Василий Жуковский (1783-1852)

Жуковский и Батюшков – родоначальники русского романтизма. Белинский писал: «Муза Жуковского дала русской поэзии душу и сердце». В.Жуковский – человек славной и трагической судьбы: во время Отечественной войны 1812 года был в рядах ополчения, видел битву при Бородино. В 1815 году в свет вышло первой собрание стихотворений Жуковского, в то время его уже считали лучшим русским поэтом. Тогда же Жуковский был назначен учителем русского языка в царскую семью; с 1826-1841 год состоял наставником наследника Престола, впоследствии царя Александра II. Стих Жуковского музыкален, певуч, богат полутонами и нюансами, исполнен, по выражению Пушкина, «пленительной сладости». Белинский писал: «Без Жуковского мы не имели бы Пушкина».Современный исследователь Маймин называл романтизм Жуковского «созерцательным романтизмом». Действительно, одна из самых распространенных в поэзии Жуковского тем – тема трагедийности человеческого существования, одиночества человека, неизбежности для него страданий в несовершенном земном мире: «Для одиноких мир сей скучен, а в нем один скитаюсь я…» («Стихи…», 1803). Мотивы одиночества, страданий человека в несовершенном мире, трагедийности жизни звучат у Жуковского в стихотворениях разных жанров и разных лет, данные мотивы не случайные, а сквозные, устойчивые. Белинский писал: «…скорбь и страдания составляют душу поэзии Жуковского». С темой трагедийности человеческого существования тесно связаны мотивы тоски и томления, вечной неудовлетворенности и вечного стремления к непостижимому. В названии стихов Жуковского дается заявка на романтизм: «Желание» (1810), «Мечта» (1818),«Тоска» (1827), «Стремление» (1827). Василий Жуковский родился в селе Мишенском Тульской губернии. Жуковский был незаконнорожденным, со стороны отца принадлежал к старинной дворянской семье. Отец Жуковского – дворянин Аф.Ив.Бунин, мать – пленная турчанка, жившая в доме на положении крепостной. Бедному дворянину Андрею Жуковскому, приживалу в доме Буниных, жившему из милости, было предложено стать «крестным отцом» и дать свою фамилию ребенку. Перед рождением В.Жуковского в семье Буниных из одиннадцати детей в короткое время умерло шестеро, в том числе единственный сын, студент Лейпцигского университета. Жена Бунина, Мария Григорьевна, в память о своем умершем сыне решила взять в семью новорожденного ребенка и воспитать как родного.Четырнадцати лет Жуковский поступил в Московский благородный университетский пансион, где учился четыре года. Воспитанники благородного пансиона под руководством преподавателей создавали свои первые литературные сочинения. На втором году пребывания Жуковского в Благородном пансионе среди его товарищей, в числе которых были Блудов, Дашков, Уваров, Александр и Андрей Тургеневы, возникло особое литературное общество – Собрание, с официально утвержденным уставом. Первым председателем Собрания был Жуковский. В печати Василий Жуковский дебютирует сочинением «Мысли при гробнице» (1797), написанным под впечатлением известия о смерти В.А.Юшковой. Юшкова, одна из дочерей А.Бунина, была крестной матерью Жуковского, в ее доме он жил некоторое время; дом Юшковой в Туле был центром умственной и интеллектуальной жизни города, вокруг образованной и любезной хозяйки составился целый кружок лиц, всецело преданных литературным и музыкальным интересам. Четырнадцатилетний автор писал:«Живо почувствовал я ничтожность всего подлунного; вселенная представилась мне гробом. Смерть! Лютая смерть!» С 1797 года по 1801 год Жуковским напечатаны: «Майское утро» (1797),«Добродетель» (1798), «Мир» (1800), «К Тибуллу» (1800) и другие. Во всех этих сочинениях преобладает настроение грусти, печали, размышления о быстротечности всего земного, непрочности жизни. Жизнь представляется автору бездной слез и страданий: «Счастлив тот, кто, достигнув мирного брега, вечным спит сном…» «Сомнительное происхождение» закрывало Василию Жуковскому доступ в «высший свет». Обстоятельства, сопровождавшие рождение Жуковского, не были забыты ни им самим, ни другими. Один из друзей поэта писал: «Положение его в свете и отношения к семейству Буниных тяжело ложилось на его душу». В двадцать четыре года Василий Жуковский с грустью вспоминал о прошедшем: «К младенчеству ль душа прискорбная летит», – говорил он в «Послании к Филалету»(1807). Считаю ль радости минувшего – как мало!

Нет! Счастье к бытию меня не приучало;

Мой юношеский цвет без запаха отцвел!…

Поэт почти совсем не знал своего отца и никогда не говорил о нем. Ко времени пребывания В.Жуковского в Московском Благородном пансионе относится и его первый перевод романа Коцебу «Мальчик у ручья» (1801). По окончании Московского Благородного пансиона Жуковский начинает служить, но вскоре службу оставил и поселился на житье в Мишенском, с целью продолжить свое образование. Уезжая из Москвы, Жуковский увез с собой большую библиотеку: произведения французских, немецких и английских писателей, полные издания Шиллера, Гердера, Лессинга и др. Повесть Жуковского «Вадим Новгородский», написанная и напечатанная в 1803 году, показывает, что автор занимался изучением древнерусской истории. За все время своей деревенской жизни (1802-1808) он печатает очень мало. Известность Жуковскому принесла элегия «Сельское кладбище» (1802). «Сельское кладбище» было напечатано в «Вестнике Европы», это вольный перевод элегии английского поэта-сентименталиста Томаса Грэя (1716-1771). Как большинство других переводов Жуковского, это одновременно переводное и еще больше оригинальное произведение. На переводе элегии Грея лежит печать поэтического гения Жуковского:

Уже бледнеет день, скрываясь за горою;

Шумящие стада толпятся над рекой;

Усталый селянин медлительной стопою

Идет, задумавшись, в шалаш спокойный свой…

Элегия «Сельское кладбище» принесла Жуковскому известность, и именно это произведение поэт склонен считать началом своего творчества. В этом стихотворении впервые в поэзии Жуковского столь сильно выражено организующее его музыкальное начало, оно было и первым романтическим произведением Жуковского. «Сельское кладбище» представляет собой размышление о жизни, о судьбах человеческих перед лицом вечности. Мысли и чувства становятся прямым и главным объектом поэтического рассказа. Это подлинная романтическая лирика, с ее особенным интересом к миру человеческой души и с ее характерными мотивами таинственного, загадочного,мрачного. В центре сочинения – настроение, его тончайшие переливы, Жуковский сумел передать развитие настроения, мироощущение; здесь нет идеи, а есть ощущение. Романтическое мироощущение опирается на следующий тезис: «Важно то, как я чувствую…» «Сельское кладбище» – «пейзаж души». Это связано с романтическими воззрениями на мир. Романтики были уверены, что после смерти человека ожидает Вечность. Вот почему в центре элегии – жизнь души. Элегию Жуковского «Сельское кладбище» отличает особый язык, особая эстетика, особое мировоззрение. Литература, таким образом, стремится выполнить невозможное, старается передать нюансы и оттенки, движение человеческого настроения. Поэзия стремится приблизиться к музыке. У поэзии Жуковского удивительная, особенная звукопись. Жуковский – предтеча музыкальной русской поэзии. Элегия Грэя переложена Жуковским александрийским стихом – шестистопным ямбом с цезурой в середине стиха. Размер этот один из самых распространенных в эпоху классицизма: им писались трагедии, комедии, произведения высокой лирики. В эпоху классицизма размер этот помогал создавать поэтическую речь торжественную и ораторски-возвышенную. У Жуковского тот же размер, но по-иному разработанный, создает иную тональность речи – музыкальную. Музыкальность стихотворения не только внешняя его примета, но и признак структурообразующий,стилевой. Самым романтическим видом искусства Гегель считал музыку, и в музыкальном начале всякого искусства видел он примету романтического. Романтическое искусство, утверждал Гегель,«музыкально потому, что его основным принципом служит увеличивающаяся всеобщность и неутомимо деятельная глубина души». Не удивительно, что романтическая по своей внутренней природе и пафосу поэзия Жуковского так тянется к музыке и так стремится к музыкальным формам выражения. Музыкальное начало в стихах Жуковского, в частности в стихотворении «Сельское кладбище», помогает даже самые описательные места воспринимать как знаки душевного, внутреннего, заповедного:

…Лишь изредка, жужжа, вечерний жук мелькает,

Лишь слышится вдали рогов унылый звон.

Лишь дикая сова, таясь под древним сводом

Той башни, сетует, внимаема луной…

Ощущение музыкальности создается здесь не в последнюю очередь через повторы, внутреннюю связь, движение слов и звуков (лишь – лишь – лишь; жужжа – жук; из – жуж – жу –зво…), через особый порядок слов и особую расстановку эпитетов. Музыка стиха оказывается здесь глубоко содержательной: передает особую глубину чувств, мир человеческих переживаний, мир человеческой души. В 1806 году Жуковский пишет элегию «Вечер» (1806). Вечерний пейзаж выражает настроение, атмосфера грусти, светлой печали, нежные, незаметные переливы настроения. Пейзаж здесь играет условную роль, передает чувство, отражает состояние души лирического героя. Действительно, в поэзии Жуковского впервые раскрылась глубина и сложность внутренней, сокровенной жизни личности, одухотворенная красота чистого человеческого чувства. Жуковский настойчиво противопоставлял внешнему миру с его злом и несправедливостью светлый мир человеческой души как единственный источник счастья. В 1818 году Жуковский пишет стихотворение «Мина» – подражание гетевской песне Миньоны. Это своеобразное, свободное подражание, внутренний пафос стихотворения отнюдь не гетевский: основная мысль стихотворения Жуковского – недостижимость счастья, невозможность его обретения. Это собственная мысль Жуковского, у Гете ее нет. Стихотворение Жуковского –романтический взгляд на мир:

Там счастье, друг! туда, туда

Мечта зовет; там сердцем я всегда.

В заключительном шестистишии завершающие слова звучат так:

О друг, пойдем! туда, туда

Мечта зовет… но быть ли там когда?

 

 

В последних словах – сомнение и тоска. У Гете – сильное желание, но не романтическое сомнение. В стихотворении Гете:

Туда! Туда ведет наш путь;

О, отец, отправимся туда!

Мотивы томления и тоски – романтические, трагедийные. Для романтика в тоске заключено свое очарование и положительное содержание, тоска сродни мечте, она, согласно романтическим представлениям, является основой поэтического, средством внутреннего постижения тайного. Тоска – это счастье несчастных. В стихотворении «Утешение в слезах» Жуковский восклицает: «Как вам счастливцам то понять, что понял я тоской?» Мотивы тоски и стремления в самой безрадостности заключали высокую поэтическую радость. Как заметил еще Гегель, романтическому искусству были присущи блаженство в скорби и наслаждение в страдании. Поэзии Жуковского ведомы радости. Рядом с мотивами грусти и страдания – мотивы светлые,положительные, примиряющие. Трагизму внешнего бытия поэт противопоставляет неограниченные богатства и свет человеческой души; безрадостному в жизни – возможность счастья внутри себя. «В душе моей цветет мой рай», – пишет Жуковский в одном из ранних своих произведений. «Стихи» –произведение, исполненное жалоб на одиночество и увядающую юность. В балладе «Светлана» на ту же тему поэт писал:

Лишь тому, в ком чувства нет,

Путь земной ужасен,

Счастье в нас, и Божий Свет

Нами лишь прекрасен…

Об этом Жуковский писал не только в стихах, но и в письмах: «наше счастье в нас самих!», –писал Жуковский А.Тургеневу. «Счастье в нас самих» – это любимая идея Жуковского. В значительной мере именно на ней строится одно из известнейших его произведений – стихотворение «Теон и Эсхин». Батюшков относил его, наряду с «Узником», к наиболее романтическим созданиям Жуковского: «На это стихотворение, – писал он, – можно смотреть как на программу всей поэзии Жуковского». За счастьем не нужно ходить далеко, оно в самом человеке, – такова основная мысль стихотворения. И это программная и романтическая мысль, в ней выражена самая заповедная вера поэта-романтика Жуковского. Как многие другие стихотворения Жуковского, «Теон и Эсхин» не

только романтическое, но и дидактическое произведение. Свои любимые положительные идеи Жуковский настойчиво внушает читателю: «…боги для счастья послали нам жизнь, но с нею печаль неразлучна», «…для сердца прошедшее вечно, страданье в разлуке есть та же любовь, над сердцем утрата бессильна». Для стихотворения свойственна прозрачная ясность мысли и выражения –классическая ясность. По содержанию мысль характерно романтическая: идея Жуковского, его уроки всегда отвечают романтическому строю души. Для романтиков характерны темы дружбы и поэзии, эти темы в романтическом преломлении близки друг другу, внутренне соотнесены между собой. Дружба, которую воспевают романтические поэты, – это дружба людей, одинаково мыслящих и одинаково чувствующих, равно присягнувших единой поэтической вере. В элегии «Вечер» (1806) Жуковский пишет:

О братья, о друзья, где наш священный круг?

Где песни пламенны и музам и свободе?

В послании «К Батюшкову» (1812):

А ты, мой друг-поэт,

Храни твой дар бесценный;

То Весты огнь священный;

Пока он не угас –

Мы живы, невредимы…

Внутренняя нераздельность темы дружбы и темы поэзии свойственны Жуковскому. Послание посвящено другу-поэту, оно о дружбе и еще больше – о поэзии. Тема поэта и поэзии в мировоззренческом плане особенно дорога Жуковскому, для него это идейно-ключевая тема (как и для многих других романтиков, например Веневитинова). Жуковский постоянно возвращается к этой теме: в посланиях, элегиях, балладах, поэмах. Тема поэзии занимает видное место в его дружеской переписке: «Поэзия – откровение и счастье», –сообщает он в письмах, адресованных Козлову, Вяземскому. Одна из самых известных баллад Жуковского «Светлана» (1811). Баллада –народная песня средних веков, произведение по преимуществу романтическое. По своему происхождению баллада восходит к средневековой песне-сказке. Баллады Жуковского – «Людмила» и «Светлана» – написаны четырехстопным хореем, который в русской литературной традиции имел преимущественное употребление в жанрах песни и сказки (песни Сумарокова, Державина, сказки Пушкина и Ершова).

«Людмилу» (1808) и многие другие баллады Жуковский одевает в песенные, народные одежды. Баллада «Людмила» – своеобразная «переделка» «Леоноры» Бюргера. Баллада Жуковского –сочинение романтическое. Жуковского захватило стремление в даль средних веков, в давно исчезнувший мир сказаний и преданий. Успех «Людмилы» воодушеви Жуковского. Переводы непрерывно следуют один за другим. Лучшие переводы Жуковского – из Шиллера. Из оригинальных поэтических произведений Жуковского к этому времени относится «Громобой», первая часть большой поэмы «Двенадцать спящих дев». Внесением романтического содержания в свою поэзию Жуковский значительно расширил утвердившийся до него сентиментализм русской литературы, но из содержания романтизма Жуковский брал только то, что отвечало его собственным идеальным устремлениям и мечтам. Поэзия Жуковского, будучи субъективной, в то же время служила общим интересам развития романтической литературы. Субъективизм Жуковского был важным шагом вперед на пути отрешения русской литературы от классицизма. Он внес в русскую литературу малоизвестный ей мир внутренней жизни человека. Жуковский развивал идеи человечности и своим неподдельным, задушевным чувством возвышал нравственные требования и идеалы. С 1809-1810 годы Жуковский является редактором журнала «Вестник Европы» и живет в Москве, затем Жуковский вернулся в деревню и здесь пережил тяжелую сердечную драму. Поэт страстно полюбил Марию Протасову. Мечты о взаимной любви и счастье семейной жизни становятся любимыми мотивами поэзии Жуковского. Поэту приходилось скрывать свою любовь; она находила выход только в поэтических излияниях: Мария Протасова была племянницей Жуковского. В 1812 году Жуковский решился просить у Екатерины Протасовой (младшей дочери А.Бунина) руки Марии, ее дочери, но получил решительный отказ, мотивированный родственными отношениями. Вскоре после этого Жуковский уехал в Москву и поступил в ополчение. В лагере под Тарутином он написал «Певца в стане русских воинов», сразу доставившего ему несравненно большую известность, чем вся предшествовавшая его поэтическая деятельность. В тысячах списков оно разошлось в армии и в России. В конце 1812 года Жуковский заболел тифом и в январе 1813 года вышел в отставку. С 1810 года Жуковский усердно работает над своим самообразованием, с особенным усердием занимается изучением истории, всеобщей и русской, и приобретает в ней знания серьезные и основательные. В 1814 году Жуковским написано «Послание императору Александру», которое навсегда решило судьбу поэта. Императрица Мария Федоровна выразила желание, чтобы Жуковский приехал в Петербург. С 1817-1841 годы – период придворной жизни Жуковского, сначала в качестве воспитателя наследника престола Александра. К этому периоду относятся нередкие поездки

Жуковского за границу, отчасти вследствие служебных обязанностей, отчасти для лечения. Так, отправившись осенью 1820 года в Германию и Швейцарию, Жуковский в Берлине принимается за перевод «Орлеанской Девы» Шиллера, который заканчивает к концу 1821 года. Под впечатлением осмотра Шильонского замка Жуковский переводит «Шильонского узника» Байрона. К тому же времени относятся переводы Мура («Пери и Ангел» и некоторые другие пьесы). Тяжелые утраты, перенесенные поэтом в 1828-1829 годах: смерть императрицы Марии Федоровны и близкого друга А.Воейковой – вызывают перевод баллад Шиллера «Поликратов перстень» и «Жалобы Цереры». Под влиянием Пушкина Жуковский пишет «Спящую царевну», «Войну мышей и лягушек», «Сказку о царе Берендее» (1831). Зиму 1832-1833-х годов Жуковский проводит на берегу Женевского озера. К тому времени относится целый ряд переводов из Шиллера, Гердера, отрывков «Илиады», а также продолжение перевода «Ундины». В 1837 году Жуковский объездил с наследником цесаревичем Россию и часть Сибири; годы 1838-1839-е Жуковский проводит с ним в путешествии по Западной Европе. В Риме поэт особенно сближается с Гоголем. Влияние, которое Жуковский оказал на цесаревича Александра, было благотворным: в истинно-гуманном направлении вел Жуковский воспитание наследника. После появления баллады «Светлана» Жуковский стал «певцом Светланы». Эта баллада в большей степени народна. Народные элементы в ней более заметны и более органичны. В «Светлане» чувствуется общая атмосфера народности; в ней черты народного быта, народные обряды, стилизованные, но народные в своей основе склад речи и форма выражения чувств. Создается ощущение атмосферы народности, оно возникает уже с самых первых стихов баллады:

Раз в крещенский вечерок

Девушки гадали:

За ворота башмачок,

Сняв с ноги, бросали;

Снег пололи; под окном

Слушали; кормили

Счетным курицу зерном;

Ярый воск топили…

И над чашей пели в лад

Песенки подблюдны…

Баллада «Светлана» романтическая не только благодаря приметам народности, но и по другим признакам. В ней характерный романтический пейзаж – вечерний, ночной, кладбищенский –сюжет, основанный на таинственном и страшном (такие сюжеты любили немецкие романтики),романтические мотивы. Все это выглядит отчасти условным и книжным, но условно-книжный, в известном смысле сказочный мир, согрет авторской верой в истинность изображаемого и любовью к героине. Героиню, и все, что с ней связано, отличают черты живой жизни. Сказка, сказочная история,рассказанная автором, силою его любви делается как бы подлинной, делается реальнее самой каждодневной реальности. Высокая внутренняя правда и теплый лиризм доброй сказки – вот главные ощущения, которые вызывает в читателе баллада «Светлана». Для героини баллады все дурное оказывается сном, дурное кончается с пробуждением. «Светлана» наполнена верой в доброе. В «Светлане» и в некоторых других балладах вера в доброе выступает у Жуковского не только в сказочной, но и отчасти в религиозной форме, однако существо этой веры не в одной религиозности,а еще больше в глубокой человечности Жуковского. В конце баллады «Светлана» звучат слова с несомненной религиозно-дидактической окраской:

Вот баллады толк моей:

«Лучший друг нам в жизни сей

Вера в провиденье.

Благ зиждителя закон:

Здесь несчастье – лживый сон;

Счастье – пробужденье».

В этих словах отражено и религиозное сознание Жуковского, и его глубокий оптимизм, в основе которого – сильное желание добра и радости для человека. В «Светлане», при общем поэтически-светлом колорите, почти не ощущалось страшное в сюжете – страшное смягчалось складом легкого повествования и легкого стиха. Романтический характер поэзии Жуковского в большей степени проявляется в особенностях его стилистики, в своеобразии его языка. В этом, как и во всем другом, индивидуально-неповторимое у Жуковского перемешивается с родовым, типологическим, создавая в итоге особую языковую разновидность романтизма, особую языковую романтическую традицию, к которой принадлежали и Тютчев, и Фет, и Блок. Язык поэзии Жуковского характеризуется значительной долей условности в лексике и фразеологии: «младость с мечтами», «любови сладость», «пленительные кудри», «туманная даль», «туманный поток», «суета света», мечта и ночь и т.д. Некоторые из этих слов и выражений романтическая поэзия Жуковского, да и романтическая поэзия вообще, унаследовала от языка сентименталистов. В языке романтиков унаследованное оказалось органически усвоенным,вполне своим. Более того: повторяемость известного рода сочетаний и выражений в романтической поэзии приводит к тому, что эти сочетания и выражения становятся чем-то вроде постоянных выражений и постоянных признаков романтизма. Романтизм, таким образом, создает свой собственный относительно неподвижный ряд языковых значений, в которых отражается глубинное сознание поэзии этого типа. Язык романтиков – это язык необычный, внебытовой, как и мир их поэзии. В языке поэзии Жуковского заметно особенное пристрастие к неожиданным звучаниям и сочетаниям слов, к столкновению антиномий, интерес к языковой экзотике в названиях, в именах, в определениях. Присущее романтическим поэтам стремление создать истинную поэзию сердца, проникнуть в непоказанные глубины человеческой души, поэтически раскрыть ее тайны порождало особое отношение романтиков к слову. В поисках глубин выражения Жуковский неоднократно провозглашал в своих стихах невозможность словом передать всю полноту мысли и чувства. В таких поэтических декларациях заключалось своеобразное указание на внетекстовую значимость слова, на его «бездны пространства». Отрицание способности языка служить вполне средством общения было отчасти стилистическим приемом, особым средством языковой выразительности. Вот почему и Жуковский, и другие романтики так часто говорили о «невыразимом»:

Мы верим сладостным словам,

Невыражаемым, но внятным…

Для Жуковского проблема языковой «невыразимости» имела такое важное значение, что он посвятил ей особое стихотворение – «Невыразимое»:

Кто мог создание в словах пересоздать?

Невыразимое подвластно ль выраженью?

Святые таинства, лишь сердце знает вас.

…………………………………….

Хотим прекрасное в полете удержать,

Ненареченному хотим названье дать –

И обессиленно безмолвствует искусство…

Стихотворение «Невыразимое» заканчивается выразительными, афористически острыми и едкими словами: «И лишь молчание понятно говорит». Спустя немного времени другой романтический поэт, во многом близкий Жуковскому, Тютчев, прямо откликнется на эти слова в своем стихотворении «Silentium», скажет о том же, что и Жуковский, но с новой силой и новой глубиной. В своей поэзии романтики не только указывали на недостаточную выразительность слова, тем самым отчасти преодолевая ее, но и стремились иными путями обогатить слово, выйти за его видимые пределы. Они широко пользовались в языке средствами музыкальными и живописными,большое значение у них приобретает, наряду с полновесным словом, слово неточное и неопределенное. У Жуковского неточность и неопределенность слова всегда компенсируется сильной музыкальной его выразительностью. В то же время сама музыкальная неопределенность поэтического слова Жуковского давала представление о непоказанной глубине. Когда мы говорим о романтическом характере поэзии Жуковского, мы должны иметь в виду термин «романтизм» не только в основном его понимании (романтизм как поэзия внутреннего, души человеческой), но и романтизм как право на поэтическую свободу, как реакцию на нормативность классицизма. Поэзия Жуковского отличалась в лучших своих образцах не одной сердечной глубиной, но и поэтической смелостью. Эта смелость Жуковского-поэта, может быть, особенно заметна в его версификаторских новшествах и нововведениях, в его опытах обновления традиционных стиховых форм. Большой заслугой Жуковского перед русским стихом явилось то, что он одним из первых в русской поэзии испытал и утвердил гекзаметр. Гекзаметром он написал «Ундину», «Войну мышей и лягушек», сказку о царе Берендее, стихотворение на смерть Пушкина, не говоря уже о переводе «Одиссеи» Гомера. Гекзаметр Жуковского появился до выхода в свет «Илиады» Гнедича, до произведений Дельвига и воспринимался читателем как несомненное новшество. Славу первооткрывателя Жуковский разделяет не только с Гнедичем, но и с Радищевым, и с Тредиаковским. Жуковский обращается к гекзаметру вразрез с господствующей поэтической традицией. В этом заключалось его смелость и новаторство. Новаторство Жуковского проявилось еще в большей степени в том, что он с самого начала пользовался гекзаметром широко, в произведениях разного жанра и стиля, придавая гекзаметру соответственно разное звучание. Так, в сказке «Война мышей и лягушек» он использован Жуковским в тексте пародийно-комическом и передает авторскую иронию. Совсем иначе, возвышенно-строго и вместе с тем не книжно, передавая непосредственное авторское чувство, живую боль от тяжелой утраты, звучит тот же размер в стихотворении, посвященном памяти Пушкина, – «Покойнику». Общий характер поэзии Жуковского вполне выразился к 1815-1816 годам, огромное воздействие на русскую литературу оказали и переводы Жуковского, помимо высокого совершенства формы, мягкого, плавного и изящного стиха, они важны тем, что ознакомили русского читателя с лучшими явлениями европейского литературного творчества. Белинский писал: «Благодаря Жуковскому, немецкая поэзия нам – родная». По тому времени это была высокая задача, перед русским читателем открывались совершенно новые, широкие горизонты. Жуковский воспринимался современниками не просто как романтик, но и как первооткрыватель романтизма в русской литературе. Так понимал значение Жуковского и Белинский: «…Жуковский был переводчиком на русский язык не Шиллера или других каких-нибудь поэтов Германии и Англии: нет Жуковский был переводчиком на русский язык романтизма средних веков… Вот значение Жуковского и его заслуга в русской литературе». В творчестве Жуковского романтическая поэтика нашла свое самое полное выражение. Для Жуковского романтизм был не этапом в его творчестве, а внутренним пафосом всей его поэзии, при этом романтиком Жуковский был и по характерной тематике большинства своих произведений, и по излюбленным поэтическим мотивам, и по своеобразию жанрового материала, и по особенностям своей стилистики, и по своему стремлению к максимально свободным и новым формам поэтического выражения.

Кондратий Рылеев

Первым стихотворением Рылеева, которое принесло ему известность и славу, была сатира «К временщику». Сатира была написана в 1820 году. Н.Бестужев писал о сатире Рылеева: «Это был первый удар, нанесенный Рылеевым самовластью». Сатира Рылеева, в которой современники сразу узнавали главного ее адресата – министра Аракчеева, была наполнена гнева и обличения:

Надменный временщик, и подлый, и коварный,

Монарха хитрый льстец и друг неблагодарный,

Неистовый тиран родной страны своей…

Написав сатиру, Рылеев ожидал ареста. Декабристское слово и дело здесь соединились.Сатира свидетельствует о мужестве поэта. Сам же поэт становится властителем дум. «К временщику» - произведение высокого ораторского жанра, архаические тенденции проявляются не только в жанровом своеобразии, но и в языке сатиры: «взирать», «дерзаешь», «взор»,«ярый» и т.д. Рылеев не случайно пользуется архаизмами: слово должно «пронзать» сердце и душу,слово должно заставить ужаснуться картине окружающего рабства. Архаические языковые тенденции вообще характерны для декабристов, которые очень дорожили внебытовым, высоким звучанием архаического слова. Показательно, что пренебрежение старинными элементами в языке поэт-декабрист Кюхельбекер воспринимал как серьезный недостаток современной ему литературы. Сатира Рылеева «К временщику» представляет собой произведение «открытого» типа –разговор прямой, стихотворение наполнено гражданским пафосом. В значительной мере это и приближает стихотворение к произведениям ораторского жанра. Романтизм декабристов был просветительского и классицистического толка. Не случайно одним из литературных учителей декабристов, и Рылеева, в частности, был поэт Державин. Ода Рылеева «А.П.Ермолову» (1821г.) звучит по-державински:

Наперсник Марса и Паллады!

Надежда сограждан, России верный сын,

Ермолов!…

… Тебя все ратники, тебя победы ждут…

Последние слова оды для читателя декабристского умонастроения имели особый смысл, они воспринимались не только в контексте самой оды, но и в современном, очень злободневном контексте: декабристы возлагали на Ермолова надежды и упования. В соответствии с этими упованиями и прочитывались финальные слова оды Рылеева. Сходство с Державиным у Рылеева, разумеется, не было абсолютным, державинский характер имела стилистика оды, но не ее направленность и звучание. Рылеев многому учился у Державина, но путь, которым он шел в поэзии, даже в ранний период творчества, был особенным. В 1823 году Рылеев пишет оду «Видение». В ней иные мотивы, иной адресат, нежели в оде,посвященной Ермолову, однако оба произведения похожи своим направлением, внутренним пафосом. Ода «Видение» была написана ко дню рождения великого князя Александра Николаевича,но в отношении к содержанию стихотворения это лишь внешний факт. Истинный смысл стихотворения – поучение, урок царям. Это урок царям, преподанный человеком внутренне свободным, независимым, урок, преподанный поэтом-гражданином:

Твой век иная ждет судьбина,

Иные ждут тебя дела…

Уже воспрянул дух свободы

Против насильственных властей…

Быть может, отрок мой, корона

Тебе назначена творцом;

Люби народ, чти власть закона,

Учись заране быть царем.

Твой долг благотворить народу,

Его любви в делах искать…

В оде «Видение» заключена политическая программа: в ней наставление властителям, как должно управлять страной, на каких принципах основывать власть. В соответствии с общими воззрениями декабристов важное место занимает тема просвещения: «будь просвещенья покровитель, оно надежный друг властей». «Видение» написано в развитие ломоносовских и державинских одических традиций, но с усилением социального и политического аспекта, в ней появляются отчетливо выраженные демократические и свободолюбивые идеи. В творчестве Рылеева происходит обновление одического жанра, при этом жанр обновляется не только за счет содержания,но и внешним образом. В 1823 году Рылеев создает оду «Гражданское мужество», здесь он отказывается от привычного для этого жанра обращения к высоким лицам. Слава в стихотворении звучит не тому или иному историческому лицу, а гражданским добродетелям:

…Но подвиг воина гигантский

И стыд сраженных им врагов

В суде ума, в суде веков –

Ничто пред доблестью гражданской.

Ода «Гражданское мужество» носит программный характер.

В 1824 году Рылеев пишет стихотворение «На смерть Байрона». Байрон – поэт, во многом близкий Рылееву: близкий своим вольнолюбием, темпераментом и мужеством борца. Стихотворение, посвященное Байрону, - это хвала и слава не только поэту, а гражданским доблестям, свободе, борьбе за свободу. Сквозная, ведущая, «программная» тема всей поэзии Рылеева – тема свободы и славы гражданской – является ведущей и главной в этом стихотворении:

Царица гордая морей!

Гордись не силою гигантской,

Но прочной славою гражданской

И доблестью своих детей.

В стихотворении «На смерть Байрона» Рылеев не просто высказывает свои мысли, но и по обыкновению всех поэтов-декабристов «учит времена и народы». Стихотворение Рылеева синтезирует различные жанровые формы: это одновременно и элегия, соответствующая случаю (на смерть Байрона), и ода в ее характерной для Рылеева разновидности, заключающая в себе идеи и уроки общего значения. Рылеев писал и просто элегии. В жанре «чистой» элегии созданы стихотворения «Воспоминания» (1823), «Стансы» (1824), «Элегии» (1824, 1825). В этих стихотворениях –сентиментально-романтическая образность и стилистика, романтические мотивы: «сладостные мечты», «безумство юных дней», «тоска и суеты», «пылкая юность», «горький жребий одиночества» в кругу людей, мир печальный, как «угрюмая могила». В этих стихотворениях Рылеев близок не Державину, а Жуковскому. Рылеев одновременно ученик Державина и Жуковского. В 1821 году в «послании к Гнедичу» Рылеев называл Жуковского «любимым Феба сыном» и «сокровищ языка счастливым властелином». В творчестве Рылеева оказываются органически связанными гражданственно-одическое и элегические направления. Применительно к эпохе, в которую жил Рылеев, это вполне закономерно. Классическое и романтическое начала в равной мере представлены в стихотворении «Я ль буду в роковое время…», здесь звучат мотивы гражданской оды и романтической элегии:

Я ль буду в роковое время

Позорить гражданина сан

И подражать тебе, изнеженное племя

Переродившихся славян?