На чем строить отношения с адресатом?

 

Доминирующими в профессиональной морали журналистов являются отношения с адресатом информации – аудиторией СМИ. Читатель, радиослушатель, телезритель – для них мы работаем, им предназначаем плоды своих трудов, не уставая следить за изменениями действительности, чтобы вовремя сообщить о важных новостях и помочь разобраться в них. Но, как мы уже могли убедиться, продукция журналистики для адресата не всегда безопасна. Мотивируя необходимость исследовать практику потребления массовой информации аудиторией, социолог Л.Н. Федотова пишет:

С тех пор, как между личным опытом индивида и остальным мирозданием появилась фигура Интерпретатора, человека (или института), впрочем, не с Луны свалившегося (хотя по специфичности и важности его роли человечество издавна склонно было его обожествлять), отношения между ними стали проблемой: предметом для осмысления, а может быть, и трансформации – как выполняет свою функцию Интерпретатор, какую картину мира рисует он своему окружению, в какую сторону горизонта вглядывается при этом... 1.

Чрезвычайное практическое значение этой проблемы определило стихийное стремление аудитории (по крайней мере, наиболее просвещенной ее части) защитить себя от чрезмерного влияния прессы. Концентрируя внимание на личностном взаимодействии человека с системой средств массовой коммуникации (СМК) под таким углом зрения,

можно говорить о действиях аудитории как избирательной деятельности по отношению к СМК, активном поведении-выборе, и, наконец, барьерах, которыми индивид защищается, которые индивид противопоставляет воздействию СМК, или, если угодно, фильтрах, через которые индивид просеивает потребляемую информацию2.

Что это значит для конкретных средств массовой информации в условиях рынка, пространно пояснять не требуется. Мы уже знаем: всплеск профессиональной журналистской рефлексии по этому поводу обернулся для стран, вставших на путь рыночного развития давно, интенсивным процессом кодификации профессионально-нравственных норм, стихийно сложившихся с целью оптимизации отношений журналистики с обществом. Россия приступила к рыночным реформам лишь в последнем десятилетии уходящего века, так что наша журналистика только еще осваивает особенности взаимодействия с аудиторией в новой экономической, социально-политической, социально-психологической ситуации (к тому же во многом кризисной). В связи с этим опыт мирового журналистского сообщества по предотвращению нежелательных осложнений в отношениях с адресатом массовой информации, зафиксированный в виде положений этических кодексов, имеет для нас очень большое значение. Чем же, какими именно нормами регулируются отношения «журналист – аудитория» в наше время и насколько эти нормы помогают установить оптимальный режим взаимодействия производителя и потребителя массовой информации?

Анализ профессионально-этических документов, высказываний работников пера и эфира, научных трудов по профессиональной этике журналиста позволяет сделать вывод, что сегодня определяющими в этой группе являются нормы, содержащие следующие требования-ориентиры:

• всемерно защищать свободу прессы как одно из неотъемлемых прав человечества и всеобщее благо;

• уважать право людей знать правду, своевременно предоставляя им максимально объективную и правдивую информацию о действительности, четко отделяя сообщения о фактах от мнений, противодействуя намеренному сокрытию общественно значимых сведений и распространению ложных данных;

• уважать право людей на участие в самоопределении общественного мнения, помогая им свободно выражать свою точку зрения в печати, по радио и телевидению, содействуя общедоступности средств массовой информации;

• уважать моральные ценности и культурные стандарты аудитории, используя их в качестве ценностной основы произведений и не допуская в тексте смакования подробностей преступлений, потворства порочным инстинктам, а также утверждений и слов, оскорбляющих национальные, религиозные или нравственные чувства человека;

• укреплять доверие людей к средствам массовой информации, содействуя открытому диалогу СМИ с читателями, зрителями и слушателями, публично принимая справедливые претензии общественности к своей деятельности, предоставляя возможность ответа на критику, оперативно исправляя существенные ошибки, не допуская намеренного манипулирования сознанием адресата информации, а также дезориентации его в содержании материалов посредством их неточных заголовков.

Перечень этих требований-ориентиров, конечно же, не исчерпывает всех представлений профессионального журналистского сознания, касающихся возможностей оптимизировать взаимодействие с аудиторией. Мы назвали лишь те из них, которые служат непосредственно реализации профессиональной позиции и профессионально-нравственных принципов журналиста. Они помогают ему в ситуациях морального выбора остановиться на действиях, которые не наносят адресату журналистской продукции сколько-нибудь существенного вреда.

 

Следование норме, предъявленной в нашем ряду первой, стало устойчивой традицией для Mass Media всего мира. Проявляя редкую солидарность, журналисты разных стран видят свою задачу – в высшей степени благородную – в том, чтобы отстаивать автономность прессы от власти, не допускать введения цензуры, поддерживать коллег из тех государств, где средства массовой информации еще не утвердились в своих демократических правах.

Однако факт наличия такой традиции вовсе не означает, что есть хоть одна страна на планете Земля, где достигнута абсолютная свобода печати. Даже в США, где гарантом функционирования демократического правительства и свободы граждан считается именно свободная пресса, абсолютной свободы печати нет и быть не может, поскольку понятие «абсолютная свобода» применительно к социальным институтам и человеку как социальному существу – нонсенс. Абсолютная свобода означает полный обрыв, полное отсутствие связей. Носителя абсолютной свободы можно представить себе только в торичеллиевой пустоте, да и то условно, ибо пустота и есть пустота. Любопытна логика рассуждений, выстроенная профессором Джоном Мэрриллом для доказательства утверждения о том, что в Америке есть свобода печати.

Слово «свобода», – пишет он, – не означает, что человек свободен от всего. Быть свободным от всего – от других людей, от законов, от морали, от мыслей и эмоций – в реальности невозможно, и здравомыслящий человек не может желать такой свободы. Истина в том, что любая необходимая и желаемая свобода должна иметь ограничения. Реальная свобода должна иметь смысл или почву. Примеры такой основы свободы можно обнаружить в конфуцианской этике. Здесь основой ограничения свободы является добро. Человек должен выбирать добро, а не зло. Если побеждает зло, то свобода, скорее всего, перестанет существовать. Таким образом, если мы будем следовать этой этике, то мы должны разрешать свободу только ради добра, но не ради зла3.

Так и хочется подписаться под этими словами, мешает лишь одно: историей доказано, что иногда добро не сразу открывает свое лицо, а зло любит рядиться в одежды добра, поэтому нетрудно и ошибиться.

Да, реальная свобода должна иметь смысл или почву. И этот смысл, эту почву, когда мы говорим о свободе прессы, составляют имманентно присущие ей законы. Свобода прессы есть возможность строить деятельность прессы в соответствии с ее внутренними законами, не допуская насилия над ее природой. Именно эту возможность в условиях, когда на нее «перманентно (непрерывно, постоянно. – Г.Л.) покушаются те, кто хотел бы использовать уникальную духовную всеобщность данного социального института, масштаб и оперативность влияния прессы в партикулярных (частных. – Г.Л.) интересах и целях»4, и пытаются защищать журналисты в соответствии с профессионально-этической нормой, о которой мы говорим.

Уважение к праву людей знать правду – следующая норма в нашем ряду – предполагает совершенно определенные проявления этого уважения. Они складываются из:

– своевременности, правдивости и максимально возможной объективности предъявляемой информации;

– стремления к тому, чтобы адресат информации мог составить себе отчетливое представление о том, что произошло в действительности и что думает по этому поводу журналист;

– готовности идти на конфликты, даже на осложнение служебных отношений во имя необходимости донести до аудитории важную для нее информацию или, напротив, воспрепятствовать распространению ложных сведений.

Часто ли нарушается эта норма в практике средств массовой информации? Увы, нередко. Но вместе с тем у нас немало журналистов, которые действуют в соответствии с ней автоматически, не задумываясь. Александр Хохлов, о котором мы говорили, вовсе не единственный тому пример.

А вот третьей нормы этого ряда, предусматривающей уважение к праву граждан участвовать в обмене мнениями, способствуя самоопределению общественного мнения, работники электронной и печатной прессы сегодня придерживаются в разной мере. Телевидению и радиовещанию в поиске новых форм вовлечения аудитории в этот процесс помогают возможности современной техники. Прямой эфир с видными государственными и общественными деятелями, представителями науки и культуры, многочисленные ток-шоу, прямая телефонная связь, интерактивный опрос... Правда, не всегда при этом выносятся на обсуждение действительно общезначимые и важные проблемы. Не всегда бывает представлен достаточно богатый спектр мнений, плюрализм позиций. Но в плане форм участия аудитории в создании массовых информационных потоков электронная пресса, пожалуй, опережает печатную.

На газетных полосах господствуют мнения профессиональных журналистов. Публикация читательских писем стала редкостью, хотя в некоторых изданиях и сохранились рубрики типа «Мнения». Организация «авторских материалов» в том виде, какой практиковала советская печать, слава Богу, отошла в прошлое (вместе с нею постепенно уходит в прошлое и такое явление, как «заавторство»5). А вот новые варианты «попадания» читательских выступлений на страницы печатных изданий рождаются с трудом.

Наблюдения показывают, что сегодня слово читателя можно найти в газете едва ли не в трех случаях:

– если этот «читатель» – представитель какой-либо из служб паблик рилейшнз, и тогда его тексты идут под рубриками «бизнес-информация», «на правах рекламы» и т.п.;

– если он – создатель какого-нибудь «экспресс-метода» или «экстра-крема», рекламирующий свой товар;

– если он – влиятельная или эпатирующая окружение персона, которую газетчики просят дать интервью или приглашают принять участие в сеансах прямой телефонной связи с читателями.

В такой ситуации заслуживает внимания практика изданий, вовлекающих в свою работу широкий «круг друзей редакции». В него входят яркие творческие личности из самых разных сфер деятельности, обладающие талантом публициста. Они ведут постоянные рубрики, выступают в качестве экспертов, делятся соображениями по поводу тех или иных проблем, переживаемых ими вместе со всей страной. Это достойный ответ журналистов на требование профессии, заложенное в рассматриваемой норме.

Пожалуй, чаще всего мы сталкиваемся в практике журналистов с нарушением нормы, представленной в нашем списке четвертой. Казалось бы, она предписывает само собой разумеющиеся вещи: опираться в своих произведениях на тот материал культуры, на те ценности, в которых аудитория ориентируется, не подталкивать ее к порокам, жестокости, не оскорблять национальное, религиозное, нравственное достоинство человека, позволяя себе неразборчивость в средствах выражения информации. Тем не менее, именно эти предписания оказываются трудно выполнимыми.

Однажды на семинарском занятии мы рассматривали материалы, идущие в одной из московских газет под рубрикой «Срочно в номер!». Студенты задались целью определить, удается ли авторам так организовать заметки, чтобы авторская оценка не деформировала факт. Вдруг одна из девушек возмущенно воскликнула: «Какой-то кошмар! Они пишут о гибели людей и при этом смеются. Выходит, жизнь человека никакой ценности для них не представляет». И было уже бессмысленно предлагать посмотреть, как передан факт и выражена оценка. В аудитории закипели страсти. Отношение сотрудников редакции к жизни, основной из общечеловеческих гуманистических ценностей, вызвало у молодых людей дружное неприятие. А когда волна возмущения спала, я задала вопрос: «Неужели и вправду у авторов заметок не было сострадания к потерпевшим, сочувствия их близким? Неужели и в самом деле жизнь человека в их глазах гроша ломаного не стоит?» – «Нет, конечно, это все ради красного словца!» – наперебой заговорили девчата. Парни снисходительно усмехались. Потом один сказал: «Острили бы где-нибудь на лесной полянке. Это же все-таки газета!»

С тех пор почти всякий раз, когда мне приходится вести разговор о сути нормы, ставшей в данном случае предметом нашего внимания, я начинаю с предложения познакомиться с материалами рубрики «Срочно в номер!». Выводы у тех, кто участвует в беседе, появляются сами собой.

Особый случай представляет собой пятая норма. Дело в том, что укреплять доверие людей к средствам массовой информации столь же важно, сколь и опасно. Мы уже знаем, что в истории бывали ситуации, когда журналистика, отягощаемая в силу тех или иных причин манипуляторской функцией, используя доверие аудитории, превращала ее в объект манипулирования. И это не было безобидным. Суть заключается в следующем:

Манипулирование является весьма своеобразным способом социальной регуляции, управления, контроля и детерминации индивидуальной жизни людей. В тоталитарном обществе оно служит необходимым дополнением к открытому насилию и террору, выполняя прежде всего функции идеологического «наркоза» и духовного «обезболивания» их разрушительной практики, маскируя ее под «партийную линию», «высшие государственные интересы» или «революционную целесообразность». В условиях цивилизованного общества, где насильственное подавление человека морально порицается и в большинстве случаев запрещено законом, манипуляция служит его своеобразным заменителем. При этом сила и эффективность этого заменителя подчас гораздо выше, чем открытого насилия, ибо манипулирование совершается скрыто и анонимно в духовно-психологическом мире человека, охватывая как сознательные, так и бессознательные слои его личности6.

Надо полагать, что манипулирование, будучи по своей сущности явлением деструктивным, как и любой другой феномен, имеет и некие позитивные стороны, еще мало исследованные наукой. Однако даже если допустить, что они есть, нельзя не видеть, что в основе этого явления лежит обман. Следовательно, журналистике манипулирование противопоказано по определению. Его трудно избежать, поскольку для него есть объективные предпосылки, но оно противопоказано, ибо журналистику вызвала к жизни необходимость человечества уверенно ориентироваться в действительной динамике социальных процессов. Судя по всему, это противоречие – еще одно из проявлений того основного, движущего противоречия журналистики, которое связано с включенностью ее в два контура регулирования социума, о чем мы уже достаточно говорили.

Отсюда вывод: основой укрепления доверия аудитории к прессе должны быть те особенности профессионального поведения журналистов, которые одновременно предупреждают усиление манипуляторской функции журналистики. Их и декларирует данная профессионально-нравственная норма, максимально «нагруженная» побуждениями к защите адресата массовой информации.

Профессиональная журналистская мораль, как видим, обязывает строить сферу отношений «журналист – адресат информации» прежде всего на всестороннем уважении к аудитории, причем уважении, которое предполагает необходимость изучать ее, дорожить ее ценностями и правами, понимать ее озабоченность, интересы, проблемы. Данные российско-американских социологических исследований, проведенных в 1992–1996 гг., показали, что представления российских и американских журналистов об аудитории существенно различаются. Американцы гораздо менее склонны считать свою аудиторию легковерной и не интересующейся серьезными проблемами. Они думают о ней много лучше, чем российские журналисты о своей7. Не здесь ли надо искать ответы на многие «трудные вопросы» нашей сегодняшней журналистики?