Расщепить педагогические секунды

Мои коллеги вначале с недоверием отнеслись к 15-минутным урокам.

- Ну, как Ваши уроки? - часто спрашивали они с любопытством, ожидая, что в конце концов я скажу им:

- Знаете, ничего не вышло... Не успеваю!.. Однако, не дождавшись такого ответа, пожелали посетить «мини-уроки».

Да, им понравились эти живые, компактные, полные эмоций и напряженности мысли малюсенькие уроки. Дети не устают, им. не надоедает однообразие, нет скуки. А расписание уроков и перемен на каждый день у меня получается примерно такое, как сегодня.

1. Мини-урок грузинского языка.

Классная пятиминутная перемена: предлагаю детям потанцевать под музыку.

Мини-урок математики.

Школьная перемена (10 мин).

2. Мини-урок русского языка.

Классная пятиминутная перемена: предлагаю детям послушать русскую народную сказку в музыкальном сопровождении.

Мини-урок математики.

Большая школьная перемена (30 мин): устраиваю прогулку на свежем воздухе.

3. Мини-урок русского языка.

Классная пятиминутная перемена: предлагаю детям опустить головы на парты, закрыть глаза и вспомнить что-нибудь хорошее, доброе, веселое.

Мини-урок грузинского языка.

Школьная перемена (10 мин).

4. Урок рисования. (Уроки рисования, пения и музыки, труда и физкультуры у нас полные - по 35 мин.)

Разумеется, такое расписание прибавляет мне забот. Я вынужден глубже заглянуть в структуру урока. Мне необходимо заняться расщеплением этих 900 атомов-секундочек, дабы получить ценную педагогическую реакцию, высвободить энергию и направить ее на переживание детьми

счастья жизни,

счастья познания,

счастья общения,

счастья взросления.

Ребенок не может ждать счастья. Он нетерпелив. Он хочет и должен быть счастливым сегодня, сейчас. И какой же я педагог, если каждая секунда общения со мной не сделает его счастливым и радостным и, конечно же, умным и опытным?

И чтобы доставить моим «нулевикам» - всем вместе и каждому в отдельности - такое счастье, мне приходится часами работать над партитурой каждого урока, каждой перемены.

Я дорожу педагогическими секундами.

Пусть никто не смеет задерживать меня перед началом урока, когда я спешу к детям!

Пусть никто не смеет стучать в дверь во время урока, если только не началась тревога!

Пусть никто не смеет отрывать меня от детей, когда я должен быть с ними и когда я им нужен!

И дело вовсе не в мини-уроках! А в том, что надо знать цену педагогическим секундам, и мини-уроки помогли мне глубже понять это. Как же я могу обращаться к детям с балластом слов, пожирающим эти секунды? А что такое балласт слов? Вот что!

- Послушайте, пожалуйста, что я вам скажу... Внимательно слушайте... Задача такая. Купила девочка в магазине три тетради. Поняли, да? Три тетради... И каждая тетрадь, каждая тетрадь стоит две копейки, две копейки. Как вы думаете, сколько копеек девочка заплатила за три тетради?.. Не надо спешить, подумайте сперва, хорошо подумайте. Хотите, повторю задачу? Сколько девочка заплатила за три тетради, если одна тетрадь, одна тетрадь стоит две копейки?.. Поняли, да? Не надо выкрикивать... Думайте все-все... Не спешите!..

И дети уже не спешат. Может быть, раньше они спешили, им не терпелось ответить педагогу, какая сегодня погода и сколько могут стоить три тетради, но теперь уже эти стремительные лани уподобляются черепахам. Им надо сперва высвободить себя от туманности слов. А секунды улетели. Их никогда больше не вернуть, из них никогда больше не будет высвобождена педагогическая энергия.

Что такое балласт слов на уроках?

Это обучающе- и воспитывающеобразное пустословие, педагогическая ограниченность, ведущая к «заземлению» ума и прав ребенка, рожденного для полета. Это липкая паутина, связывающая крылья птиц. Это гаситель познавательного огонька, держатель цепной реакции радости учения. «Не хватает времени на уроке... Не успеваю!» - скажет иной педагог, не задумываясь над тем, сколько минут было поглощено на этом же уроке балластом слов!

Вот этому и научили меня мои мини-уроки. Хотя они служили не только этому.

Был у меня такой забавный случай в первые дни сентября. Шли последние десять минут урока грузинского языка. Урок этот был третьим. Мы занимались анализом слова. Я «кидал» детям звуки, они «ловили», и вдруг замечаю, что Вова лежит на парте с закрытыми глазами, не «ловит» звуков.

- Он заснул! - сказала Тамрико, указывая пальцем на Вову.

Дети рассмеялись.

Я подал детям знак не шуметь, на цыпочках подошел к Вове: мальчик беспечно спал. Всего несколько минут назад он был таким же активным, смеялся, радовался. И от радости можно устать, и тебе захочется задремать, заснуть. Что же мне надо было делать? Разбудить мальчика? Объяснить, что спать на уроке нельзя?

Дети, - сказал я шепотом,- надо беречь сон человека, потому что в это время он набирает силы! Давайте заниматься тихо, чтобы не разбудить Вову!

Я начал «кидать» им звуки, понизив голос.

А дети?

Они вдруг стали такими заботливыми, нежными. И после каждого ответа они поглядывали на Вову: не разбудили ли его? На перемене они вышли в коридор на цыпочках, с укором глядели на всякого, кто с шумом отодвигал стул и начинал громко разговаривать.

Иногда, видя, что дети устали, а некоторые начинают зевать, лениво потягиваться, я предлагал им опустить головы на парты, устроиться поудобнее, закрыть глаза и послушать сказку. А сказку, забавную и умную, о малъчике-с-пальчик я рассказывал убаюкивающе, шепотом, наступала полная тишина, и я чувствовал, как дети, дремля, вбирали в себя каждое слово. Я заметил: после такого пятиминутного отдыха дети быстро восстанавливали силы, и мы с прежним весельем и интересом продолжали урок.

О чем мне говорит этот опыт? Может быть, о том, что шестилеткам нелегко привыкнуть к школьной жизни. Их интеллект готов вобрать в себя знания, понятия, но физические силы, развертывающиеся в сидячих условиях деятельности, быстро расходуются, и необходимы особые меры для их восстановления. Мини-уроки, разнообразные классные и школьные перемены возникли в моей практике как способы, предотвращающие усталость детей.

Думаю, что скоро мини-уроки нам не будут нужны: дав детям возможность привыкнуть к учебной работе и научив меня ценить время на уроке, они отслужат свое.

Пробудить совесть

На десятиминутных школьных переменах я всегда занят. Занят тем, что записываю на доске в классе задания для следующего урока, или вместе с дежурными раскладываю по партам учебные материалы, или же «помогаю» детям поухаживать за нашим аквариумом, цветами на подоконниках.

Но есть еще более важная забота, содержание которой нельзя заранее предвидеть. Забота о том, чтобы сразу стать судьей для детей, разрешать возникшие конфликты, общаться с ними и, вообще, регулировать отношения.

Чувствую, сейчас в коридоре происходит что-то неладное: кто-то плачет.

- Узнайте, в чем дело! - говорю детям, обступившим меня.

Через минуту вокруг меня собирается большая группа детей и они наперебой объясняют:

- Элла и Русико...

- Русико и Элла...

- Она дала брошку...

- А яблоко съела...

- Брошку не хочет вернуть...

- Русико боится маму... Она же не знает...

- Не надо было им обмениваться...

- У Эллы не осталось яблока...

Оказывается, у Русико была брошка, которую она взяла из дома, а у Эллы - яблоко. И они договорились обменяться ими. Элла приколола брошку к платью, а Русико взяла яблоко. Но когда Русико съела его, то увидела, что у нее ничего не осталось - ни брошки, ни яблока.

- Отдай мою брошку! - сказала она Элле.

- Я же дала тебе яблоко!

- Яблоко я уже съела, а теперь верни мне мою брошку!

- Дай яблоко - и верну! - запротестовала Элла.

- Я уже съела яблоко... Верни мне мою брошку!

И девочки вцепились друг в друга.

Дети бурно обсуждают происшедшее. Мнения разные. Мое решение будет теперь окончательным. Как быть? Конечно, брошку надо вернуть. Может быть, просто отобрать ее у Эллы, а после уроков передать маме Русико? Нет, я сделаю по-другому...

Сажусь за парту. Дети умолкли. Русико смахивает слезы, Элла стоит, нахмурив брови. Я закрываю руками лицо и начинаю говорить - медленно и спокойно.

- Представьте, что я - Элла. Как бы я поступил на ее месте? Я бы подумал так: «Не надо было обменивать яблоко на брошку. Лучше было бы поделиться яблоком с Русико. Но раз так получилось, не заберу же я эту брошку себе, ведь она принадлежит маме Русико! Конечно, я верну Русико брошку и скажу, чтобы она отдала ее своей маме и больше такие вещи в школу не приносила...» А теперь представьте, что я - Русико. Когда Элла вернула бы мне мамину брошку, я сказал бы ей: «Большое спасибо, Элла! Извини, что так получилось. Брошку я отдам маме!..» Я верю, что обе девочки очень добрые и вежливые и, пока я открою лицо, они так и поступят и еще обменяются улыбками... Ну, как, открыть мне лицо?..

Детям нравится мое решение. Они советуют девочкам помириться:

- Давай... Быстро... Улыбнитесь... Пожмите друг другу руки... А ты извинись...

Открываю глаза и, как букет красочных цветков, вижу радостные улыбки детей...

Я едва успел написать на доске последнее задание, как услышал грохот в коридоре. В чем дело?

- Это он... Это он разбил горшочек с цветком! - кричат некоторые.

А «Отар» (В некоторых случаях вместо настоящего имени ребенка пользуюсь вымышленным, ставя его в кавычки) стоит испуганный, виноватый и оправдывается:

- Я не хотел... Он меня толкнул, и я наткнулся на цветок!..

- Я тебя вовсе не толкал!.. Ты сам!..

Да, бывают в школе такие случаи: кто-то разбил стекло, кто-то порвал книгу, кто-то задел кого-то. И если там двое-трое или больше ребятишек, они сразу сваливают вину на других и оправдывают себя. Я искренне верю, что во многих случаях дети действительно не знают, кого можно считать «виноватым». Только не себя - вот и все. И не нравится мне, когда взрослые со всей серьезностью и строгостью выпытывают у детей, кто же виноват, а затем, поверив одним и не доверяя другим, читают мораль провинившемуся, прибегают к наказаниям.

А если наказанный не виноват? Можно ли надеяться, что мораль, прочитанная ему за «проступок», или наказание все же сделают свое дело, предупредят ребенка, чтобы он в будущем больше не провинился?

Если бы это было так, в педагогике была бы найдена панацея от всех детских шалостей: наказали бы всех предварительно, за возможные будущие проступки, прочли бы им строгие нотации и этим раз и навсегда покончили бы со всеми недоразумениями.

Винить ребенка, который не считает себя виновным, - это педагогическое зло. Это не спасет его от будущих провинностей, зато вызовет в нем неприязнь к старшим и товарищам, которые не поверили ему. И я считаю, лучше не искать виновного, а в его присутствии и с его участием восстановить порядок, оценить происшедшее.

Может, кто-то возразит, что, не находя и не наказывая виновных, мы будем как бы поощрять их на дальнейшие проступки. Напротив, это будет толчком для пробуждения совести ребенка, зарождения у него чувства ответственности за все совершаемые дела и поступки.

Что же будет представлять собой детский коллектив, где много порицаний и наказаний? Лучше станет дисциплина, меньше будет нравоучений? Быстрее заговорит в детях совесть и появится ответственность? Нет, не думаю, чтобы это было так. Скорее всего можно предвидеть вот что: напуганные дети ведут себя прилично, однако находятся в конфликте со всеми, кого они боятся; они становятся более ожесточенными по отношению друг к другу; меньше среди них проявлений чувства сопереживания, чуткости и отзывчивости. Я говорю «меньше», имея в виду ту педагогическую среду, где в противовес императивному давлению на детей ведущей становится забота о пробуждении личности ребенка, о зарождении в нем сознательного «я», о воспитании в нем чувства снисхождения, доброты и отзывчивости. Разумеется, личность не исчерпывается этими качествами: она должна быть еще волевой, целеустремленной, с мотивационной основой. Я предпочитаю идти по этой педагогической тропинке. И так как мне здесь не все знакомо, потому что она, эта тропинка, еще не протоптана, то рискую допустить педагогические ошибки.

Больше всего я боюсь детской ожесточенности. Какими порой они бывают беспощадными по отношению друг к другу! Особенно же детский коллектив, если его противопоставить одному из его членов. Вот провинился мальчик в чем-то пусть - нехотя, пусть нарочно (дети все равно не станут вникать в причины) - и неосторожный педагог обращается к детям: «Видите, как он нас подвел? Что бы вы сказали о его поступке? Как нам его наказать?»

Я боюсь слушать оценки детей, для которых больше повинен тот, кто посадил на скатерти - хотя совершенно случайно - большую кляксу, чем тот, который назло, преднамеренно облил скатерть чернилами, но клякса получилась меньше. И будут говорить дети: он плохой мальчик, злой, с ним не нужно дружить, может быть, даже следует его выгнать из школы и т. д. и т. п. Вот что может сделать неосторожный педагог и даже найти себе оправдание: именовать все это воспитанием через коллектив. Но давайте разберемся: воспитание ли это через коллектив или унижение ребенка посредством коллектива?

Нет, лучше дать школьнику почувствовать молчаливое осуждение его поступка товарищами, помочь осознать не обращенный прямо к нему смысл общественной оценки проступков, им совершенных, самому пережить огорчение из-за разбитого горшочка, ушибленной по его вине ноги товарища... Вот такой процесс воспитания я бы назвал воспитанием личности с помощью коллектива.

В моем классе еще нет коллектива. Эта группа детей сегодня двадцатый раз собралась вместе, малыши не всех знают по имени, они еще не успели подружиться друг с другом, а общая цель пока ими не осознана. Коллектив рождается в совместной и целенаправленной деятельности. А к такой деятельности мы только приступаем. И тем более страшно ожесточить этих детей друг против друга, их надо сомкнуть на основе доброжелательности, а не грубого давления...

А сейчас стоит «Отар» перед разбитым горшочком, земля разбросана, а цветок-кактус, как раненый, валяется на полу. Горькое зрелище! Достаточно только одного моего укоризненного слова, и дети с упреками набросятся на товарища. Достаточно одной моей насмешливой улыбки, и дети уничтожат его своими насмешками. Но этого делать нельзя. Я уже преподнес им несколько уроков молчаливого снисхождения, заботы. Еще много раз придется мне решать подобные задачи на сотнях будущих перемен.

Я нагибаюсь к цветку.

- Разве так важно, кто это сделал? Важно спасти наш кактус!

Дети собирают черепки, землю.

- Принесите, пожалуйста, наше ведерко, мы можем до завтра подержать в нем цветок!

Помещаем кактус в ведерко.

- А посмотрите, как вытекает сок из сломанной ветки!.. Эта белая липкая жидкость и есть его «кровь»...

- Мама сказала, что кактус - лечебное растение! - говорит нам Нато.

- А у него не болит переломанная ветка?

Я: Как вы думаете, что бы он сказал, если бы умел говорить?

- Сказал бы: «Вам не жалко меня?»

- Сказал бы: «Зачем сбросили с подоконника? Надо быть осторожными!»

- Еще рассердился бы и сказал: «Я вас больше не буду лечить!»

- Нет, этого он не скажет! Он - доброе растение!

- Он сказал бы еще: «Принесите завтра горшочек и посадите меня в него! И ухаживайте за мной, чтобы я скорее вылечился!»

- Я принесу горшочек с землей для цветов! - говорит «Отар».

- Я тоже принесу горшочек!

И вот звонок на урок. На полу чисто. Кактус в ведерке. Завтра мы пересадим его в другой горшочек - ведь обещал «Отар» тоже принести горшочек с землей. А теперь пора входить в класс.

- Мальчики, помните, что вы - мужчины!

И пока дети входят в класс, я несколько раз мысленно повторяю фразу, чтобы не забыть, а потом записать, так как, по всей вероятности, она станет моей заповедью: