) модифицируется в абстрактную категорию меры,играющую ключевую роль в условиях развитой нормативной регуляции, в определении абстрактно всеобщей и единообразной меры дозволенного и запрещенного, в установлении границы между нормальным и отклоняющимся поведением и т.д.

В соционормативном плане представляет интерес и то обстоятельство, что уже в ритуальном разделе долей тотемного животного между сородичами, наряду с моментом меры (доли), имелся и зародыш того, из чего в дальнейшем возникли процедуры и институты жребия и выборов. «Логика» здесь такова: какая доля тотема кому достается – такова его часть и участь в общем сакральном деле и общей судьбе, такова его доля (как мы и сейчас говорим, намекая на судьбу), таков его жребий, таков в отношении каждого выбор судьбы. Выбор первоначально – это жребий, выбранный самой судьбой в отношении кого-либо, а не собственный выбор посредством процедуры жребия своей судьбы: первоначально жребий еще не средство для выявления судьбы, а символическое явление самой судьбы в виде той или иной доли.

К тотемическому меросу восходят и последующие представления о весах судьбы и весах правосудия и справедливо-

Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. – М.: ИНФРА • М, 1999. С. 202

сти. Мерос как сакральная участь человека (его часть в судьбе) стал трактоваться как вес его доли жизни и смерти, как вес всех его дел на весах судьбы. Так, у Гомера (Илиада, VIII, 69–74; XXII, 212–214) Зевс взвешивает на весах судьбы участь (жребии) данайцев и троян, Ахилла и Лектора. Это сакральное значение взвешивания (и определения) участи, доли судьбы каждого и сделало образ весов символом сакральной правды,, божественной справедливости и правосудия. Богиня правосудия Фемида у древних греков и верховный судья загробного мира Осирис у древних египтян изображаются с весами правосудия в руках.

Символическое изображение справедливости и правосудия в виде весов дошло до наших дней, а выражение «взвешенный подход» и сегодня продолжает оставаться характеристикой мудрости и справедливости, синонимом правильного суждения об обстоятельствах того или иного дела. Без преувеличения можно сказать, что весы (в их материальном и духовном виде, в их сакральном значении символа правосудия и в их «профанной» роли средства взвешивания различных предметов) представляют собой одно из величайших открытий в области материальной и духовной культуры человечества.

Исходные мифологические представления о весах правосудия, оценочном «взвешивании» и т.д. представляют интерес также и как свидетельство формирования абстрактной модели правосудия – в качестве единства верховной авторитетной инстанции, особой функции и специальной процедуры – для нормативной оценки того или иного поступка и дела, для выявления и установления правильного и неправильного, справедливого и несправедливого в рассматриваемых делах, поступках и отношениях.

Появление такой модели и ориентация на нее наличных средств и форм социальной регуляции содействовали развитию и утверждению абстрактно-нормативных представлений, оформлению абстракций нормального и ненормального в отношениях и действиях людей. Правосудие, суд (как в их мифологическом, так и реально-практических проявлениях и функциях) становятся специальной формой, авторитетной инстанцией и средством нормативной оценки, квалификации и решения того или иного конфликта и в целом вопроса о том, что чего стоит на весах правосудия. Такое правосудие обладает всеобщим и безусловным авторитетом, поскольку в мифологическом и религиозном плане оно является функцией сверхъестественных, надчеловеческих сил (функцией богов), в практически-земном плане – функцией вожака, вождя, жреца, совета

Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. – М.: ИНФРА • М, 1999. С. 203

старейшин, родового собрания, архаического «царя» и т.д., вплоть до возникновения и выделения специального учреждения. Кстати, и в этом случае (даже после разделения властей в новейшее время и появления особого законодательного органа – парламента) некоторые правотворческие функции остаются в ряде развитых правовых систем современности за судом, а отдельные важные судебные функции – за высшими, наиболее властно-авторитетными инстанциями общества.

Особая роль суда в процессе нормогенеза обусловлена спецификой судебной деятельности (судоговорения, судебной оценки, квалификации, решения и т.д.), которая состоит, в частности, в формализации фактического, в придании фактам формального значения с позиций сложившегося требования и обычая, под углом зрения общепринятых образцов поведения и т.д. По необходимости формализованная процедура судебного рассмотрения и решения дела есть по сути своей формальный, нормативный взгляд на фактические отношения, подход к ним и их оценка с точки зрения их соответствия или отклонения от надлежащей единообразной и образцовой формы (нормы, правила).

Правосудие – формальная процедура, она нуждается в формах, производит и поддерживает их. Неокрепшая социальная жизнь первобытного общества, нуждавшаяся в жестких и безусловных запретах и предписаниях, требовала и соответствующего жесткого формализма, что отчетливо отразилось в жесткости первобытных ритуальных, религиозных и судебных форм.

Судебное «взвешивание» поступков людей и решения по ним были авторитетными образцами (прецедентами) не только для аналогичных будущих судебных квалификаций, но и для повседневного поведения членов первобытного общества.

Представления о сверхъестественных силах, о бессмертии души, загробном суде, где надо будет отчитаться за дела и поступки всей предшествующей жизни, придавали огромную регулятивную силу и значимость сложившимся правилам поведения в первобытном обществе.

Соционормативная система первобытного общества постепенно изменялась вместе с эволюцией первобытного общества, особенно в результате «неолитической революции» и перехода от общества с присваивающей системой хозяйства (охота, рыболовство и собирательство) к обществу с производящей экономикой (земледелие и скотоводство) [4].

Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. – М.: ИНФРА • М, 1999. С. 204

Мифологические представления (и соответственно – мифологически трактуемые и воспринимаемые средства и формы социальной регуляции) постепенно дополнялись (отчасти также модифицировались или вытеснялись) различными формами религиозных и религиозно-нравственных воззрений и установлений, которые берут на себя существенную нагрузку в сфере регуляции социальной жизни и регламентации человеческого поведения.

Вместе с тем характерные для мифологии представления о сверхъестественном, надчеловеческом (божественном) первоисточнике форм общественной жизни и правил человеческого поведения, об обусловленности форм и норм человеческого общения глобальными общемировыми (космическими) силами, факторами и процессами сохранили (с теми или иными изменениями и модификациями) свое значение и в дальнейшем, в условиях формирования права и государства.

Предыдущий | Оглавление |Следующий

 

[1] Файвишевский В. Слово, которое было в начале // Наука и религия, 1984, № 9. С. 30. К числу весьма ранних слов человеческого языка относятся слова-запреты «нет», «нельзя», а также слово «дай», означавшее повелительную просьбу-требование, «предназначенное побудить другого (вопреки его, другого, интересам) поделиться с просящим» // Там же. С. 33.

[2] Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М., 1978. С. 110–111.

[3] Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. II, М., 1979. С. 555.

[4] См.: Венгеров А.Б., Барабашева Н.С. Нормативная система и эффективность общественного производства. М., 1995. С. 258 и сл.